ГОСУДАРСТВО САМУРАЕВ

Мечта многих могущественных даймё прошлого, наконец, стала реальностью. Древний идеал кланов, которые все до единого признавали духовного правителя (императора), и всей достаточно небольшой по территории страны, желавшей единого управления, вот-вот должен был осуществиться. Один из даймё, Токугава Иэясу, хозяин обширных земель в восточных областях (Эдо (Токио)), в 1600 году, в решающем сражении против своих противников преимущественно из западных провинций при Сэкигахара одержал полную победу. Объединение Японии свершилось.

Впрочем, для этого потребовались усилия не одного человека. Ода Нобунага (1534-1582), владелец небольших земель в центральной Японии, за двадцать пять лет интриг, смены союзников, тяжелых походов и беспощадных завоеваний сумел пробиться в число самых влиятельных людей Японии. В число его «завоеваний» попали и крупные религиозные институты, среди них и храм Энрякудзи школы Тэндай, бывший в течение столетий источником постоянной головной боли для центральных властей Киото. В 1571 году Нобунага истребил тысячи обитателей горы Хиэй (монахов, монахов-воинов, женщин и детей) и сжег Энрякудзи до основания. Уничтожением пригрозили и крепости-монастырю Коя-сан школы Сингон. А в 1580 году в центральной Японии с помощью Токугава Иэясу была разгромлена и выбита из Осака воинственная секта школы Чистой Земли Икко.

В 1582 году Нобунага, окруженный войсками одного из своих полководцев, которые подожгли его резиденцию, покончил с собой. Дело его продолжил Тоётоми Хидэёси (1536-1598), служивший сперва простым пехотинцем, а потом произведенный Нобунага в командующие. Хидэёси почти завершил выполнение задачи, которой посвятил себя его покровитель. Именно как вассал Хидэёси Иэясу получил земли в Эдо, на востоке Японии и вдалеке от Киото. Но в 1598 году Хидэёси умер, оставив после себя малолетнего сына. Поклявшиеся в верности наследнику опекуны, в их числе и Иэясу, вскоре раскололись на два лагеря — западный и восточный, и борьба разгорелась с новой силой. Апогеем ее явилась битва при Сэкигахара. Потерпев поражение, остатки противников Иэясу, поддерживавших сына Хидэёси, вновь объединились и укрепились в замке Осака. Но Иэясу, в 1603 году названный императором сёгуном, в 1615 году взял штурмом и эту последнюю твердыню. Так многовековая мечта всей нации осуществилась окончательно — Япония была теперь единой!

Более не осталось никаких сомнений, кто является господствующим классом в стране — у руля стояло самурайское сословие с кланом Токугава и его ближайшими сподвижниками во главе. Их власть продлится до 1867 года, и в течение всего этого времени Япония будет закрыта для остального мира. На вершине пирамиды находились члены клана Токугава. Земельные владения только сёгуна возросли до 6 800 000 коку — почти четверть всех обрабатывавшихся в Японии площадей! На ключевые посты в конфискованных у врагов поместьях были расставлены вчерашние союзники, полностью зависимые от властей. Даймё могли произвольно переводить с одних земель на другие. Кроме того, каждый даймё должен был шесть месяцев в году или год через год проводить со своей семьей и за свой счет в Эдо (Токио), столице сёгуната. Когда же даймё жил в своих владениях, семья его оставалась в заложниках в Эдо. Новые замки разрешалось строить только с разрешения сёгуната. В любой момент можно было ожидать новых налогов н «особые проекты». Такими способами обеспечивалась «верность» подданных сёгуна.

В 1616 году Токугава Иэясу умер, но начатая им политика была продолжена. Кроме того, то религиозное почитание, которое прежде оказывалось императору и двору Киото, постепенно переместилось на усыпальницу

Иэясу в Никко, что в нескольких милях к северу от Эдо. Для этого воспользовались хитроумным предлогом: Иэясу получил посмертный титул гонгэн (буддийское божество), а потому на месте его погребения надлежало проводить регулярные государственные церемонии, на которые даже император обязан был посылать своих официальных представителей.

Но самым важным нововведением режима Токугава явилась полная «профессионализация» самурайского сословия, когда на ключевых постах всех уровней власти стояли представители только данного сословия, и создание статичной классовой системы. Подобные «мероприятия» проводил еще Хидэёси. Он «прикрепил» крестьян к их участкам земли и запретил им носить мечи. Более им не суждено было служить рекрутами во времена войн и идти в атаку с мечом в одной руке и мотыгой в другой. Теперь им предписывалось отдавать свои силы и энергию выращиванию риса и обеспечению страны продовольствием. Заботиться об охранении закона и служить в войсках должны были самураи, за что господин-даймё платил им фиксированное содержание рисом.

Общество при режиме Токугава было строго разделено на четыре сословия. Первое сословие — самураи (тридцать одна ступень), второе — крестьяне; затем шли стоявшие уже на порядок ниже ремесленники, и, наконец, торговцы, находившиеся на низшей ступени социальной лестницы, ибо присущая им «жадность до денег» и алчность презиралась во все больше и больше конфуцио-низировавшемся обществе периода Токугава. Вот что пишет об этой социальной модели Холл:

«Идеальный экономический уклад, который хотели создать власти сёгуната, по сути, имел два источника: опыт управления даймё шестнадцатого столетия и классические конфуцианские диктумы, ставшие особенно популярными в столетии семнадцатом. Такой экономический уклад утверждал преимущественно аграрный тип экономики, при котором самураи управляли, крестьяне — производили, а торговцы заботились о распределении».

Согласно учению конфуцианства, именно данный порядок соответствует Воле Неба.

А что же самураи, правители этого идеального государства? Их преимущественное положение было установлено законом, то есть указом Токугава. Только самураи сохраняли привилегию носить в общественных местах два меча — длинный и короткий — и иметь фамилию. Даже самурай тридцать первого ранга считался стоящим над самым образованным и богатым простолюдином (тёнином). Простолюдин же, который осмелился не почтить самурая должным образом, мог быть сразу же без вопросов убит на месте.

Как бы ни был хорош столь привилегированный социальный статус, он имел и свои отрицательные стороны. Самурай, носивший два меча, профессиональный воин, великолепно владевший оружием и боевыми искусствами, должен был превратиться в гражданского служащего, то есть исполнять обязанности секретаря, управляющего поместьем или чиновника в каком-нибудь ведомстве — говоря современным языком, стать клерком, получающим жалованье на государственной службе. А для соответствия такой службе требовалось не только умение владеть мечом, но и определенный уровень образования. Самураи вынуждены были «приобщаться к культуре». О том, как самураи приспосабливались к новым условиям, мы расскажем в следующей главе. По-видимому, им удалось это сделать, ибо за 250 с лишним лет в стране только однажды вспыхнул внутренний мятеж (Симабара, 1637-1638), да еще несколько раз имели место незначительные крестьянские волнения.

Но самураи, особенно низших рангов, сталкивались не только с трудностями адаптирования к исполнению новых для них мирных обязанностей. Зачастую их экономическое положение не соответствовало номинально высокому социальному статусу. Бакуфу (самоназвание правительства сёгуната) в сельскохозяйственной стране не имело иных способов увеличить поступления в казну, кроме как через притеснение крестьян — главных производителей благосостояния. Хотя повышение доходов отчасти обеспечивалось улучшением методов ведения сельского хозяйства, многие крестьяне, обремененные постоянно растущими непомерными налогами и повинностями, были вынуждены питаться только выращиваемым ими рисом, а порой переходить и на травы и вторичные продукты рисопроиз-водства. Властям ничего не оставалось, кроме как обращаться за помощью к официально презираемой «касте» — торговому сословию. Необходимые средства добывались самыми разными путями: через займы (далеко не всегда возвращавшиеся), конфискации (за якобы совершенное преступление) и установление специальных налогов.

Заставило ли это сёгунат изменить идеологическую мифологему «образцового общества»? Отнюдь, она насаждалась все с новой и новой силой, а большую часть населения призывали вести «более экономную» жизнь: так, одежда должна быть проще и дешевле, стрижка и бритье являются «излишествами» и потому «запрещаются», есть те или иные «деликатесы» отдельным сословиям предосудительно и так далее. Самураев низших рангов, жалованье которых было особенно мало, побуждали придерживаться классического воинского идеала воздержанности, который выше всех соблазнов легкой и беззаботной жизни в роскоши. Один из сёгунов вообще провозгласил кампанию «Назад, к Иэясу». Но удивительно, что самурайский идеал аскетической и исполненной верности принципам жизни действительно сохранял свое влияние среди рядовых воинов.

Доход самураев низших рангов был несравненно ниже того, что получали многие не-самураи. Воины, жившие в сельской местности, видели, как крестьяне богатеют на ростовщичестве и кредитах. Будучи мелкими землевладельцами, крестьяне жили лучше многих самураев. В городах же самураи оказывались постоянными свидетелями растущего уровня жизни и благососояния тёнинов. Впрочем, самурай был воспитан в презрении к богатству и мирской роскоши как ослабляющим дух воина и развращающим его. Он видел свое высокое предназначение в твердости, честности и исполнении долга (даже такого как быть секретарем или счетоводом), а также в том, чтобы являть собой высокий пример для всех остальных.

Бывало ли такое, что самурай оставлял дома свой меч и бросался в городской мир развлечений и вольного общения с женщинами, или что он отказывался от своих самурайских привилегий ради «низкой», но более комфортной жизни ремесленника? Как ни удивительно, но абсолютное большинство воинов сохраняло верность идеалам.