ПРИВЫЧНАЯ ЛЮБОВЬ

Любящее сердце мягко и чутко. А вот если вы с дьявольским упорством добиваетесь чего-то, вы неволь­но превращаетесь в жестокого и бесчувственного груби­яна. Если вы нуждаетесь в людях, разве можете вы их любить? Вы можете лишь использовать их. Если без вас я не могу быть счастливым, мне необходимо как-то вас использовать, как-то вами манипулировать, найти способ взять над вами верх. Я не могу отпустить вас на свободу. Полюбить людей я смогу только тогда, когда изгоню их из своей жизни. Утратив потребность в людях, вы словно переноситесь в пустыню. Вас охваты­вает чувство одиночества и страха. Но стоит немного потерпеть, и вы с удивлением обнаруживаете, что оди­ночество здесь вовсе ни при чем. Это не одиночество; это — уединение. Пустыня расцветает. Рано или поз­дно, но вы поймете истинную природу любви, Бога, поймете окружающий мир. Но сначала отказ от наркотиков будет очень болезненным — разве что вы очень хорошо все понимаете или много выстрадали. Страда­ния — великая вещь. Только изрядно помучившись, человек может осознать, как надоело ему это занятие. Страдания можно использовать как средство для унич­тожения оных. Большинство людей продолжает мучить­ся. И тогда живущие во мне священник и психотерапевт вступают в перепалку. Психотерапевт говорит: «Облег­чи ее страдания». «Пусть помучится, — возражает священник. -— Скоро такое отношение к людям ей надоест, и в конце концов она освободится из тюрьмы эмоциональной зависимости». Что я должен сделать: удалить злокачественную опухоль или только смягчить боль? На этот вопрос очень трудно ответить одно­значно.

Кто-то с отвращением захлопывает книгу и швыряет ее на стол. Пусть швыряет. Не поднимайте книгу и никого не успокаивайте. Духовность — это осознание, осозна­ние, осознание, осознание, осознание, осознание. Когда ваша мать на вас сердилась, она не жаловалась на себя — она жаловалась на вас; иначе она бы не серди­лась. И вот я делаю великое открытие: если ты, мама, сердишься, значит, не права ты. Так что уйми свой гнев. Остановись и успокойся. Если я в чем-то не прав, то смогу разобраться в этом без твоего гнева. Совсем ни к чему, чтобы он как-то влиял на меня.

Вот что забавно: если я смогу не рассердиться на моего собеседника, я сумею объективно отнестись и к себе самому. Только очень сознательный' человек может от­казаться от гнева и чувства вины и сказать: «У тебя приступ ярости. Весьма сожалею. У меня нет ни малей­шего желания еще раз тебя спасать. Я отказываюсь чувствовать себя виноватым. Что бы я ни сделал, я не собираюсь себя за это ненавидеть. Ведь именно в этом суть вины. Каким бы ни был мой поступок — правиль­ным или неверным, — я не собираюсь расстраиваться и заниматься самобичеванием. Я готов проанализиро­вать собственные действия, пересмотреть их, готов признать: если я был не прав, значит, я находился в бессознательном состоянии». Будучи в сознании, чело­век не может совершить дурной поступок. И правы богословы, когда утверждают, что Иисус был не спо­собен на зло. Для меня эти слова исполнены глубокого смысла: просветленный человек не может творить зло. Просветленный человек свободен. Иисус был свободен и поэтому не мог творить зло. Но если вы способны на недобрые поступки, значит, вы несвободны.