Из письма к З. С. Соколовой и В. С. Алексееву

Апрель 1924 Нью-Йорк

...Я пишу свою автобиографию -- с Адама, как все начинающие неопытные квази-литераторы. Осатанело! Не могу писать все то, что 20 раз уже описывали во всех книгах о МХТ. Сделал сдвиг. Начал описывать эволюцию искусства, которой я был свидетелем. Стало веселее работать. Прописал, не разгибаясь, все лето. Написал 60 000 слов и не подошел даже к главной заказанной части темы, т. е. к основанию МХТ. Телеграфирую из Германии, посылаю написанное, после всевозможных мытарств с перепиской на русском ремингтоне. Присылают разрешение еще на 60 000. Решено печатать не тонкую, а толстую книгу. Пишу, но тут уже подходит срок -- 1 сентября, и у меня начались по три репетиции в день в Варене, около Берлина.

...Вместо генеральной репетиции с прохладцей в Германии, где мы распоряжаемся как у себя дома, -- ночные репетиции в Париже. Всякие придирки и пакости Эберто¹. Успех, отъезд без денег, -- ищем их, закладываем ценности ². Чудесное путешествие по морю. Только тут я и мог писать, так как раньше приходилось это делать во время утреннего кофе, завтрака, обеда и после вечеровых и ночных репетиций. Приезжаю в Америку -- сразу издатель наседает. Пока еще не грозит, но уверяет, что терпит большие убытки. Напрягаюсь из последних сил. Почти не сплю и напролет пишу все ночи. По мере того что проходят премьеры пьес, появляются свободные вечера и часы днем. Но работать не дают всевозможные интервью, представители и толпа знакомых, которые зовут то на обед, то на бал, то на концерт и пр. и пр. Надо куда-то спасаться. Пробовал за город. Неудобно. Кроме того, я один, без языка, больше трачу времени на всякие хозяйственные нужды и хлопоты, да и поездка в город берет много времени. Мне устраивают отдельную комнату в великолепнейшей нью-йоркской Публичной библиотеке.

...В новой комнате работа закипела. Писал, как каторжник, которому осталось несколько дней жить. Написал еще 60 000 слов. А тема еще не исчерпана. Мне дают еще 30 000 слов, итого 150 000. Но более ни одной строки, так как книга будет так толста, что ее нельзя будет переплести. Опять пишу, пишу. Уже появляется всюду реклама, уже печатают отдельные главы в разных журналах. Уже пишут всюду объявления, что 26 апреля должна появиться в продаже книга по 6 дол. за экземпляр (это вместо прежних 2 дол.). Я пишу и в антрактах, и в трамвае, и в ресторане, и на бульваре.

...А тут подошли и первые провинциальные поездки в Филадельфию, Бостон, Нью-Хэвен, Ньюарк. Где же тут писать во время поездок. Особенно, когда поехали по малым городам. Там два дня, там три дня. Только и успевал раскладываться и укладываться. Издатель уже грозит. Меня пугают, что дело пахнет неустойкой тысяч в 10--15 дол. Тон издателя меняется. Я верчусь, как бес перед заутреней.

А Гест весь ушел в Рейнгардта и в "Миракль". Забыл о нас, никаких не только реклам, но и публикаций не делает. Бережет и копит на "Миракль". Волнения, заботы, хлопоты. Самое позднее сдать книгу -- к концу февраля. Но пришел и март, и середина, и конец его, а книга еще не готова. Пришлось все смять, через пень-колоду, как бог послал, кое-как кончать. Наконец недавно кончил. Глаза совершенно испортил. Теперь жду с трепетом 26 апреля. Что выйдет из книги -- не знаю. Пойдет ли она? Какая она -- ничего не знаю и не узнаю, так как без меня там что-то сокращали, выкидывали и я не мог даже просмотреть всей книги с начала и до конца...