КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
LX. ОМАР ЮСУФ ПОКАЗЫВАЕТ СВОИ КОГОТКИ
— Одно мне непонятно, — задумчиво произнёс Омар Юсуф, поёживаясь от холода, — я ведь собственными ушами слышал, как Сулеймановы джинны сказали: «Давайте сбросим его, то есть меня, в волны Западно-Эфиопского моря». Вот я и думал, что если мне когда-нибудь посчастливится снова увидеть землю и солнечный свет, то это будет у знойных берегов Африки. Но это, — он показал на видневшийся в иллюминаторе быстро удалявшийся остров, — это ведь совсем не похоже на Африку. Не правда ли, о братик мой Гассан? — Ты прав, любезный моему сердцу Омар Юсуф: мы находимся совсем у иных и весьма отдалённых от Африки берегов, — отвечал ему Хоттабыч. — Мы сейчас… — Понял! Честное пионерское, понял! — прервал Волька беседу братьев и от полноты чувств даже заплясал по каюте. — Вот это здорово! Понял!.. Понял!.. — Что ты понял? — брюзгливо осведомился Омар Юсуф. — Я понял, как это вы очутились в Арктике. — О дерзкий и хвастливый отрок, сколь неприятна мне твоя непомерная гордыня! — произнёс с отвращением Омар Юсуф. — Как ты можешь понять то, что остаётся тайной даже для меня — мудрейшего и могущественного из джиннов!.. Ну что ж, говори своё мнение, дабы мы с моим дорогим братом вдоволь могли над тобою посмеяться. — Это как вам угодно. Хотите — смейтесь, хотите — нет. Но только всё дело здесь в Гольфстриме. — В чём, ты говоришь, дело? — язвительно переспросил Омар Юсуф. — В Гольфстриме, в тёплом течении, которое и принесло вас из южных морей сюда, в Арктику. — Какая чепуха! — презрительно хмыкнул Омар Юсуф, обращаясь за поддержкой к своему брату. Однако тот осторожно промолчал. — И совсем не ерунда… — начал Волька. Но Омар Юсуф поправил его: — Я сказал не «ерунда», а «чепуха». — И совсем это не ерунда и не чепуха! — раздражённо продолжал Волька. — Я как раз за Гольфстрим получил пятёрку по географии. — Я что-то не помню такого вопроса, — озабоченно сказал Хоттабыч. И Волька во избежание обид со стороны Хоттабыча соврал, будто бы про Гольфстрим он сдавал ещё в прошлом году. Так как Женя поддержал Волькину научную догадку, то к ней присоединился и Хоттабыч. Омар Юсуф, оставшись в единственном числе, сделал вид, что согласился насчёт Гольфстрима, но затаил против Вольки и его приятеля злобу. — Я устал от спора с гобой, о самонадеянный отрок, — произнёс он, деланно зевая. — Я устал и хочу спать. Достань же поскорее опахало и обмахивай меня от мух, покуда я буду предаваться сну. — Во-первых, тут нет мух, а во-вторых, какое право вы имеете отдавать мне приказания? — возмутился Волька. — Сейчас будут мухи, — процедил сквозь зубы Омар Юсуф. И действительно, в ту же минуту в каюте загудело великое множество мух. — Здесь можно прекрасно обойтись без опахала, — примирительно заявил Волька, делая вид, что не понимает издевательского характера требований Омара Юсуфа. Он раскрыл сначала двери, а потом иллюминатор. Сильный сквозняк вынес жужжащие рои мух из каюты в коридор. — Всё равно ты будешь обмахивать меня опахалом! — капризно проговорил Омар Юсуф, не обращая внимания на все попытки Хоттабыча успокоить его. — Нет, не буду! — запальчиво ответил Волька. — Ещё не было человека, который заставил бы меня выполнять издевательские требования. — Значит, я буду первым. — Нет, не будете! — Омарчик! — попытался вмешаться в разгоравшийся скандал Хоттабыч. Но Омар Юсуф, позеленевший от злобы, только сердито отмахнулся. — Я лучше погибну, но ни за что не буду выполнять ваши прихоти! — мрачно выкрикнул Волька. — Значит ты очень скоро погибнешь. Не позже заката солнца, — заявил, отвратительно улыбаясь, Омар Юсуф. В ту же самую секунду Вольке пришла в голову прекрасная мысль. — В таком случае, трепещи, презренный джинн! — вскричал он самым страшным голосом, каким только мог. — Ты меня вывел из себя, и я вынужден остановить солнце. Оно не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра! Теперь пеняй на себя! Это был очень рискованный шаг со стороны Вольки. Если Хоттабыч успел рассказать брату, что в Арктике солнце в это время светит круглые сутки, то всё пропало. Но Омар Юсуф в ответ на Волькины слова только глумливо возразил: — Бахвал из бахвалов, хвастун из хвастунов! Я сам люблю иногда похвастать, но даже в минуты самой большой запальчивости я не обещал остановить ход великого светила. Этого не мог сделать даже Сулейман Ибн Дауд — мир с ними обоими! Волька понял, что он спасён. И не только спасён, но и может прибрать к рукам неприятного братца старика Хоттабыча. Кстати, Хоттабыч одобрительно подмигнул Вольке, а о Жене и говорить не приходилось. Он догадался о Волькином замысле и сейчас таял от восторга, предвкушая неминуемое посрамление Омара Юсуфа. — Не беспокоится Омар Юсуф. Раз я сказал, что остановлю солнце, то можете быть уверены: оно сегодня не закатится. — Мальчишка! — презрительно бросил Омар Юсуф. — Сами вы мальчишка! — столь же презрительно возразил ему Волька. — За солнце я отвечаю. — А если оно всё же закатится? — спросил Омар Юсуф, давясь от смеха. — Если закатится, то я буду всегда выполнять самые идиотские ваши приказания. — Не-ет, — торжествующе протянул Омар Юсуф, — нет, если солнце, вопреки твоему самоуверенному обещанию, всё же закатится — а это, конечно, будет так, — то я тебя попросту съем! Съем вместе с костями. — Хоть вместе с тапочками, — мужественно отвечал Волька. — Зато если солнце сегодня не уйдёт за горизонт, будете ли вы тогда во всём меня слушаться? — Если солнце не закатится? Пожалуйста, с превеликим удовольствием, о самый хвастливый и самый ничтожный из магов! Только этому — хи-хи-хи! — увы, не суждено осуществиться. — Это ещё очень большой вопрос, кому через несколько часов будет «увы», — сурово ответил Волька. — Смотри же! — предостерегающе помахал пальцем Омар Юсуф. — Судя по положению солнца, оно должно закатиться часов через восемь-девять. Мне даже чуть-чуть жаль тебя, о бесстыжий молокосос, ибо тебе осталось жить меньше полусуток. — Пожалуйста, оставьте вашу жалость при себе! Вы лучше себя пожалейте. Омар Юсуф пренебрежительно хихикнул, открыв при этом два ряда мелких жёлтых зубов. Какие у тебя некрасивые зубы, — пожалел его Хоттабыч. — Почему бы тебе, Омар, не завести золотые, как у меня? Омар Юсуф только сейчас заметил необычные зубы Хоттабыча, и его душу наполнила самая чёрная зависть. — По совести говоря, братец, я не вижу особенного богатства в золотых зубах, — сказал он как можно пренебрежительнее. — Уж лучше я заведу себе бриллиантовые. И точно, в ту же секунду тридцать два прозрачных алмаза чистейшей воды засверкали в его ехидно улыбающемся рту. Посмотревшись в маленькое бронзовое зеркальце, которое этот франтоватый старик, оказывается, хранил у себя за поясом, Омар Юсуф, остался очень доволен. Только три обстоятельства несколько омрачили его торжество. Во-первых, Хоттабыч не высказал никаких признаков зависти. Во-вторых, его бриллиантовые зубы сверкали, только если на них падал свет. Если же свет на них не падал, то рот производил впечатление беззубого. В-третьих, бриллиантовые зубы в первую же минуту до крови расцарапали ему язык и губы. В глубине души он даже пожалел о том, что так пожадничал, но не подал виду, чтобы не уронить своего достоинства. — Нет, нет! — хихикнул он, заметив, что Волька собирается покинуть каюту. — Тебе не удастся покинуть помещение до самого заката. Я тебя прекрасно понимаю: ты хочешь скрыться, чтобы избегнуть заслуженной гибели. Я не намерен рыскать потом по всему судну в поисках тебя. — Пожалуйста, — сказал Волька, — я могу остаться в каюте сколько вам угодно. Это даже будет лучше. А то разыскивай вас по всему ледоколу, когда солнце не закатится! Сколько мне, по-вашему, придётся ждать? — Не больше девяти часов, о юный бахвал, — ответил Омар Юсуф, отвесив издевательский поклон, щёлкнул большим и указательным пальцами левой руки, и на столике, стоявшем под самым иллюминатором, возникли громоздкие водяные часы. — Не успеет вода дойти до этого вот деления, — добавил он, постучав кривым коричневым ногтем по стенке часов, как солнце зайдёт, и это будет часом твоей смерти. — Хорошо, — сказал Волька, — я подожду. — И мы подождём, — сказали Женя и Хоттабыч. Восемь часов прошли почти незаметно, так как Женя не смог отказать себе в удовольствии и предложил самоуверенному Омару Юсуфу научиться играть в шашки, вернее — в весёлую и хитрую игру поддавки. — Только я тебя всё равно обыграю, — предупредил его Омар Юсуф. Женя обыграл сварливого старика несметное число раз. Омар Юсуф страшно злился, пробовал мошенничать, но его каждый раз хором изобличали, и он начинал новую партию, которая так же печально для него заканчивалась. — Ну, вот и прошло уже назначенное время, Омар Хоттабович, — сказал наконец Волька. — Не может быть! — отозвался, отрываясь от игры, Омар Юсуф. Бросив взгляд на водяные часы, он изменился в лице, взволнованно вскочил с койки, на которой сражался с Женей в шашки, подбежал к иллюминатору, высунул из него голову наружу и застонал от ужаса и бессильной злобы: солнце, как и восемь часов назад, высоко стояло над горизонтом. Тогда он повернулся к Вольке и скучным голосом произнёс: — Я наверно, ошибся немного в своих расчётах. Подождём ещё часочка два. — Хоть три! — отвечал Волька. — Только это тебе всё равно не поможет. Как я сказал, так и будет. Солнце не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Через четыре с половиной часа Омар Юсуф в двадцатый раз выглянул в иллюминатор, в двадцатый раз убедился, что солнце и не думает уходить за горизонт, побледнел, задрожал трусливой дрожью и тяжело бухнулся на колени.
— Пощади меня, о могучий отрок! — воскликнул он жалобным голосом. — Не гневайся на меня, недостойного твоего слугу, ибо, крича на тебя, я не знал, что ты сильнее меня! — А если я слабее, тогда можно на меня кричать? — спросил Волька. — Конечно, можно, — убеждённо ответил Омар Юсуф, и всем стало противно. — Ну и братец же у тебя! — шепнул Женя на ухо Хоттабычу. — Ты меня, пожалуйста, извини, но он пренеприятный, завистливый и злобный старикашка. — Да, — печально отозвался Хоттабыч, — братец у меня не сахар. — Да встаньте вы, наконец! — брезгливо обратился Волька к Омару Юсуфу, продолжавшему стоять на коленях и всё порывавшемуся поцеловать Волькину руку. — Каковы будут твои приказания, о мой юный, но могучий господин? — угодливо спросил Омар Юсуф, потирая свои мягкие ладони и поднимаясь на ноги. — Пока что только одно: не смей без моего разрешения покидать ни на секунду эту каюту. — С огромным наслаждением, о мудрейший и могущественнейший из отроков! — льстиво ответил Омар Юсуф, со страхом и благоговением глядя на Вольку. Как Волька сказал, так и было. Ни в тот день, ни на другой день, ни на третий солнце не скрывалось за горизонт. Придравшись к какому-то мелкому проступку Омара Юсуфа, Волька продлил круглосуточное пребывание дневного светила на небе вплоть до особого распоряжения. Только узнав от Степана Тимофеевича, что «Ладога» наконец вступила в широты, где день на короткое, правда, время, но всё же уступит место ночи, Волька сообщил об этом Омару Юсуфу, как об особой его милости к недостойному и сварливому джинну. Омар Юсуф вёл себя тише воды, ниже травы, ни разу и ни на минуту не покинул каюту и покорно влез в медный сосуд, когда «Ладога» под звуки оркестра и крики «ура» пришвартовалась, наконец к той самой пристани Архангельского порта, от которой она отчалила ровно тридцать дней назад. Конечно, Омару Юсуфу безумно не хотелось возвращаться даже на время в медный сосуд, где он провёл в одиночестве столько безрадостных веков. Но Волька торжественно обещал выпустить его, как только они вернутся домой. Не скроем: у Вольки, покидавшего с медным сосудом под мышкой гостеприимную «Ладогу», было очень большое искушение швырнуть его в воду. Но, не давши слова — крепись, а давши — держись. И Волька сошёл на пристань, подавив в себе минутное искушение… Если никто на «Ладоге» ни разу не заинтересовался, по какому праву Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу не стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родителями и знакомыми наших героев. Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как должное факт отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь вопросом, какими таинственными путями они устроились на «Ладогу». Отлично пообедав, ребята долго рассказывали своим близким, почти не привирая, о различных своих приключениях в Арктике, но благоразумно не упоминали о Хоттабыче. Только Женя, увлёкшись, чуть не проболтался. Описывая вечера самодеятельности, происходившие в кают-компании во время туманов, он сболтнул: — А тут, понимаешь, вылезает вперёд Хоттабыч и говорит… — Что за странное такое имя — «Хоттабыч?» — удивилась Татьяна Ивановна. — Это тебе, мама, показалось. Я не говорил «Хоттабыч», а сказал «Потапыч». Это нашего боцмана так звали, — не растерялся Женя, хотя и очень покраснел. Впрочем, на последнее обстоятельство никто не обратил никакого внимания. Все с завистью смотрели на Женю, который ежедневно и запросто встречался с настоящим, живым боцманом. Зато у Вольки едва не произошло несчастье с медным сосудом. Он сидел в столовой на диване, с большим знанием дела объяснял родителям разницу между ледоколом и ледокольным пароходом и не заметил, как из комнаты исчезла бабушка. Она пропадала минут пять и вернулась, держа в руках… сосуд с Омаром Юсуфом. — Это что такое? — с любопытством осведомился Алексей Алексеевич. — Откуда ты это мама, достала? — Представь себе, Алёша, у Воленьки в чемодане. Я стала разбирать вещи, вижу — лежит вполне приличный кувшин. Пригодится для наливок. Его только почистить надо, уж больно он позеленел. — Это совсем не для наливок! — побледнел Волька и выхватил сосуд из бабушкиных рук. — Это меня просил помощник капитана передать его знакомому. Я обещал сегодня же снести. — Очень занятный сосуд! — одобрительно отозвался Алексей Алексеевич, большой любитель старинных предметов. — Дай-ка, Воля, посмотреть. Эге, да он, оказывается, со свинцовой крышкой! Интересно, очень интересно. Он попытался открыть сосуд, но Волька ухватился за кувшин обеими руками и залепетал: — Его нельзя открывать!.. Он даже вовсе не открывается… Он совсем, совсем пустой… Я обещал помощнику капитана не открывать… чтобы винтовая нарезка не испортилась… — Скажите, пожалуйста, как он разволновался! Ладно, бери эту посудину на здоровье, — сказал Алексей Алексеевич, возвращая сыну сосуд. Волька в изнеможении уселся на диван, крепко прижимая к себе страшный сосуд. Но разговор уже больше не клеился, и вскоре Костыльков-младший встал со своего места и, сказав как можно непринуждённей, что он пойдёт отдавать кувшин, почти бегом покинул комнату. — Только смотри, не задерживайся долго! — крикнула ему вдогонку мать, но его уже и след простыл.
|