Рассказы

Никита Млечин

Первый снег ………………………………………

Весенняя оттепель ……………………………….

Ночной гость ……………………………………..

Дом, милый дом ………………………………….

История без конца ……………………………….

Первый снег

После листопада, осенних дождей и слякоти ударили первые морозы. Поутру, когда солнце едва взошло, вместо росы на стеблях и листках загорелся первый иней. За ночь, перед восходом, когда влага испарилась с растений и уже превратилась в росу, ударил морозец и преобразил капли в узоры инея. Мороз посеребрил траву причудливыми узорами.

Но стоило солнцу подняться ещё чуть повыше, осветить первыми лучами полянку, узоры тот час же таяли и испарялись обратно.

Мороз хорошенько нахлестывал, но это отражалось только ночью и ранним утром, без снега - солнце расплавляло все узоры своими лучами.

К первой половине ноября небо посерело, потемнело, сделалось пасмурным. С утра до вечера дули северные ветры, изредка шли дожди. Такая погода держалась вплоть до середины ноября.

К декабрю небо затянуло белым покрывалом облаков, ветер затих, и бесконечными косичками пошел снег, от того зарябило в глазах.

Снег оказался мокрым, и после такого снегопада вокруг оказалась слякоть. Вряд ли это можно было назвать первым снегом. Да к тому же и дождь потом.

Утром вышел на террасу – все белым – бело! Землю укрыла снеговая пелена, а голые ветви деревьев запорошило мягким снежком. Наверно, ночью, когда зимняя туча затянула небо, и пошёл снег, ступил сильный мороз, снег не таял, как это сложилось вчера.

Так мне и запомнился первый снег.

Весенняя оттепель

Вот уже и март. А в лесах все еще лежат снега, все еще по-зимнему.

Целыми днями на небе плывет зимняя пелена облаков, но создается впечатление, что она не плывет, а висит. Совершенно однотонная, как будто бы бесконечная. На еловых могучих ветвях комьями налип снег. Молодые березки под тяжестью снега гнутся в арку.

Возможно, природа совсем забыла о весне….
Но вот серая пелена зимних облаков покидает небосклон, и в лазури небес объявляется солнце, греет своими первыми лучами наст и верхушки деревьев, снег переливается, искрится. К середине марта зимний мороз окончательно покидает леса, солнечные лучи все жарче и жгуче….
Первым делом весна плавит снеговую корку наста. Солнце одолевает планку в ноль градусов, и снег потихоньку начинает таять.
На ветвях тает иней, превращается в капли и стекает вниз по веткам, начинается лесная капель. В капель прилетают первые грачи, дрозды, скворцы. На лесной опушке уже повесили кормушки для птиц. На снегу появились птичьи следы-трезубцы. Лес после долгого оцепенения, наконец, наполнился разными звуками. Пришло время и весенней оттепели. В оврагах начались наводнения – обязательное природное явление в лесах при переходе в весну. Теперь животные, жившие в оврагах, пробуждались и в панике от наводнения покидали свои логова, норки и жилища, скорее переселялись в леса, где их бы не настигла вода.
Я проследил за паникой животных, живших в овраге с сырыми обрывистыми берегами. Ранее здесь протекала небольшая лесная речка с неглубоким дном. Овраг начала подтапливать весенняя оттепель, и тот вновь понемногу заполнялся водой. Но уровень воды был еще низок, не достигал отвесных берегов, и лесные жители оврага все еще имели шанс спастись от гибели от наводнения.
Вот из берлоги под корягой старой осины, вылезла медведица. За ней веселой гурьбой неуклюже выкарабкались робкие медвежата. Медведица контролировала своих деток – то прижимала их к берегу, чтобы те по любопытству не лезли в воду, то подгоняла шеренгу медвежат сзади. Вот семейка медведей подошла к менее отвесному берегу, по которому кое - как можно было вскарабкаться наверх. Начала медведица с самых маленьких из всего потомства, зубами прихватывала детенышей за шиворот: карабкалась по берегу наверх, там их и оставляла.
Вот уже на высоком берегу стояли пять медвежат, топтались на месте, ожидали свою кормилицу. Медведица пересчитала медвежат и остановилась в недоумении. В ее логове оставался один медвежонок, самый маленький из потомства медведей. Кормилица тревожно кинулась к логову, и застала маленького в самом углу жилища. Он жалобно стонал, звал медведицу на помощь. Та зубами схватила за шиворот зверька, и кинулась вдоль берега, затащила его к другим медвежатам на неприступный берег. Медведица злилась на глупенького медвежонка, что тот не подал сигнала, когда она паниковала и вместе с другими выбиралась из логова прочь.

А стайка ежей, напротив, дружно бросилась в воду, и поплыла по течению вниз, к прибрежной лесной опушке, где и могла уберечься от наводнения.
Сосну, стоявшую на откосе отвесного берега, подмыло водой, и молодое дерево повалилось через овраг, превратившись в переправу для животных. Я приметил семейку барсуков, которая восприняла упавший ствол дерева как переправу, и перебиралась через подтопленный овраг. Цепочку маленьких барсучат спереди и сзади сопровождали взрослые барсуки.
Тем временем в лесах, которых не постигло наводнение, жизнь шла тихим ходом. Еще только некоторые медведи пробудились, зачуяв весну, и бродили по заснеженным лесам, недовольно и сердито рычали. Прогуливаясь по лесу, можно было заметить, что с верхних веток сыпется снег – это, прыгая с ветки на ветку, перебираются юркие и ловкие белки.
Вскоре снег растаял практически везде. На лесной опушке уже растелились ковры сочной травы, на них пятнами загорелся лавандовый клевер…

Ночной гость

Наверно, последняя моя летняя рыбалка. Холодный август с уже осенними заморозками, оттого и ежусь в одеждах. Натянуты рукава до самых кистей, воротник махрится, пробирает озноб, продувает насквозь ледяной ветер. Дрожит поплавок, надрывается леска. Очередной порыв ветра срывает мою мохнатую шапку и кладет на нервную гладь озера.

Выудил ее палкой. Насквозь промокла лисья шерсть, замялась подкладка, вся отяжелела от воды: совершенно потеряла общую форму. Положил ее на сухой ветхий мох – быстрее высохнет.

Из-за плохого бесплодного улова я и не заметил, как сгустились сумерки. Пора уже было возвращаться в палатку. Вслепую нащупал шапку, свернул леску, захватил удочку и направился на ночлег.

Ночь оказалась тише и спокойнее дня, наконец, угомонился ветер.

А вот с собакой, что-то неладное. В потемках беспрестанно вставала и обнюхивала шапку, жалобно скулила, мыкалась по палатке из угла в угол. Однажды стала посередине, вызывающе рявкнула и ткнулась носом в меховую шапку. Мне надоел этот беспредел. Я встал и подковылял к собаке: - Что случилось? Пес заскулил и повел носом к шапке. – Так, понятно. Я взялся за ухо шапки и плавно потянул кверху. Собака насторожилась. Из шапки послышалось сладкое ворчание и сопение. Еж! Ночью ему было холодно спать, и он забрался под шапку, вероятно, приняв ее за охапку листьев. Еж фыркнул. Чтобы не потревожить сон зверька, я осторожно положил шапку на место и вернулся на подстилку.

Дом, милый дом

Когда я опять проснулся, шапки не обнаружилось. – Ну что опять за проделки! Опять он?!

Никто, кроме ежа, который явился вчера, не мог стащить шапку, да и другим она не была так нужна, как ему... – Ах, как сильно он к ней привязался!.. Ладно уж, пустяки, но зачем она ему так нужна? Для чего? Ответ таился совсем рядом…

Эх, с богом, улов нулевой, бесплодный, да к тому же и шапка пропала…

Чтож, сложил я палатку, захватил удочку, смотал леску, подобрал банку с рыбьим кормом, и направился к дому, вместе с собакой на поводу. Тут вижу – под большой, все еще кудрявой липой домик ежика из листьев, но сам он какой-то странной формы, очень уж пышный для домика, да ко всему еще в просветах что-то серое мелькает. Захотелось мне выявить, что там такое – подошел поближе и приметил под листьями мою же шапку! А у домика копошился еж – тот самый, вчерашний еж! Шапка была нужна ему в домик, в качестве утеплителя.

Вот так еж! Вот так хитрюга! Ай да смекалистый зверек!..

История без конца

Уже как год война. Бой за Родину.… Уже как год отец на фронте: бьется штык в штык с немцем. Ни весточки от него…. Закрывает своей грудью родных, отчий дом.… То Западный фронт. Страшное кровопролитие, земля в копоти, душит гарь, задыхаешься!.. А тут еще танки фашистские обступают! “Тиграми“ и “Пантерами” зовутся! Не по зубам “34” эти орехи. Страх смерти. Забываешь Ветхий завет, где смерть за смерть. Ничего не слышишь, лишь вскрики товарищей по взводу и пули…

Здесь лазарет. Какой – то нервный бред идет по палатам. Рыданья, люди каются.… Вопли, досрочные исповеди.…Здесь воздух просьбой согрет. Побагровела униформа, почернела. Вездесущие сквозняки!..

Фашист, дьявол, гвоздит без умолку. Ах, сколько бойцов постигала досадная участь от ран!

А я с мамкой в деревне. Оплакиваем отца. Прямо сердце дерет. Горькая участь настигла главу семьи! Да в общей сущности, и нас. Была светлая ночь. Меня терзала бессонница. Я вышел из светлицы, припер за собой дверь. За обветренными деревьями, точно за углями, торчал темный силуэт водокачки. Деревню обступил лес. На перекате извилистой запруды канул сизый блеклый месяц. Вода стынет – талая, сплошь поросшая по берегу мелкой клюквой…

Перешел через нее по лаве. Направляюсь просекой к местным мережам, что за сенокосом. Я иду длинным низким перевалом. В низинке лежит крохотная родная деревушка, ленточкой проходит меж крытых соломой лачуг речка и затем уходит глубоко в березняк. Навстречу мне бредут изнеможённые крестьяне-колхозники и жницы. Вяло перекидываются между собой молвой. Бедные люди…. Не люди а рабы! Уже спустился вниз к сенокосу. Стоят причесанные ветром стога. Вокруг и между них носится маленькая собачонка. В телеге с сеном дремлет измученный работой жнец. Вокруг стрекочут кузнечики, а так – тишина. Запах кошенной сухой соломы возбудил мой голод. Да и сыро как то. Пришлось возвращаться домой. Мурлычу песенку себе под нос, жую травинку. На душе светло. Уже спускаюсь к родной деревне. Наконец-то перешел через запруду по лаве. В окошке тускнет лампадка, валит тонкий столб дыма из трубы: ветра нет. Скрипнув дверью, я вошел в светлицу. Заслышав меня, звякая ухватом, мать поспешно предупредила: - Дорогуша, не раздевайся! Сама в шальке кутаюсь…. Я озадачился, но все равно не раздеваясь, вошел. Мать сидела за столом и пристально смотрела на хлебную горбушку. – Топливо на исходе, - прошептала она. Взглянула на меня – я лукаво смотрел на нее, робко улыбался: из-под низко нахлобученной шапки сверкал детский глаз, гимнастерка пожелтела, носы валенок затупились, шею изящно обвивал красно-зеленый башлык: от меня валило октябрьским паром. Мать взглянула и вздохнула. – Дверь прикрой, родной. Мое лицо помрачнело. Я подошел к столу. На нем лежал большой ломоть хлеба. Мне хотелось совсем чуть-чуть, горсточку. Попытался отломить руками – не вышло. Черствый хлеб. Заметив мои намеренья, матерь взяла широкий нож, и отрезала немного от всей буханки. – Сынок, иди спать. А то весь день будешь разбитый, - огорчилась мать. Я захватил хлебную корку и по приставной лестнице залез на чердак. Растянулся на кучке хвороста, задумался. Светло было на душе. – Мам, а в Ленинграде говорят, блокада… Мать не ответила, только взяла грелку и начала подниматься на чердак. Помолчал. – Говорят, немцы сжигают деревни..., - начал я. Мама подошла ко мне, пригладила волосы, и сунула под голову грелку. – Ты спи, мой мальчик…

Она от меня что-то скрывает? А на душе ровным счетом тихо и спокойно.… И я уснул со светлыми грезами и мыслями.

Как не странно, проснулся я еще до рассвета, от какого-то резкого толчка в живот. Еще рано вставать.… И опять погрузился в сон. Но теперь спал я чутко и возбужденно. Опять же проснулся от резкого толчка, бешено тукало сердце. На лбу выступил холодный пот. Это что-то должно значить. А в щели уже пробивался утренний ланит. Внизу мама кипятила кефир на завтрак. Я вскочил и мигом слез с чердака, расшатывая лестницу.

- Родимый, ты куда?! – оглянулась мать. Я молча взял из чулана кулек семечек и ступил на двор. На деревню еще не ступил лучик солнца, так как она лежала в складке между холмов, в низине. В деревне еще сыро. Поэтому я поспешил на холм. Теперь вижу: на горизонте пылает жгучая кромка рассвета. А тишина-то какая… Бешено тукает сердце, опять выступил холодный пот на лбу. Прислушался. Чуть слышно, как жужжат моторы самолета. Стал искать его глазами. Ага, вот он: из-за леса выступает точка. Постой-ка…. От точки-самолета отделилась еще одна.… Это парашютист. Ну что он делает в деревне? Я удивленно и взволновано наблюдал за парашютистом. Вот он исчез за верхушками деревьев. И опять тишина…. Тут из леса вылетела ракета, невысоко взлетела, пошла вниз и испарилась, сопровождалась зелеными блесками. Тут же тишину распорол нарастающий гул моторов. На горизонте показался “юнкерс“. Он летел на бреющем полете прямо над верхушками деревьев. “бзу-гзу-бзу “ – оглушил деревню штурмовик своим нарастающим нудным гулом и тихим визгом. Прямо сердце в пятки ушло от страха! Повезло! Улетел и исчез за кромкой леса фриц, мурлыча моторами. Пронесло…

Я обратился в сторону сенокоса. А там…. А там у хлева немцы… Фашисты паршивые! Скот выводят из хлева, а людей загоняют в него, сжечь людей намереваются, собаки!. Люди – в основном крестьяне: Фрицы грубо толкают их в спину и бранятся по-своему. Опешил домашний скот, мыкается туда-сюда…

- Шнель, шнель, шмуцих швайне!.. – разносятся грозные команды. Со страху я почти что онемел…

Золотая пора

Осень – прекрасная пора! Недаром это время года является объектом для многих поэтов и художников.… В осень многие люди задумываются о таких печальных вещах, как смерть или смысл жизни... Осень – подходящее время, чтобы подумать: в грядущем пожелать перемен в лучшую сторону. Для каждого осень своя: для одного осень – грязная и дождливая пора, для другого – объект вдохновения.

Однажды в конце сентября, чуть свет, я пошел в лес. Так шел я, шел, и тут смотрю – дебри! Могучие еловые лапы заслоняли свет, поэтому там было мрачно и очень сыро, и всюду стелился густой мох. Так и заблудиться можно! Не пройдя и десяти шагов гляжу – грибы! Настоящие лисички! Так как там везде под ногами шуршал мох, грибы были внутри мха, и обнаружить их было весьма непросто. Я присел в мох рядом с лисичками и ножиком срезал у самой земли ножки грибов. Я глянул вверх – красота! Вверху, высоко над моей головой кружились разные, точно расписные листья: дуба, клена, осины… Я прислушался: где то высоко-высоко просвистел стриж; глубже в дебрях простучал трель дятел; совсем рядом у уха прошелестел лист… Легкий сквозняк качнул огромную еловую ветвь, и душистая роса с лапы полетела прямо в лицо… Брр!

И все таки, как хороша золотая осень!