Преподобный Варсонофий. Прозорливость старца Варсонофия Преподобный Варсонофий обладал даром прозорливости не менее других старцев

ЧУДЕСА

Прозорливость старца Варсонофия
Преподобный Варсонофий обладал даром прозорливости не менее других старцев. В нем этот дар как-то особенно открыто выражался. Во всем его облике есть что-то подобное великим пророкам или апостолам, отражавшим ярким светом славу Божию.
О внутреннем облике его в двух словах сказать трудно. Истинный старец, а он был таковым, является носителем пророческого дара. Господь ему непосредственно открывает прошлое, настоящее и будущее людей. Это и есть прозорливость. Этот дар – видеть человеческую душу – дает возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни душевные и телесные, изгонять бесов. Все это было свойственно о. Варсонофию. Такой дар требует непрерывного пребывания в подвиге, святости жизни. Многие видели старцев, озаренных светом при их молитве. Видели и старца Варсонофия как бы в пламени во время Божественной Литургии. Об этом нам было передано изустно живой свидетельницей…
Поистине он уподобился своим великим предшественникам и «встал в победные ряды великой рати воинства Христова». Как писал сам старец, еще в 1903 году:

Давно в душе моей желание таится
Все связи с миром суетным прервать,
Иную жизнь – жизнь подвига начать:
В обитель иноков навеки удалиться,
Где мог бы я и плакать, и молиться!
Избегнувши среды мятежной и суровой,
Безропотно нести там скорби и труды
И жажду утолять духовной жизни новой,
Раскаянья принесть достойные плоды,
И мужественно встать в победные ряды
Великой рати воинства Христова.

Прозорливость о. Варсонофия была исключительна. Многие случаи описаны о. Василием Шустиным в его воспоминаниях. Мария Васильевна Шустина, сестра протоиерея, прислала нам следующий рассказ, касающийся их покойной сестры:
«Моей девятилетней сестре Анне батюшка о. Варсонофий продекламировал стихотворение:

«Птичка Божия не знает
Ни заботы, ни труда,
Хлопотливо не свивает
Долголетнего гнезда».

Затем он продолжал: «К старцу Амвросию приехала богатая помещица со своей красавицей-дочкой, чтобы испросить его благословение на брак с гусаром. Старец Амвросий ответил: «У нее будет Жених более прекрасный, более достойный. Вот увидите. Он Сам приедет в пасхальную ночь». Наступила Пасха. Все в волнении, всего напекли, нажарили. Когда вернулись из церкви, столы ломились от яств. Мать девицы села на веранду, с которой открывался чудный вид. Солнышко начало всходить. «Вот едет тройка по дороге, – воскликнула она, – наверно жених». Но тройка промчалась мимо. За ней показалась вторая тройка, но и та мимо проехала. Дочь вышла на веранду и говорит: «Мне что-то грустно!». Послышались бубенцы. Мать бросилась распорядиться, но тут же услышала громкий возглас дочери: «Вот мой прекрасный Жених!». Она вбежала обратно, и что же представилось ее взору: дочь ее воздела руки к небу и упала замертво.
Этот рассказ, как и стихи о птичке Божией, которая «не свивает долголетнего гнезда», явились пророческими для Ани. Когда ей минуло девятнадцать лет, ей нравился один молодой человек, затем второй, еще лучше, но счастью ее не было дано осуществиться: во время гражданской войны ей с родителями пришлось покинуть хутор в Полтавской губернии и двинуться на юг. По дороге, приближаясь к Крыму, Аня захворала брюшным тифом и скончалась. Перед смертью ей удалось приобщиться Св. Тайн. Вот как сбылось предсказание о. Варсонофия.
В другой раз, – пишет та же Мария Васильевна, – старец предупредил одну молодую монахиню не быть самоуверенной. Но вскоре она сама вызвалась читать Псалтирь в церкви по умершему и отказалась от сотрудничества других монахинь. В полночь она почувствовала страх, бросилась бежать и защемила дверью свою одежду. Утром ее нашли на полу в нервной горячке. Пришлось ее поместить в лечебницу, где она пробыла год и вернулась с седой головой».
Нам известно несколько случаев прозорливости старца Варсонофия, проявившейся при исповеди его духовных чад.
Елена Александровна Нилус рассказывала нам, что однажды, когда они пришли с мужем исповедоваться с старцу (а он их исповедовал одновременно, зная, что у них нет тайн друг от друга), он спросил Сергея Александровича, совершил ли он такой-то грех. «Да, – ответил он, – но я это и за грех не считал». Тут старец объяснил Нилусу грешность его деяния или помысла и воскликнул: «Ну и векселек же вы разорвали, Сергей Александрович».
Молодая девица Софья Константиновна, приехавшая гостить к Нилусам в Оптину Пустынь, на исповеди пожаловалась старцу, что, живя в чужом доме, она лишена возможности соблюдать посты. «Ну, а зачем же вы теперь в пути в постный день соблазнились колбасой?», – спросил ее старец. С. К. ужаснулась: «Как мог это узнать старец?»
Подобный случай произошел с Софией Михайловной Лопухиной, рожденной Осоргиной. Она рассказывает, что в Оптину Пустынь она приехала шестнадцатилетней девицей. Ее поразила тысячная толпа вокруг старческой «хибарки», как там назывались деревянные домики, где жили старцы. Она встала на пень, чтобы взглянуть на старца, когда он выйдет. Вскоре старец показался и сразу ее поманил. Он ввел ее в келью и рассказал ей всю ее жизнь год за годом, перечисляя все ее проступки, когда и где она их совершила, и назвал действующих лиц по их именам. А потом сказал: «Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне все, что я тебе сказал. Я захотел тебя научить, как надо исповедоваться».
Больше Софья Михайловна не была в Оптиной Пустыни. В следующий раз она увидела старца, когда он остановился в Москве, проездом в Голутвин. Он сильно постарел, осунулся, стал согбенным… Он сказал, что, видно, Бог его любит, если послал такое испытание. Прошел год. Она уже вышла замуж за Лопухина. Старец скончался. Неожиданно в ее квартире раздался звонок; вошел монах очень высокого роста. Он передал ей от покойного батюшки две иконы; они по его распоряжению были положены в его гроб и завещаны ей и ее двоюродной сестре С. Ф.КСамариной. Со своей иконой «Казанской» Божией Матери Лопухина не расставалась никогда. Исключительный случай был только тогда, когда она ее дала мужу, сидевшему в тюрьме.
Третий случай столь же чудесной исповеди произошел в Голутвине с Николаем Архиповичем Жуковским, ныне преклонного возраста, но еще здравствующим и живущим во Франции, также как здравствует С. М.КЛопухина, которая дала полное разрешение на обнародование рассказа о ее общении со старцем (сообщено монахиней Таисией).
Отец игумен Иннокентий Павлов, положивший начало своего монашества в Оптиной с конца 1908Кгода, поведал нам о своей первой исповеди у старца. В то время начальником скита и старцем был о. Варсонофий. Из Бразилии, ныне покойный, о. игумен писал:
«Это был замечательный старец, имевший дар прозорливости, каковую я сам на себе испытал, когда он принимал меня в монастырь и первый раз исповедовал. Я онемел от ужаса, видя пред собой не человека, а ангела во плоти, который читает мои сокровеннейшие мысли, напоминает факты, которые я забыл, лиц и пр. Я был одержим неземным страхом. Он меня ободрил и сказал: «Не бойся, это не я, грешный Варсонофий, а Бог мне открыл о тебе. При моей жизни никому не говори о том, что сейчас испытываешь, а после моей смерти можешь говорить».
В последних строках этого повествования старец сам раскрывает благодатный Источник своих дарований.
«Со мной был один случай, – вспоминает современник старца. – Наша семья имела свой абонемент в Петербурге на оперные спектакли в Мариинском театре. И вот – это было за год до моего приезда в Оптину, на наш абонемент давали «Фауста» с Шаляпиным, как раз накануне 6 декабря, дня Святителя Николая Чудотворца. Мне чрезвычайно захотелось прослушать эту оперу с Шаляпиным. Ну, думаю, ко всенощной мне не придется идти, так встану пораньше на следующий день и схожу к утрени. И вошел я в такой компромисс сам с собой. Побывал в опере, а утром, с опозданием, отслушал утреню, а затем раннюю обедню и думал: «Ну, почтил я сегодня память угодника Божия Святителя Николая». Хотя что-то в душе кольнуло, но это забылось. И вот батюшка перед исповедью и говорит, что бывают случаи, когда и не подозреваешь своих прегрешений. Как, например, вместо того, чтобы почтить память такого великого угодника Божия, как Свт. Николай Чудотворец, и сходить ко всенощной, идут в театр для самоуслаждения. Угодник же Божий на задний план отодвигается, вот и грех совершен.
Затем другой случай был в Голутвином монастыре. Там женщины и мужчины говели вместе, и батюшка беседовал в одной приемной. Говело, должно быть, человек пятнадцать мужчин и женщин. И вот батюшка говорит: полюбила одна барышня молодого человека, а он не отвечал ей взаимностью и ухаживал за другой. Тогда в барышне возникло чувство ревности, и она захотела отомстить молодому человеку. Она воспользовалась тем обстоятельством, что он ходил постоянно кататься на коньках на тот же каток, куда ходила и она. У нее пронеслась мысль: «Искалечу его, пускай он не достанется и моей сопернице». И вот, когда он раскатился, она ловко подставляет ему подножку, тот упал назад и сломал себе руку. Но это еще слава Богу: мог бы получить сотрясение мозга и умереть, и было бы смертное убийство. И такие случаи часто забываются на исповеди. Во время этого рассказа я почувствовал, что в мои плечи впились чьи-то пальцы. Я оглянулся и увидел, что ухватилась за меня одна девушка восемнадцати лет, моя родственница, побледневшая как полотно. Я подумал, что ей просто дурно сделалось от духоты, и поддержал ее. А она потом мне говорит: «Да ведь это батюшка меня описал! Это была моя тайна, откуда он мог узнать?!»…

«Ты теперь знаешь?»
Монахине Таисии мы также обязаны сообщением, слышанных ею, еще в бытность ее в России, рассказов шамординской монахини Александры Гурко – тоже духовной дочери старца о. Варсонофия. В миру она была помещицей Смоленской губернии. «Собрал однажды, – рассказывала мать Александра, – батюшка Варсонофий несколько монахинь, своих духовных дочерей, и повел с ними беседу о брани с духами поднебесной. Меня почему-то посадил рядом с собой, даже настоял, чтобы я села поближе к нему. Во время беседы, когда батюшка говорил о том, каким страхованиям бывают подвержены монашествующие, я вдруг увидела реально стоявшего неподалеку беса, столь ужасного видом, что я неистово закричала. Батюшка взял меня за руку и сказал: «Ну, что же? Ты теперь знаешь?». Прочие же сестры ничего не видели и не понимали того, что произошло».

Сияние старца во время служения Литургии
Другой рассказ матери Александры: «Однажды я присутствовала при служении о. Варсонофием Литургии. В этот раз мне пришлось увидеть и испытать нечто неописуемое. Батюшка был просветлен ярким светом. Он сам был как бы средоточием этого огня и испускал лучи. Лучом исходившего от него света было озарено лицо служившего с ним диакона.
После службы я была с другими монахинями у батюшки. Он имел очень утомленный вид. Обращаясь к одной из нас, он спросил: «Можешь ли ты сказать: «Слава Богу»? Монахиня была озадачена этим вопросом и сказала: «Ну, слава Богу». «Да разве так говорят – слава Богу!», – воскликнул батюшка. Тогда я подошла к батюшке и говорю: «А я могу сказать: слава Богу!» – «Слава Богу, слава Богу!», – радостно повторил батюшка».
Вникая в все эти дивные свидетельства, так и рвется из сердца – воистину «слава Богу!».

Свидетельства старца о себе
Ниже приводимые свидетельства старца о себе удивляют нас не только высотой дарований, но более скромностью и смирением, с которыми старец их принимал.
«Говорил мне старец о. Варсонофий, – пишет С. Нилус, – у меня с о. Илиодором никогда не было близких отношений, и все наше с ним общение обычно ограничивалось сухой официальностью, и то только по делу. В день же его смерти, после благословения, я, не знаю почему, обратился вдруг к нему с таким вопросом: «А что, брат, приготовил ли ты себе что на путь?». Вопрос был так неожидан и для меня, и для него, что о. Илиодор даже смутился и не знал, что ответить. Я же захватил с подноса леденцов – праздничное монашеское утешение – и сунул ему в руку со словами: «Это тебе на дорогу!».
И подумайте, какая ему вышла дорога!
Старец рассказывал мне это, как бы удивляясь, что сбылось по его слову. Но я не удивился: живя так близко от Оптинской святыни, я многому перестал дивиться».
«Эти могилки – моих духовных детей. Вот здесь похоронен приват-доцент Московского университета Л. Он был математик и астроном! Изучая высшие науки, он преклонился перед величием творения и их Создателя. Товарищ профессора и его жена, которая была доктором медицины, насмехались над ним. Он был ученик знаменитого профессора Лебедева. Жена Л., работая в клинике, влюбилась в одного профессора и бежала в Париж вместе со своими детьми. Л. очень горевал и, по прошествии нескольких лет, приехал к нам, чтобы найти здесь облегчение своему горю, и здесь он, по Божиему соизволению, опасно заболел воспалением легких. Случай был очень тяжелый. Я видел, что он скоро умрет, и предложил ему удалиться совсем от мира и принять пострижение. Уже очень много времени он не имел никаких сведений о семье. Л. подумал и согласился. Через несколько месяцев явилась в скит одна очень экзальтированная дама и стала кричать: «Дайте мне моего супруга!», Сначала я не понял, что она хочет, но потом разобрал, что она говорит о Л. Я сказал ей, что муж находится среди ангелов. Она с раздражением изъявила желание посмотреть на могилу своего супруга. Но я сказал, что вход в скит женщинам воспрещен и поэтому я не могу ей позволить войти сюда. Тогда она, гордясь, начала говорить о себе и своих знаниях: «Я изучила двенадцать иностранных языков и приобрела известность своими работами за границей». Она думала, что ее научный ценз откроет двери скита. Я ей сказал, что хотя она и знает много языков, но одного, самого главного, языка не знает – это языка ангельского. Она иронически спросила: «Где же можно узнать такой язык?» – «Чтобы знать его, – сказал я, – нужно читать Священное Писание. Это и есть язык ангельский». Она объявила, что здесь ей более нечего делать и что она сейчас же отправляется за границу читать лекции в швейцарском университете. Я просил ее прислать мне письмо, когда жизнь ее будет для нее тяжела, и сказал, что она еще раз приедет сюда. Она засмеялась и удалилась. Через несколько месяцев она прислала мне письмо из Швейцарии, где писала, что она очень несчастна. Ее гражданский муж изменил ей и покинул ее, уведя с собой ее детей. Она уже, по моему совету, начала читать Евангелие и нашла много интересного. В письме она предложила мне несколько вопросов. Для разрешения их я предложил ей приехать к нам. Она приехала и прожила у нас довольно долгое время, а затем стала приезжать по несколько раз в год. И сделалась верующей, доброй».
«Впоследствии я видел ее, – вспоминает С. Нилус, – она сделалась очень скромной и, когда батюшка входил в приемную, она всегда подходила к нему, бросалась в ноги. Она была очень богата и все имущество раздала бедным. Какая перемена произошла в ней!».

Духовная связь между св. праведным Иоанном Кронштадтским и преп. Варсонофием
О. Иоанн Кронштадтский провидел духом в лице о. Варсонофия истинного подвижника. В воспоминаниях о. Василия Шустина передано, как о. Иоанн поцеловал в алтаре Андреевского собора в Кронштадте руку молодому офицеру – будущему старцу и схимнику.
Мы узнаем из проповеди архиепископа Феофана Полтавского, произнесенной им 21 августа 1929 года в Болгарии в г. Варне, о том, как св. Иоанн, явившись посмертно Павлу Ильину, посылает его для полного исцеления в Оптину Пустынь к старцу Варсонофию, и этим самым прославляет его, указывая, что ему дан Богом дар чудотворения.
Пропускаем описание болезни и одержимости Павла Ильина, приводим лишь конец его, в котором больному в безпамятном состоянии у гробницы о. Иоанна Кронштадтского является последний.
Св. праведный о. Иоанн Кронштадтский подошел к брату Павлу и сказал: «А теперь выйди из тела и душой последуй за нами». Весьма трудно было исполнить это повеление Павлу, но он исполнил его и последовал за святыми отцами. «Они мне показывали первоначально, – говорил Павел, – райские обители и наслаждения, предназначенные для добродетельных, а затем мучения грешников. Как слава и блаженство праведников, так и мучения грешников не поддаются описанию. Когда было все показано, о. Иоанн Кронштадтский стал наставлять меня, как жить, и для получения окончательного исцеления повелел мне вновь войти в свое тело и отправиться в Оптину Пустынь к старцу о. Варсонофию». Такими словами закончил свое повествование о виденном им в состоянии восхищения брат Павел. В ноябре того же 1911 года он ездил к о. Варсонофию в сопровождении валаамского иеродиакона, именем Варсонофий. Старец был предупрежден о приезде больного, принял его, исповедал и причастил, и после этого последовало окончательное исцеление.

Явление во сне св. Иоанна Кронштадтского старцу Варсонофию
Говоря о духовной связи между о. Иоанном и о. Варсонофием, нельзя не привести сон старца, переданный им Елене Андреевне Вороновой, председательнице тюремного комитета в Санкт-Петербурге, близкой его духовной дочери. Он берется опять-таки из Оптинского дневника С. А. Нилуса:
«Ходили с женой на благословение к о. Варсонофию. Е. А. Воронова слышала от него, что он в ночь со среды 17 февраля на четверг 18-го видел сон, оставивший по себе сильное впечатление на нашего батюшку.
– Не люблю я, – говорил он Елене Андреевне, – когда кто начинает мне рассказывать свои сны, да я сам своим снам не доверяю. Но бывают иногда и такие, которых нельзя не признать благодатными. Таких снов и забыть нельзя. Вот что мне приснилось в ночь с 17-го на 18-е февраля. Видите, какой сон, – числа даже помню!… Снится мне, что я иду по какой-то прекрасной местности, и знаю, что цель моего путешествия – получить благословение о. Иоанна Кронштадтского. И вот взору моему представляется величественное здание, вроде храма, красоты неизобразимой и белизны ослепительной. И я знаю, что здание это принадлежит о. Иоанну. Вхожу я в него и вижу огромный как бы зал из белого мрамора, посреди которого возвышается дивной красоты беломраморная лестница, широкая и величественная, как и вся храмина великого Кронштадтского пастыря. Лестница от земли начинается площадкой, и ступени ее, перемежаясь такими же площадками, устремляются, как стрела прямая, в безконечную высь и уходят на самое небо. На нижней площадке стоит сам о. Иоанн в белоснежных, ярким светом сияющих ризах. Я подхожу к нему и принимаю его благословение. О. Иоанн берет меня за руку и говорит:
– Нам надобно с тобою подняться по этой лестнице!
И мы стали подниматься. И вдруг мне пришло в голову: как же это так? Ведь о. Иоанн умер: как же это я иду с ним, как с живым? С этой мыслью я и говорю ему:
– Батюшка! Да вы ведь умерли?
– Что ты говоришь? – воскликнул он мне в ответ: – Отец Иоанн жив, отец Иоанн жив!
На этом и проснулся… «Не правда ли, какой удивительный сон, – спросил Елену Андреевну о. Варсонофий, – и какая это радость услыхать из уст самого о. Иоанна свидетельство непреложной истинности нашей веры!»

Дар изгнания бесов
Близкие чада старца были не раз свидетелями проявления его духовных дарований. Вот пример. Чета Нилусов, придя однажды на благословение к старцу Варсонофию, присутствовала при изгнании им беса из приведенного к нему человека. В этот раз потребовалось от старца немало духовных сил. Бесноватый был в неистовой ярости, изрыгал на о. Варсонофия злейшую брань, называя его все время полковником, и готов был наброситься на него. Старец потом объяснил Нилусам, что это был редкий и трудный случай, когда пришлось иметь дело с бесом «полуденным», который является одним из наиболее лютых и трудно изгоняемых. Об этом бесе упоминается в девяностом псалме в славянском тексте: «…и сряща, и беса полуденнаго». В русском переводе текст изменен, там сказано: «…и заразы, опустошающей в полдень» (Пс. 90, 6).

Случаи исцеления по молитве старца Варсонофия
Перед отъездом из Оптиной обратно в Петербург приходит Елена Андреевна попрощаться с о. Варсонофием и принять его благословение на путь, а батюшка выносит ей в приемную из своей кельи, подает икону Божией Матери и говорит:
– Отвезите эту икону от меня в благословение княжне Марии Михайловне и скажите ей, что я сегодня, как раз перед вашим приходом, пред этой иконой помолился о даровании ей душевного и телесного здравия.
– Да застану ли я ее еще в живых? – возразила Елена Андреевна.
– Бог даст, – ответил о. Варсонофий, – за молитвы Царицы Небесной не только живой, но и здоровой застанете.
Вернулась Елена Андреевна в Петербург и первым долгом к княжне. Звонит. Дверь отворяется, и в ней княжна: сама и дверь отворила, веселая, бодрая и как не болевшая.
– Да вы ли это? – глазам своим не веря, восклицала Елена Андреевна. – Кто же это воскресил вас?
– Вы, – говорит, – уехали, мне было совсем плохо, а там все хуже, и вдруг третьего дня, около десяти часов утра, мне, ни с того ни с сего, стало сразу лучше, а сегодня, как видите, и совсем здорова.
– В котором часу, говорите вы, это чудо случилось?
– В десятом часу третьего дня.
Это был день и час, когда о. Варсонофий молился пред иконой Божией Матери, присланной княжне в благословение.
Эта княжна Мария Михайловна Дандукова-Корсакова, известная всему Петербургу своей благотворительной деятельностью женщина, посвятившая всю свою жизнь служению страдающим ближним: бедным, больным, заключенным в темницах – имела несчастье заразиться сектантскими идеями, отрицающими веру в святых угодников Божиих и даже Саму Пречистую Богоматерь. После этого события княжна вполне уверовала в святость Пречистой и угодников Божиих. Так она получила исцеление не только телесного, но и душевного своего недуга.
«Пожила Елена Андреевна Воронова дня три-четыре в Оптиной, – пишет С. А.КНилус, – отговелась, причастилась, пособоровалась. Уезжает, прощается с нами и говорит:
– А наш батюшка (о. Варсонофий) благословил мне по пути заехать в Тихонову Пустынь и там искупаться в источнике преподобного Тихона Калужского.
Если бы мы не знали великого дерзновения крепкой веры Елены Андреевны, было бы с чего прийти в ужас, да к тому же и Оптина от своего духа успела нас многому научить, и потому мы без всякого протеста перекрестили друг друга, распрощались, прося помянуть нас у преп. Тихона.
Вскоре после отъезда Елены Андреевны получаем от нее письмо из Петербурга, где она пишет:
«Дивен Бог наш и велика наша Православная вера! За молитвы нашего батюшки отца Варсонофия, я купалась в источнике преподобного Тихона при десяти градусах Реомюра в купальне. Когда надевала белье, оно от мороза стояло колом, как туго накрахмаленное. Двенадцать верст от источника до станции железной дороги извозчик вез меня в той же шубке, в которой вы меня видели. Волосы мои, мокрые от купанья, превратились в ледяные сосульки. Насилу оттаяла я в теплом вокзале и в вагоне, и – даже ни насморка! От плеврита не осталось и следа. Но что воистину чудо великое милости Божией и угодника преп. Тихона – это то, что не только выздоровел мой заболевший глаз, но и другой, давно погибший, и я теперь прекрасно вижу обоими глазами!…».
«Женщина, которая стояла посреди комнаты, бросилась к батюшке со словами: «Батюшка, помолитесь! Измучилась я со своим сыном: истратила на него все состояние, а он все остается глухонемым, и так сделалось с ним с двенадцати лет». Батюшка благословил, посмотрел на него и говорит: «Согрешил он одним великим грехом, и ему покаяться и говеть нужно, и снова он будет слышать и говорить». Мать даже огорчилась тут за сына: «Как! Ведь он примерный мальчик; мог ли он согрешить в двенадцать лет!». Батюшка обратился к юноше и спросил: «Ты помнишь, что ты сделал?». Тот в недоумении качал головой. «Да ведь он, батюшка, не слышит», – говорит мать. «Да, тебя не слышит, а меня слышит». Тогда батюшка наклонился и шепнул ему что-то на ухо, и у него широко раскрылись глаза – он вспомнил. Через неделю юноша был здоров».

Посмертное явление старца умирающему духовному чаду о. Василию Шустину
Его сестра об этом пишет. «Странно! Батюшку (о. Василия) два раза хоронили, и он два раза умирал. В первый раз он умер в России после третьего тифа. У него была большая температура и он лежал без сознания. Видит он доктора, который щупал пульс, и сестру. Доктор сказал: «Умер». Душа брата летела ввысь, он очутился в чудном саду, где его встретил о. Варсонофий Оптинский, говоря: «Хочешь быть в этом саду после смерти?» – «Да». – «Тогда возвращайся обратно – ты не готов; перемучайся, переживи все, тогда вернешься сюда». Брат со страхом вошел в свое тело. Пришли его обмыть, принесли гроб и поразились, что теперь он жив». На сороковой день Мария Васильевна увидела во сне своего брата в том саду, куда его призывал о. Варсонофий. «Иду я в саду по дорожке одна, но чувствую, что о. Василий идет сзади. Дорожка заворачивает вправо, образуя угол. Брат меня перегоняет, подходит к углу, где растут необыкновенные цветы, срывает распустившийся цветок, а мне пальцем указывает на другой, наполовину распустившийся. Я протягиваю руку, чтобы сорвать, – и все исчезает».