ЛЕТЧИК ПОНЕВОЛЕ

Каштанов занялся опять изучением скал, Макшеев и зоолог принялись за кабана и поросят, а Громеко перевалил на южный склон холма и медленно спустился вниз, увлекшись сбором растений, среди которых находил много новых видов и родов. Вдруг по холму промелькнула огромная тень, словно от тучки, заслонившей солнце; зоолог и его помощник вздрогнули и подняли головы. Они увидели темную птицу огромной величины, похожую на орла, которая кружила над поляной.

Внезапно она сделала резкий нырок вниз, схватила наклонившегося ботаника за спину и понесла его. Но ноша оказалась слишком тяжелой даже для этого сильного пернатого. Усиленно махая крыльями, птица летела на высоте всего четырех метров, не будучи в состоянии подняться выше, но и не желая бросить свою добычу, повисшую беспомощно в ее когтях.

Папочкин и Макшеев схватили ружья, но первый тотчас же опустил свое со словами:

– У меня патрон с картечью, и я могу поранить ботаника.

Макшеев, зарядивший ружье пулей, назначавшейся для тигра, прицелился и выстрелил, когда птица поравнялась с ним. Она нырнула вниз, выпустила ботаника и, пролетев немного, рухнула на скалы.

Охотники побежали к Громеко, лежавшему без сознания на склоне, лицом вниз. Его толстая вязаная куртка была изорвана когтями птицы, но благодаря тому, что она не обтягивала тело, а лежала свободными складками, когти захватили только ее и лишь сильно расцарапали тело. Ботаника привели в чувство, перевязали раны, и, когда он пришел в себя, Папочкин и Макшеев полезли на гребень холма за птицей. Это был гриф^[21] невиданной величины, достигавший более четырех метров в размахе крыльев и почти полутора метров от конца хвоста до клюва; оперение было темно-бурое сверху и светло-бурое с темными полосками снизу. Вокруг почти голой шеи красовался большой воротник из грязно-белых перьев, а в начале огромного клюва поднимался большой желтый нарост.

Такая птица могла свободно унести барана, козу, небольшую свинью, но человек в семьдесят килограммов весом был для нее непосильной ношей, и она, очевидно, ошиблась, приняв ботаника за бурое четвероногое, бродившее по траве.

Грифа обмерили и сфотографировали с распростертыми крыльями на скале, куда поднялся и Громеко, чтобы рассмотреть своего обидчика. Он объяснил товарищам, что, когда птица внезапно вцепилась ему в спину, больно ударив с размаху своим телом, он подумал, что сделался жертвой тигра, и лишился сознания.

– Не вернемся ли мы теперь к стоянке? – сказал Папочкин. – Сегодня мы уже подверглись нападению кабанов, грифа, видели близко тигра… Не довольно ли искушать судьбу?

Все устали от ходьбы и волнений и с удовольствием отправились назад, нагруженные поросятами, окороками и жирными боками кабана, горными породами и растениями.

Приближаясь уже к палатке, охотники услышали неистовый лай Генерала и поспешили к нему на помощь. Выбежав на лужайку речного берега, они увидели, что собака лает из-за палатки, а наполовину в воде, наполовину на суше стоит огромный гиппопотам. Чудовище, очевидно, хотело попастись или поваляться на лужайке, но было озадачено шумом, который подняла собака. Гиппопотам тупо смотрел на этого невиданного беспокойного зверя своими маленькими глазками и по временам разевал свою ужасную пасть с редкими длинными зубами и огромным розоватым языком. При виде этой пасти Генерал начинал выть а визжать от страха.

Заметив людей, выбежавших на лужайку, чудовище неуклюже повернулось передом тела, мягко бухнулось в воду и поплыло вниз по реке, выставляя широкую жирную спину с мелкими бородавками.

– Хорошо, что мы вернулись домой, – заявил Громеко, отвязывая Генерала. – Это чудовище могло бы нам натворить неприятностей: изорвать палатку, перетоптать все вещи и утопить или продырявить лодки.

– А целы ли еще лодки? – воскликнул Макшеев и побежал к берегу, откуда сейчас же крикнул: – Одна на месте, а другая исчезла! Не оборвал ли этот урод ее причал?

– Нужно погнаться за ней сейчас, пока она не уплыла далеко! – вскричал Каштанов, также подбежавший к берегу.

Оба сели в оставшуюся лодку, захватив на всякий случай ружья, и поплыли вниз по течению; вскоре они увидели беглянку, которая, вместо того чтобы плыть спокойно вниз, вертелась на одном месте посреди реки. Они быстро приближались, и Каштанов хотел уже зацепить ее багром, но лодка внезапно, точно живая, отпрянула в сторону и понеслась дальше, но гораздо быстрее течения. Пришлось опять гнаться; Макшеев греб изо всех сил, а Каштанов стоял с багром в руках.

– Да ее кто-то тащит! – воскликнул он, когда лодка, бывшая опять совсем близко, снова начала отдаляться толчками.

– Не подцепил ли ее гиппопотам? Он мог запутаться ногой или захватить зубами причал.

– Он и есть! – вскричал Каштанов, заметивший теперь впереди лодки широкую спину и голову животного, всплывшего подышать.

– Если мы будем стрелять в эту тушу, он поплывет еще быстрее или утащит лодку на дно.

– Остается догнать ее и перерезать веревку, иначе мы не освободим лодку.

Макшеев опять налег на весла. Вскоре ему удалось зацепить беглянку багром и подтянуться вдоль нее к ее носу, плывя на буксире у гиппопотама. Каштанов быстро перерезал туго натянутую веревку, конец которой сразу исчез под водой.

– Еще бы немного, и я бы выбился из сил, – сказал Макшеев, переводя дух после гонки. – Если бы не жаль было заряда, следовало бы пустить этому уроду пулю в спину за такие штуки.

– Мы уплыли далеко от палатки, – заметил Каштанов. – Теперь придется грести против течения. Давайте я сяду на весла, а вы отдыхайте.

Переменились местами, взяли на буксир пойманную лодку и потянулись вверх по воде.

– Глубокой стала наша речка, – сказал Макшеев, пытавшийся подталкивать лодку багром, но не доставший дна, которое было на глубине двух метров. – Недаром в ней появились такие крупные животные. Теперь нам ради предосторожности придется вытаскивать лодки на ночь и во время экскурсий на берег.

Тихо подвигаясь вверх по реке, обе лодки плыли по темной воде между двумя зелеными стенами кустов и деревьев, образовавших непроницаемую чашу. Иные кусты, подмытые рекой, наклонились и спускали свои ветки в воду. На крупных ярко-красных цветах какого-то незнакомого вьющегося растения качались красивые большие бабочки и жужжали пчелы.

Вода журчала под носом лодок, весла мирно плескали, из чащи доносилось щебетанье и пение птиц. Макшеев склонился над бортом и смотрел в воду, следя за рыбами, которые появлялись и исчезали в глубине.

– Как хороша здесь природа, если наблюдать ее с лодки! – промолвил он. – А сойдешь на берег – не проберешься через чащу, не ступишь ни шагу, не наткнувшись на какого-нибудь ядовитого или хищного зверя. Просто трудно поверить, что после многодневной борьбы со льдами, туманами и метелями мы плывем по реке, текущей по внутренней поверхности нашей Земли. И так близко от этих льдов природа, напоминающая девственные леса Африки или Южной Америки. Интересно бы знать, под какой широтой Северной Америки мы сейчас находимся.

– Это нетрудно определить, если проложить на карту наш маршрут, начиная от ледяного вала. Я думаю, что мы еще только под морем Бофора, под очень высокими широтами или в лучшем случае под тундрой северного берега Аляски. Там чертовский холод, льды, белые медведи, а здесь пышная растительность, тигры, гиппопотамы, змеи.

В это время Макшеев увидел в воде ясное отражение солнца, быстро поднял голову и воскликнул:

– Ба, красное солнышко наконец показалось на чистом небе! Смотрите-ка!

Путешественники, привыкшие видеть Плутон только сквозь более или менее густую пелену тумана или облаков, еще не имели представления о цвете неба и настоящем виде этого светящегося ядра Земли. Теперь же эта пелена разрывалась, образуя кучевые облака, в промежутках между которыми видно было чистое небо, но не голубое, как над внешней поверхностью Земли, а темно-синее.

В зените стоял Плутон, диаметр которого казался немного больше видимого солнечного.

Это подземное, или “внутриземное”, светило в общем напоминало солнце, светящее перед закатом или вскоре после восхода через толстый слой атмосферы. На его диске можно было различить довольно много темных пятен различной величины.

– Это центральное светило, или настоящее ядро нашей Земли, находится уже в последней стадии своего горения, представляя потухающую красную звезду. Еще немного – и оно потухнет! На внутренней поверхности воцарится мрак и холод, и вся эта пышная жизнь постепенно погибнет, – сказал Каштанов.

– Хорошо, что мы успели забраться сюда и изучаем ее! – воскликнул Макшеев. – Немного позже нам бы пришлось вернуться вспять – мы бы увидели только черную ночь впереди.

– Ну, я сказал “немного” в геологическом смысле. В переводе на земные годы это, может быть, равносильно целым тысячелетиям, так что наши отдаленные потомки будут иметь еще возможность изучать эту внутреннюю поверхность и даже колонизировать ее.

– Благодарю покорно! Переселиться в страну, осужденную на гибель во мраке вечной ночи!