Глава 1. ХАКИМ АБДУЛ КАДИР

Адана в Юго-Восточной Турции была и все еще является важным торговым центром для товаров из Сирии, Ливии, Ирака и Персии. Я попал туда из Кении, центра дервишей Мевлави, покровитель которых Джалалуддин Руми здесь похоронен. Связь между Гурджиевым и дервишами ясно видна во всех его произведениях. Некоторые движения в его танцах представляют собой дервишские ритуальные движения, а другие движения взяты из мусульманской молитвы. Я обнаружил, что Кения - прекрасный город, но между ею и ее населением - настоящая преграда. Хотя монашеские ордена были запрещены в двадцатых годах, там существует сильная "подпольная" суфийская деятельность. Иностранец не может туда проникнуть. Я искал повсюду до тех пор, пока один торговец коврами вблизи гробницы Руми не посоветовал мне отправиться в Алану. Он не указал там ни одного лица или адреса, может быть, желая только отделаться от меня, но я все равно отправился. Несколько дней я осматривал Адану. В конце концов я попытал счастья у одного ткача в ковровом караван-сарае и спросил его, нельзя ли мне посидеть и понаблюдать за ним, чтобы научиться основам его искусства. Он заколебался: мастер не он, а Хаджи Абдул Кадар. Хотя Хаджи отошел от дел, он иногда брал учеников. Я разыскал Хаджи и среди многочисленных чашей кофе стал подводить разговор к моей теме. Я добавил, что ищу следы тех людей, которые обучали Гурджиева. Не знал ли он кого-нибудь? Он ответил, что знал. Сердце мое забилось. Я поспешно объяснил причину своих поисков. - Друг мой, - ответил он, - Я не суфий в том смысле, в каком вы на западе понимаете этот термин. Я - то, что вы могли бы назвать Мирским Братом. Время от времени ко мне посылают людей учиться ткачеству. Их посылает глава Ордена, чтобы дать им определенное знание и технику, которые, кажется, не имеют прямого отношения к эзотерическому учению. Не мое дело выяснять, кем являются мои ученики и на какой они ступени просветления. Я учу их ткать ковры, и они продолжают свой путь. Гурджиев был одним из таких. Он оставался у меня один год и один день, и, хотя не овладел полностью этим искусством, был куда-то послан. Он был внимательным учеником. И хотя он больше обращал внимание на цвет и рисунок ковров, чем на само ткачество, тем не менее он был хорошим учеником. - Чему еще, кроме ткачества, его учили? - настаивал я. Хаджи развел руками: "Больше ничему. Я не могу учить тому, чего я не знаю. Он научился у меня технике ткачества ковров и их продаже. Его внутренняя жизнь была не моей заботой, но заботой других. Они сказали: "Научи Джурджизада", и я делал это". - Кто это "они", которые послали его? - допытывался я. - Это не секрет. Та Ложа, что возле мыса Каратас на юге. Они были учениками Бахаудина, известного, как Накшбанди, или Художники. Их там уже нет, но он, должно быть, был послан откуда-то еще, так как я обычно часто ходил туда и никогда его там не видел. - Откуда его могли послать?

Он рассмеялся: - С севера, или с юга, или с запада, из тысячи мест. Из другого места обучения, от другого учителя. Кто знает, что он изучал прежде, чем пришел ко мне? Быть может, соколиную охоту, музыку, танцы, плотничье дело... Определенного "курса", по которому вы можете начертать карьеру человека, не существует. - Куда же могла переехать Ложа? - начал я. Но он прервал меня. - Ложи не переезжают. Если они выполняли свое дело и выполнили его, они рассеиваются. А глава их, если хотите, переводится на другое место.Ученики перебрасываются в другие центры. Если вы действительно хотите узнать, как звали шейха, то я могу вам помочь. Это был мулла Али Джамал из Кербалы в Ираке. Где он сейчас, я не знаю. Может, умер, может быть, живет где-то. Я с сожалением распростился с этим добрым человеком. Я стал бы учиться под его руководством, если бы мои поиски шли по-другому. Но, раз мертвый след ожил, я должен идти по нему. Когда я покидал гостиницу, швейцар вручил мне записку. Она гласила: "Помни Абдул Кадира", - гласила она. Озадаченный, я продолжал свой путь. Конечно, буду помнить, но при чем здесь записка? Она может означать, что он хочет благодарности за свою информацию. Быть может, она означала, что я должен помолиться за него или упомянуть его имя для дальнейших контактов, или ...? Багдад - это жемчужина пустыни, описанная в книге арабского географа Мукадасси. По общему признанию, он писал эту книгу в тринадцатом веке, до прихода Чингиз-хана. После его "визита" город так и не оправился - наверно, не хватило энергии. Главным мстом в Багдаде является улица Рашида. Идя от бывшего Фейсалского места, я обнаружил на другой стороне огромное здание с главами, решетками и куполами. Путеводитель описывал его как гробницу святого суфия Абдул Кадира Джилани. Абдул Кадир! - был ли это тот Адбул Кадир, которого я должен помнить? Поспешив в столицу Семирамиды, я заказал комнату и нанял проводника для осмотра гробницы. Но мусульманину не разрешалось проходить через массивные порталы святилища, в котором размещалась могила, мечеть, школа и библиотека. Как сообщил мне мой гид, Джилани - основатель ордена Кадири, почитался всеми суфиями как Великий Учитель, а степень его озаренности сделала его учителем всех суфиев, независимо от того, к какому Ордену они принадлежат. Я бродил вокруг, но мало что мог узнать. Я заметил поблизости мастерскую каллиграфа, которую собирался посетить на другой день, чтобы купить кое-какие рукописные тексты с рисунками, выставленными в его витрине. Наутро мастерская была пуста. Там был только мальчишка, занятый смешиванием чернил. Он говорил лишь по-арабски. Его хозяин, сказал он, усердно жестикулярую и размахивая руками, находится в мечети, но скоро должен вернуться. Я подождал и таким образом нашел Хашима Мохаммеда Кхаттата, другого учителя Гурджиева.