Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ. Люсиль, Камилл, Эро, Филиппо.




 

 

Люсиль, Камилл, Эро, Филиппо.

 

Люсиль (высовываясь в окно) . Вот они, вот они! Проезжают в конце улицы!

Камилл (кричит) . Счастливого пути, Папаша Дюшен! Не забудь свои жаровни!

Эро (мягко) . Камилл, дорогой мой, не показывайся.

Камилл . Погляди-ка на бывших наших друзей, Эро! Вон клубный генерал Ронсен, вон Венсен, который все покушался на твою голову, Филиппо, вон Эбер, бахвал, которому не давала покоя моя голова, вон пруссак Клотс, прекрасный Анахарсис!.. Последний путь юного Анахарсиса!.. Бедное человечество: оно лишается лучшего своего оратора! Гильотине будет сегодня работа. Урожай обильный!

Люсиль (своему ребенку) . Посмотри, Гораций, посмотри на этих негодяев. А вон гарцует генерал Анрио, размахивая огромной саблей. Видишь, детка?

Филиппо . Уж очень он старается. Его бы тоже надо на телегу.

Камилл . Точно праздник, народ ликует.

 

На улице кто-то играет на кларнете разудалую песенку. Толпа громко хохочет.

 

Это что такое?

Люсиль . Маленький горбун идет за телегой и играет на кларнете!

Камилл . Забавно!

 

Оба смеются.

 

Отчего ты не подойдешь к окну, Эро? Неужели тебе не любопытно? Ты печален. О чем ты думаешь?

 

Шум постепенно удаляется.

 

Эро . Я думаю о том, Камилл, что Анахарсису тридцать восемь лет, Эберу тридцать пять, оба в твоих годах, Филиппо, а Венсену двадцать семь, он на шесть лет моложе нас с тобой, Демулен.

Камилл . Это верно. (Внезапно нахмурившись, отходит от окна на середину комнаты, подпирает подбородок рукой и на мгновение остается неподвижен.)

Люсиль (у окна) . Дождь идет! Вот досада!

Камилл (недовольным тоном) . Не стой у окна, Люсиль, холодно. Отойди.

Люсиль (закрывает окно и с ребенком на руках отходит на середину комнаты, напевая) .

 

Дождик идет,

И скоро вечер...

Домой, пастушка,

Гони овечек.

 

Камилл . Люсиль, Люсиль, злая ты женщина, как ты можешь петь эту песню? Когда я ее слышу, я всякий раз думаю, что тот, кто ее сочинил, томится сейчас в заключении.

Люсиль . Фабр? Да, правда! Бедный наш Эглантин! Они посадили его в Люксембургскую тюрьму совсем больного. Ну, ничего, выйдет!

Эро . Pur troppo! [1]

Люсиль . Что он сказал? Конечно, какую-нибудь гадость?

Филиппо Он сказал не гадкую, а печальную вещь и притом совершенно верную.

Люсиль . Перестаньте каркать! Фабр будет освобожден. Неужели мы не сумеем его выручить?

Эро . Сам Дантон не мог его спасти.

Люсиль . Дантон — это другое дело! А уж если Камилл возьмется за перо и выложит все, что у него на сердце, вот увидите — двери тюрем распахнутся сами собой и поглотят...

Эро . Кого?..

Люсиль . Тиранов.

Эро . О легкомысленная пастушка, как плохо стережешь ты своих барашков!.. «Домой, пастушка!..» Вдумайся в смысл этой песенки.

 

Входит служанка, берет у Люсили ребенка и уносит его. Люсиль говорит с ней шепотом, уходит, возвращается; в продолжение этой сцены она все время в движении. Она занята разными домашними делами и между прочим принимает участие в общем разговоре.

 

Камилл . Люсиль права: надо бороться. Революцию совершили мы, и нам надлежит руководить ею. Мой голос еще не утратил власти над толпой. Стоило мне заговорить — и бешеные отправлены на гильотину. Никогда еще мы не были так сильны, будем же добиваться новых успехов: взять Люксембургскую тюрьму не труднее, чем Бастилию. Мы сокрушили девятисотлетнюю монархию, так неужели же мы не справимся с комитетом мерзавцев, которые пришли к власти благодаря нам и которые смеют злоупотреблять ею, чтобы погубить Конвент и Францию?

Филиппо (в волнении ходит взад и вперед) . Подлецы! Если бы они только убивали! Но нет! Они припутали Фабра к лихоимству и хищениям в Ост-Индской компании; они сочинили всю эту небылицу, всю эту историю с евреями и немецкими банкирами, которые будто бы через посредство нашего друга подкупили Национальное собрание. Они сами знают, что лгут, но им мало убить своего противника — они прежде постараются облить его грязью.

Эро . У нас добродетельные враги: тебе не просто рубят голову, а во имя высших принципов, — по крайней мере утешение.

Камилл . Франция ненавидит Тартюфа. Выпорем ханжу и отколотим дона Базиля.

Филиппо Я исполнил свой долг — пусть каждый исполняет свой! Я вывел на чистую воду воров из Западной армии, из Сомюрского штаба. Я вцепился в горло этим прохвостам, и я не выпущу добычу, разве что голова у меня свалится с плеч. Я смотрю на вещи трезво: я отдаю себе отчет, что значит напасть на генерала Росиньоля и его прихвостней. Комитет пока меня не трогает — с одною лишь целью: чтобы потом вернее меня погубить. Какое гнусное обвинение собираются они взвалить на меня! При одной мысли об этом меня бросает в жар и в холод. Пусть гильотинируют, если желают, но пусть не порочат моей чести!

Эро . Я отношусь ко всему этому спокойнее, чем ты, Филиппо. Я заранее знаю, каким предлогом они воспользуются, чтобы меня уничтожить. Я имею несчастье придерживаться того мнения, что можно быть врагом европейских правительств и вместе с тем не испытывать ненависти ко всем не французам. За границей у меня были друзья; я не считал своим долгом от них отрекаться в угоду этому одержимому Билло-Варенну и другим таким же невменяемым, как и он. Ко мне ворвались, взломали мои ящики, похитили у меня несколько писем совершенно частного характера — этого довольно: отныне я один из участников пресловутого заговора, существующего на золото Питта и имеющего своею целью восстановление королевской власти.

Камилл . Ты в этом уверен?

Эро . Совершенно уверен, Камилл. Моя голова уже не держится на плечах.

Камилл . В таком случае скройся.

Эро . Во всем мире нет такого уголка, где бы мог укрыться республиканец. Короли его преследуют, Республика его изничтожает.

Камилл . Вы оба пали духом. Все-таки нас знает вся Франция.

Эро . И Лафайета знала вся Франция, и Петиона, и Ролана. Даже Капет когда-то пользовался популярностью. Тот, кого сейчас провезли, неделю назад был народным кумиром. Кто может похвалиться любовью этих дикарей? На мгновение вдруг как будто появится в их тусклых глазах отблеск самостоятельной мысли. Раз в жизни чья душа не сливалась с душою толпы? Но это слияние не может быть долгим; стремиться продлить его бессмысленно. Мозг народа — это морская пучина, населенная чудищами и всякими ужасами.

Камилл . Вот оно, великое слово! Мы надуваем щеки, прежде чем выговорить слово «народ», и мы произносим его с комическою важностью, чтобы заставить Европу поверить в некую таинственную силу, орудиями которой мы являемся. Знаю я этот народ — он для меня поработал. Осел в басне говорит: «Я два вьюка не потащу» — и не догадывается, что мог бы не тащить ни одного. Мы немало потрудились, чтобы заставить людей совершить Революцию, — они совершили ее скрепя сердце. Инженерами и механиками этого прекрасного движения были мы; без нас они бы и не пошевелились. Они не стремились к Республике — это я повел их к ней. Я внушил им, что они хотят быть свободными, — внушил для того, чтобы они полюбили Свободу как дело своих рук. Так испокон веков управляют слабыми. Убедишь их, что они хотят чего-то такого, о чем они и не помышляли, и вот они уже, как львы, бросаются в бой.

Эро . Осторожней, Камилл: ты — дитя, ты играешь с огнем. Ты воображаешь, что народ пошел за тобой потому, что вы стремились к единой цели. Сейчас уже он ушел от тебя далеко вперед. Не пытайся остановить его: у пса не вырывают кости, когда он ее гложет.

Камилл . Надо ему бросить другую. Да что, в самом деле, разве народ не прислушивается к моему «Старому кордельеру»? Разве его голос не доходит до самых дальних уголков страны?

Люсиль . Если б вы знали, какой успех имел последний номер! Камиллу пишут отовсюду письма, — слезы, поцелуи, объяснения в любви... Будь я ревнива... Его умоляют писать еще, умоляют спасти отечество.

Эро . А многие ли из этих его друзей помогут ему, когда на него нападут?

Камилл . Я не нуждаюсь ни в ком. Ко мне, моя чернильница! Праща Давида (показывает на перо) уже сокрушила крикуна, поминутно оравшего: «На гильотину! На гильотину!» — короля буянов и головорезов. Это я разбил трубку папаши Дюшена, эту знаменитую трубку, которой, подобно трубе иерихонской, достаточно было выпустить три клуба дыма вокруг чьей-нибудь репутации, как эта репутация рушилась сама собой! Не откуда-нибудь, а отсюда вылетел камень, поразивший в лоб Голиафа, наглого труса. Я натравил на него толпу. Ты видел рядом с телегой жаровни Папаши Дюшена? Эту мысль подал я. Моя затея имела бешеный успех. Что ты на меня так смотришь?

Эро . Мелькнула мысль.

Камилл . Какая?

Эро . Ты когда-нибудь думал о смерти?

Камилл . О смерти? Нет, нет, я этого не люблю. Фу, это дурно пахнет!

Эро . Ты никогда не думал о том, как тяжело умирать?

Люсиль . Какой ужас! Нашли о чем говорить!

Эро . Ты добрый, милый, прелестный ребенок, и вместе с тем ты жесток, жесток, тоже как ребенок.

Камилл (взволнован) . Ты в самом деле думаешь, что я жесток?

Люсиль . Вот у него уже и слезы на глазах!

Камилл (взволнован) . Ты прав: этот человек страдал. Предсмертный холодный пот, сердце сжимается от страха в ожидании конца... это должно быть мучительно! Как бы ни был он ничтожен, страдал он не меньше любого честного человека, а может быть, даже больше. Несчастный Эбер!

Люсиль (обвивая руками шею Камилла) . Бедный мой Буль-Буль! Стоит ли горевать о негодяе, который хотел отрубить тебе голову?

Камилл (запальчиво) . А зачем ко мне тогда приставать с такой мерзостью? S? quis atra dente me petiverit, inultus ut flebo puer! [2]

Люсиль (к Эро) . А вы еще осмеливаетесь утверждать, что мой Камилл жесток!

Эро . Разумеется, осмеливаюсь. Ох, уж этот мне милый мальчик! Из всех нас он, пожалуй, самый жестокий.

Камилл . Не говори так, Эро, в конце концов я тебе поверю.

Люсиль (к Эро, грозя ему пальцем) . Скажите, что это неправда, а то я вам глаза выцарапаю.

Эро . Ну, хорошо, неправда: самый жестокий человек — это вы.

Люсиль . Ну что ж! Ничего не имею против.

Камилл . Твои слова, Эро, меня очень расстроили. Это верно, я причинял людям много страданий, и все же я человек не злой. После моих прокурорских речей кого-нибудь непременно вздергивали на фонарь. Меня подстрекает какое-то бесовское мальчишество. Из-за меня жирондисты гниют в полях, которые поливает этот ледяной дождь. Из-за моего «Разоблаченного Бриссо» срубили головы тридцати юношам, прекрасным, благородным. Они любили жизнь так же, как я, они появились на свет ради того, чтобы жить, чтобы наслаждаться счастьем так же, как я. У каждого из них была своя ласковая, милая Люсиль. О Люсиль, бежим, бежим от этой смертоубийственной борьбы, которая может обернуться и против нас! Что, если и нас тоже — тебя, нашего маленького Горация?.. Ах, как бы я хотел снова стать никому не известным человеком! Где то убежище, то подземелье, в котором я со своей женой, ребенком и книгами мог бы укрыться от посторонних взоров? О ubi campi... [3]

Филиппо Ты попал в самый водоворот, тебе уже не выбраться.

Эро . Нет, отпусти Камилла, эта война не для него.

Филиппо Он сам только что сказал: нужно исполнять свой долг.

Эро (указывая на Камилла, который прижался к Люсили) . Посмотри, не кажется ли тебе, что долг нашего Камилла в том и состоит, чтобы быть счастливым?

Камилл . Это правда, у меня какое-то особое призвание к счастью. Есть люди, созданные для того, чтобы страдать. Мне страдания отвратительны, не хочу я их!

Люсиль . А я не помешала твоему призванию?

Камилл . Веста моя, волчонок мой милый, моя маленькая Ларидон[4]... Ты очень виновата передо мной! Благодаря тебе я слишком счастлив.

Люсиль . Негодник! Он еще жалуется!

Камилл . Понимаешь, из-за этого я утратил всякую волю, всякую веру.

Люсиль . Каким же образом?

Камилл . Прежде я верил в бессмертие души. При виде человеческого горя я говорил себе: мир был бы устроен слишком нелепо, если бы добродетель не вознаграждалась где-то еще. Но теперь я счастлив, счастлив вполне, — вот я и боюсь, что уж получил свою награду на земле. И мой довод в пользу бессмертия не представляется мне больше убедительным.

Эро . Постарайся обойтись без него.

Камилл . Как это просто — быть счастливым! И как мало людей владеет этим искусством!

Эро . Самое простое дается труднее всего. Считается, что люди хотят быть счастливыми. Какое заблуждение! Они хотят быть несчастными, они этого добиваются во что бы то ни стало. Фараоны и Сезострисы, цари с головами, как у коршуна, и когтями, как у тигра, костры инквизиции, каменные мешки Бастилии, опустошительные и истребительные войны, — вот что им по душе. Чтобы внушить им доверие, нужно окутать себя мраком таинственности. Чтобы внушить им любовь, нужно прибегнуть к бессмысленности страданий. Но разум, терпимость, взаимная любовь, счастье... нет, нет, это все для них оскорбительно!

Камилл . Ты желчен. Надо делать людям добро даже наперекор им самим.

Эро . Нынче все этим занимаются — со средним успехом.

Камилл . Бедная Республика! Что они с тобой сделали? О цветущие деревни, обновленные поля, где воздух стал легче, а дали — прозрачнее с тех пор, как светлый разум своим свежим дыханием согнал с неба Франции пагубные суеверия вместе со старыми готическими святыми!.. Хороводы молодежи, кружащиеся на лужайках, героическое войско — братские сердца, стальная стена, о которую ломаются копья Европы!.. Наслаждение красотою, наслаждение гармоничностью форм, беседы в Портике, благородные Панафинеи, где проходят вереницы девушек с белыми руками, облаченных в легкие одежды!.. Свободная жизнь, радость, торжествующая надо всем, что есть безобразного, лживого, мрачного! Республика Аспазии и прекрасного Алкивиада, что с тобою сталось? Красный колпак, грязная рубаха, хриплый голос, навязчивые идеи маньяка, указка педанта из Арраса!

Эро . Ты афинянин среди варваров, Овидий среди скифов. Ты их не переделаешь.

Камилл . Во всяком случае попытаюсь.

Эро . Только потеряешь время, а может быть, и жизнь.

Камилл . Чего мне бояться?

Эро . Берегись Робеспьера.

Камилл . Я знаю его с детства — друг имеет право говорить все.

Эро . Неприятная истина легче прощается врагу, чем другу.

Люсиль . Молчите! Камилл должен быть великим, он должен спасти отчизну. Кто со мной не согласен, тот не получит шоколада.

Эро (с улыбкой) . Я умолкаю.

 

Люсиль уходит.

 

Филиппо Итак, Демулен, ты решил действовать?

Камилл . Да.

Филиппо . В таком случае никаких передышек! Преследуй врагов неустанно, пронзай их пером. Ты предпочитаешь мелкие стычки, а ведь это самое опасное. Ты ограничиваешься тем, что осыпаешь врагов ядовитыми стрелами, — это их еще больше ожесточает. Лучше целься прямо в сердце — покончим с ними разом!

Эро . Друзья мои, я не одобряю вашего замысла, но если уж вы решились, то по крайней мере надо позаботиться о том, чтобы у вас были все шансы на выигрыш. Так вот, чтобы начать войну, еще недостаточно (да простит мне Камилл), еще недостаточно пера Демулена. Народ ничего не читает. Успех «Старого кордельера» ввел вас в заблуждение: до толпы он не доходит, у него совсем особый читатель. Ты, Камилл, это прекрасно знаешь: ты сам недавно жаловался, что на один из его номеров издатель повысил цену до двадцати су. Покупают его такие же, как мы, аристократы. Народ судит обо всем со слов клубных ораторов, а они не за тебя. Сколько бы ты ни распинался и ни украшал свой слог площадной бранью, народ никогда не будет считать тебя своим. Есть только один способ воздействовать на толпу — это бросить в нее Дантоном. Только его громы способны расшевелить весь этот косный людской хаос. Дантону стоит тряхнуть своей гривой — и поднимется Форум. Но Дантон устранился, почил от дел; он покинул Париж, он уже больше не выступает с речами в Конвенте. С ним творится что-то непонятное. Кто-нибудь виделся с ним за последние дни? Где он? Что он делает?

 

Входят Дантон и Вестерман.

 

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.006 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты