Объект современного библиотековедения

[Библиотековедение. – 2004. – № 6. – С.26-31]

Определение объекта библиотековедения, как известно, является одной из наиболее важных и до сих пор дискуссионных проблем нашей науки.

Восхождение познания от эмпирического уровня к теоретическому позволило уже в начале XX века, в дооктябрьский период, предложить основные представления о сущности библиотековедения как самостоятельной науки и об объекте библиотековедения. Это сделали С.Д. Масловский, К.И. Рубинский, В.А. Штейн, Л.Б. Хавкина и др.1

История вопроса показывает, что, по сути дела, на протяжении почти столетия имеет место противостояние двух позиций: понимание библиотековедения как науки о библиотеке (трактуемой более или менее широ-ко) и концепция библиотековедения как науки о деятельности библиотеки (библиотечной деятельности).

Идею о библиотеке как объекте отраслевой науки выдвинула еще Л.Б. Хавкина2. Она рассматривала библиотеку «как определенный организм, который слагается из трех элементов: книги, библиотекаря и читателя». Этот подход впервые дал понимание системности объекта библиотековедения. Позднее взгляды Л.Б. Хавкиной были развиты другими исследователями, например А.В. Кленовым, который считал необходимым активно изучать причинно-следственные связи между структурными элементами (книгой, библиотекарем, читателем) объекта библиотековедения.

В этот же период была выдвинута очень, на наш взгляд, перспективная, современно звучащая и сегодня концепция библиотековедения «как науки, цель которой состоит в исследовании библиотечного дела в условиях исторического развития общества в связи с экономическими, социальными и культурными процессами» (К.И. Рубинский). Он видел в библиотеке организм, подчиняющийся общим законам жизни.

После революции в России, как известно, началась ожесточенная идеологическая борьба, что не могло не сказаться на определении статуса многих наук социально-гуманитарного характера, в том числе и библиотековедения.

В течение 1930–1950-х гг. прошла, то разгораясь, то затухая, дискуссия, в ходе которой «советское» библиотековедение противопоставлялось «буржуазному» и определялось как классовая, идеологическая наука.

По сути дела, в этот период отвергалась возможность и необходимость самого изучения сущности библиотечной деятельности на теоретическом уровне, «поскольку имеется система взглядов классиков марксизма на книгу и библиотеку».

И хотя в 1960-х гг. ситуация смягчилась, именно на этом фоне проходила известная дискуссия 1976–1979 гг., открывшаяся статьей А.Я. Черняка. Опираясь на опыт предшественников, А.Я. Черняк определял объект библиотековедения как систему «книга – библиотека – читатель», подчеркивая ее открытый характер и демонстрируя широкий гуманистический и культурологический подход к пониманию сути библиотековедения.

Основным оппонентом А.Я. Черняку стал Ю.Н. Столяров, достроивший конструкцию Л.Б. Хавкиной четвертым структурным элементом и определивший в качестве объекта библиотековедения библиотеку как четырехэлементную структуру: «книга – библиотекарь – читатель – материально-техническая база».

Основные положения этой концепции широко известны.

Включение в концепцию четвертого элемента – «материально-техническая база» – было, видимо, определено тем, что в годы создания концепции (1970–1980 гг.) технические возможности библиотек претерпевали значительные изменения: технический прогресс пришел и в библиотеки, и это явление должно было быть осмыслено.

Следует сказать, что библиотечной общественностью того времени была, в основном, признана концепция Ю.Н. Столярова, так как термин «библиотека» как обобщающий, как фундаментальное понятие был более содержательно богат, по сравнению с другими терминами, которые также предлагались участниками дискуссии для обозначения объекта библиотековедения: «библиотечное дело» (К.И. Абрамов, Н.С. Карташов, Г.К. Кузьмин); «библиотечная система» (Г.А. Жидков). Эти понятия могут рассматриваться только как частные по отношению к термину «библиотека».

Не получила значительной поддержки и восходящая к взглядам К.И. Рубинского идея М.А. Коноваловой и А.И. Останова о «библиотечной деятельности» как объекте библиотековедения.

Однако уже и в то время было очевидно, что и концепция Ю.Н. Столярова не безупречна.

Слабым местом этой концепции являлось, на взгляд ее критиков, то, что, во-первых, в этой концепции объект и предмет исследования сливаются воедино: по мнению автора концепции предмет науки есть не что иное, как абстрактное воспроизведение его объекта3, что весьма спорно и по мнению других исследователей значительно сужает содержательное поле нашей науки4.

Во-вторых, в концепции отсутствует элемент «управление». «Его отсутствие означает, что библиотека не может быть отнесена к классу управляемых объектов. Между тем и библиотека, и библиотечное дело – управляемые объекты, в противном случае они не могли бы функционировать»5.

В-третьих, «материально-техническая база», названная в качестве четвертого структурного элемента, не специфична для библиотеки, так как очевидно, что она имеется у любого института, будь то школа, магазин, баня и др.6

Кроме того, заметим и неточность определения «материально-техническая база»: ведь, строго говоря, фонд библиотеки может быть также отнесен к материально-технической базе библиотеки.

В-четвертых, с течением времени стало очевидным, что дальнейшее уточнение автором этой «квадриги»: вместо «книга – библиотекарь – читатель – материально-техническая база» – «документ – персонал – пользователь – материльно-техническая база» – сделало все определение объекта не специфичным для библиотековедения в целом, так как документ, пользователь, МТБ и персонал характерны и для архива, и для книжного магазина, музея и др. Автор, однако, не увидел в этой подмене собственной ошибки, а сделал вывод о том, что библиотека является частью документационной системы, а следовательно, библиотековедение – частью «документоведения»7.

Сегодня все более очевидно, что между библиотекой, архивом, музеем и книжным магазином гораздо больше различий, чем сходства. Часто единые в историческом прошлом, библиотека и музей в настоящее время все дальше расходятся.

Можно добавить и следующий пятый – довод против определения объекта библиотековедения, данного Ю.Н. Столяровым, а именно: определение в качестве объекта библиотековедения библиотеки как четырехэлементной структуры выводит за рамки библиотековедения такой вид библиотек как личные библиотеки, являющиеся весьма заметной частью культуры любой страны8. Между тем так же, как личные художественные коллекции не могут быть исключены из контекста музееведения, так и личные библиотеки не могут быть выведены за рамки библиотековедения9. Тем более, что все библиотечное дело начиналось, в основном, с личных библиотек, да и судьбы личных библиотек бывают весьма причудливы и зачастую оказывают весьма существенное влияние на развитие всего библиотечного дела: наиболее известный пример тому – библиотека графа Н.П. Румянцева, ставшая основой Российской государственной библиотеки.

Этот же упрек можно отнести и в отношении нового вида библиотек – электронных. Они также не «вписываются» в конструкцию, предложенную Ю.Н. Столяровым.

Таким образом, в последнее время становится все более ясно, что определение объекта библиотековедения нуждается в переосмыслении.

Очевидно, что современное библиотековедение не должно больше удовлетворяться концепцией, которая, по сути дела, отказывает библиотековедению в самостоятельности, рассматривая его как часть неведомой документологии10, отказывает даже в самостоятельности профессии «библиотекарь»11, и оставляет за рамками важнейшие направления библиотечного дела, такие, как управление библиотекой и библиотечными сетями, формирование профессиональной прессы и профессионального сознания, социальное, партнерское и международное сотрудничество библиотек и многое другое. Вся живая суть современной, активно развивающейся библиотеки остается за рамками данной концепции.

Не выдерживает данная концепция и проверки изменениями, произошедшими в связи с информатизацией, складывающаяся электронная среда во всей своей сложности никак не «втискивается» в предложенную жесткую схему.

Документационная парадигма библиотековедения, на позициях которой настаивает автор существующей концепции, входит в резкое противоречие с международно принятыми представлениями о библиотеке как об информационном институте.

Поэтому, кстати, реальное укрепление информационной концепции библиотеки12, в том числе и через активное использование термина «информационный», кажется автору опасным для развития библиотековедения13, хотя совершенно очевидно, что новая терминология возникает не случайно, она имеет свою логику развития, отражает реальность и слабо поддается регулированию извне.

Упрекая современных исследователей в излишней податливости «информатикам», автор концепции (и это весьма показательно!) считает положительным тот факт, что в 1960-е годы библиотековеды «устояли» в дискуссии с нарождавшейся информатикой и не пошли на сближение позиций14. Между тем существует и другое понимание той, теперь уже далекой ситуации – «достаточно напомнить о том ущербе, который понесла библиотечная система СССР в результате субъективного15 противостояния библиотековедов и информатиков, длившегося с 1960-х гг. примерно до 1990-х гг., отголоски его дают о себе знать и поныне»16.

Странно, что, говоря об опасности засилья термина «информационный» для развития библиотековедения, Ю.Н. Столяров не видит опасности для нашей науки в распространении с его активной «подачи» терминов «документационный», «документный», «документологический», а также рассуждений о том, что библиотековедение – это только часть документологии, что библиотекарь – не профессия, а специальность профессии «документатор».

Таким образом, очевидно, что «в опасности» находится не библиотековедение, а концепция библиотековедения, предложенная Ю.Н. Столяровым, которая объективно все больше тормозит развитие науки.

В том, что какие-то теории отмирают, уступая место другим, нет ничего удивительного: именно так движется научное познание.

Сегодня, когда библиотека – это не только «книга, читатель, библиотекарь и материально-техническая база», но и информационные технологии, и технологии управления, и социальные связи библиотеки, и профессиональные коммуникации и многое другое, когда библиотека представляет собой сложный, самоорганизующийся, нелинейно развивающийся организм, относительно самостоятельная часть которого является также частью более сложного целого, это уже понимается многими: «Чтобы библиотековедение считалось вполне «равноправной» наукой, надо вывести ее на уровень современных научных требований, переосмыслить ее составные части, научный инструментарий в новой, изменившейся ситуации. Нужно исследовать и показать, как изменился объект библиотековедения, его предмет, как изменились законы этой науки, методы, сама методология»17.

Надо отметить, что такие исследования уже появляются. Все чаще возникают работы, в которых библиотека рассматривается как сложный, живой организм18,, меняющий статус и смысл своего существования19 на наших глазах. Значительный интерес представляют собой концепции В.П. Леонова, М.С. Слободяника, A.M. Стахевича, А.С. Чачко и др.20

Так, В.П. Леонов предложил рассматривать в качестве объекта библиотековедения не библиотеку, не библиотечное дело, а библиотечный процесс21, близко к этому понимание других петербургских ученых, предлагающих вернуться к пониманию в качестве объекта библиотековедения библиотечной деятельности. Эти подходы представляются весьма продуктивными для развития теории библиотековедения, хотя справедливо замечено, что ни библиотечный процесс, ни библиотечная деятельность не могут быть объектом библиотековедения, поскольку они протекают в рамках другого объекта – библиотеки22.

Очень интересно наблюдение В.П. Леонова о «двойной жизни» библиотеки, о ее глубинной связи с культурой и историей страны и мира23, о библиотеке как «симфонии», о русской библиотечной культуре.

При всех своих различиях все эти концепции подчеркивают потребность и необходимость того, чтобы определение объекта библиотековедения отражало целостность и динамику объективной реальности.

Проблема изучения библиотеки как целого представляется чрезвычайно важной. Разбивая проблему на части, структурные элементы, фрагменты, можно достигнуть того, что сложные задачи и предметы становятся, как будто, более познаваемыми, но за это приходится расплачиваться тем, что теряется наше чувство связи по отношению в целому, понимание поведения сложных систем во времени и пространстве.

Интересно, что проблема изучения «целого» остро стоит и в других близких библиотековедению, науках, например в книговедении: еще М.Н. Куфаев говорил о необходимости изучения «целого книги»24. Как же сегодня, с учетом бурного развития библиотечной практики, может быть определен объект библиотековедения?

Известно, что объект познания – это совокупность качественно определенных явлений и процессов реальности, существенно отличных по своей внутренней природе, основным чертам и законам функционирования и развития от других объектов этой реальности.

Таким образом, в качестве объекта познания необходимо рассматривать определенную объективную реальность, а в качестве его предмета – те аспекты и черты объекта, которые охвачены изучением25.

Например, объект исторической науки – вся совокупность явлений общественной жизни на протяжении всей истории общества. Предмет познания – это определенная целостная совокупность наиболее существенных свойств и признаков объекта познания, которая подвергается изучению.

Если объект познания представляет собой независимую от познающего субъекта реальность, то предмет познания – это выделенная или привлекающая его внимание часть этой реальности.

Опираясь на эти общие методологические положения, можно утверждать, что объектомпознания в библиотековедении является – «эволюция26 библиотеки в пространстве и времени», а предметом познания – часть (временной отрезок, направление деятельности, процесс и т. п.) этой реальности.

В результате эволюции возникает новое качественное состояние объекта. Объект рассматривается, во-первых, с точки зрения его внутренней структуры: не как механическое множество отдельных элементов, связей, зависимостей, а как органическая их совокупность, как внутренне связанное и функционирующее целое. Во-вторых, с точки зрения процесса, т. е. следующих друг за другом во времени совокупностей и исторических связей и зависимостей его внутренних составляющих. В-третьих, с точки зрения выявления и фиксирования качественных изменений в его структуре в целом. В-четвертых, с точки зрения раскрытия закономерностей его развития, законов перехода от одного исторического состояния объекта, характеризующегося определенной структурой, к другому историческому состоянию, характеризующемуся другой структурой27.

Таким образом, эволюционный подход сохраняет содержательное богатство термина «библиотека» и, в то же время, за счет введения понятия «предмет исследования» позволяет значительно расширить поле исследования, снять статичность с существующего сегодня определения объекта библиотековедения.

Определение объекта науки как «эволюции библиотеки во времени и пространстве» позволяет ввести в процесс изучения и увидеть в динамике все новые, возникающие в реальности явления, технологии, тенденции и т. п., а также временные и пространственные трансформации библиотеки как социального института, как части русской и мировой культуры и т.п.

Библиотека при этом понимается как сложный многофункциональный социальный институт, нелинейно развивающийся как интенсивно (под влиянием широкой социальной среды, результатов сопредельных наук и областей знания), так и экстенсивно (под влиянием внутренних сил).

Сегодня серьезному ученому-библиотековеду интересно изучать не столько отдельные структурные элементы библиотеки и связи между ними, сколько понять библиотеку как «целое», всемирный метатекст, как часть общего культурного пространства, определить ее место в социуме, в русской и мировой культуре, истории, универсуме знаний, в философских концепциях, наконец, в жизни отдельной личности; определить понятия «русской библиотечной культуры», «отечественной и всемирной библиотечной мысли», «философии библиотечной науки» и т.п. Совершенно очевидно, что эти понятия плохо соотносятся с существующим определением объекта библиотековедения, что имеет, кстати, не только теоретические, но и сугубо практические последствия, например, темы диссертационных работ, как правило, наиболее ярких, не вписывающихся в понятие библиотеки как 4-элементной структуры, легко отклоняются некоторыми учеными советами под предлогом несоответствия объекту науки.

Определение объекта библиотековедения как «эволюции библиотеки во времени и пространстве» заметно расширяет и углубляет поле исследователя-библиотековеда, раскрывает перед ученым новые горизонты и в большей степени отвечает современному уровню научного познания в целом, а также и потребностям библиотечной практики, которая остро нуждается в осмыслении.