:
Действие второе
Сцена шестая.
Комната в доме на Выборгской стороне.
Чистота, порядок и уют. На окнах - цветы.
Под потолком - четыре клетки с чижами и канарейками.
Захар. Выборгская сторона - это вам не Гороховая улица!.. Ни пыли, ни копоти. Безбородкин сад рядом, Охта под боком, Нева в двух шагах!
Обломов. Да здесь, говорят, волки бегают.
Захар. Зато конюшня своя.
Обломов (мрачно). Зачем мне конюшня?
Захар. Свой огород, за капустой да репой в лавку не бегать.
Обломов (кисло). Какой огород? Какая капуста? Какая репа?
Захар. И задешево! Почти даром!
Обломов. Куда это, Захар, у нас все деньги вышли? Летом была тысяча рублей. А теперь триста. Куда делись? Уж не воры ли?
Захар. Кабы воры, так все бы взяли.
Обломов. Что бы тебе траты записывать?
Захар. Не дал Бог грамоты. А грамотный-то давно бы уж серебро из буфета стащил! (адостно.) А хозяйка какова? Уж и бела, и полна!.. И брови у ней есть, и румянец!
Обломов (оживившись). Агафья Матвеевна? У ней руки хороши... И конюшня своя, и огород, и капуста с репой. В лавку не бегать. (адостно смеясь.) Собаку заведу! Или кота. Лучше кота! Коты ласковы, мурлычат?
Захар. Барышню встретил.
Обломов (замер). Какую барышню?
Захар. Ольгу Сергеевну. Здоровы ли - спрашивала. Что, мол, делали?
Обломов. А ты?
Захар. Ужинали, говорю. "А разве барин ужинает на ночь?" - спрашивает. Двух цыплят, мол, только скушали.
Обломов. Дурак! Дурак!
Захар. Где дурак-то? азве это неправда? Вот я и кости цыплячьи сейчас покажу!
Обломов. Дурак! (Пауза.) Что еще спрашивала?
Захар. Что, мол, делал в другие дни. Ничего, мол, не делал, лежал.
Обломов (хватаясь за голову). Какой яд - этот человек! Что - барышня?
Захар. Ничего. Письмо велели передать.
Обломов. Что ж ты молчишь? Ты губишь меня, Захар! Давай сюда письмо!
Захар. Вон, на столе.
Обломов вскрывает письмо. Читает.
Так... Утреннее умывание... Мокрое полотенце... Гимнастика... не менее четверти часа... у настежь раскрытого окна. Плотный завтрак. Крепкий английский чай. Газеты... Утренняя прогулка... не менее полутора часов. Чтение книг по списку... Сидя на стуле, а не лежа на диване...
Торопливо смотрит в конец письма.
"Илья, мне скучно без вас. Пела Casta diva, но вас не было рядом. Пела плохо, рассердилась. Захлопнула крышку пианино, прищемила палец. Долго плакала. Вы меня любите, - я однажды узнала, но навсегда. И счастлива, хоть не повторяйте мне никогда. Что любите меня. Для меня любовь - всё равно что жизнь. А жизнь - это долг и обязанность. Следовательно любовь - тоже долг. У меня достанет сил прожить и пролюбить всю жизнь? Больше и лучше любить я не умею."
Обломов хватается за сердце.
Любит... Она меня любит... азве это возможно? (Подносит письмо к глазам.) Вот письмо... Строчки... Буквы... Значит, правда... Любит.
Подходит к зеркалу, долго и внимательно оглядывает себя.
Высок и строен... Черные кудри... На лице отвага, улыбка гордая... Сильный и глубокий взгляд, немного холодный... который добирается до самого сердца... и выдаёт ум и силу! Любая женщина тотчас смиряется перед ним и склоняет голову...
Пауза.
Он управляет собой и другими. Всё даётся ему легко. Куда ни придёт, с кем ни сойдётся - раз! - и овладел. Играет, будто на инструменте...
Пауза.
Как это сказано у Лермонтова про глаза? Ага, - "они не смеялись, когда смеялся он!.."
Пауза.
Пятясь, отступает от зеркала.
Закрывает лицо руками.
Нельзя... Так нельзя... Вчера пожелал страстно... до изнеможения... А сегодня... уж достиг желаемого... Так нельзя. Ведь это - прупасть. Ведь это означает, что послезавтра... Краснеешь, что пожелал. И что получил - краснеешь. Клянешь - зачем всё исполнилось. А как знать, - чего желать? Того или этого? Как угадать? Добро бы еще, желания не исполнялись... А когда - всё наоборот? Захотел - на!..
Пауза.
Накрыл голову ладоням, и оказался "в домике".
И сразу успокоился, выражение лица сделалось ровным.
И - родилась мысль.
Она не любит меня. (Выдохнул с облегчением.) Таких не любят. (Засмеялся.) Толст. Ленив. Глуп. К делу не приспособился. На службе не сгодился. Однажды циркуляр вместо Астрахани отправил в Архангельск, и был уволен. За тупость.
В волнении ходит по комнате.
Она не любит меня! азве это любовь? Ведь это только приготовление к любви. А я? Я просто подвернулся первым, для опыта сгодится, по случаю. Встретился нечаянно, попал ошибкой? Вот оно что! Явится другой и она тотчас скажет мне - ошибка! И отвернётся.
Бросается к столу, достает бумагу и перо.
Боже мой! Ты открыл мне глаза. Ещё не поздно!
Обмакнул перо в чернильницу.
И - замер, не в силах написать ни строчки...
Портьера на двери отодвинулась и в комнату вошла хозяйка дома - Агафья Матвеевна Пшеницына.
Подняла штору на окне, принялась поливать цветы на подоконнике.
Обломов (бормочет). Прочтите это письмо до конца. И поймите, что... (Пауза.) Что иначе поступить я не могу. Почему? (Пауза.) Потому... Потому что... Ольга... Впереди... Что впереди? (Пауза.) Вот что. И... (Оборачивается к Пшеницыной.) Вот у вас цветы. Вы любите их?
Пшеницына. Нет. Они давно тут, ещё при муже были.
Обломов. Как их зовут?
Пшеницына. Эти-то? (Вздохнув.) Ерани.
Пшеницына принимается кормить птиц.
Обломов. Что у вас за птички?
Пшеницына. Тут чижи. Там канарейки. Тут опять чижи, там опять канарейки.
Пауза. Обломов, вздыхая, вновь наклоняется к письму.
ОБЛОМОВ (пишет). Как птичка!.. Улетайте, как птичка ненароком присевшая не на ту ветку... Вы не лжете и не обманываете меня, но вы не любите меня! Ваше люблю не есть настоящая любовь, а только будущая...
Пшеницына выходит из комнаты.
Провожая ее взглядом.
Какие локти у ней... Еще с ямочками!
Вновь наклонился к письму.
Вы не любите меня и любить не можете. Но ещё не поздно! Мы оба ещё можем избавимся от будущих упреков совести.
Входит Пшеницына, в руках у неё блюдо с пирогами, накрытое белоснежным полотенцем.
Пшеницына. Пока горяченькие-то. Кушайте.
Уходит.
Обломов принюхивается.
ОБЛОМОВ (лихорадочно пишет, словно торопясь). Прочтите это письмо до конца. И поймите, что иначе поступить я не могу. Мы так внезапно, так быстро сделались больны, и это помешало мне очнуться ранее. (Почесав в затылке.) Больны - нехорошо. Впрочем... Это все Штольц! Привил нам обоим любовь, как оспу! (Пишет.) Вы ошиблись, я не тот, кого вы ждали, о ком мечтали. Погодите, он скоро придёт. И тогда вам станет стыдно за вашу ошибку. А мне этот ваш стыд сделает боль. Это все к лицу молодости, она легко переносит раны... Мне же к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне, а с бурями я не управлюсь!.. (Помолчав. С воодушевлением.) Хорошо, когда пирог с луком или с морковью. С цыплятами хорошо, со свежими грибами. (Нюхает пироги.) С луком! К ним бы водки сейчас, на смородиновом листу.
Входит Пшеницына с запотевшим графинчиком.
Пшеницына. Пока холодненькая-то. На смородине, на молодом листу.
Обломов. Вы всё за работой, Агафья Матвеевна. Ведь вы так устанете.
Пшеницына. Я привыкла.
Обломов. А когда нет работы, что ж вы делаете?
От такого вопроса Пшеницына застыла в изумлении.
Бормочет.
...мне этот стыд сделает боль. Это все к лицу молодости, она легко переносит раны... Мне же к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне, а с бурями я не управлюсь...
Пшеницына (всплеснула руками). Как нет работы? абота всегда есть. Утром обед готовить. После обеда - шить. К вечеру - ужин.
Обломов. А сейчас?
Пшеницына. Сейчас вот домелю кофе, сахар буду колоть.
Обломов. Как у вас хороши руки, можно хоть сейчас нарисовать. Вы славная хозяйка. Вам бы замуж надо.
Пшеницына. Кто меня с детьми-то возьмет?
Обломов смутился.
Пшеницына вышла из комнаты.
Обломов (перечитывает письмо). ...ещё не поздно, мы оба ещё можем избавимся от будущих упреков совести. Мы так внезапно, так быстро сделались больны, что и помешало мне очнуться...
Входит Пшеницына с грудой белья.
Пшеницына. Вот я разобрала ваши чулки. Пятьдесят пять пар. Да только почти все худые. Вот тут двадцать пар совсем не годятся. Их уж и штопать не стоит.
Обломов. И не надо! Этакой дрянью заниматься! Новые купить!
Пшеницына. Зачем же деньги тратить? Можно надвязать. Надвязать чулки-то? Я уж и ниток закажу. Нам одна старуха носит, а в лавке покупать дорого.
Обломов. Мне, право, совестно, что вы так хлопочете?
Пшеницына. Что нам делать-то?
Пшеницына разглядывает чулки на свет.
Обломов (наклоняясь к письму). Послушайте, Ольга, скажу прямо и просто - вы меня не любите и любить не можете. Зачем же я пишу? Зачем не пришел сказать прямо? Отвечу: бумага терпит и молчит, когда я пишу вам: мы не увидимся больше.
Обломов роняет перо на стол.
Сидит, окаменев.
Пшеницына. Самой надвязать или старухе отдать?
Обломов. А?
Пшеницына. По вечерам нечего делать, вот и надвяжу. У меня Маша уж начинает вязать, только спицы всё выдергивает. Спицы-то большие, ей не по рукам? Ваня у меня тихий, а Маша бойкая... Платьев не напасешься. Глядь - уж и порвала. За гвоздь, мол, задела, за сучок... Так вот на ней всё и горит, особенно башмаки. Чинить да штопать не успеваю...
Выходит из комнаты.
Обломов (складывает письмо). Я всё сказал. (Запечатывает. Кричит.) Захар! Пошли кого-нибудь с письмом к барышне!
Съедает кусок пирога, выпивает рюмку водки. Подумав, съедает ещё кусок.
Странно! Мне уж не скучно, не тяжело! Я почти счастлив. Отчего это? Должно быть, оттого... что я всё сказал.
Входит Пшеницына.
Пшеницына. Вот! Халат ваш! Его можно починить и вымыть. Материя такая славная! Он ещё долго прослужит. Может, наденете когда-нибудь? к свадьбе.
Сцена седьмая.
Осенний парк с голыми деревьями.
На скамейке сидит Ольга, в руках у нее письмо.
За стволом дерева прячется Обломов.
Хруст ветки, Ольга оборачивается и застает Обломова в самой нелепой позе...
Ольга отворачивается.
Обломов выходит из-за дерева, садится рядом с ней на скамейку.
Ольга (подает ему письмо). Возьмите! И унесите его с собой. Чтоб мне не плакать, глядя на него. Я не должна плакать - о чем?
Обломов. Ваше счастье ещё впереди.
Ольга. Вы спрятались за деревом, чтобы посмотреть - буду ли я плакать? Вас пугает, что я разлюблю вас? А если вы разлюбите меня?
Обломов. Я?
Ольга. Устанете, как устали от дел, от службы, от жизни. азлюбите без соперницы, не она, а халат ваш будет вам дороже! Прощайте, Илья Ильич, прощайте навсегда. И будьте покойны, - ведь ваше счастье в этом!
Пауза.
Обломов. Простите меня...
Ольга. За что?
Обломов. За ошибку. За то, что вам теперь досадно...
Ольга. Это моя ошибка. Я наказана за гордость. Слишком понадеялась на свои силы. Я думала, что я вылечу вас? Но у меня не хватило уменья... Врачебная ошибка! Я не предвидела её, а все ждала результата, надеялась? (После паузы.) Вы не станете упрекать меня, что из гордости я рассталась с вами?
Внезапно Ольга хватает его за руку.
Ты кроток, Илья, честен и нежен? Как голубь? Ты прячешь голову под крыло и ничего не хочешь больше. Ты готов всю жизнь проворковать под кровлей? Да я не такая! Мне мало этого, мне нужно чего-то ещё, а чего - не знаю! Сможешь ли ты научить меня, дать мне всё это?! А нежность? (Усмехнулась.) Где её нет!..
Обломов (тихо). Я люблю тебя.
Ольга. Мы не шутим, Илья! Помни, что дело идет о будущей жизни! Скажи мне - да! и я поверю тебе! Хватит ли тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно? Скажи - да! и я беру назад свое решение! Вот тебе моя рука и пойдем, куда хочешь, - за границу, в деревню, на Выборгскую сторону!
Обломов (тихо). Возьми меня, какой я есть. Люби во мне, что есть хорошего! Ведь я люблю?
Ольга (прерывая его). Я жду не уверений в любви, а короткого ответа!
Обломов молчит.
Ольга отпускает его руку.
Ольга (холодно). Так нам пора расстаться! Прощай! (Усмехнувшись.) За меня не бойся. Я поплачу и потом уж больше плакать не стану.
Пауза.
Что погубило тебя, Илья? Ведь ты добр, умён, нежен, благороден... и... гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу...
Обломов. Есть. (Почесал голову.) Только надо найти ему название. И сразу всё будет хорошо. Всё сразу пройдет...
Ольга, не дослушав его, уходит.
В руках у Обломова остается её перчатка.
Сцена восьмая.
Пшеницына штопает чулки.
Входит Обломов.
Не снимая пальто, он садится в кресло.
Захар. Это, должно быть, барышня забыла?
Обломов. Какая барышня?
Захар. Ильинская барышня.
Обломов. Что забыла?
Захар. Перчатку. Вон у вас в руках.
Обломов опускает глаза и видит перчатку Ольги, которую он по-прежнему держит в руке.
Обломов. Какая перчатка? Какая барышня?
Прячет перчатку в карман пальто.
Это портнихина перчатка. Ездил в магазин рубашки примерять, взял по ошибке портнихину перчатку. (Кричит.) Как ты смеешь выдумывать?!
Захар (кричит). Какая портниха? Что за рубашки? Будто барышниных перчаток не видал?
Обломов. А почём ты знаешь барышнины перчатки?
Захар. Знаю! Побожиться могу! Образ со стены снять!
Обломов. Пошел отсюда вон! Совсем пошел, на улицу! Видеть не могу твою рожу!
Захар. Обыкновенная рожа. Как у нашего брата!
Хлопнув дверью, выходит.
Пшеницына, не поднимая головы, по-прежнему штопает чулки.
Обломов. Послушайте, Агафья Матвеевна!.. Захар дурак. Вы, ради Бога, не верьте ему! Насчет перчатки.
Пшеницына. Что мне за дело, чья это перчатка?
Обломов. Портнихина, которая рубашки шьёт. Примерять ездил.
Пшеницына. А вы где заказали рубашки? Кто вам шьёт?
Обломов. Из французского магазина.
Пшеницына. У меня есть две девушки - так шьют, такую строчку делают, куда там французам.
Обломов. Вы только, ради Бога, не подумайте, что это барышнина перчатка!
Пшеницына. Хоть бы и барышни. Что мне за дело?
Обломов. Нет, нет! Вы не думайте! Эта барышня, про которую врёт Захар, она - огромного роста, и говорит басом.
Пшеницына. Лизавета Николаевна и Марья Власьевна. Две девушки, такие строчки делают! Когда вам понадобится рубашки шить, я им скажу. Дёшево берут.
Обломов. Только вы не подумайте ничего, пожалуйста! Не подумали?
Пшеницына, отложив чулок, выходит из комнаты.
Обломов сидит неподвижно, глядя в пол.
Пшеницына вносит халат.
Что это?
Пшеницына. Вымыла и починила. Халат.
Пшеницына снимает с Обломова пальто, сюртук и гастух.
Зайдя сзади, помогает ему надеть халат.
Обломов. уки-то у вас какие... Локти. Ещё с ямочками!..
Невзначай она касается лба Обломова.
Пшеницына. Да у вас жар! Горячка! Постойте-ка!
Прикладывается губами ко лбу Обломова.
Входит Захар с подносом, накрытым к чаю.
Видит Обломова и Пшеницыну - она приложилась губами к его лбу, а он замер...
Чашка с подноса полетела на пол.
Захар. Что это вы, Илья Ильич... Зачем это... Халат, вроде выбросить велели, а сами... Зачем?
Обломов. А ты зачем чашку разбил?
Сцена девятая.
В кресле сидит Обломов.
ядом с нам на скамеечке - мальчик Ваня.
Пшеницына, склонив голову, шьёт.
Обломов. Вот и год прошел... Сколько всего случилось!
Ваня. Да что случилось-то? Я и не видал ничего.
Обломов. Как - что? Где-то взволновался край и восстал народ, рухнули жилища, а где-то, напротив, вышло замирение...
Ваня. Где?
Обломов. Закатилось какое-нибудь светило в небе, зато где-то засияло другое... Открылась какая-нибудь тайна бытия... Или осыпалась гора, зато море нанесло ил и отступило от берега...
Ваня (с отчаяньем). Да где это всё? Почему мы ничего не видали?
Обломов (Пшеницыной). Ваня такой понятливый мальчик! В три раза запомнил главные города в Европе. (Ване.) Вот наведут мосты на Неве, поедем с тобой в магазины, подарю тебе маленький глобус. (Пшеницыной.) Как это у вас, Агафья Матвеевна, проворно ходит игла мимо носа! Я, право, боюсь, как бы вы не носа себе не задели!
Пшеницына. Вот дошью эту строчку, ужинать станем.
Обломов. А что у нас к ужину?
Пшеницына. Капуста кислая с лососиной. Осетрины нет нигде, уж я все лавки выходила, всюду спрашивала - нет. Потом телятина, каша на сковороде? Слышите, шипит? Уж жарится.
Обломов. Вот это прекрасно! Всё-то вы хлопочете, Агафья Матвеевна!
Пшеницына. Кому ж ещё хлопотать? Вот только положу заплатку, так стану уху варить. Какой дрянной мальчишка этот Ваня! На той неделе вычинила куртку, он опять разорвал! (Ване.) Что смеешься? Вот не починю, и нельзя будет завтра за ворота бежать. Мальчишки, должно быть, разорвали? Дрался? Признавайся!
Ваня. Нет, само разорвалось.
Пшеницына. То-то само! Сидел бы дома да твердил уроки, чем бегать по улицам! Вот Илья Ильич опять скажет, что ты по-французски плохо знаешь!
Ваня. Я не люблю по-французски.
Пшеницына. Отчего?
Ваня. Да по-французски есть много нехороших слов.
Обломов смеется.
Ваня выбегает из комнаты.
Обломов. А вот Машенька обрубила мне три платка - плохо, правда, неровно, но зато всё бегала показывать мне каждый обрубленный вершок.
Пшеницына. Пора корицу толочь.
Откладывает шитьё, выходит из комнаты.
Обломов (глядя в окно). Вон снег нападал и нанёс сугробы... Покрыл дрова, курятник и конуру. Всё умерло и окуталось в саван. (Смеясь.) А вдруг не взойдет завтра солнце и застелет небо
тьма?.. А суп и жаркое всё равно явятся на столе!.. И бельё будет свежо и чисто! И никто не узнает, как это сделается. С кротким взглядом, с улыбкой преданности. С чистыми, белыми руками, с полными локтями. С ямочками!..
Входит Пшеницына, принимается толочь корицу.
Обломов встаёт с кресла, подходит к ней сзади.
Взяв её за локти, мешая толочь.
А если я вам помешаю?
Пшеницына. Пустите. Мне ещё надо сахару натолочь да вина отпустить на пудинг.
Обломов. Скажите, Агафья Матвеевна... Что если б я вас? полюбил? Вы бы полюбили меня?
Пшеницына. Отчего же вас не полюбить? Бог всех велел любить.
Обломов. А если я сейчас поцелую вас?
Пшеницына. Теперь не Святая неделя.
Обломов. Тогда поцелуйте вы меня!
Пшеницына. Вот будет Пасха, так и поцелуемся.
Обломов нежно целует ее в шею сзади.
Пшеницына. Ой! Корицу просыплю... Нечего будет в пирожное положить.
Обломов. Не беда!
Пшеницына поворачивается к нему.
Пшеницына. Что это у вас на халате опять пятно? Кажется, масло? Где это вы? Не с лампадки ли накапало? Или за дверь задели? Вчера мазали петли маслом. Всё скрипят. Дайте, скорее, я пятно выведу и замою - завтра ничего не будет.
Обломов. Добрая Агафья Матвеевна! Поедемте жить в деревню, там хозяйство! Грибы, ягоды, варенья, птичий двор?
Обломов обнимает её.
Я вас, Агафья Матвеевна, ещё раньше видел... В дремоте, наверное...
Подле вас хорошо уснуть, обнявшись... Ведь это и есть тайная цель всякого - найти в своей подруге покой и ровное течение чувств... А страсть... Всё это хорошо лишь на сцене, где с ножами расхаживают актеры. А потом идут, и убитые, и убийцы, вместе ужинать? Дым, смрад, а счастья нет! Воспоминания - один только стыд и рвание волос.
Замерли, обнявшись.
Взлетает портьера на двери, стремительно входит Штольц.
Штольц. Ну здравствуй, Илья!
Пшеницына, охнув, выбегает.
Обломов. Андрей! Штольц!
Обнимаются.
Штольц (колотит Обломова по спине). Ах ты, Lotter! Вот я задам тебе феферу!
Обломов. Откуда? Как? Надолго ли?
Штольц (отстраняется от него, осматривает). Да что с тобой? Как ты переменился, брат! Здоров ли ты?
Обломов. Левая нога что-то всё немеет.
Штольц. Что ты не бросишь своего халата? Смотри, весь в заплатах!
Обломов. Привычка, жаль расстаться. Скажи мне, Андрей, вот что... Что - Ольга?
Пауза.
Штольц. А... Не забыл! Я думал, что ты забудешь.
Обломов. Нет, не забыл. Где же она?
Штольц. В своей деревне, хозяйничает.
Обломов. С теткой?
Штольц. С мужем.
Обломов. Так она замужем?
Штольц. Чего ж ты испугался?
Обломов. Замужем? Давно ли? Счастлива? Да не тяни ты!.. Скажи, Бога ради! Кто ж он, всё никак не спрошу?
Штольц. Кто? Какой ты недогадливый, Илья!
Обломов. Не? не ты ли?
Штольц. Я.
Пауза.
Обломов (кричит). Захар, Захар! Неси шампанского! Милый Андрей! Милая Ольга!.. Вас благословил сам Бог! Боже мой! Как я счастлив! Скажи же ей?
Штольц (смеясь). Скажу, что другого Обломова не знаю! Недаром она забыть не может тебя!
Входит Захар.
Захар. Андрей Иваныч! Вот радость-то! Глядите-ка, вот и Илья Ильич расплакались!
Обломов (отворачивается, трёт глаза). Знаешь ли ты новость, Захар? Поздравь - Андрей Иваныч женился!
Захар. Батюшки! На ком?
Обломов. На Ольге Сергеевне. Ты её помнишь?
Захар. На Ильинской барышне! Вот те на! А я-то грешен, виноват - всё на Илью Ильича сворачивал! Вот какая клевета вышла. Ах ты, Господи, ах, Боже мой!.. Какая славная барышня! Вот Илья Ильич-то и плачет от радости!
Штольц (вдруг). Поди отсюда, Захар!
Испуганный Захар выходит.
Здесь не о чем плакать, Илья. Это была ошибка... Самолюбие её было задето лишь оттого, что не удалась ей роль спасительницы? Да, самолюбие и гордость! Но до сердца у неё не дошло.
Обломов. А её слезы?! азве они не от сердца были?
Штольц. Боже мой, Илья, о чём не заплачет женщина?
Обломов. Но если б я нашёл в себе силы... Изменился, ожил, послушался её и...
Штольц. То есть если б на твоём месте был другой человек?
Обломов (после паузы). Да, ты как-то иначе устроен... Ты другой...
Пшеницына вносит поднос с пирогами и водкой.
И, не подняв глаз, уходит.
Штольц. Илья! Я хотел спросить тебя... Эта женщина? что она тебе?
Обломов. Я у неё квартиру снимаю. Вдова коллежского секретаря Агафья Матвеевна Пшеницына. С двумя детьми, с Ваней и Машей. Покойно, тихо. Никто не трогает, ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Есть с кем слово перемолвить, как соскучишься. Двое ребятишек - играй с ними, сколько хочешь.
Штольц. Я не то хотел тебя спросить, Илья? В каких ты отношениях к ней?..
Обломов. Что ты хочешь сказать?
Штольц. Зачем ты краснеешь, Илья? Послушай... Если тут моё предостережение может что-нибудь сделать... то я всей дружбой нашей прошу, будь осторожен?
Обломов. В чем? Помилуй!
Штольц. Ты смотришь на неё так, что, право, я начинаю думать? Смотри, Илья, не упади в эту яму...
Пауза.
Обломов. Выпей, Андрей, право, выпей. Славная водка! Ольга тебе этакой не сделает. Она споет Casta Diva, а водки сделать не умеет так! На молодом смородиновом листу. И пирога такого с цыплятами и грибами не сделает! А руки-то у нее какие, локти с ямочками! И всё сама! Сама крахмалит мне рубашки! За другим жена так не смотрит - ей-богу! Знает каждую мою рубашку, все протертые пятки на чулках, какой ногой встал с постели, собирается ли сесть ячмень на глаз, какого блюда и по скольку съел, весел или скучен, много спал или нет...
Пауза.
Штольц. Что сказать Ольге?
Обломов. Не поминай ей обо мне! Скажи, что не видал, не слыхал.
Штольц. Она не поверит.
Обломов. Ну скажи, что я умер? От удара.
Штольц уходит.
Обломов запахивает халат, садится в кресло.
Утро.
Входит Захар.
Захар (всплеснув руками). Зачем это вы, Илья Ильич, всю ночь просидели в кресле?
Обломов хочет что-то сказать, открывает рот, но не может выговорить ни слова.
Кричит.
Агафья Матвеевна! Ваня! Маша!
Вбегает Пшеницына, бросается к Обломову.
Дети в испуге стоят на пороге.
Пшеницына. У него удар!
Сцена десятая.
В кресле сидит Обломов.
Движения его ограничены - последствия апоплексического удара.
Входит доктор Аркадий Михайлович.
Он очень изменился, теперь это уверенный в себе человек.
Обломов. Доктор! Вот уж не ждал! Спасибо, что вспомнили!
Аркадий. Да я к вам на минуточку! Дела, знаете ли... Закрутился совсем. Обширная практика, веду самый широкий приём... Волчком кручусь, дня не хватает!
Обломов. Что, много болеют? И всё душевными болезнями?
Аркадий. Это нынче в моде! Мужчины, и те стали в обморок падать... Без дела не сижу. С тех пор как наша медицина признала
школу нервных патологий, количество больных резко увеличилось.
Обломов (смеясь). Как же так? Следствие вместо причины?
Аркадий. Не смейтесь, теперь уж и наукой доказано, что причина и следствие в наши дни не имеют связи.
Оба смеются.
Обломов. Как поживает ваш Сивка? Проверенный в бою деревянный конь?
Аркадий. едко мы с ним теперь видимся, всё времени не хватает. Пылится в шкапу. (Помолчав.) Я, собственно говоря, вот по какой причине к вам заехал, Илья Ильич... Ведь я нашёл название вашей болезни!
Обломов. Да ну? И как же её звать? Эники-беники?
Аркадий. Да ведь я серьёзно! Теперь я с полной ответственностью говорю вам, что готов назвать вашу болезнь по имени!
Обломов. Зачем? Не всё ли равно, как она называется? Да я сам могу вам сто болезней выдумать. Вот, извольте, - жмырь и голядка! Можно и порошки к ним выдумать, только лечи, - деньги рекой! Всяк у себя жмырь найдёт, и голядка у каждого второго. Можно клинику открыть!
Аркадий. Полно вам, я серьезно!
Обломов. Я не верю больше в слова, доктор. И в названия тоже. Вот один философ недавно сказал, что - Бог, мол, умер... И что с того? Ведь это одни слова, никто немчурёнку не поверил! А я, в свою очередь, возьму да скажу - человек умер! И что с того? Вон их сколько на улице, никак не переведутся...
Аркадий. Ваша болезнь называется - TOTUS.
Обломов. Что это значит?
Аркадий. Это редкая болезнь, с нею уж никого почти не осталось. Наверное, вы один и есть. Все остальные - pele-mele, tutti-frutti, смесь, ни то ни сё. Но это и позволяет им выжить. Я должен сказать вам прямо, ведь мы с вами старые друзья... Мужайтесь, Илья Ильич... Ваш диагноз несовместим с жизнью, и прогноз практически нулевой... Вы скоро умрете.
Пауза.
Обломов. Как, вы говорите, она называется? Эта болезнь? Totus? Заморочили вы меня своей латынью... Непонятно мне. Что есть - Totus?
Аркадий. Целый. Целый человек. Такой жить не может.
Обломов (после паузы). Понятно. Спасибо. Хорошо, что не врете. Так лучше. И эти глупости с врачебной тайной... Хорошо, что не соблюдаете. Тоже спасибо. (Пауза. Усмехнулся.) Значит, Pele-mele - жить будет? И Tutti-frutti - тоже? Пол-человека, четверть-человека, осьмушка и одна шестнадцатая - все живы... А бедный Totus - нет?
Аркадий. Нет.
Обломов. Я же говорил - человек умер... (Дрогнувшим голосом.) Ну и ладно.
Пауза.
Громко.
Не хотите ли чаю? (Кричит.) Захар! Чаю неси! У нас гости! Агафья Матвеевна! Пирогов несите! И водки! Ваня! Маша! Идите сюда! Где вы все?
Пшеницына, дети и Захар появляются на пороге.
Аркадий (пятясь к двери). Нет-нет. Спасибо. В следующий раз. Некогда. Всего хорошего. Ещё увидимся. Всё будет хорошо. Заеду как-нибудь. Не забывайте.
Быстро выходит из комнаты.
Сцена одиннадцатая.
Штольц, Аркадий и Захар.
Во время всей сцены Штольц и Аркадий сидят неподвижно, словно каменные.
Захар. Опять помянул его сегодня, царство ему небесное! Этакого барина отнял Господь! На радость людям жил, жить бы ему сто лет? Вот сегодня на могилке у него был. На Охтинском кладбище, между кустов лежит, в самом затишье. Как приду, сяду да и сижу; слезы так и текут? Этак-то иногда задумаюсь, притихнет все, и почудится, как будто кличет: "Захар! Захар!" Инда мурашки по спине побегут! Господи, храни его душеньку! Никто не видал как умер, и стона предсмертного не слыхали. Без мучений. Удар, говорят. Ел мало, из кресла не вставал, всё молчал, а то вдруг заплачет. Чувствовал смерть. Утром Агафья Матвеевна принесла ему кофе, глядь - а его уж и нет! Только руку успел прижать к сердцу. Видно, болело. Ваня - хороший мальчик, закончил курс наук, на службу теперь ходит. Маша пошла замуж за смотрителя казённого дома. Хороший муж, строгий. Место-то нынче трудно найти. Один барин попался такой неугодливый - Бог с ним! аз только и увидал клопа, растопался, раскричался, словно я выдумал клопов! Когда без клопа хозяйство бывает? И отказал. Такой, право!.. Всё не то теперь, не по-прежнему, хуже стало. В лакеи только грамотных берут. Сапоги сами снимают с себя. Всё какие-то фермы, аренды, акции. Что за акции такие, я не разберу? Это всё мошенники выдумывают! Нужны им деньги, так и пустят в продажу бумажки по пятисот рублей, а олухи накупят. Тут всё и лопнет. Одни бумажки останутся, а денег нет. Где деньги? - спросишь. Нету - учредитель бежал, всё с собой унёс. Вот они, акции-то!
Аркадий поднял руки над головой, сделал ладони углом, - он "в домике".
ЗАНАВЕС.
: 2015-09-13; : 78; !; |