Как предмет исследования

История научного познания коммуникации начинается с античности. Античные мыслители наряду с разумом-логосом почитали речь-логос. Стимулом для этого послужило то, что политическая жизнь греков широко использовала риторику, красноречие и особым доверием народного собрания пользовались ораторы, владеющие силой устного слова. Регулятором общественной жизни служил номос — закон в виде письменного текста — дальний предок бюрократии.

В эллинистический период, когда началось культурное освоение обширных территорий Египта, Ближнего и Среднего Востока, забота о сохранении речи-логоса сделалась особенно насущной, ибо язык гарантировал выживание греческой культуры в иноземном окружении. Появились ученые «грамматики», предписывающие правила «истинного» и «чистого» греческого языка; особенно активны были александрийские грамматики.

Таким образом, коммуникация стала еще до нашей эры предметом изучения двух древнейших научных дисциплин — логики и лингвистики.В Средние века христианская церковь не забыла уроков античного красноречия. В программу подготовки священнослужителей были включены риторика, грамматика и диалектика, которые образовали «тривиум» — три первых и основных предмета изучения. Средневековые схоласты возродили древнегреческую герменевтику— науку о понимании и толковании поэтических (Гомер) и священных (Библия) текстов.

Русские ученые люди, появившиеся в XVII—XVIII вв., истово почитали живое слово и книжную премудрость. Симеон Полоцкий(1629―680), зачинатель русской силлабической поэзии, писал в своих виршах:

Пониманье есть прошедшее верно постигать,

также — настоящее благоустроить,

И предвосхищение грядущего имети;

это не творящие — разумом как дети[1].

Почти столетие спустя М. В. Ломоносов(1711―1765) восславил дар речевого общения в следующем рассуждении: «Если бы каждый член человеческого рода не мог изъяснить своих понятий другому, то бы не токмо лишены мы были сего согласного общих дел течения, которое соединением наших мыслей управляется, но и едва бы не хуже ли были мы диких зверей, рассыпанных по лесам и по пустыням»[2].

Парадоксально, но факт: западноевропейская неокультура, столь многим обязанная книжному искусству, вовсе не склонна была продолжать обожествление живого и письменного слова. Неокультурные гениальные просветители и энциклопедисты развенчивали всех кумиров, кроме одного — Разума. Книжное дело из богоугодного служения превратилось в ремесло, работавшее по заказам церкви, властей, книготорговцев, иногда — ученых кор­пораций.

XVIII и XIX века — это время рождения в Европе общественных и гуманитарных наук, но среди них не числились дисциплины, изучающие закономерности коммуникации как таковой. Теоретики педагогики(Я. А. Коменский, И. Г. Песталоцци, Ж.-Ж. Руссо) предпочитали развивать естественные способности детей, а не обременять их память культурным наследием предков. Языкознание,обретшее научный статус в начале XIX века благодаря трудам В. Гумбольдта, А. Шлегеля, Я. Гримма, сосредоточилось на описании, грамматическом анализе и типологизации различных языков, вовсе не осознавая себя, как и педаго­гика, социально-коммуникационной наукой.

В середине XIX века отцы-основатели социологииО. Конт и Г. Спенсер в своих капитальных трудах как-то потеряли из виду социальную коммуникацию, хотя, казалось бы, достаточно очевидно, что без коммуникационных взаимосвязей между людьми никакое общество существовать не может. Психология,появившаяся в конце XIX века, интересовалась больше интроспекцией, «духом народа», реакциями организма на предъявляемые стимулы (бихевиоризм), чем обменом смыслами между людьми. В европейских странах книжная культура была в расцвете; стремительно развивалось газетно-журнальное и библиотечно-библиографическое дело, появились телеграф и телефон, в конце века — кино и радио, и ― странное дело — проницательные ученые-обществоведы игнорировали эти коммуникационные явления, не замечали их возрастающей социальной роли.

Только после первой мировой войны наступило относительное прозрение. Произошла научная революция в языкознании: восторжествовали семиологические (теперь говорят не «семиология», а «семиотика») идеи Ф. де Соссюра(1857—1913), которые легли в основу структурной (прикладной, математической) лингвистики. Вспомнили о семиотических идеях американского философа-прагматика Ч. Пирса(1839—1914); в Австрии и в Англии стала развиваться аналитическая философия, попытавшаяся, правда безуспешно, понять и упорядочить стихию устной коммуникации.

В социальной психологии,зародившейся на стыке веков в Германии (В. Вундт, X. Штейнталь) и во Франции (Г. Тард, Г. Лебон) и получившей развитие в США в 20—30-е годы, коммуникационная проблематика заняла центральное место. Как она понималась в то время?

Габриэль Тард(1843—1904) был первым классиком социологии, громко и отчетливо заявившим о возможности научного изучения коммуникационных процессов и посвятившим себя этому изучению. Тард объяснял про­исхождение общества (социогенез) развитием социально-коммуникационной деятельности в форме подражания.Язык, религия, ремесло, государство — это продукты творчества индивидов-новаторов; другие люди стали подражать этим новаторам и таким образом утвердились названные социальные институты. По словам Тарда, «общество — это подражание, а подражание — своего рода гипнотизм».

Основоположниками американской социальной психологии считаются Джордж Мид(1886— 1931)иГерберт Блумер(1900—1987), которые основали в Чикаго научную школу так называемого символьного интеракционизма(взаимодействия посредством символов). Символами считались вербальные (словесные) и невербальные действия, обладающие определенным смыслом. Благодаря взаимодействию посредством символов (символьной интеракции) люди передают друг другу знания, духовные ценности, образцы поведения, а также управляют действиями друг друга. Мышление также понималось как оперирование символами. Люди, утверждала Чикагская школа, живут в мире символов, постоянно созидая символы и обмениваясь ими с другими людьми. Предлагалась таким образом коммуникационная модель общественной жизни, где коммуникация (символьная интеракция) становилась главным действующим фактором.

Раньше американцев, еще находясь в Петрограде, о решающей роли коммуникации для развития общества писал великий социолог XX века П. А. Сорокин (1889— 1968): «Взаимодействие людей по своей природе есть прежде всего взаимодействие психическое — обмен чувствами, идеями, волевыми импульсами»[3]. Подобный обмен (говоря современным языком, это есть смысловая коммуникация) предопределяет динамику человеческого общества, — утверждал П. А. Сорокин.

О значимости смысловой коммуникации для прогресса человечества задумывались в начале XX века не только абстрактно мыслящие социологи, но и практики книжного дела, увлеченные утопией построения «Всемирного Дворца Книги и Знаний». Наиболее яркой фигурой в ряду мечтателей-книжников бесспорно является Поль Отле(1868—1944) — бельгийский ученый, ставший «отцом документации»[4]. Под «документом» П. Отле понимал «все, что графическими знаками изображает какой-либо факт или идею», т.е. любые изображения и произведения письменности или печати. В Европе и США в послевоенные годы стали распространяться службы документации, которые занимались обслуживанием бизнеса, медицины, политики, производства, т.е. специальной коммуникационной деятельностью, которая вышла за пределы традиционной библиотечно-библиографической сферы. В 1937 г. была учреждена Международная Федерация документации, ныне именуемая Международная Федерация информации и документации. Документационная практика стала предметом документационной науки, позже получившей название документалистика.

В 30-е годы в связи с распространением кино, радиовещания, массовых иллюстрированных изданий, комиксов и дешевых «покет-бук», философов-культурологов встревожил феномен массовой культуры,свидетельствующий о примитивизации духовных потребностей народных масс. Опыт манипулирования массовым сознанием в тоталитарных государствах показал могущество и опасность средств массовой коммуникации, которые могут воздействовать на человеческие массы, словно шприц, делающий подкожное вливание миллионам людей одновременно. Гитлер в «Майн кампф» уделил большое внимание пропаганде и даже сформулировал правила, которым она должна следовать: избегать абстрактных идей, апеллировать к эмоциям; настойчиво повторять несколько главных лозунгов, используя стереотипные фразы; постоянно критиковать врагов государства; выделять одного врага для целей особого поношения и др. Стало ясно, что коммуникация — это не общедоступное благо, а обоюдоострое оружие, требующее осторожного и осмысленного обращения.

После второй мировой войны развитые страны столкнулись с информационным кризисом, вызванным противоречием между накопленными человечеством знаниями и возможностями их восприятия отдельным человеком. Ученые стали заявлять: «Гениальные открытия сделаны, опубликованы и похоронены в недрах библиотек, где их невозможно обнаружить; мы не знаем, что мы знаем!» Потребовались новые коммуникационные средства, «автоматические библиографы», мемексы, информатории. Стали повсеместно создаваться информационные службы, информационные системы, информационные сети, использующие постоянно растущий потенциал вычислительной техники и техники связи. Эти средства нуждались в научном обосновании, которое стала разрабатывать информационная наука (Information Science), названная в 1966 г. в нашей стране информатика. Задача информатики виделась в совершенствовании лишь научной коммуникации; остальные же коммуникационные системы, в том числе — массовая, экономическая, политическая, эстетическая и т. д., оставались в стороне.

Между тем значимость массовой коммуникации не только не уменьшилась, а напротив, благодаря телевидению и персональным компьютерам, возрастала все больше и больше. Общество, «облученное телевидением», перестало читать книги, ходить в кино и театры и посвятило свой досуг красочным телевизионным сериалам и видеофильмам. Западные бизнесмены и политики, всегда понимавшие значимость рекламы, открыли для себя новые возможности воздействовать на общественное мнение благодаря новым информационным технологиям. Службы паблик рилейшенз и команды имиджмейкеров стали пользоваться повышенным спросом. «Не деградирует ли человечество?» — с тревогой спрашивали педагоги, писатели, публицисты, культурологи, взирая на взрывоподобное распространение компьютерных игр и интернетовских «чатов».

Ретроспективно оценивая достижения XX века в области изучения социальной коммуникации, можно констатировать, что коммуникационная проблематика стала составной частью фундаментальных общественных наук — социологии, психологии, социальной психологии, культурологии, социальной философии, а также освоена различными прикладными учениями от документалистики и журналистики до теории рекламы и паблик рилейшенз. Но целостная теория социальной коммуникации не сформировалась. Получилась картина рассредоточенной очаговости, когда отдельный очаг освещает тот или иной участок социальной коммуникации, но общая структура универсума коммуникации скрыта в таинственной тьме. Ясно, что очаговое познание лишь начало познавательного процесса. Что же дальше?