Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Август. Нас теперь трое: Дарелл, Варвара и Галка




 

Сегодня, в пятницу э-э…, 11 августа приехал к нам в отпуск на передержку парень шарпей по кличке Дарелл, для своих — Дарлуша. И вот уже целых 15 минут нас трое. Дарлушу иногда, оговариваясь, называю «Карлушей», Варвару — «Варлушей». В общем, полет нормальный!

Первое, что сделал пес, — деловито обнюхал дом, хотя был у нас «на смотринах» пару дней назад, потом, явно от стресса, смущенно накакал на балконе аккуратную кучку. От еды пока отказывается, говорит, что кусок в горло не лезет. Да и некогда ему пока — сидит у двери в позе «Ожидание» и ушками-на-макушке: ждет маму.

Мама его, вместе с папой и детьми, уезжает завтра на юг. До конца лета. А Дарлушу мы взяли не бескорыстно, но очень уже прониклись к нему симпатией.

У Дарелла есть сестренка — Саша, К счастью, ее увезли на передержку к человеческой бабушке, которая не потянула бы двух собак. Зимой Дарелл, гуляя с бабушкой, рванул с поводка, но бабушка поводок не выпустила из рук, зато слетала в сугроб. А после этого сказала: «Знаете что, ребята, гуляйте сами! Мне двоих шарпеев не потянуть, я человек немолодой и все такое! Если уж совсем некуда девать на отпуск — заберу, что с вами, непутевыми, делать, но лучше решите этот вопрос как-нибудь иначе»…

«Как-нибудь» оказались мы с Варварой. Первая моя мотивация — подзаработать. Вторая, после знакомства с Диной (хозяйкой), оказавшейся моей сверстницей, человеком одинаковых со мной социального, интеллектуального, культурного и прочих уровней, — желание помочь, выручить таких же собачников, которым тоже иногда надо отдыхать… А сейчас появилась еще и третья причина — интересное времяпровождение, наблюдение за собаками, более насыщенная моя эмоциональная жизнь… За эти же деньги я могла за ночь-две накропать пару статеек, но почему-то захотелось вот такого.

Друг с другом собаки пока ведут себя дружелюбно. После ознакомительных игрищ, обнюхивания чужих лежанок и игрушек, а также проверки, что лежит в чужой миске, не вкуснее ли там вода… Подставки с мисками стоят по разным углам большой кухни. Это не помешало Варваре попытаться пообедать за себя и за того парня, а вот на приближение к своей миске она отреагировала предупреждающим рычанием.

Теперь собаки лежат и, полуприкрыв веки, наблюдают за мной, ждут первой совместной прогулки. Говорят, наш юный друг сильно рвет с поводка… Но куда ж он денется, с лодки-то — с руки, натренированной на мастифе. Но — придется бдить. Обычно мы с Варишной ходим себе спокойно — малышню не обижаем, больших не боимся, кобелей не рвем, с суками не деремся… А тут боец появился! Дома парнишка ведет себя ласково, хотя и выглядит немного потерянным. Подойдет ко мне, ткнется большим своим замшевым носом в колени, вздохнет, мол, иээээх, вот ведь как оно получилось… и снова идет караулить к двери.

Одного не хочу всеми фибрами — гулять спозаранку. Мы-то с Варварой знатные лежебоки. Мы с ней эти… ночные мотыли. Большие ночные не мотыльки — мотыли. А Дарлуша наш, страшное дело, в 6.30 привык вскакивать, жаворонок плюшевый. Интересно, а сколько времени требуется кобелю на прогулке, чтобы «вы-пи-сать-ся»? Вот такие у нас дела.

Вечером поговорила с одним очень уважаемым мною кобелевдадедьцем, который просветил меня насчет кобелей. А то я взялась жаловаться, что Дарелл гуляет, по нашему с Варварой мнению, «абсолютно безобразно»: тянет, «рядом» не ходит, а зигзагом на хорошей скорости бегает, метит все стволы, помойки… Не прогулка, а ужас какой-то. Так как хозяйка Дарелл а наказала не выпускать поводка из рук, я и не выпускаю… И бегаю, как привязанная к моторной лодке. Как крыса на веревке волочусь за бодряком Дареллом. Варвару пришлось отпустить, и она в свободном полете едва за нами поспевает. Получается, что мы с Варварой выгуливаем шарпея. Нет, шарпей — нас.

Сегодня он нюхал-нюхал какой-то куст, а потом как рванул! Я, хоть и держала, но тут, порезавшись об брезентовый край, от боли поводок выпустила. Ну, думаю, ладно, хрен с тобой, морда складчатая, беги… (Гуляем-то на лужайке, в относительной безопасности, не у дороги). Он и побежал. Дунул. Не от нас, не куда-то конкретно, а гуляя таким странным образом — быстрым бегом к горизонту, на ходу нюхая, помечая, нюхая, возвращаясь, снова оставляя метки. Посмотрела я на этот веселый удаляющийся хвост-полумесяц, и говорю Варваре: «Что, пошли догонять? Даже «не пошли», а побежали!» И скрипя старыми костями, побежали догонять. Догнали, конечно, спасибо большому дереву, меченому-перемеченому, которое заинтересовало товарища надолго. Вчера вывела их еще ночью — ближе к полуночи, чтоб утром спали подольше. Погуляли, вернулись, а пес мается, ходит, говорит мне что-то, лапу дает. Я не понимаю. Сытый, выгулянный, диванчик в его распоряжении, игрушки. Чего ему еще надо? За ушком почесала, поговорила, погладила. От непонятливости моей пес начал бурчать и взлаивать. От руки моей шарахаться.

И от страха даже как-то легонько куснул в ладонь. Пришлось сесть на корточки, положить складчатую морду себе на колени и долго-долго (минут 5) гладить и успокаивать парнишку, рассказывая ему сказки про светлое будущее и про то, что мы его дискомфорт прекрасно понимаем. Задремал.

Я так устала за день, что готова была его к себе на голову положить или за пазуху, лишь бы он не страдал, не маялся и не лаял. В общем, дабы гостя не нервировать дала раньше обычного сигнал к отбою, погасила свет и сказала себе, что это не так и много — 20 дней… Заснули мы втроем в обнимку. Сначала на кровать пришла Варвара. Легла сбоку на свое привычное место. Потом пришла наша сиротинушка и легла с другого бока, сонно вздыхая о своей тяжелой доле.

И когда, наконец, засопели они в четыре дырки, разрешила себе заснуть и я. Легла, правда, в полном параде: в штанах, носках и футболке. Вдруг придется вставать в 6 утра? Проснулась, слава небесам, в половине десятого. Звери лежали на полу, по своим местам и чутко ждали моего пробуждения. Такие деликатные зверюшки! Я выспалась, была относительно свежа и добра. Пошли гулять, потом пить кофе, есть еду. Собаки поменялись мисками и с жадностью ели корм друг у друга. Потом поменялись лежанками и завалились спать. Прилегла и я…

Проснулась от непонятных звуков — Дарелл с упоением грыз любимые Варварины погрызухи, обложившись ими как горой самоцветов. Варвара лежала рядом, на спине, по щенячьи раскинувшись, и дрыгала ногами от накатившего на нее непонятно какого счастья. Во время моей еды пришлось гостя ласково выставить за дверь кухни — к Варваре в коридор. Так я расставила точки над «i» относительно гляделок в рот. Сидели за дверью тихо, не жалуясь, не просясь, за что каждому потом было вручено по вкусной горбушке.

Все жду, когда они будут устанавливать иерархию. Но собаки ведут себя как два соседа по купе — взаимно-вежливо и нейтрально. Проходя мимо другого, каждый в знак приветствия слегка дернет хвостом, носом ткнется: «А, это ты…» И все. Дарелл чаще лежит рядом со мной, Варвара все больше спит. Если он не будет лаять по ночам и резать поводком мои нежные пальцы, мы, пожалуй, продержимся.

 

Только вот маникюр меня покинул… Теперь мечтаю отрастить когти на ногах, чтоб цепляться ими, когтями, через дырки в кроссовках, за асфальт и этим создавать хоть какое-то торможение процессу выгуливания спринтерского кобеля.

 

Нельзя сказать, что это будут легкие деньги! Считаю даже не дни — часы! До конца испытания осталось… Трудность в том, что вторая собака не похожа на первую. Темпераментом, воспитанием, привычками… И надо кого-то ломать — либо себя, либо ее (т. е. его, Дарлушу), либо — так как все временно — подстраиваться и компромиссно существовать сразу в двух мирах. Однако это напрягает. Вчера снусмумрики сцепились. Ночью. Дело было так: пришли с прогулки, поели-попили, решили спать укладываться. Каждому было выдано по косточке из числа Варвариных погрызух, которые они с удовольствием мусолили предыдущие два дня. То один ляжет на Варварин коврик — погрызет, потом устанет, пойдет валяться на балкон, второй приходит, ложится, начинает догрызать начатое… И было все тихо-мирно, как на картинке. Ну просто брат и сестра за любимыми домашними занятиями.

А вечером наш друг Дарелл лег на Варварино место, обложился внусняхами, и давай рычать на меня, проходящую мимо, и на Варвару, по-сиротски сидящую в уголке. Варваре хотелось спать, но место ее было занято, а на кровать она без меня не забирается, вот и сидела деликатно, молча страдала.

Думаю: непорядок! Взяла «его» косточку (урычался весь), аккуратно перенесла на его место, самого туда же ласково отвела. Уложила Варвару на ее место, выдала «ее» косточку и пошла на кухню. Собаки мирно занимались своими косточками. Потом слышу — сначала угрожающий Варварин рык, потом… свара. Прибежала. Смотрю: Дарелл решил, что ему мало своей косточки и сунулся за той, которую грызла Варвара. За что и огреб.

Справедливости ради — Варвара сначала дала предупредительный вверх. Но Дарелл решил, что все косточки его, и не внял. Грызня недолгою была… Я прибежала, раскидала всех, каждому по подзатыльнику отвесила, развела по разным углам. Сделала еще на всякий случай страшное лицо Вожака и погрозила обоим кулаком.

Каждый потом подошел ко мне с обиженным лицом: «Пожалей! Он (она) первый начал(а)». Пожалела, но не долго. Чтобы поняли, что не одобряю я таких разборок. У шарпея потом на башке обнаружились две дырки в шкуре. Дырки аккуратные, неглубокие, кровь чуть-чуть выступила.

И вот тут стало мне страшно. Собака чужая, собака выставочная. У собаки попорчен товарный вид. Что я скажу хозяйке? Как я их оставлю одних, ведь мне надо ходить на работу! Кошмар! Зачем только я в это ввязалась. Идиотка. На работу, что ли, кого-то из них брать? Развести по комнатам? Убить всех и себя последней? Сказать хозяйке, что «сам виноват»? Что Варвара никогда никого не кусала? Отдать Дарелла подруге на передержку?

Решила, что пока попробую сама. Сразу убрала все косточки из поля видимости. Провела с собаками разъяснительную беседу на все волнующие меня в тот момент темы. Серьезно. Вот села на пол и человеческими словами поговорила с собаками. Ну, а что мне оставалось делать? Открывать филиал дрессировочной площадки в полпервого ночи? Потом еще понаблюдала за ними и пошла курить на балкон.

Собаки, конечно, потащились за мной. Проходили мимо друг друга нейтрально, хотя какое-то чувствовалось напряжение. Возвращаюсь с балкона. Картина маслом: посреди кровати лежит друг наш Дарлуша и делает вид, что спит. Варвара лежит на своем коврике и не делает вид, что спит. А смотрит, что я сделаю.

А что я? Мне такой расклад не понравился. Взяла товарища под рыжую попу и попросила пройти на место, обозначенное в билете. Товарищ сказал невнятное «хрбрб», ну вроде как несмело поворчал, но на место проследовал. Чуть позже перебрался в облюбованное кресло, против чего я не возражала. Лишь бы дитя не плакало и не лаяло. И чрезмерно не наглело. Варвару взяла к себе под бок, на кровать. Потому что это ее место.

Ночью было тихо. Утром тоже было вполне ничего. Вот, пожалуй, один из самых радостных моментов «двусобачения»; когда ты свешиваешь ноги с кровати, а тебе навстречу вскидываются сразу две морды. И обе радуются тебе, как я деньгам в день зарплаты! И два хвоста выбивают марш любви и обожания. И два бархатных лба упираются в колени: Меня гладь! Меня люби! Мамочка, ты такая красивая! Ты самая-самая любимая! Пойдем гулять?

Гулять мы, конечно, пошли. Я, предварительно обвязавши себя поводком «за талию». Ну нет сил, как тянет! Аж комья земли «из-под копыт». У меня «сломалась» спина. Правы были те, кто сказал, что «рука, натренированная на мастифе» — это тьфу. Мастиф не тянет.

Сначала пыталась Дарлушу «перетянуть». Ну… он тянет вперед, а я — в обратную сторону, напрягая мышцы пресса и плечевого пояса. Потом подумала, что это не правильно. Стала рывками парня возвращать. «Рядом!», рывок. Он встанет, оглянется: «А? Что? Где я?» И снова тянет к ближайшему кусту. Я не понимаю, как гулять с кобелями. Я понимаю, что или «рядом», или метить, но такое чувство, что метит он всю дорогу. Вчера гуляли час — рывками от дерева к дереву.

Кинулся на знакомую колли, девочку. Оттащила его, конечно, от неожиданности поступка забыв, как его зовут. «Эй! — кричу. — Эй! Ты что делаешь?» Хозяйка колли, тетка из нашего подъезда, от такой бесцеремонности аж онемела, стояла только, глазами хлопала. А наш юный друг, отдернутый от собаки, как ни в чем не бывало, резво побежал дальше.

Пришел мой смертный час. Пошла на работу, эти «двое из ларца» — дома… Удаляясь от подъезда, я долго еще слышала надсадный обиженный лай: «Бросиииили! Кинууууууууули! АФ! АФ!»

Я сжала зубы и подумала: не заказать ли на вырученные от передержки деньги кольцо Соломона. С надписью…

 

Как дырки-то в шкуре лечить?

Да, ранки небольшие. Мажу хлоргексидином и пантенолом. Надеюсь, к приезду хозяйки зарастут. Интересное дело, Варвара их зализывать пытается. Лицо у нее при этом, правда, такое…, такое…, как бы это сказать…

А я вот как раз размышляла. 1) С точки зрения передержчика: надо ли говорить хозяину собаки о некоторых инцидентах и «дырочках» в собаке? Ведь вполне вероятно, зарастет и следа не останется. А «репутация передержчика» пострадает. 2) С точки зрения хозяина собаки, оставленной на чьих-то руках: хотела бы я, чтобы мне честно рассказывали обо всем происходящем, каким бы это «все» ни было? Или хотела бы, чтобы меня немножко пожалели, опустив в отчете по телефону несущественные детали? Или хотела бы, чтобы рассказали, но позже, по приезду?

Не совсем понимаю, «разводить во время еды» — это физически по разным углам/мискам или кормить в разное время? Сейчас они кормятся так: после прогулки и вытирания лап…, каждому насыпаю его корм в его миску (миски на подставках стоят в разных углах кухни), наливаю воду и отхожу. Едят они одновременно, друг на друга поглядывая, но не отвлекаясь. Классическое поведение пары собак: едят быстро и с аппетитом. Варвара сметает все сразу, а Дарелл ест в несколько заходов, подумав над миской, сходив в коридор, проверив, что делаю я, не ем ли чего, снова возвращается и доедает. Или не доедает. Норму свою не съедает; я списываю это на стресс перемены обстановки, миску не убираю, но и силком не пихаю: захочет — съест. Его хозяйка попросила не «удобрять» корм сыром и прочим — «для запаха», поэтому не удобряю…

Пишу уже не с работы — из дома. Возвращалась, борясь с накатывающими волнами паники и тревоги. А вдруг приду, а там — растерзанные окровавленные куски меха по всей квартире… Причем, не сомневалась — чьего именно меха. Или демонстрация соседей с петициями: «Собаководы, из дома — вон! Вместе со своими громко лающими псами! Покоя от вас нет!» Или еще похлестче…

Приезжаю на лифте на площадку. Тишина. Достаю дрожащими руками ключи. Тишина. Открываю дверь… Две радующиеся, прыгающие, скачущие морды, лапы суют, в нос лизнуть норовят. Дарелл от избытка чувств вскакивает на коридорный стул, соскакивает с него на пол, снова на стул. Пятен крови на полу нет, морды не покусанные, настроение у обоих отличное, складки на мордасах сладкие, заспанные, примятые. Зевают и радуются! Вы когда-нибудь такое видели?

Вывела их гулять. Хожу теперь в перчатках, чтобы руки поводком не резать. Если ко мне приделать диктофон, то гулянье запишется следующими репликами: «Так. Спокойно. Сейчас перехвачу поудобнее и пойдем. Сейчас пойдем, говорю! Куда тянешь! Не тяни, говорю! Варя, ждем пока Дарелл пописает… Куда рвешь? Ждем Варю. Где у нас Варя? (произносится «сладким» голосом; голос меняется) Варвара, давай быстрей! Дарлуша, не тяни! Если ты мне спину сломаешь, с тобой никто гулять не будет! Варвара, давай быстрей. А ты куда тянешь?! Рядом! Вооот хорошо, молодец, мальчик. Обойди дерево. Обойди, говорю. Да не туда. Да не туда! Ну ёклмн… Стой, я сама обойду. Стой, говорю! А, ты так какаешь на ходу. Молодец. Какай, мальчик, умница. Варвара, иди сюда. Ты покакала? А ты не тяни!»

Так и живем. Какаем на ходу. Причем, скоро так буду делать и я — с кем поведешься…

О медленных, вдумчивых прогулках по часу-два-три, когда шагаешь с собакой по своему маршруту, улыбаясь встреченным собачникам, мы с Варварой на время забыли. Зато меня стали раздражать бесповодочные. Оказывается, не так мало их ходит… Кричу: «Возьмите собаку на поводок!» ЧуднО. А они мне; «Галь, ты чего?» Я: «У меня страшный бойцовый кобель!» Во как. А кобель уже тридцать три раза успел вокруг меня обмотаться и задними ногами асфальт из-под себя пошвырять.

Вообще он потешный, кобелишечка наш. Особенно дома. Больше всего мне нравится, что у него все на морде написано. И ухи — конвертиками. И хвост такой, раскрученным бубликом, все выбалтывает, что на уме у нашего Дарлуши… И за то ему спасибо, что спит столько, сколько мы. И в ванне мне разрешает поваляться. Не скребет дверь, уходит на свое место и спит. Или мечтает о самом любимом своем занятии — прогулках в ритме ча-ча-ча.

Зато гуляем теперь три раза. Утром, ближе к вечеру и ближе к ночи. Потому что вчера был неудачный эксперимент. Хозяйка сказала, что гуляет он дважды. Ну, мы день-два дали парню на адаптацию, выводила его чаще, а вчера погуляли поздним утром и планировали вечернюю прогулку в обычное для нас с Варварой время. То есть часов в 9-10. С 8 начал парень бегать и в глаза заглядывать.

А я не могла выйти, дело у меня было на сто миллионов: я кино смотрела, в котором хозяйка моей квартиры снималась. Она позвонила, так и сказала: смотри, мол, Галя, кино по каналу «Россия», я там снималась. Сама-то она не актриса, а в военкомате работает. Я говорю: «В главной роли?!» «Нет, — говорит, — не в главной, так…» Не то чтобы я сильно хотела посмотреть это кино. Но уважение проявить хотела. Опять же — любопытно. Кино, да простит меня родная киностудия, было дрянное. С претензией на Большое кино, но по факту — очень Среднее. «И пришел ангел…» называется. Про поиски Бога в душе. Но художественное, с артистами и каратистами.

Через час просмотра я притомилась. Хозяйки моей видно не было, зато было видно, что Дарелл хочет писать. Но время гулянья еще не подошло, да и фильм бросать — когда финал уже вот-вот — не хотелось. Чтобы потом хозяйка квартиры не засчитала просмотр…

Я уговаривала пса потерпеть, гладила его шубу, чесала за ухом, подгоняя кино в телевизоре, мечтая, чтобы он кончилось прямо сейчас. Без разницы чем. Потому что про Бога мы все уже поняли, а судьба главной героини, так и быть, пусть бы осталась неизвестной. Но! Открытым оставался вопрос с ролью моей хозяйки. Это печалило. Дарелл, исстрадавшись от моей черствости, ушел на балкон. Смотреть на пейзаж и жаловаться своим собачьим богам на тяжелую — от наполненного мочевого пузыря — долю.

И тут показали хозяйку! Она сидела в зале суда, пятая в третьем ряду и слушала судью. Это был панорамный кадр, ее лицо было одним из пятидесяти других, но оно было, и я освобожденно вздохнула.

В это время, когда нога моя уже спускалась с дивана, и Варвара безошибочно поняла, что настал час Икс, с балкона вернулся Дарелл. Он умиротворенно улыбался, лег на кровать в ногах и, потянувшись, сообщил, что теперь курить можно и дома. То есть все хорошо. Так и оказалось. Стыдливо написав на газетку, чудом оказавшуюся на балконе, Дарелл, впрочем, извинился за свой поступок, сказав, что сил терпеть не было, что он честно предупреждал. Предупреждал? «Предупреждал, — пряча готовый сорваться смешок, сказала я. — Молодец, что на газетку». Ругать парня не стала. Сама виновата. Кино, вино и домино, конечно, для нас являются важнейшими из искусств, но только не тогда, когда собака хочет писать.

 

Знаете, какую главную ошибку я сделала, решив заняться передержкой? Взвесила свои возможности, желания, прикинула возможности своей собаки…, но не учла, что там будет не просто вторая собака в довесок к первой, а будет своя + ДРУГАЯ собака. Со своей личностью, привычками, темпераментом, обменом веществ, режимом, понятиями о безусловных нормах, принятых в доме. И если что-то можно легко принять иди быстренько перекроить, то есть такие вещи, которые даются очень трудно. Ну, например. Если я говорю: «Рано!», то моя собака знает, что бесполезно крутиться у двери. А тут я ему; «Рано!» А он меня за ноги кусает. Я ему: «Рано!» А он думает, что стоит пробежать по потолку, и сразу станет не рано… Или моя собака знает, что ночью лаять — это не комильфо совсем. Да и вообще лаять — это базар, клошарничество и люмпенизм. А тут — посреди ночи — хафхаф, хафхаф! Причем просто так, на улице машина проехала. Ну что это такое? Страдаю я через это. Конечно, кое-что решается легко и быстро. Ну отодвину кресло, если он с него прыгает на стол и не понимает — этого делать нельзя. Отодвину, не вопрос. Или вокруг дерева сама обойду, раз уж пес не соображает, как распутаться.

Еще вот моя собака сильно обижается. Ничего не говорит, сидит, грустная или бредет на прогулке «за обозом», как промокший ослик. Сначала она спрашивала: «Мать, кого ты в дом притащила?», теперь не спрашивает, уйдет на балкон и там тихо смотрит в окно. И мне всех так жалко. Одного, что в «чужом доме» — ласковый такой, компанейский. Другую, что в своем доме на вторых ролях. Себя тоже жалко. Я не знаю, может, дискомфорт — это признак старости? Как сказала мне сегодня доктор биологических наук — важная такая. Трудно привыкать к новому, не хочется уже никаких экспериментов… Привыкла к своей собаке и кажется, что так и будет всегда, всегда…

Но что делать, буду привыкать, тем более что на четвертый день как-то легче и понятнее все. Дырки в лобешнике превратились в болячку с кровавой корочкой, мазала ему сегодня, он лоб подставляет, жмурится от удовольствия, похрюкивает, как человек с насморком. Видимо, за болячку задевать больновато, но в целом приятного больше, стоит, голову мне под руку подсовывает, а сам глаза жмурит, аж задремывает от чесательного кайфа. Я руку убираю, он сонно за ней головой тянется: «Гладьте меня, гладьте…»

 

Очень скоро породные особенности той или иной собаки уходят на второй план и начинаешь общаться с Сутью — как он смотрит, как он с тобой разговаривает, как беззащитный пузельник подставляет погладить, как радуется, как думает… Уже не замечаешь, какой он породы, а видишь живую душу, просто — завернутую в мех.

 

Какает парень с душой, с удовольствием, на каждой прогулке да не по разу, любо-дорого смотреть!

Пока стою — и Дарелл стоит. Делаю шаг, с той стороны поводка — рывок. Перетянуть его можно, но трудно. Он такой парень… стремительный. Ему хочется всего и сразу: обнюхать весь мир, снова вокруг земного шарика оббежать и снова обнюхать. У деревьев и гуляем. Я уже выучила все столбы в округе и даже высокую траву. Вчера снес дерево… Сухое, так, один ствол. Но ствол стоял уже который год, а шарпей наш неутомимый пробежал, поводком снес его к чертовой матери.

Самая большая проблема, она же смертельный номер — выйти из квартиры, дождаться лифта, дождаться пока лифт доедет до первого этажа, дождаться пока мы с Варварой пройдем три метра до входной подъездной двери, вылететь, как ракета, из подъезда, спикировать с высокого крыльца и скорей, скорей оросить лестницу и заборчик газона. Сильно опасаюсь, что когда-нибудь улечу с крыльца вслед за собакой. Я же привязана!

Яхонт наш скоростной несется так, как будто у него хвост горит. Он сносит всех вокруг! Буквально как ракета «земля-земля». Держу его, конечно, чтобы не улетел, но повисший на руке шарпей — это все же не йорк. Еще мне не нравится, что собака поднимают ногу сразу у крыльца. Мне кажется некультурным орошать лестницу, бетонную стену, бордюрчик в метре от подъезда. Оттаскиваю его, так он писает на ходу! Писнул — рванул… И главное, несется под деревьями, вчера чуть глаз не выколола. Себе.

Половина человечества вот так добровольно и бесплатно ежедневно летает от дерева к дереву? Господи, спасибо тебе, что у меня сука! Причем святая. Святая!

Два раза за прогулку присядет, сразу, на туалетном месте, один раз покакает в уголке и все! Гуляем! Заметьте: не бегаем от столба к столбу, а чинно шествуем по маршруту, воздухом дышим, на философские темы разговариваем — о мужиках там, о косточках.

С бойцовым шарпеем гуляем так: вывожу обоих на веревках, потом Варвару, если вокруг тихо, отпускаю, а сама обвязываюсь поводком и двумя руками держу за «трос», чтоб не унесло. Так и дергать его легче, чтоб не тянул.

 

А тут решила поводок Даррелла к Варвариному ошейнику привязать… Так Варя дернулась пару раз, потом резонно спросила: «Оно мне надо?» и вывернулась из ошейника. Ошейник у нас свободный, матерчатый, блатной-красивый, но не для тянучек. Долго бежал по аллее шарпей с поводком, за которым волочился наш красный ошейник… Варвара мирно щипала травку и потерю заметила не сразу.

 

Сразу скажу, что рывковую цепочку пока не доставала. Она лежит в пакете с другой запасной амуницией в кладовке, заставленная коробками из-под обуви и всем прочим. И как подумала я вчера, что надо будет наклоняться больной спиной, корячиться, доставать все это барахло, а потом обратно его туда сгружать… Решила, что «завтра» все сделаю, а пока разок еще погуляю обвязанная, тормозя летуна «модернизированным дедовским способом» — ногой наступая на поводок.

На прогулках с внимательностью вуайериста смотрю меховушке под хвост, поскольку этот вид всегда перед глазами. Хвост бубликом ничего не скрывает. Вот смотрю и думаю — геморрой от натуги не вылезет у парня? Иногда, по необходимости, перед дорогой, например, или перед другими объектами, осуществляю рывки, чтобы не тянул. Пес останавливается я ждет. Начинаю двигаться — снова устремляется в голубую даль.

Кончилось тем, что у меня что-то сместилось в спине, не могу наклоняться и выпрямляться не могу тоже. Спина, справедливости ради, побаливала и до этого, теперь просто обострилось. Из положительного — накачался пресс и я похудела. Поэтому, пока рывковая цепочка в кладовке, обвязываюсь поводком вокруг себя — тогда натяжение и его рывки распределяются только на область поясницы.

 

Кто устал? Я устала? Я устала еще в первый вечер! А сейчас уже пятое дыхание открылось, вместе с третьим глазом и средним ухом! Говорю же, спина болит, оттого и почерк кривой, а бодрость духа как раз на верхний границе нормы! Сейчас расскажу, как собаки сегодня опять поцапались. На этот раз под моим чутким уродством-руководством.

Значит, начиталась я вчера про доминантных кобелей и про домашние способы усмирения контингента. С моей-то собакой мы на этом не зацикливаемся, не смотрим, кто там первым в лифт вошел, кто первым вышел. Зашел — и слава тебе, Господи. А тут, говорю, начиталась и давай в жизнь воплощать. Не дожидаясь «понедельника», с которого, как известно, лучше все новации вводить.

Пришли с прогулки, всех похвалила, носы утерла, им ноги, а себе руки помыла и повела отряд в столовую. Раньше первому насыпАла корм гостю. Потому что мешок с его кормом ближе стоит, к тому же от его верчения у меня голова кружится. А сегодня думаю; «Не-е-ет! Чукча умный, чукча зна-ает, кого первым кормить!» Насыпала Варваре корма.

А она сидит в коридоре, думает о взаимосвязи финансовых коэффициентов и целей маркетинга в пирамиде Дюпона. Я ей говорю: «Иди ешь». Сидит. Ждет зеленого свистка.

МладшОй уже до Владивостока добежал и обратно развернулся. Команду «подожди» отрицает начисто. Варвара сидит.

Чукча — человек упорный и от думающих собак в смущение не приходящий. Чукча взял сыру брусок, набрусячил в корм Варваре. Одной рукой придерживая рвущегося с вилкой наперевес Дарелла, другой — приглашающим жестом подзывая Варвару. А Варвара — однако, далеко не дура. Она знает, что если к ее персоне повышенное внимание, значит, будут или лечить, или учить, или гадость совать, замаскированную под еду. «Если мама стоит и смотрит, пусть даже пахнет сыром — подходить не спеши!» — вот какое правило у Варвары. Она умеет делать такой равнодушный вид глуховатого дедушки, который сидит себе, греется на солнышке…, а проблемы ядерного потенциала планеты его не волнуют ни в малейшей степени.

А Дарелл бьется в меня уже с разбега. Решив его понапрасну не искушать, я в этот момент, наконец, насыпала ему, нашему неугомонному постояльцу, корм. И даже отломила туда микроскопический кусочек сыра, чтобы не бился.

В это самое время до Варвары дошло, что зовут вообще-то ее. И сыром пахнет без подозрительных примесей. Значит, можно и подойти. По крайней мере, понюхать, на всякий случай сделав вид собаки, которую бьют барабаном. Прижав уши. Дарелл во все наши междусобойные отношения вникать не стал, а просто и легко бросился к Варвариной миске. Как раз в тот момент, когда она открыла рот. Попутно вдумчиво внюхивая в ноздрю сыр. Вот об ноздрю Дарелл и поцарапался. Да еще и от меня влетело. Дала легонько по ушам, чтобы не лез, а включил уже голову и увидел, что в его миске то же самое.

От столь стремительного развития событий Варвара растерялась. Она ведь предполагала, что будет какой-нибудь подвох! Она так и знала! Так и знала! Развернувшись всем корпусом, как корабль в тесном заливе, Варвара кухню со вздохом покинула. Никак не ей удавалось запомнить, что она — второй номер после Вожака, поэтому нужно вести себя гордо и даже где-то, как говорится в умных книжках, нагло.

Зато Дарелл, не подозревая о вершащихся на его глазах исторических иерархических подвижках, с огоньком утешился своим завтраком. Не доел, как всегда, и поскакал проверять — не убежала ли я гулять. В его ошейнике. Без спросу. Там, в коридоре, его, сердешного, я и заловила. Пришло время мазать ему старые и новые болячки «Левомеколем», втирать лекарство в ежик пушистого меха. Мех прибалдел, только пожаловался, что «больно немножко». «У собаки заболи (зачеркнуто)…, у кошки (зачеркнуто)…, у змеи заболи, — поглаживая его, завела я глубоким голосом, севшим от внезапного приступа материнского инстинкта, — у змеи заболи…, у нее меха нет, для нее не страшно».

 

Забыла ж дописать самое-то замечательное! Пока мы с мехом разбирались — у кого что заживи, и не родить ли мне такого собачонка себе, — Варвара большой мышкой прошмыгнула на кухню и стала жадно есть из миски Дарелла. Я-то, забыв уже про полномочия номера Второго, от неожиданности таких картин брякнула привычное: «Та-ак!». Варвару сдуло. Когда я уже уходила на работу, она сунула мне в руку мятый листок с кривыми строчками. После небольшого вступления там говорилось, что полномочия с себя Варвара снимает и не надо ей такого счастья, и не просите, и дайте уже поспать спокойно, как у вас погода, у нас погода хорошо, до свидания, целую, Варя.

Прошел еще один день. Купила себе щербета — того, что в моем детстве называли «щербетом» — сладкую коричневую массу кирпичом с вплавленными в нее намертво орехами. Потом, уже будучи взрослой, в арабских сказках прочитала, что щербет… пьют, но по привычке «массу» так и называю щербетом. Мои зубы — хочу и порчу! Надо ж жизнь себе подсластить?

Отрадно, что мой уход на работу воспринимается уже без воплей… Я бы даже сказала «сопровождается гробовой тишиной», если бы не была такой мнительной. Так что ухожу, хоть и сжавшись внутренне, боясь услышать в след громкий лай или вой на весь подъезд, но уже не раздираемая противоречивыми чувствами: вернуться и надавать по мордасам или вернуться и успокоить страдающих брошенок. Не возвращаюсь. Потому что сначала я научилась быть сильной духом, а потом и собаки лаять на закрытую дверь перестали.

А как встречают! Дарелл исполняет коронный номер всех цирковых пуделей: прыжки на табуретку и обратно. Варвара припадает на передние лапы и, отклячив попу, сильно радуется хвостом. Потом они вдвоем синхронно прыгают и норовят лизнуть в нос. От таких двоекратно усиленных бурностей, случается, ноги меня не удерживают, и я неэлегантно заваливаюсь, опасаясь дополнительно повредить и без того натерпевшуюся коридорную табуретку, В этот момент «Ода к радости» вступает во вторую часть. Дарелл от избытка чувств покусывает мне руки, бережно продвигаясь от запястья к локтю, а Варвара, на такие ювелирности не разменивающаяся, с размаха сует мне свою медвежью лапу. Куда лапой попадет — это ее не волнует.

 

Как мы снаряжаемся на дневную прогулку? Записывайте: ловлю крутящегося волчком Дарелла, зажимаю между ног, надеваю на него ошейник, с прицепленным к нему клубком длинного поводка. Открываю дверь. Но Дарелла держу, иначе он рванет по «черному коридорчику» и начнет лапой звездовать по железной двери, от чего та станет в обиде гудеть на весь подъезд и покрываться некрасивыми, а главное, предательскими полосами от когтей. Подпихиваю под попу Варвару, которая как раз в этом момент обдумывает решение теоремы Ферма. Судя по частоте обдумываний, она уже на пороге открытия.

Выходим на площадку к лифтам. Дарелл начинает наматывать круги и шумно отряхиваться. Быстро застегиваю куртку, убираю ключи, надеваю перчатки, ловлю конец дарелловского поводка и завязываю вокруг себя. Проверяю узел. Крепко. Надежно. Вызываю лифт, держу Дарелла, чтобы он не ломился в уже приехавший, но не успевший открыть двери, лифт. Беру Варварину рулетку, и мы залетаем в лифт.

Пока едем до первого этажа, тридцать секунд передышки. Дарелл бегает по лифту. Если лифт не грузовой, а обычный, бег обозначается переступанием лап и нетерпеливым пыхтением. Заглядывает в глаза: «Мы гулять? Мы точно гулять? Точно-преточно? Ураааааааа! Мы гулять, мы гулять! А скоро доедем? А следующая остановка наша? Точно наша? Мы ведь гулять?!»

Лифт останавливается на первом этаже. Беру поводок Дарелла и до упора наматываю на руку, чтобы он никого не сшиб. Дарелл хрипит, дергается и перебирает лапами по воздуху. Открываем входную дверь, на которую с этой целью надо с силой приналечь. Пока придерживаю ее, чтобы вышла вся Варвара, Дарелл уже летит вниз с лестницы. Я лечу вслед за ним, за мной летит Варвара. Отдергиваю Дарелла от подъездного газона, который он уже вовсю поливает. Он отдергивается и, не снижая скорости, несется воооооон к тем деревьям через дорогу.

Увидев заветный газон, в гонку включается Варвара. За процессией, привязанная, но не потерявшая остатков достоинства, поспешаю я, бормоча на ходу, больше для прохожих, чем для собак, противоречивые команды: «Стой, иди сюда, подожди, молодец, стой, я говорю, куда тянешь, нам в другую сторону!» Собаки в это время давно писают по своим углам. На лицах их постепенно проступает блаженство.

О том, как мы гуляем, рассказано уже немало. Шейпинг для бедных. Бег за моторной лодкой, потерявшей управление. Разрывание пленника через привязывание его к двум лошадям. Через пару дней я уже перестала обращать внимание на косые взгляды.

Ну подумаешь, ветровка, перепоясанная брезентовым поводком. Подумаешь, перчатки посреди лета. Подумаешь, куртка скособочилась. Подумаешь, у одной собаки ошейник не той стороной. Подумаешь, шарпей меня тащит, а я, как эквилибристка-переросток, бегаю на страховке. Как слепой гусляр — перебираю ногами за собакой. Как провинившаяся пэтэушница, теперь гуляющая только в компании с сознательной собакой. Как подъемный кран, зацепившийся за усы троллейбуса. Как… Да подумаешь!

Странное дело: пес совершенно не путается в поводке. Автоматически переступает через него, какой бы немыслимой петлей тот не обмотался. А вот я путаюсь. Не велик пока у меня навык хождения на поводке, незачет мне. Самое трудное, не дать поводку обернуться вокруг ноги, иначе — будет неминуемая подсечка, удар по воротам, гоооооол!

Зато домой приходим…, пардон, прилетаем. Говорю, зато дома — красотища! Дарелл любит, когда его хвалят и говорят: «Ай какой хороший мальчик». Что бы он ни сделал, бежит рассказывать и сильно радуется, когда хвалю. Вот у него ревматизма не будет никогда — задняя часть ходуном ходит. И жмурится от счастья. И улыбается. И руки опять же кусает — от избытка эмоций. Приходим домой, усаживаю, хвалю, снимаю ошейник. Он сразу бежит пить. Мы пока с Варварой раздеваемся.

Напьется, бежит довольный: «Я готов. Когда гулять пойдем?!» Говорю: «Лапа, мы вообще-то только что гуляли. Жалко, что тебя с нами не было». «Я гулял, — на шутки он не обижается, — помню, но может, пойдем снова?!» И глаза такие искренние-искренние, столько в них веры в тебя, что неудобно парню отказывать: «Давай, милый друг, немножко отдохнем? Следующая прогулка через 3 часа. А пока — свободное время, можешь написать родителям». «Через 3 часа, понятное дело, пойдем, а почему бы сейчас-то не прошвырнуться? А? Мама Галя? Ты как?» Я, говорю, что пока воздержусь. Пропущу ход. Вы вон с Варварой погуляйте, у нее как раз игривое настроение. И начинают они гулять по дому с Варварой. Сшибая подстилки и углы. Так проходят три часа, и мы снова идем гулять.

Вечером занимаюсь рукоделием, как порядочная. Как рыбачка Соня. Развязываю с помощью ножниц и ногтей невесть откуда взявшиеся узлы на брезентовом поводке. Откуда они там берутся? Кто их завязывает? Кто? КАК? Поводок-то всегда натянут! Неужели сегодня вечером мне придется развязывать узлы на рывковой цепочке?! (Хрюша Сопелкин всем привет передает. Хвостом машет. Еще бы ему не радоваться — через полчаса нам снова в полет…)

 

Открываю рубрику: «Кончаю, страшно перечесть». Цитата: «задняя часть ходуном ходит. И жмурится от счастья. И улыбается… И руки опять же кусает — от избытка эмоций». Вот такая она у нас — задняя часть! А потому что шарпей!

 

Вчера демонстрировала сама себе новый навык: просыпаться, не шевелясь, не дрогнув даже мышцей лица. Потому что бдят в четыре глаза. И как только утром тело начинает подавать признаки жизни, звери сразу оживают, кое-кто начинает наматывать круги по комнате, с разбегу впечатывать передние лапы в мою нежную грудь и жарко дышать в лицо. А также лизать все, что не спрятано под одеялом. У Дарелла теперь новое прозвище — Лизун.

Проснулась я и поняла, что все «опять сначала»: «Привет, собаки! Что, не спится? Бегу! Бегу!» Быстрый взлет, прыжок в кроссовки, застегивание пуговиц и шнурков уже в лифте и — полет на лужайку, бег между деревьями, верчение головой, прыжки «в резиночку» — бодрое вскидывание ног в паутине брезентового поводка. Ни тебе потягиваний у кровати, ни кофе, ни умываний. «Взлетела и побежала!» — вот как себе мыслит утро Дарелл. Еще и подталкивает, чтоб не валандалась, копуша упряжная! Я, в смысле, копуша. Я же и упряжная. Поэтому уже неделю сплю в футболке и штанах. Чтобы сэкономить время на взлете. В общем, вчера спина сказала: «НЕТ! Не хочу! Не могу!».

— Идите без меня, а я пока тут полежу, — сказала спина… — Или дайте мне время привыкнуть к вертикальному положению!

Пришлось пойти на эксперимент. — Дорогие собаки, — откашлявшись, сказала я. — Тут такое дело. Мне надо проснуться, выпить чашку кофе, помыть голову (я быстро!), выкурить сигарету и тогда я ваша. Так что в программе заезда изменения: вылет откладывается на 20 минут, зато потом будет вам счастье и все, что хотите. И вообще, вы гуляли буквально ночью и, по всем законам жанра, запас времени у нас еще ого-го-го.

И, не вдаваясь в прения, закрыла за собой дверь на кухню, воровато выпила свой кофе, обжигаясь и прислушиваясь к звукам с той стороны. Там было тихо, из чего сделала вывод, что моя — пусть наглая — попытка приучить Дарелла к нашему с Варварой режиму удалась. Я сделала все, что наметила и хоть не уложилась в 20 минут, но собиралась — честно! — не долго.

Зато потом мы отгуляли просто как идеальный триумвират, с играми, догонялками и моим хорошим настроением. Правда, в одном меня Дарелл подвел. Как всегда «вовремя» мы встретились с Домомучительницей (Председателем кооператива), которая плотно села на уши и желала вести беседы на тему воровства электриками оборудования из лифтовой шахты. Дарелл — гад! — вместо того, чтобы тянуть и бежать, сел и, почтительно глядя в рот Домомучительнице, слушал ее речи! Ну хоть бы рванул, хоть бы дал мне предлог убежать! Фигу. Зато Домомучительница «таких хороших собачек» одобрила и подарила нам свою нежную улыбку.

После работы, я решила закрепить утренний успех. Вечером выводить гулять не два, а один раз. Тем более что во двор по причине хорошей погоды повылезли все окрестные дети и собаки, и бегали в аккурат у нашего подъезда. Как представила, что в эту кучу малу мы сейчас врежемся… Что придется включать сирену на разгон демонстрации, мол, всем прижаться к обочине! Пропустите колонну! И собаки с утра так хорошо погуляли… С утра — это с 10 до 11 часов. А не пойти ли нам, как нормальным, в свое обычное время — вечером?

Да, решила я. Вечером. Вечером! Собаки восприняли нововведение без энтузиазма, но за кусок сыра согласились подождать. Если не долго. А на меня накатила такая усталость… Такая мутотень душевная… Такая апатия… Села в коридоре — сил нет кроссовки снять… Доползла до кровати и легла в чем была: в куртке, сумку правда бросила по дороге. Ничего не хочу. Ни книжки, ни чая, ни ванны, ни жить, ни петь, ни свистеть. Если бы не вечернее гуляние, так бы закрылась одеялом с головой и спала бы до Нового года. Иэх…

Однако пришлось через часок-другой стаскивать себя с кровати и, собрав в кулак все свои силенки, вести гавриков на прогулку. Сто золотых тому, кто вывел бы собак. Двести! Миллион! Только бы сегодня их кто-нибудь вывел, только один разочек. Петлять по сумеречным кустам на буксире — это последнее, чего хотелось мне в этой жизни. Но, видимо, Хозяйка Судеб решила, что в нашей жизни все хорошо. Вот все хорошо, и не хватает только одной изюминки…

За два часа до описываемых событий. Соседи привезли какой-то брус или вагонку, или как там эти палки для обивки называются? И ровными рядами, как водится, сложили все в общий коридор. Часть — лежьмя лежала, а часть — аккуратными связками стояла вдоль стен. Приятно пахло свежим деревом. Только тесно с двумя собаками выходить, тем более два велосипеда других соседей тут же стояли… Открываю, короче, дверь, вся такая полумертвая, держу Дарелла, чтоб не ломанулся царапать коридорную дверь, сама квартиру закрываю. Вдруг! Чу! Слышу не адское царапанье, а вполне себе мирное журчание! Это друг мой свежую вагонку обнюхал и пометил! На площадке! Ужас, кошмар.

Я, конечно, в душе позлорадствовала, ибо нечего тут строительный склад устраивать, а все равно неудобно… Принюхалась — пахнет или не очень? Думаю, ну и ладно, и так сойдет. А может, им такую древесину привезли — влажную…, а пусть докажут! Но тут из-под этой долбанной вагонки стала расплываться предательская лужа. Древесина, конечно, может быть влажной, но ведь не настолько, чтоб с нее лилось.

А мои собаки в это время около лифта круги наматывают. Вернее Дарелл наматывает, а Варвара за ним, как за теннисным матчем, глазами следит: туда-сюда, туда-сюда. Я поняла, что времени нет за тряпкой бегать, чтобы это безобразие вытирать. Попробовала по-быстрому ногой лужицу обратно под палки загнать. Не вышло… Ну что делать, присела и перчаткой лужицу эту растерла, типа: «только-что-вымытый-пол-еще-влажный». За сим занятием застал меня третий сосед. Собаки у лифта с ума сходят, а я неторопливо под чужой вагонкой своей перчаткой пол мою.

Так весело и интересно жили мы до самого вечера. Спать я легла рано, утешая себя тем, что «еще один денек, а там два выходных, и еще два раза по столько — по неделе — и ВСЕ!» Ночью вроде бы спал со мной Дарелл. Хотя засыпала Варвара. Или то был бред воспаленного мозга?

А тут еще начальник в отпуск ушел, сгрузив с барского плеча на меня все свои обязанности и захватив с собой бОльшую часть коллектива. И любимый в отпуске — вдали от родных брегов… Так что у меня все прекрасно! Все прекрасно, все прекрасно. И как я отмечу окончание этого чудесного периода — вы даже себе не представляете! Я сама еще не представляю. Но что буууудет…

А еще пришла в голову очень своевременная мысль насчет Дарелла. Вообще-то за него я получаю деньги! Это означает, за мой опыт я еще и зарплату получаю! И общаюсь с двумя сладкими и одной неунывающей собакой! И получаю колоссальный эмоциональный заряд, сначала описывая, а потом почитывая отзывы здесь, на форуме.

Погодите, дайте про утро расскажу! Про веселье по полной программе! Утром, сразу как рассвет наступил, обозначаемый звонком будильника, Дарелл ринулся меня обнимать и целовать. Давно не виделись! Подъемным краном я стащила себя с кровати… Но тут вспомнила: поводов страдать нет — со вчерашнего дня выторгована индульгенция на чашку кофе и несколько минут «вхождения в жизнь»!

— Дорогие собаки! — привычно начала я…

— А, понятно, — отмахнулся Дарелл и весело ускакал на балкон.

— С чего бы такое веселье? — подумала я, но кофе все-таки заварила.

Вернувшись в комнату заправить постель, обнаружила, что Дарелл гак и не вернулся с балкона. Писали оне там. Не обращая внимания на мои растерянные: «Алле!», «Эй!», «Что творишь?». А также «фу», «нельзя» и «уйди-отсюда-кому-говорю».

— А потому что, — сказал Даррелл потом, — двух раз не хватает. И спите вы, тетя, долго. И вообще.

На всякий случай хорохориться не стал, а убежал на кухню и сделал вид, что тут и росло. Варвара, исхитряясь все время наблюдать из-за какого-нибудь угла, потирала лапы: «Сейчас начнется, сейчас!»

Не началось. Какой смысл, если а) все уже сделано, б) собака сама все понимает, в) одна я виновата. К тому же, раз теперь особо торопиться нам некуда (да, Дарелл?), есть время выпить наконец кофе.

Опершись о дверной косяк, держа чашку в одной руке и наставительно подняв указательный палец другой руки, я произнесла небольшую речь на тему «Писать дома нельзя, но если очень хочется…, то тоже нельзя, а выводы руководство сделает, и не надо мной манипулировать — этими вашими выходками…» После пошла вытирать лужу и собираться на прогулку.

А потом мы застряли в лифте. Где посидели маленько без света, вспоминая рассказы Толстого, особенно про «Тему и Жучку», там мальчик упал в колодец и ничего, не пыхтел и не вертелся! Потом мы освободились с помощью электрика, в благодарность снесенного с дороги, и побежали на лужайку. Где! Дарелл! показал! новый аттракцион! целых три. Номер первый. «Как, не прерывая струи, поменять поднятую лапу». Впечатлило. Я пробовала повторить (дома) — чуть на спину не завалилась.

Номер второй. «Описывание Варвары». Дело было так. Склонились оба над какой-то меткой вкусной на земле. И нюхали, нюхали, нюхали… До морковкиного заговенья. Варвара еще нюхала, а Дарелл уже ножку задрал. Ну и оросил Варварину морду. От чего она, сморщившись и не поняв до конца — что произошло, сказала: «В каком смысле?» А я засмеялась. Вытерла все той же перчаткой ее мордальон и, утешив: «Ничего, старушка!» — повела их дальше в душистые прерии.

Номер третий. «Вот это меточка так меточка!» Обнаружилась почти у подъезда. Такая метка, что наш Дарелл погрузился в нее весь с потрохами. И нюхал долго. Так долго, что мы с Варварой успели состариться. Но уходить не хотел. Упирался лапешками и телом, буквально готов был в эту метку закопаться.

Тут из подъезда вышла Самая Нелюбимая Нижняя Соседка, чьему перу принадлежат бессмертные шлягеры: «Назаводили лошадей», «Я знаю, это из-за вас мой засорился унитаз», «Ваши щенки вчера полдня грызли батарею», «Перестаньте хлопать коврики с балкона, у меня все в шерсти», а также последнего — «Сколько можно ночью топать?». Хотя ночью топает только мое сердце, зуб даю! И вообще собаки ведут себя, как мышки, я знаю, я у другой соседки спрашивала.

Дарелл завис у подъезда, соседка надвигалась, как астероид из Армагеддона. Я сжалась, Варвара изучала дальнего прохожего, Дарелл в упоении елозил мордой по земле. Так родился новый хит «Назаводили лошадей-2». Которые пасутся у подъезда. А он не пасся, он нюхал! После отбытия соседки, пришлось доставить мальчика по воздуху — в сердцах прошипев, что «дома будешь нюхать, а теперь пошли!»

Где и что он дома будет нюхать, какие метки, осталось не объясненным. А дома пес и не собирался ничего нюхать. Он хотел нюхать только у подъезда! Не знаю, метка ли такая была, или Дарелл придуривался, но покоя парню дома не было. Он страдал, слышал Голоса и рвался бежать, лететь, ехать немедля! Сейчас! Пришлось парня успокаивать — открыть ему Страшную тайну, что все бабы — сво, ду, су. И что обманут его, как пить дать, обманут… Вот как я сейчас. И, чмокнув в рыжую морду, закрыла дверь и ушла на работу.

Я уже люблю этого поросенка, честное слово! Мы с ним дома, знаете, какие поласкушки (от слова «ласка») устраиваем! Он мне свое пузо беззащитное подставляет почесать, лобешник дает мазать, бежит и все-все мне рассказывает: Я попил! Я покакал! Я игрушку нашел! Похвали меня скорей!

 

Ну что, таки улетела я с подъездного крыльца. «Если оооооочень захотеееееееть, можно в кооооооос-мос полетееееееееть!» Дарелл вывернулся из цепочки. Не знаю как, не спрашивайте. Так хотелось на свободу парню, что вывернулся, рванул за поводок…

Но в целом хорошо сейчас погуляли! Просто Отл. нам, Best и CACIB. Побесились, повалялись, ну покакали конечно — это само собой. Варвару вычесали. Август, Варвара опадает…

На всех проходящих собак (вот оно — гуляние днем, ходят все, кому не лень!), на проходящих собак, говорю, кидались. «Ты, — хрипел на поводке Дарелл, — слышь ты, алабайский алабай, кабы был я не привязанный! Слышь ты, овчарка ходячая, давай разберемся?! А ты кто там, не вижу! Терьер? Какой еще терьям-терьер! Я тут главный чувак! Я, блин, семерых одним ударом и три дерева одной струей!… Перешибаю». А дома — такой ласковый-ласковый. Кошка моя вислоухая, шотландско-китайская. Ухи кленовыми вертолетиками.

И все было бы нормально, если бы не эти дурацкие прогулки. Я точно ежика какого-нибудь рожу! Ну так тянет, так тянет, Дарелл-кошмарелл! Причем одерну — стоит, ждет, а потом опять — как рванет. Может он ездовой? Чтобы в сани запрягать? А Варюша-горюша тормозит. Отчетливо тормозит, причем посреди его поводка. Мелкий рванет у девочки моей под пузом — жжах! Я уже научилась переступать, а Варвара все никак не сообразит!

Втроем нам не так уж и плохо. Практически хорошо. Правда, с двумя разнонаправленными собаками гулять трудновато физически, а так — хорошо! Уже подумала, что «потом» будет скучно, и решила записаться на какие-нибудь курсы, дабы беговой навык не терять.

А если вдруг да не запишусь, то на сэкономленные деньги подстригусь и буду сидеть у окна — вся такая красивая, худая, с взглядом мудрой змеи, которая может сделать молниеносный бросок, но только в случае необходимости.

На утренней прогулке Дарелл был паинькой. Еще раз перечитала инструкцию по пользованию цепочкой, за какими ушами расправлять, куда тянуть, и как со всем этим жить. Потренировалась малость и — вуаля! — мальчик шелковый. Почти. По сравнению с тем, что было, — небо и начало земли! Вышли из подъезда — не ракетой! Не рыбкой! Не бегунами на старте! Не кошкой с консервной банкой на хвосте! А быстрым шагом! Я даже успела посмотреть вокруг, обозреть окрестности на предмет посторонних лиц.

Лиц было много, но Дарелл до них не добежал. Давит, цепочечка-то. Раньше ее снимала на прогулке, а теперь так в ней и вожу. Поэтому сегодня мы совсем не бегали. Так, спортивной ходьбой баловались… В результате у меня ощущение, что мы скудно погуляли. Не слышала ветра в ушах, да и члены не проснулись! Теперь тренирую подзыв. Нравится: присядешь на корточки, ручки раскинешь, зовешь его: «Иди сюда, мой сладкий мальчиииик! Мой золотой!» Он бежит, хвостом виляет, уши от счастья как-то хитро закручивает. Прибежит, развернется, чтобы тело было под моими руками, как в домике, а морда «наружу» — смотреть на мир. Глажу, шепталки шепчу, он щурится, плющится…, пастораль.

Варвара тоже подходит, и ее люблю от всей души. Если кто по Ботанике проезжает — можно нас увидеть на одном из газонов. Мы — три холмика: синий, рыжий и палевый. Смотрим на людей в машинах и являем собой самодостаточную компашку на пленэре. Команда: «Где мои любимые собаки?» Поворачивают головы оба, встречаются со мной взглядом, улыбаются хвостами и бегут ко мне обниматься!

Зато Варвара начала чудить дома. Не подходит к миске, когда корм насыпаю. Лежит в коридоре и индифферентно смотрит. Чего ждет — не понимаю. Зову — смотрит на меня чистым взглядом собаки, отродясь не слыхавшей русского языка.

Дарелл не доедает чуток, убегает проверять — все ли спокойно на вверенной территории. Тогда Варвара подходит, доедает из его миски, потом лениво — из своей, тоже не доедает. Прибегает Дарелл — доедает из Варвариной. Это что за общество чистых тарелок? Мне корма не жалко, интересно просто — что происходит.

Вот еще. Дина — хозяйка Дарелла — сообщение прислала. Беспокоится, спрашивает, приветы шлет. Дарелловская сестрица, шарпеиха Саша, на постое от тоски сгрызла косяк, от чего вся семья в ужасе — подобного никогда не случалось, Саша всегда была образцовой милой собакой. А у нас, ответила я, все просто отлично. Косяки целехонькие стоят, и это радует!

Меж тем у постояльца на лбу, но уже с другой стороны, обнаружены свежие царапины. Когда я утром мазала старые болячки, не было там никаких царапин! Композиция: баран и новые ворота. В роли барана — я. Откуда? Как? Варвара к нему близко не подходила, сегодня мы, как сиамские тройняшки вместе весь день существуем. Что за елы-палы?

Неглубокие царапины, заживут через пару дней. Правда, ходили гулять «в поля», на большой цветущий пустырь. Не иначе репейник какой оцарапал? На пустыре-то я отпустила мальчика в свободный полет… Сначала были тест-драйвы: отпустила, он отошел на пару метров, подзываю — подбегает — радуюсь, хвалю. Отбежал на пять метров — подзываю — подбегает — хвалю. Потом пошел по кустам. Я поверх кустов смотрела на его хвост-маячком… Далеко не убегал, сам возвращался, докладывал, что все ОК.

Так впервые за неделю я перестала бегать привязанная к собаке. Погуляли прекрасно: побегали, посидели, повалялись в траве, прошлись опять же. Один эпизод расскажу. Дарелл стоял, нюхал цветок. Я решила спрятаться, тихой сапой с дорожки сошла и присела в высокой траве. Слышу — за мной лес валится. Варишна идет, как ледокол, к тому месту, где я спряталась. Увидев, как Варвара бороздит траву, Дарелл заинтересовался и побежал в нашу сторону. Я кричу (хоть и с опозданием, но игриво):

— Дарелл! Дарелл! Ко мне!

Варюша встала напротив меня, вылупилась:

— Мать, чего орешь, тут мы все.

Я ей шепотом: «Ложись! Прячься!» Варишна стоит, оглядывается: «А от кого?»

— Да ложись ты! Сейчас Дарелл прискачет. Мы в прятки играем!

Тут он и прискакал как раз. «Привет! Это я! А что вы тут делаете?»

— А, от него, — зевнув сказала Варвара и легла. Спряталась.

 

Как у нас дела? Да хорошо у нас дела! Днем так угуляла собак, что вечером почувствовала себя медсестрой, которая будит больного, чтобы тот принял снотворное. Собаки дрыхли и похрапывали в четыре сопелки, никуда меня не звали, ни на что не намекали, а лежали по разным углам и видели свои собачьи сны, подлаивая на происходящие во сне бои и знакомства…

Ближе к одиннадцати вечера я собралась на прогулку. Побряцала ключами, пошуршала курткой. Две сонные заспанные морды притащились в коридор: «Уходишь?» — зевая, спросила Варвара.

— Ага, пойду пописаю. Никто не хочет со мной? Могу проводить до туалета.

— Ну, можно, — зевая, согласился Дарелл.

— Беда с вами, — проворчала Варвара, нехотя всовывая лобастую башку в ошейник, — шляетесь по ночам, порядочные собаки все спят давно. Схожу, что с вами делать.

Так я в первый раз поняла, как это — расталкивать собак и тащить бедняг на прогулку. Не то чтобы мне дома не сиделось, или пара-тройка часов без свидания с кустами породили бы во мне беспокойство — нет. Просто чтобы завтра с утра собаки дали (говорим «они», подразумеваем — Ленин) поспать до будильника, а будильник прозвонит в 9. Впрочем, они не будят, нет. Но и не спят. Ждут, пока проснусь, но потом уж спуска не дают. Это я опять про Ленина, конечно.

Зато! У нас есть, чем похвастаться. Дарелл перестал пастись на кухне, когда я ем. И даже пытаться там пастись. И даже не делает вид, что он — инспектор общепита и следить за качеством принимаемой пищи просто обязан, причем не корысти ради, а токмо волею пославшей его инспекции. Зайдет, улыбнется своей китайской улыбкой: «Что делаешь, Галя-сан, пищу внутрь принимаешь? А можно я тут полежу?» И прилаживается прилечь. Да не тут-то было. «Нет, — говорю, — дружок. Собакам на кухне не место». Вздохнет и выходит! Выходит! Сам! Не дожидаясь пока тихонько под попу подтолкну к выходу. Идет в коридор, где тусуется Варвара.

Она знает: смотреть в рот нельзя, но страдать-то за углом можно! Или не страдать, но лежать в пределах звуковой досягаемости, мало ли, вдруг хозяйкино ледяное сердце дрогнет, и она позовет, угостит верную собачку хоть коркой черного хлеба.

Дарелл усвоил и еще одно: «Если дверь на кухню закрыта, значит, это кому-нибудь нужно». Уже не дышит жарко с той стороны в стекло, не скребет лапами, а спокойно идет в комнату и занимается своими делами. Дела у него, к сожалению, в последние дни меня огорчающие. Накануне к вечеру обнаружила на шарпейском лбу свежие царапины.

Допрашивать Варвару не стала, потому что оба весь день были на моих глазах, и Варя знала про его царапины еще меньше, чем я. О чем она, собственно, мне и заявила.

К ночи царапин прибавилось. Равно как и моего беспокойства, потому что привыкла всем событиям находить более или менее внятное объяснение. Понаблюдала за собакой и пришла к следующим выводам:

Или Дарелл — первая в мире собака-стигмат. Об этом следовало немедленно сообщить в Академию наук, и мы немедленно сели писать черновик послания к академикам и религиозной общественности. Пока я тренировалась красиво ставить подпись, Дарелл в задумчивости чесал лоб. Тут меня осенило, что:

> Или его искусали комары… Никогда не видела, чтобы собака от комаров чесала себе лоб до крови. Ну чешутся от укусов, бывает, но чтобы до крови? Сдирая старые болячки? Я сама люблю почесаться. Возможно, дурные привычки заразительны, но тогда Дарелл — собака-вундеркинд. В Академию наук сообщить все же следует…

> Или блохи? Проверила: блох нет.

> Или цепочка царапает ему лоб. Потому что сильнее обычного он скребет лоб на прогулке. Но цепочка не елозит по лбу!

> Или у собаки реакция на металл? От «реакции» мысль пошла дальше и пришла к логическому выводу. У собаки аллергия. Но он ест свой корм. И ест его, как сказала Дина в первую нашу встречу, давно, год как минимум. На улице ничего не подбирал. Кусков я ему не сую. Сыр, размером с половину мизинца, — это было, один раз. А разве бывает аллергия на сыр? Или от тех нескольких жевков Варвариного корма, которые он успевает сделать, пока она загорает в коридоре? Но там реально счет идет на граммы и сказать, что «он ЕСТ Варварин корм» было бы неверным. А что тогда? Может, цветут на улице какие-нибудь лютики аллергенные? Или у него на меня аллергия? Иногда дома чихает, морщит нос, соплями шморгает, глаза щурит, как будто они опухли… Так это же шарпей, про него не скажешь, что «широко распахнутые голубые глаза»… Вроде нормальная веселая здоровая собака, шерсть не лезет, какает прекрасно, играет бодро, спит с удовольствием. Но лоб чешет себе до крови. Мажу хлоргексидином. Я сама от аллергии пью кларитин. Может, парнишку угостить?

 

Пишу, а дома — сонное царство. Собаки спят, сопят, и кажется, что все у нас чудесно. И две собаки — будто так и надо. И две руки, чтобы гладить двух собак — это же так просто! Давно в свет не выходила, все по пустырям, да по лесам, то с хлоргексидином наперевес, то с левомеколем, поводком обвязанная, в полушубке овчинном и с пакетиками для какашек. Сама как нирвана ходячая.

Да, «многие позавидовали бы тридцатилетней бездетной Маргарите».

 

Черт! Мы с нашим зайчиком вляпались в жесточайшую аллергию.

Утром сильно испугалась: мальчик вялый, лежит, не ест, не скачет, морду расчесал до кровавой корки, чихает, левый глаз не открывается. Я с перепугу подумала, что он ослеп, ходит, на углы натыкается.

Вывела на прогулку, вроде ничего, оживился, только чешется сильно — прямо на ходу. Гуляем теперь так: «Не тяни. Не чешись. Не чешись! Не тяни. Какаешь? Молодец! Дарелл, не чешись! Вот молодец, понюхай травку. Подожди, не тяни. Не чешись, говорю!»

Ну, а толку говорить, если парень готов головой об дерево чесаться? Бросила все дела, позвонила ветеринару. Врач пришел примерно к такому же выводу: аллергия могла появиться в ответ на стресс, вызванный отъездом хозяев. Велел сегодня давать лекарство по 2-3 раза в день и мазать мазью. Таблетку дала, за мазью забегу днем в аптеку. Все бы хорошо, только совершенно некогда работать, такие дела.

Кто ж знал, что пес — аллергик?

К вечеру зуд утих, он перестал терзать свой лоб. Варвара кормится за закрытой дверью в отдельное время. Теперь работаю над навыком запихивания таблетки в рот шарпею. Зубы сжимает и предлагает оставить таблетку в одной из брылей, как у пеликана. Мол, я потом ее проглочу, вы идите, идите!

 

Жизнь, как карусель! Бегу, бегу, бегу! Некогда не то что книжку почитать — спокойно зубы почистить! Чищу, но быстро, как солдат, проспавший построение. Вот и вечером — прилетела на метле с работы, вывела собак, поиграла…

До прогулки следующей 3 часа. Чем заняться бедным холерикам? Тоска… Собаки спят.

 

Вечером пошли с ребятками гулять. У меня такое ощущение, что в округе гуляют одни темные суки! Ходят и метят. А хозяева? Какие безответственные, не уважающие ближнего люди! Нельзя, что ли, подальше с суками уйти?! Мальчика моего волнуют!

Заводить собаку-холерика полезно для здоровья. Сегодня шли-шли, а потом я взяла и побежала. И бежала, как Форрест Гамп — три года пять месяцев и шесть дней. То есть целых пять минут. Чего со мной со школы не бывало… Кроме мытья посуды, еще бег не люблю. Пришла к выводу, что у меня убыстрился обмен веществ. Куда приткнуть это открытие, пока не знаю, но есть стала меньше, ходить быстрее, спать лучше, а двигаться энергичнее. Даже Варвара побегала на прогулке. А она-то посуду вообще в руки не берет, чего уж говорить о беге.

Сегодня нашему счастью две недели. И хотя по-прежнему считаю дни, искренне удивилась тому, что прошло уже две недели. Кажется, мы только-только познакомились с нашим Даром, от слова «дар». Сегодня наш Дар меня укусил. Не больно прикусил, обозначая свое принципиальное несогласие с а) запихиванием в него таблетки; б) с тем, что я пошла на работу вместо того, чтобы снова пойти гулять, благо, такой шикарный предлог — покусана, мол, собакой, руками шевелить не могу, могу только наматывать круги по полянам, потому что ноги-то целы! Вообще нас всех троих вчера глюкнуло — решили, что пятница, а сегодня, соответственно, суббота. Когда я все-таки взяла сумочку и отправилась в голубую даль, Даррелл залился возмущенным лаем.

Вчера они взбесили меня оба. Видимо, превращение тихой женщины в холерика идет по полной программе, включая холеричное «быстрое зажигание» — и на раздражение, и на веселье, и на действия, и на слова. Пес то рвется к дереву, как будто оно убегает от него (!), то стоит по сто лет, уткнувшись в траву, нюхает, нюхает, нюхает. Я стою. Стою, стою. Потом — ка-ак рванет к следующему дереву. Меня эти эскорт-услуги по туалетам родного края уже добивают. Народная исполнительница Варвара тоже… Я на нее, как на старшего ребенка, надеюсь, помощи жду, понимания… Куда там! Варя делает все наперекор. Говорю: «Стой!». Она идет, причем слышит прекрасно, но, сжав упрямо губешки, прется. Говорю: «Иди сюда». Стоит! Смотрит на меня, как первый раз видит. «Пойдем спать» — начинает козлом скакать, игрушки таскать. «Иди ешь» — уходит в комнату… Не жрет ничего, пока рябчиков с ананасами не положу. Иногда кладу, иногда, психанув, просто убираю ее миску. «Так не достанься же ты никому!» — говорю миске и запихиваю ее под шкаф. Ну что это такое? Сил нет никаких.

Еще Варвара взяла манеру зависать посреди поводка. Перешагнет передними лапами Дареллов поводок и замрет, глядя за горизонт. В этот момент Дарелл рвет, поводок застревает под корпусом Варвары, а она, вместо того, чтобы перешагнуть либо выпутаться, продолжает стоять или начинает движение, а за ней — мы с Дареллом, связанные пуповиной. Наклоняюсь распутать ноги Варе, Дарелл, заинтересовавшись, успевает сделать пару кругов вокруг нас. Обматывая поводком! И так каждые пять минут! Муж в Тверь, жена, блин, в дверь.

Меня уже пора в цирк сдавать, я, как лошадь, бодро вскидываю ноги, чтобы не подсекло поводком, и бегаю рысцовым галопом, переходящим в иноходь.

Собаки считают, что смысл моего существования — это бесконечно с ними гулять и кормить. Даже не кормить, а бесконечно их уговаривать поесть. Иногда мне хочется, ей-Богу: а) отвесить каждому подзатыльник


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 118; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.014 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты