Славомир Мрожек. Эмигранты 3 страница

ХХ. Вот уж нет.

АА. А в ресторан?

ХХ. Да Бог с тобой! У нас обед дома варят.

АА. Но за покупками она ходит.

ХХ. Ходит. (Пауза.) В нашем городке нет канализации.

АА. Зато есть казармы.

ХХ. Есть. А ты откуда знаешь?

АА. Нетрудно догадаться. У нас повсюду есть казармы. Так может она

проходит мимо казармы?

ХХ. Кто?

АА. Твоя жена.

Пауза.

ХХ. Ты чего хочешь сказать...

АА. Ничего. Я готов. (Вытирает лицо полотенцем.) Прошу к столу!

ХХ встает, оба надевают пиджаки, стоя лицом друг к другу. АА с левой

стороны стола, ХХ - с правой. Затем одновременно садятся. АА откупоривает

бутылку и наливает.

ХХ. А ты был женатый?

АА. Два раза.

ХХ. Как это так?

АА. Развелся. Ну, за наше холостяцкое.

ХХ. А дети?

АА. Какие дети... Ах, дети. Нет, детей не было.

ХХ. Зачем же тогда жениться?

АА. Как зачем? По любви, из-за родства душ, а впрочем, откуда я знаю.

Ну, выпей.

ХХ. Будь здоров. (Выпивают. АА берет в рот сигарету и придвигает пачку

к ХХ, который тоже берет сигарету. АА ищет по карманам спички. ХХ достает из

левого кармана коробок спичек, прячет его обратно, достает из левого кармана

другой коробок, подает огонь АА и сам тоже закуривает. Прячет спички в левый

карман. Оба затягиваются. Пауза.) Скажи, а из-за чего ты убежал?

АА (прерывая свои размышления). Что?

ХХ. Из-за чего ты оттуда убежал? Что, плохо тебе там было? Были жены,

квартира с красивым видом, в столице... Хорошо зарабатывал, в наилучшем

обществе бывал... А здесь что?

АА. Убегают не к чему-то, а от чего-то.

ХХ. Вот я и говорю. Тебе же там лучше было, чем здесь.

АА. Однажды я пошел в парк. Там в аллее играли дети. А за кустами

сирени я заметил мальчишку, чуть постарше их. Он подбирал камни и бросал ими

в детей, каждый раз прячась обратно за куст. При этом он радостно смеялся,

был в восторге от самого себя. Хорошо развитой, сильный мальчик... Бросал и

прятался, бросал и прятался...

Пауза.

ХХ. Ему сколько лет было?

АА. Лет десять - двенадцать...

ХХ (растроганно). Как мой.

АА. Это было шесть лет тому назад.

ХХ. Моему старшему теперь четырнадцать.

АА. Да, конечно. То мог быть твой сын.

Пауза.

ХХ. Ну, и что дальше?

АА. Ничего. Это все.

ХХ. Хе-хе, а теперь по правде скажи.

АА. Это правда.

ХХ. И ты, значит думаешь, я поверю, что за границу бегут из-за

какого-то поганца, который в парке швыряется камнями. Да еще и не в тебя.

Мне-то можешь сказать, как брату.

АА. Ну, тогда, скажем... Из-за того, что у меня были постоянные

затруднения с дикцией. Например, слово - неантагонистический. Оно для меня

слишком трудно. Я никогда не мог произнести его правильно.

ХХ. Ты? Так ведь ты образованный.

АА. Ну тогда, быть может, дело тут не в дикции, а, скорее, в интонации.

В надлежащем тоне. Я немузыкален.

ХХ (понижая голос, доверительно). Ты политический?

АА. Можешь и так это назвать. (ХХ встает из-за стола.) Что, разве ты не

догадывался? (ХХ идет к двери, по пути останавливается, спиной к АА.)

ХХ. И ты только сейчас мне говоришь?

АА. Я полагал, что это было ясно с самого начала.

ХХ осторожно приоткрывает дверь, выглядывает в образовавшуюся щель,

возвращается к столу.

ХХ. Ты на заметке?

АА. Вероятно. (ХХ стоит в нерешительности.) Почему ты не садишься...

ХХ (садясь). Ну и дурак же я был. (Ударяет себя кулаком по лбу.) Хотя

мне сразу что-то подозрительно показалось. Ничего не делает, на работу не

ходит, только на кровати валяется да книги свои читает. Интеллигент,

белоручка.

АА. Откуда тебе известно, что я ничего не делаю? По-твоему, работа

заключается только в рытье канав?

ХХ. Да как же ты работаешь, лежа на кровати?

АА. Думаю.

ХХ (нетерпеливо, пренебрежительно). А-а-а!.. О чем это?

АА. Между прочим, и о тебе. Раздумываю, например, смог ли бы ты меня

денунциировать.

ХХ. Де... Дену...

АА. Ну, иными словами, донести на меня. Не сейчас, конечно, и не здесь.

А там, у нас...

ХХ. Так мы же тогда не знали друг друга.

АА. А ты полагаешь, что доносить можно только на друзей или знакомых?

Вот представь себе: ты сидишь в тюрьме, а я прихожу к тебе и предлагаю

бежать. Или, более того: сообщаю план уничтожения тюрьмы. Ты позвал бы тогда

охранников, выдал бы меня?

ХХ. В какой еще тюрьме?

АА. В такой, где тебе живется относительно неплохо. Даже, может, лучше,

чем на свободе. Где ты досыта ешь и где тебе не бывает холодно.

ХХ. Что-то не приходилось слышать о такой тюрьме.

АА. Но где ты не можешь только одного: нельзя пользоваться словами,

которые начинаются с буквы Т. Все слова на букву Т запрещены - и устно, и

письменно.

ХХ. Почему?

АА. Чтобы нельзя было произнести или написать слово "тюрьма".

ХХ. Да что же это за тюрьма такая?

АА. Но если бы я все-таки тебе предложил...

ХХ (вскакивая). Ты чего ко мне пристал!

АА. Я же тебе ничего не предлагаю. Я лишь рассуждаю, что было бы, если

я, допустим, предложил бы тебе...

ХХ. У меня жена и дети!

АА. А у меня... у меня... а что, собственно, у меня... Ну, скажем, у

меня - мои любимые, обожаемые слова, слова на все буквы алфавита. Нет, я

ничего тебе не предлагаю, ни на что тебя не подбиваю. Я, самое большее, могу

себе предложить... А, да нет, даже этого не могу. А ведь ты, наверное,

считаешь меня героем.

ХХ. Все может быть.

АА. Мне лестно это слышать, но могу тебя успокоить: никакой я не герой.

Сядь и выпей со мной. От меня тебе ничто не грозит. (ХХ садится, АА

наливает.) Ну, за здоровье здравого смысла, если можно так выразиться. Хотя,

правда, здоровья никогда не бывает в избытке. Прозит! Здоровья и

благополучия! И ничего не бойся. Ведь я просто тряпка. Обыкновенный трус.

Или даже, может быть, простая, человеческая свинья. Ну, пей, тут все свои.

(ХХ отставляет кружку.) Что же ты не пьешь? (ХХ молчит.) Понятно. Теперь ты

решил, что я провокатор.

ХХ. Да нет.

АА. Не отпирайся. Ты услышал, что я свинья, и сразу подумал, что,

следовательно, я провокатор. Разве не так? (ХХ молчит, АА поднимает кружку.)

Ай-ай-ай... Смотри, осторожнее... Ведь если верный слуга твоего законного

правительства вызывает у тебя отвращение... Что тогда можно сказать о твоей

лояльности? А? Скверно, очень скверно, дорогой мой. А если я и впрямь

провокатор?

ХХ. Я этого не говорил.

АА. Зато подумал. Почему же не сказать об этом вслух? Что тут плохого?

Разве лояльному гражданину не пристало выпить с государственным служащим,

находящимся на действительной, хоть и тайной, службе? (ХХ молчит, пауза.)

А-а, я начинаю понимать, может, ты и прав. Ведь если миссия моя тайная, то

ты, как лояльный гражданин, не должен показывать, что знаешь о ней. Ну

конечно, лояльный гражданин скорее должен делать вид, будто ни о чем не

догадывается. Браво! Мало того, ты даже обязан способствовать выполнению

моего задания и даже, возможно, покощунствовать против государства? Ну,

какие-нибудь там антиправительственные возгласы... Ну? При мне можешь не

стесняться. В обществе провокатора лояльный гражданин не должен быть излишне

лояльным - именно для того, чтобы свою лояльность проявить

ХХ. Ничего не понял.

АА. Неважно. Просто я взываю к твоему здравому смыслу. Выпей со мной, и

это будет свидетельствовать, что ты - на стороне властей. Не забывай, я могу

написать о тебе донесение. Если я, конечно, и в самом деле провокатор.

ХХ. Не буду я с тобой пить.

АА. Эй, поосторожнее, я представляю государство и правительство.

ХХ. Не потому.

АА. Тогда в чем дело?

ХХ. Ты сказал, что ты свинья.

АА. Действительно, я так сказал.

ХХ. Вот видишь.

АА. А-а! И ты не хочешь пить со свиньей?

ХХ. Со свиньей я могу выпить, почему нет? А только ты еще сказал, что

тут все свои. Значит, я тоже свинья.

АА. А что, разве ты не свинья?

ХХ. Нет.

АА. Считаешь, стало быть, что ты лучше, чем я.

ХХ. Не о том речь. Но почему я должен быть свиньей, а? Что я такого

сделал, чтобы так обзывать меня? Ну? Почему ты меня так обзываешь, ну,

скажи, почему?.. (АА молчит.) "Все свои", тоже нашелся... (АА молчит.) Если

не знаешь, так не говори, не оскорбляй. Если не за что, то не оскорбляют. Не

оскорбляют ни за что. Нельзя оскорблять человека.

Пауза.

АА. Ну, допустим, я слегка преувеличил. Не такая уж я и свинья. Так,

занесло, Бог знает почему.

ХХ. Тогда другое дело. Так ты, значит, не свинья?

АА. Ну, скажем, не совсем.

ХХ (радостно). Значит, можем выпить?

АА. Не вижу никаких препятствий.

ХХ (с облегчением). Ну что ж, выпьем.

АА. Мировую.

ХХ. Мировую. (Чокаются кружками и выпивают.)

АА. Но с другой стороны, все же любопытно: почему из нас двоих только я

мог бы, предположительно, конечно, быть провокатором.

ХХ. А-а, да брось ты.

АА. Ну, иными словами... скорее можно подозревать меня, чем тебя. Мне

бы никогда не пришло в голову подозревать тебя в этом.

ХХ. Да кончишь ты или нет!

АА. Хорошо, хорошо. Я не слишком заинтересован в углублении этой темы.

ХХ. Долго еще до полуночи?

АА. Не знаю. Мои часы стоят.

ХХ. Может, спросить кого-нибудь.

АА. Те, наверху, пьют шампанское. Мы наверняка услышим, когда в полночь

выстрелят пробки. Не беспокойся.

ХХ. А дома меня ждут. И так каждый год. Дети все глаза проглядели,

надеются, что приеду... А меня опять нет. Эх, доля...

АА. Что же ты не поехал их навестить? Тебе ведь можно, ты не

политический. Мог бы съездить домой, взять отпуск.

ХХ. Какой еще отпуск, у меня не бывает никаких отпусков.

АА. Можно бы попросить.

ХХ. Боже меня упаси! Разве я здесь для того, чтобы ездить по отпускам?

Я здесь, чтобы заработать побольше. Отпуск у меня будет, когда я ворочусь.

Целая неделя. Лягу на одеяле в саду и буду спать. Пальцем не шевельну. А

баба будет мне только еду подносить. А потом...

АА. Что же потом?

ХХ. Потом встану и наряжусь. В одни только заграничные тряпки.

АА. Зачем?

ХХ. Как зачем - будут мои именины.

АА. Именины?

ХХ. Да, да, и будет это аккурат в мае. Весь городок позовем. Ну, может,

и не весь. Есть там такие, что не по нутру мне, так вот их не позовем. Чтобы

назло. Заколем кабанчика, или теленка, или корову... Водки накупим... Чтобы

всем хватило. Даже чтобы осталось... Пусть пьют, пусть радуются, пусть

видят, что хозяин из-за границы приехал. А все добро, что я здесь накуплю и

туда привезу, в сенях выставим, чтоб каждый посмотрел. Но лапать не позволю.

Не разрешается. Только поглядеть. Свояка приставлю, чтобы стерег. Хотя лучше

нет, свояк ненадежный.

АА. Можно собаку приставить.

ХХ. Собаку?

АА. Привязать злую собаку, чтобы никому не позволяла приблизиться.

Собака не украдет.

ХХ. Это ты здорово придумал... А потом гулять будем, целых три дня.

АА. О, в этом я не сомневаюсь.

ХХ. А как гулять кончим, знаешь, что я сделаю?

АА. Наведешь порядок после гостей.

ХХ. А-а, к черту гостей, хоть бы их и не было. А приберется теща. Я

начну строить дом.

АА. Не может быть.

ХХ. Да. Красивый, каменный дом. В два этажа, с паровым отоплением.

АА. Да ты шутишь.

ХХ. Лучший дом в округе. На мои деньги.

АА. И долго это протянется?

ХХ. Охо-хо-хо, да уж не один год. А как закончу, переберемся от тестя и

заживем у себя. В своем собственном доме. Ну, что скажешь?

АА. Великолепный проект. (Встает, поднимает кружку.) Ну, за дом.

ХХ. За дом!

Они чокаются. Рука, в которой ХХ держит кружку, начинает дрожать.

АА. Осторожнее, прольешь... Да держи, жалко же, пропадет!.. Что с

тобой... (ХХ, не в состоянии удержать кружку, ставит ее на стол, садится,

боком к АА и лицом к залу. АА тоже ставит кружку, подходит к нему.) Покажи

руки. (ХХ засовывает руки в карманы.) Покажи руки!!! (ХХ нерешительно

вынимает руки из карманов.) Протяни! (ХХ вытягивает руки перед собой, сжав

кулаки.) Не так, распрями пальцы! (Силой распрямляет пальцы ХХ, тот

отворачивает голову в сторону, держа перед собой вытянутые руки. Кисти рук

дрожат, как у инвалида. АА отходит в сторону, уже не глядя на ХХ. Тот снова

засовывает руки в карманы.) Давно это у тебя?

ХХ. Уже с год.

АА. Часто?

ХХ. Нет, иногда только.

АА. Но все чаще? (ХХ молчит.) Я спрашиваю, бывает ли это все чаще!

ХХ молчит. АА берет со стола кружку ХХ, становится за его спиной,

подсовывает локоть своей левой руки под его подбородок, резко запрокидывает

ему голову назад, одновременно подносит кружку к его рту. ХХ выпивает

содержимое кружки. АА ставит пустую кружку на стол, берет свою наполненную

кружку, выпивает одним глотком. Ставит кружку на стол. ХХ поперхнулся.

ХХ. Награди Господь.

АА. Почему ты не учишь язык? (ХХ продолжает откашливаться, но уже

нарочито, чтобы выиграть время.) Я спрашиваю, почему ты не учишь язык?

ХХ. Какой еще язык?

АА. Иностранный!

ХХ (вынимает руки из карманов, оглядывает их, руки по-прежнему дрожат).

Сейчас пройдет. (Засовывает руки в карманы.)

АА. Ответишь ты мне или нет?

ХХ. Это что, по-ихнему, значит?

АА. Не зли меня. Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю. В этой

стране ты - неграмотный. Более того - глухонемой. Когда же, наконец, ты

перестанешь быть калекой?

ХХ. Я на ихней тарабарщине говорить не стану.

АА. Но почему? Ведь ты живешь здесь, в этой стране - ешь, пьешь, ходишь

по улицам, как все другие люди. Почему же ты не хочешь говорить как они?

Смог бы найти работу получше...

ХХ. Не люди это.

АА. Нет?

ХХ. Нет. Тут нету людей.

АА. Где же они, по-твоему, есть?

ХХ. У нас.

АА. Ах, так.

ХХ (вынимает руки из карманов, осматривает их). Уже проходит. (Снова

прячет руки в карманы.)

АА. Ну, тогда... ты знаешь, что здесь происходит с теми, кто слишком

долго работает на этой машине?

ХХ. Стареют, что ж еще.

АА. Правильно. Но не только это.

ХХ. Еще, может, глохнут слегка. (Вынимает одну руку из кармана, крутит

пальцем в ухе.) У меня вот что-то в ухе пищать стало. И слышу хуже.

АА. Правильно. Но не только это.

ХХ (вынимает палец из уха и другую руку из кармана). Смотри, уже

прошло.

АА. В ухе?

ХХ. Нет, в руках.

АА. Это мелочь. И в ухе - тоже мелочь. Есть кое-что похуже. Вследствие

вибрации по восемь часов ежедневно, в течение многих лет, происходят

изменения в соединительных тканях, то есть в тканях, которые соединяют мышцы

с костями. Сколько уже ты здесь?

ХХ (разглядывая вытянутые руки). Совсем уже не трясутся.

АА. Я спрашиваю, как долго ты работаешь на этой машине?

ХХ. Три года.

АА. Изменения в соединительных тканях состоят в том, что они

перерождаются. Иными словами, мясо начинает отставать от костей...

ХХ. Скоро три с половиной будет.

АА. Что, естественно, приводит к потере трудоспособности.

ХХ. Правда?

АА. К болезни и увечью. Факт, установленный медициной. Это явление

исследуют институты гигиены и охраны труда. Профессиональное заболевание.

Пауза.

ХХ. А-а, чего там... Так, стращают.

АА (хватает ХХ за лацканы пиджака). Да ты человек или нет? Ты!? Ты

животное, а не человек. Не собака, правда, и не свинья, но зато вол! Тупой,

беззащитный, безмозглый, рабочий вол! Пригодный лишь для того, чтобы на нем

пахали, пока он не протянет копыта! А он еще и рад! Он еще и сам

напрашивается, лишь бы побольше сечки в кормушку насыпали! Он уже счастлив,

ничего ему больше не надо. Ты же доволен, правда? Ну, скажи, доволен?!

ХХ. Не тряси...

АА. А я буду. Буду трясти до тех пор, пока ты не пробудишься от своего

скотского сна. Ведь ты, когда не пашешь, только спишь или жуешь. Я буду тебя

трясти и буду орать, пока не сделаю из тебя человека. Не перестану, пока не

добьюсь своего. Ибо пока ты будешь волом, я буду свиньей. Ты понимаешь? Это

взаимосвязано: если ты вол, значит, я свинья. Я буду последней свиньей, если

позволю тебе оставаться волом. Иного выбора нет.

ХХ (угрожающе). Не тряси, я сказал.

АА. Сопротивляешься? Ничего. Наступит день, когда сам все поймешь и

будешь благодарить меня. Ведь не может быть так, чтобы только один из нас

оставался человеком. Или люди - мы оба, или - никто. (Вещает в пророческом

вдохновении, усиленном алкоголем, продолжая держать ХХ за лацканы пиджака.)

И тогда, поднявшись и встав на обе ноги, мы распрямим спины и поднимем

головы. И увидим, как над нами колышется ветка, а на ветке той - плод. А

плод этот - плод запретный. Но ветер, раскачивающий плод, то ветер истории.

Мы протянем руки и...

ХХ ударяет его по рукам. АА, покачнувшись, отпускает его.

ХХ. А ну, убери руки! (Встает со стула.) К кому ты с руками лезешь?.. К

кому...

АА. Разве ты не видишь?..

ХХ. Ты - ко мне с руками?.. Ко мне?! (Разъяренный, напирает на АА.) Ты

- гнида бледная, сморчок... Да я тебя...

Заносит руку, чтобы ударить. Свет гаснет, полная темнота. Сверху

доносится дружный возглас "Ааааа", как это обычно бывает, когда гаснет свет.

Карнавальные свистульки и пищалки. Одновременно раздается размеренный бой

часов - двенадцать ударов - и отдаленный колокольный звон.

АА (голос в темноте). Двенадцать!

ХХ (голос). Почему темно...

АА. На Новый год, в полночь, гасят свет. Такой обычай. (Пауза.) У тебя

есть спички? (ХХ зажигает спичку. АА идет за ширму, возвращается со свечой в

подсвечнике. Зажигает свечу от спички, которую держит ХХ. Ставит свечу на

стол. Оборачивается к ХХ.) Ну... (ХХ смущенно откашливается.) Ну тогда,

может...

ХХ. Как хочешь...

АА. Что ж, тогда...

ХХ. Ну, раз так...

АА. Да, конечно...

ХХ. Почему нет...

АА. Ну, тогда выпьем. (Наливает, поднимает свою кружку.) За этот Новый

год.

ХХ (поднимает кружку). С Новым годом. (Чокаются кружками, выпивают. Оба

все еще скованы, смущены. АА на левом стуле, ХХ - на правом.) Звонят...

АА. В соборе...

Пауза.

ХХ. Ну, так я тебе...

АА. И я тебе тоже...

ХХ. Что было, то было...

АА. Что было, то прошло... (Протягивает руку ХХ.)

ХХ. И чтобы нам. (Протягивает руку АА.)

АА. Всего.

ХХ. В этом Новом году. (Подают друг другу руки над столом. Закуривают

как в прошлый раз, то есть в той же последовательности, с той лишь разницей,

что на этот раз ХХ не повторяет манипуляций с двумя коробками спичек.

Поудобнее усаживаются на стульях. С этого момента оба находятся под явным

воздействием алкоголя, особенно ХХ.) Эх, Новый год... Вот как все

поворачивается... Помню, был я еще малым парнишкой, пас коров, яйца из

вороньих гнезд таскал, босиком в школу бегал. Только по осени: весной в поле

работа была, а зимой холодно... Потом отец в город перебрался. А дед с

бабкой остались. Бедовали они страшно, а все равно остались. Чудной народ

эти старики, захотели остаться. Любили, видать, эту свою беду.

АА. Не мне их судить.

ХХ. А я не люблю. (Ударяет себя кулаком в грудь.) Не люблю, хоть ты

меня бей.

АА. Кто же ее любит.

ХХ. И отец мой не любил. Так не любил, что все пропивал. А потом еще

пуще не любил. Потому и пил снова. А я вот не пью.

АА. И правильно.

ХХ. Потому что не люблю. Я иметь люблю. Как держу, то мое. А как

отпущу, то и упущу. Что, не так?

АА. Совершенно справедливо.

ХХ. Если работаешь, то и заработаешь. А сколько заработаешь, столько и

наживешь. Так или нет?

АА. Логично.

ХХ. Только я иной раз думаю: а на кой мне это все.

АА. Что все?

ХХ. Ну, то, что имею. В землю ведь с собой не заберешь. На небо с этим

меня не впустят, а в аду тесновато будет. Тогда на кой мне так мучиться?

АА. Но ты же сам хочешь.

ХХ. Так-то оно так, но я-то что с этого имею? Только здоровье гублю, а

радости никакой. Ни тебе выпить, ни покурить... Вот разве что твоих.

АА (пододвигая к нему пачку сигарет). Да ты кури, пожалуйста.

ХХ. Награди Господь. (Берет сигарету, но тут же бросает ее на стол.)

Ну, скажи, ради кого это все, для чего...

АА. А дети? Построишь дом, оставишь его детям... Все для детей.

ХХ. А они кому оставят?

АА. Своим детям.

ХХ. Ага. (Пауза.) И как же это кончится?

АА. Никак не кончится, почему должно кончаться.

ХХ. Но как же так, без конца?

АА. Видимо, без конца.

ХХ. Хм, значит без конца, говоришь... Тогда на кой нужно было это

начало?

АА. Ты задаешь мне слишком трудные вопросы. Даже у Шопенгауэра были

подобные сомнения.

ХХ. У кого?

АА. У Шопенгауэра.

ХХ. Еврей?

АА. Не обязательно.

ХХ. Нет, мне так не нравится. Раз есть начало, должен быть и конец. А

то начало тогда тоже, не того... Конца не видать, начало - ни к черту, а я

тут вкалываю, и нет мне от этого никакой радости. Ни в кино, ни к бабам...

Думаешь, мне легко так?

АА. Я так вовсе не думаю.

ХХ. Тебе легко орать, а вот попробовал бы пожить, как я... (Все больше

жалея себя.) Ты знаешь, как я тут живу? Как собака!

АА. Да нет, не преувеличивай.

ХХ (ударяя кулаком по столу). Не перечить мне! Именно, как собака. Сам

же только что говорил!

АА. Если не ошибаюсь, речь шла скорее о...

ХХ (наклонившись к АА, доверительно). Иди-ка сюда. Скажу что-то.

АА. Слушаю тебя.

ХХ. Поближе. (Кладет руку на плечо АА и притягивает его к себе, пока их

головы не соприкасаются. Шепчет страстно, доверительно.) ...И был прав.

АА (тоном преувеличенной светской любезности). Да не может быть...

Оба возвращаются в прежнее положение.

ХХ (приложив палец к губам). Тсссс... (Кричит.) Как собака! У собак

жизнь и то лучше, им хоть вкалывать не надо. Разве это жизнь? Ну, скажи,

разве это жизнь?

АА. С биологической точки зрения...

ХХ. Жизнь это или нет?

АА. Как посмотреть.

ХХ (разрешая спор). Не жизнь это. Налей!

АА. Может, пока воздержаться.

ХХ. Нет! Я пью первый раз, как сюда приехал. Что, разве мне не

положено, а?

АА. Несомненно. (Наливает, чокаются, выпивают.)

ХХ. А-а-а, ладно... Загадаю тебе загадку.

АА. Давай.

ХХ. Что такое - есть, а нету.

АА. Постой... Есть...

ХХ. ...А нету. (Хихикает.)

АА. Есть, а нету... Есть, а нету... Не знаю.

ХХ. Ну, отгадай.

АА. Нет, для меня это слишком сложно. (ХХ тычет себя пальцем в грудь.)

Ты?

ХХ. Я.

АА. Есть...

ХХ. ...А нету. Здорово, да? (Разражается смехом.)

АА. Что - есть?

ХХ (переставая смеяться, с угрозой). А ты думаешь, у меня нет?

АА. А что, разве есть?

ХХ. Думаешь, я голодранец?! Мой отец был голодранцем, мой дед был

голодранцем, а уж я - нет! Сейчас докажу тебе... (Пытается встать, опираясь

руками о стол.)

АА. Оставь, не нужно. (Кладет руку на плечо ХХ и заставляет его снова

сесть.)

ХХ. Могу себе позволить! Официант! (Широкий жест над столом.) Я плачу!

АА. Набрался. (Пауза. ХХ молчит, опустив голову, АА смотрит на

лампочку.) Что ж такое со светом... (Пауза. ХХ встает и, покачиваясь, идет к

раковине.)

ХХ. Зажги свет.

АА. Горит.

ХХ. Ага... (ХХ в полумраке ищет раковину.) Что горит...

АА. Свет.

ХХ. Ага... А чего горит, если темно.

АА. Потому что погас. (ХХ находит, наконец, раковину, сует голову под

кран и обливает ее водой.) ...Но любопытно, однако, отчего он погас. Должен

бы уже зажечься.

ХХ (из-под крана). Новый год, Новый год!

АА. Да что-то слишком долго.

ХХ. Может, лампочка...

АА встает на стул со свечой в руке. Осматривает лампочку, поднеся к ней

свечу.

АА. Нет, лампочка в порядке. (Слезает со стула, идет к двери,

приоткрывает ее, выглядывает в коридор.) Повсюду темно. Пробки, что ли,

перегорели... (Закрывает дверь, возвращается, ставит подсвечник на стол.)

Скоро свеча догорит и окажемся во тьме.

ХХ (передразнивая АА). И окажемся в дерьме.

АА. Очень остроумно...

ХХ закрывает кран, отфыркиваясь, вытирает ладонями лицо.

ХХ. Что, не нравится?

АА. Нет.

ХХ. Может, и я тебе не нравлюсь?

АА. Нет.

ХХ. Тогда чего ты тут со мной сидишь?

Пауза.

АА. Существенный вопрос.

ХХ. Я тебя сюда не звал.

АА. В самом деле.

ХХ. Ты сам навязался. (Пауза. ХХ садится на стул, на этот раз с левой

стороны стола.) Ну, скажи, чего ты тут со мной сидишь?

АА (садясь на правый стул). За столом?

ХХ. Я тебя не про стол спрашиваю. А вот чего ты торчишь тут, в этом

дерьме.

АА. Смотрите, пожалуйста...

ХХ. Чего тебе тут надо?

АА. То же, что и тебе.

ХХ. Врешь. Я должен. Я рабочий вол, неграмотный, скотина... Но ты-то

образованный, ты умеешь по-ихнему... Ты не должен.

АА. Справедливо.

ХХ. Ты бы нигде не пропал. Мог бы хорошо устроиться, парле-парле...

Тогда чего торчишь тут со мной? Какая тебе выгода?

АА. Никакой.

ХХ. Нет, тебе чего-то от меня надо. Я себе иной раз так думаю: ни сват

я ему, ни брат. А он и есть мне дает и деньги одалживает... Поворчит, но

одолжит. Брезгует мной, а все равно не уходит. А почему? Пусть уходит, раз

такой чистоплюй. Ты ведь чистоплюй, да? Что я, упрашиваю тебя? Раз не

нравится, чего тут со мной сидеть? Я тебя не держу. Ну, скажи, чего тебе от

меня надо?

АА. Ничего.

ХХ. Ты дурака из меня не строй. Может, я и хам, но уж не дурак. Можешь

все мне сказать, раз вместе пьем. Послушай-ка, а почему ты со мной пьешь?

АА. Во искупление.

ХХ. Какое такое искупление?

АА. Стремлюсь искупить грехи предков. Наши предки никогда не пили

вместе.

ХХ. Разве это грех.

АА. Грех. Всенародный.

ХХ. Чего ты тут мне темнишь...

АА. Не веришь мне?

ХХ. Нет.

АА. И правильно делаешь. Вот здоровый инстинкт нашего народа. Ладно,

тогда я скажу тебе: к черту предков. Это я сам решил, теперь... Решил пойти

в народ, побрататься с народом, понимаешь? Я народник...

ХХ. Чего, чего?

АА. Народник. Понятие из девятнадцатого века. И идея той же эпохи...

Нужно идти в народ, ибо в народе сила...

ХХ. Сказки.

АА. Да, таков здоровый народный скептицизм. Еще немного, и я уверую в

идеи народничества. Столько в вас достоинств: природный инстинкт, ощущение

истины, способность к самокритике... Ну, тогда... Может, я социалист?

ХХ. Смеешься.

АА. Ну хорошо, оставим мистическое чувство вины, искупление каких-то

там грехов, совершенных предыдущими поколениями. Оставим

народническо-националистические грезы. Ну а что, если я хочу просто жить по

научному. Рационалистически и прогрессивно. Ты - двигатель истории, и потому

нет ничего странного в том, что я пью с двигателем водку. Что я с передовым

классом варю себе яйца вкрутую, хожу по комнате в исподнем и рожу общим