Ты такой же, как я

Дэвид Висман

http://www.proza.ru/2011/12/15/372

Аннотация:
Жизнь скрытого гея проходит в постоянном напряжении.
Не выдать себя, не дать обнаружить. Это так сложно, это так тяжело.
Ты проживаешь, как будто не свою жизнь,
ты ей не хозяин. И вся твоя маска начинает расползаться,
когда ты встречаешь ЕГО.

ПРОЛОГ:

Я просто парень, каких много.
Я свой мужик, я друг, я брат.
Я тот, кто рядом с вами ходит.
Но научился «я» скрывать.
Я вечный странник в своей жизни,
Мой путь не лёгок и не прост.
Моё второе «я» мне снится,
Во сне я бегаю свой кросс.
Но от себя бежать так трудно,
Ведь далеко не убежишь.
«Прости меня, моя подруга,
Ты просто рядом со мной спишь»
А снятся мне другие парни,
Во сне я с ними, не с тобой.
А утром я встаю на грани,
И маска вечная со мной.

*****ГЛАВА 1.
_____________________________________________________________________________

Возвращался с работы я уставший и злой. Эти вечные пробки на дороге раздражали неимоверно. Урчание в животе напоминало, что не ел я с самого утра и меня даже подташнивать начало. Если эта сука опять сунет мне под нос варёные яйца - разобью их ей о её блядскую голову.

На хрена я вообще, спрашивается, сошёлся с ней? Жил, не тужил. Так нет, решил, что если в доме будет баба, отведу всем глаза от моей голубизны. Сам себе ярмо на шею надел. Мало того, что трахаться с ней приходится, так ещё весь мозг уже выела со своими претензиями. А поначалу такой овцой прикинулась. Блядь. Выгнать её что ли? Точно, если сунет мне опять яйца, не важно – варёные, жареные, – вытурю.
Сразу вспомнился фильм про сваху в общаге. Не могу вспомнить, как называется.

Я сидел в пробке и вспоминал, как называется фильм, где сосватанная жена кормила бедного армянина или грузина яйцами. Утром яйца, в обед яйца, вечером яичница. Так и петухом недолго стать. Меня пробило на смех. Бля, а я ведь и так петух, по зоновским понятиям. Мысли переключились на парней. Сколько же я уже не трахался-то нормально? Эта сучка живёт у меня уже почти год. Это я что, год уже не трахал парня?! Всё, на хрен, соберу ей сегодня вещи – вперёд и с песней. Завтра залезу в интернет и найду кому присунуть. Сегодня уже сил просто нет. Если только соску какую найти. Помню, один на сайте предлагал отсосать в любое время дня и ночи. Членолюб, блин. Ну, нафиг, чего-то брезгливо. Страшный поди, как моя смерть. Перед глазами вдруг возник образ нашего практиканта Данечки.
Это его так бабы наши окрестили. Даня, Данечка. Девочка моя... Тьфу ты ёб… твою… Додумался. Совсем крышак едет. Так, срочно домой и под жопу эту суку.

Да ё-моё! Задницей она чувствует что ли, что я ей пенделя дать намылился? На столе свечи, фрукты, вино и жаркое, от запаха которого у меня слюна закапала, и живот свело так, что думал – не дойду до ванной, чтобы руки помыть.

Нажравшись, я становлюсь добрым и ленивым. А если меня ещё и за ушком почесать или голову, или спинку. О, всё – делай со мной, что хочешь.

– Солнышко, вот здесь почеши. Ага. Не, ниже. У-у-у-у, класс. А теперь чуть выше. Ага, чуть правее… левее, ниже, выше. Вот, вот. Ой, спасибо, лапа моя. Пупсичек мой, иди поцелую. Маняшечка ты моя. Машуточка сладкая. А минетик своему медвежонку сделаешь? Ты лучше всех, лапа моя! Как же я тебя люблю, солнышко.

* * *

Утром я, конечно, жалел, что поддался на провокацию. А вдруг она каждый день меня теперь так встречать будет? А с другой стороны – это даже хорошо. Дома любящая жена – хозяюшка. Детки бегают. А на стороне молодой и красивый самчик-пассивчик. Я даже, если что, и квартиру бы, наверное, снял, для такого дела. Перед глазами опять Данька. Нет, в пробках, даже с утра, для меня стоять вредно. Вот что же за мысли в голову лезут? Вот сдался тебе этот Данечка? Смазливый, чертяка, конечно. Одни глазки да губки чего стоят. А эти ямочки его блядские. И реснички длинные, которыми он начинает хлопать, как только накосячит с какими-нибудь отчётами. Похлопает так невинно и старая дура Лавреньтева всё ему прощает. Ещё и сама его косяки исправляет.

Нет, нет и нет! Этот вариант отпадает сразу. Не хватало запалиться на работе. Да и, может, мне только кажется, что мы с Данилом одного поля ягоды? Ну, и что, что я иногда, наблюдая за ним, ловлю его взгляды на ширинках мужиков? Может, у него комплекс на счёт хозяйства, и он сравнивает чужое и своё? Ну, мне-то похер, маленький у него елдак или большой. Меня его задница больше интересует. А она у него как раз что надо. Да что ты будешь делать! Скорее бы уже на работу приехать, а то эти мысли дурацкие задолбали.

***
Данька поёжился. Какой-то странный взгляд сегодня у руководителя службы безопасности. Данил и так-то старается с ним не сталкиваться. Ещё тот мудак. Слышал Данька, как тот как-то орал по телефону на кого-то из своих сотрудников. Перед тем, как устроиться на Хладокомбинат в отдел маркетинга, он ходил на беседу к этому мудиле безопаснику. Взгляд у него такой, что язык слушаться перестаёт, а ноги трястись начинают… Радость, что удалось хоть куда-то приткнуться на время практики, была подпорчена этим самым взглядом и допросом с пристрастием. Его однокурсники всё ещё бегали в поисках тёплых местечек. Хладокомбинат был престижным предприятием. Кроме того что выпускал свою продукцию, он осуществлял закупки и поставки продуктов других производителей. Не говоря уже о том, что по всему городу была сеть магазинов и оптовых баз Хладокомбината. Так что, устроиться сюда на практику, да ещё и с последующим получением работы – манна небесная.

Отдел маркетинга и кабинет начальника службы безопасности были расположены напротив. И этот чёртов безопасник вечно у них чаи гонял. Девчонки в отделе прямо чуть ли не вприпрыжку перед ним бегать начинали.
«Дмитрий Александрович, вам кофейку или чаю? Ой, какой вы шоколад принесли! Наш самый любимый! Ой, а на вас этот костюм так сидит! А анекдотик новый не расскажите? Хи-хи, ха-ха». И так всегда, стоит этому уроду зайти на их территорию. Ну, на счёт «урода» Данька, конечно, погорячился. Мужик – этот долбанный безопасник – надо сказать, ничего. Здоровый, чернявый. Вот глаза только всё портят – уж больно колючие. Серые такие, глубоко посаженные, под чёрными густыми бровями, так и буравят, так и буравят. Гомофоб, наверное, конкретный. Узнает, что голубого на работу пропустил, размажет к чёртовой матери. Поэтому Данька старался при нём быть ниже травы, тише воды. Превращался в невидимку. А если не удавалось избежать контакта при совместных чаепитиях, заигрывал с девчонками, показывая, какой он якобы ловелас. И вообще, улыбался всем женщинам на всём «Холодильнике». За что они его теперь и называли не иначе как Данечка.

И вот сегодня этот их безопасник с самого утра косится на Даньку, глаз с него не спускает. Вчера, кстати, он ни разу к ним не заходил чаи гонять. Весь день где-то бегал. Зато сегодня наверстал. Ходит и ходит. Смотрит и смотрит. Вот чего, спрашивается, надо? Да ещё, как назло, у их маркетолога - Анечки родилась вчера племянница, и она притащила на работу два торта. Женщины пооблизывались, повздыхали и дружно отказались от лакомства в пользу мужчин и диеты. А это здоровое быдло оказался сладкоежкой, как и Данил, и бегает теперь к ним жрать торт и пить кофе через каждые два часа.

И вдруг до Даньки дошло: «Бляха муха! Да он же, наверное, как-то догадался! Проверяет теперь! Когда и где я спалился? В инете фотки моей нет, это точно. Значит, через гей-знакомства он меня проверить не мог. Да и зачем ему это надо? С какого хера он бы туда с проверкой полез? Да, в конце концов, у него нет никаких доказательств, если он и догадался. Да и как он мог догадаться? Никак! Я себя ничем не мог выдать».
Успокоившись, Данил посмотрел прямо в глаза Дмитрию Александровичу. Сидевший как раз с чашкой кофе напротив него. Лучше бы Данька этого не делал.

Этот козёл ему подмигнул.

Даня поперхнулся кофе и побелел как мел. «Пиздец! Он знает!» – от страха Данилу стало дурно, торт запросился обратно.

– Извините. – Он положил кусочек торта назад на блюдце и вышел. В туалете прислонился лбом к сверкавшему белизной кафелю. Холод плитки успокоил резкую головную боль. Руки всё ещё дрожали, а в голове металось: «Что делать? Что делать? Надо срочно закрутить с кем-нибудь из девчат».

***

«Ну, точно – такой же пидорюга, как и я. С чего бы ему так реагировать на моё подмигивание? У него с лица все краски жизни за секунду улетучились. А хорош, засранец. Я бы ему впиндюрил по самое не хочу. Бля, как же хочется потрахаться-то нормально и при этом не спалиться.
Хотя… есть одна мыслишка. Он ведь тоже спалиться боится. Может, мне к нему подкатить не как педику, а как гомофобу? Да и пошантажировать? А что, идея! Расколю его и скажу, что обязан доложить директору, что мы приняли гомика. А директор ох как их не любит. Тэ-э-экс, и чего я этим добьюсь? Пацан просто свалит. У него же всего лишь практика. Облом-с. Держи, Димок, свой хер подальше от сотрудников. Что-то долго он в туалете торчит. Обосрался со страху, что ли? Пойти посмотреть? Вот тебе, зачем это надо? Сиди на месте. Нет, блядь, ноги сами понесли к туалету».

ГЛАВА 2.

Зашёл в туалет не слышно – это я умею, подкрадываться как пиздец – незаметно. Блядь! Я не матерюсь! Ну вот что за поза пидорская? Ну, привык, по ходу, мальчик жопу по туалетам подставлять. Лбом в кафель упёрся, задницу отклянчил, подходи и присовывай. Еле сдержался, чтобы не помацать да не присунуть.

– Ты что стенку облизываешь? Торт не понравился, вкус туалетного кафеля лучше? Или представил кого? – Вот язык мой – враг. Что, спрашивается, я несу? Бедный Данчонок от неожиданности подпрыгнул и повернулся ко мне, как солдат по команде. Покраснел, побледнел и ещё раз покраснел.
– Я, я это… Голова разболелась, а он холодный.
– У-у-у. Не знал, что вместо анальгетиков можно кафель в туалете полизать, и все пройдёт.
Вспыхнул, молнию в меня метнул, зубками чуть ли не скрежещет.
– Я не облизывал. Прислонился просто лбом.
– А-а-а, ну, это, конечно, другое дело, раз не облизывал. – Я подошёл к умывальнику и стал мыть руки. На бедного практиканта жалко было смотреть. Ему явно хотелось дать драпу, но я встал так, что он оказался зажат в углу, и нужно было меня обойти, чтобы выйти из туалета. А он явно не решался протискиваться между огромным мной и кабинками.
– Дмитрий Александрович, я пойду?
– А чего ты меня спрашиваешь? Ты что, в кабинете у меня? Так я в туалете не принимаю.
Опять покраснел. Хотел, видать, огрызнуться, уже рот открыл, но вовремя прикусил свой язык.
– Пропустите меня, пожалуйста.
– Что, с куска торта разнесло? Места до хрена, проходи.
Бочком, бочком, протиснулся – и в два прыжка до двери.

Так, боишься меня, значит. Это хорошо. Бойся. Меня надо бояться. Люблю я это дело – на испуганные рожи смотреть. Помню, шоферюга один попался на пропускном. Хитрым себя возомнил. Под мусор в старые мешки из-под угла спрятал коробку масла. Думал, прокатит как мусор из котельной. Наивный. Только устроился, тупица. Когда его ко мне привели, он уже и так трясся весь. Девчата у нас в охране ещё те. Сам выбирал. Одна Буторина чего стоит. Она раньше в тюряге работала, да спалилась на чём-то. Передачки, по ходу, половинила. Я её сразу предупредил, что если косячить начнёт, всю жизнь без получки работать на Хладик будет – до самой пенсии. А до пенсии ей как раз ещё пять лет, так что не сильно куда устроишься в таком возрасте. Так она теперь старается. Шманает похлеще, чем на зоне. Её весь Хладокомбинат ненавидит. Ну, кроме нас с директором. Шофёр этот, когда я молча, со своего кресла, развалившись в нём и куря большую толстую сигару, позаимствованную у директора, мерил его своим прищуром минут так двадцать, сначала трясся мелко, потом крупно, а потом в обморок хлопнулся.
Приехала «скорая», константировала, что у него давление резко подскочило, а потом резко упало. Перенервничал, бедолага. После больничного шесть месяцев работал на чистом окладе. И как умудрялся содержать семью на две с половиной тысячи? Мы за хищения не увольняем. На хрена? Смысл? А вот наоборот, сделать так, чтобы фиг уволился и отработал эту несчастную коробку масла в тысячекратном размере – это выгодно.

После увиденной туалетной позы практикантика ещё больше захотелось его напялить. Как же, блин, склонить-то его, в прямом и переносном смысле. Нагнуть так, чтобы он не догадался о моей ориентации, а думал, что я его чисто опустил. Вот если бы он что-нибудь украл.

***

Данил не мог сосредоточиться на работе. Ноги и руки до сих пор тряслись. И живот прихватило, не иначе как со страха. Лавреньтева – хорошая, добрая женщина и его непосредственный начальник – заметила его состояние.

– Данечка, ты что, тортом отравился?
– Не знаю, Зинаида Макаровна. Наверное.
Девчонки тут же побросали свои рабочие места и окружили бледного Даньку.
– Странно, Дмитрий Александрович больше твоего съел и ничего. Вон как цветёт и пахнет.
Анечка выглянула в коридор, заглядывая в противоположную открытую дверь. Безопасник, развалившись в кресле, курил прямо в кабинете. Увидев выглядывающую Анечку, он ей подмигнул.
– Ой, Дмитрий Александрович, с вами всё в порядке?
– А что со мной может быть не в порядке?
– Да вон Данька наш тортом траванулся, а вы же его вместе ели.
Безопасник, пробурчав что-то себе под нос, встал из-за своего стола и направился к ним в кабинет.
– Кафель в туалете меньше лизать надо.
– Я не лизал! Я лбом просто прислонился. Он холодный, а у меня голова болит! – Данька даже с места своего соскочил.
От стыда щёки из бледных стали пунцовыми, а голос сорвался на какой-то писк. Девчонки захихикали.
– Данечка, иди, деточка, в медпункт. Наташа тебе что-нибудь даст. – От слов начальницы Данька покраснел ещё больше.
– Да, деточка, сходи в медпункт и зайди заодно на фабрику мороженого. Я туда позвоню, скажу, чтобы тебе его приготовили. Хотите, девчата, мороженого? – Дмитрий Александрович улыбался женскому коллективу в тридцать два зуба.

На Хладокомбинате делали мороженое, но за пределы проходной выносить его было нельзя. А их офис как раз был за пределами. Да и на самой территории работяги, конечно, ели лакомство, но так, чтобы начальству и охране не попадаться на глаза. Но безопасник да и остальное высокое начальство под этот запрет не попадали, и мороженое в их кабинеты доставлялось коробками. Свежее, только с контейнера. Он часто баловал конторских девчонок, принося им разные сорта на пробу. Да и сам любил полакомиться. Они с директором и главным инженером закусывали мороженым коньяк. Чистое извращение, но им нравилось.

– А меня с ним на проходной не задержат?
Дмитрий посмотрел на Даньку как на дурака.
– Деточка, я предупрежу вахтёров.
– Я не деточка. Меня Данил Артамонович зовут, если вы забыли.
– Ну, до Артамоновича дорасти сначала. И кто твоему папаше имя только придумал? Ужас!
– Дмитрий Александрович, ну как вам не стыдно? – вступилась за красного Даньку Зинаида Макаровна.

Поймав на себе насмешливый взгляд безопасника, Данил предпочёл ретироваться от дальнейшего обсуждения его отчества. Он на слабых ногах поплёлся в медпункт к медичке Наталье, за таблеткой от страха.

* * *

Интересно бы посмотреть, как этот пассивный гомосексуалист ест эскимо на палочке. Я, как гомосексуалист активный, мигом представил Даньку, сосущего мороженое. Облизывающего его языком, обсасывающего губами. Так, блин, пора в Интернет. Где там педрила, предлагавший всем отсосать? Нет, с рабочего компа в интернет нельзя, а свой ноут я сегодня оставил дома. Чёрт, вечером обязательно залезу на форум. Сто лет туда не выходил. Надо Маньку из дома на вечер устранить. А ещё лучше на всю ночь. Или нет, на все выходные. О, идея. Так, сейчас всё устроим. Телефон, телефон, телефончик.

– Машут, солнце, не хочешь отдохнуть на выходных в нашем доме отдыха? Заезд в пятницу вечером, то есть сегодня. Можешь подруг с собой прихватить, там домики на шестерых. Только я с вами поехать не смогу, у меня дела в городе. Ну, солнце, не дуйся. Отдохнёшь от меня, оторвёшься с девчонками. Давай, обзванивай подружек. Там, знаешь, как здорово! Ресторан есть, сауна, расположено всё на берегу реки. Не покупаешься уже, конечно, но красотища! Тренажёрка, всякие фито-бочки, массажи, оздоровительные процедуры. Много чего хорошего, разберётесь на месте. В субботу в ресторане дискотека. Народу дофига всегда. Давай, расслабься, пока я разрешаю. Ну, и славненько, заедешь ко мне на работу за путёвками.

Одно дело сделал. Ну вот, какого-нибудь педика я всё-таки трахну за выходные и за щеку суну.

ГЛАВА 3.

_____________________________________________________________________________

Манька приехала ко мне на работу во всей красе. Тёлка она, конечно – высший класс. Грудь выпрыгивает из тесного лифчика, при этом даже при ходьбе не колышется, настолько упругая и литая. Талия тонкая, бёдра крутые, ножки точёные. А задница, как яблочко наливное, у мужиков руки так и тянутся шлёпнуть. На её тыл-то я и повёлся. Фейсик у Маньки тоже что надо.
Губки «а-ля мне пять лет, и я дуюсь», глазки – «а что я такого сказала?» Носик – «фи, плевала я на вас с высокой колокольни». В общем, наивность, невинность и стервозность в одном лице. Отдав путёвки, я решил проводить её до машины, поздороваться с девчатами, которые ждали в ней. Подружки у Машки – девчонки хорошие. На меня смотрят с обожанием и щенячьим восторгом. Машенсии завидуют со страшной силой, но вида стараются не подать. А так как я ещё и не реагирую на их намёки: вздохи, ахи, подмигивания и выставление всех их женских прелестей – они считают, что я от Машки без ума. Что таких мужиков нынче не бывает – влюблённых и верных.

Выйдя в коридор офиса, приобнимая сожительницу за талию, я уговаривал её не дуться и повеселиться от души. Специально притормозил у открытых дверей противоположного кабинета.
Маркетологи с нескрываемым интересом разглядывали мою спутницу. Она же ревностно зыркала на них. Тут, как чёрт из табакерки выскочил из своего кабинета наш генерал. Он Машку каким-то нюхом чуял. Я не раз ловил его взгляды при совместных нередких мероприятиях и корпоративах на различных частях тела моей пассии. Ну, неровно он к ней дышал неровно, причём в прямом и переносном смысле. Вот и сейчас пыхтит как паровоз и, ни сколько не стесняясь меня, пялится на Манькины сиськи. А мне что, мне пофиг. Пусть пялится, мне не жалко.

Генерал у нас – царь и бог. Когда Союз развалился, он быстренько прибрал к рукам тогда убыточный Хладокомбинат. Люди сидели по несколько месяцев без зарплаты, им было не до мороженого. Магазины пустовали, мыло и водка по талонам. Мясо в очередь. Государство пополнять запасы Хладокомбината не спешило. Заводы и фабрики вдруг обзавелись акциями, и их директора быстренько прибирали государственные предприятия к рукам. Вот и наш директор скупил у работяг их акции и ваучеры за бесценок и стал полным хозяином единственного в городе хладокомбината. Правда, надо отдать ему должное, он заменил на фабрике устаревшие совдеповские линии на новую голландскую технологию. Полностью переоборудовал цеха по производству мороженного и сырков. Сами холодильные установки по хранению продуктов тоже потерпели полнейшую реконструкцию. Раньше в районе Хладокомбината и за его пределами был стойкий запах аммиака. А на самой территории иногда глаза от него резало и горло неприятно першило. Сейчас его не ощущалось совсем. За несколько лет, что шагала перестройка, наш генерал наладил целую сеть магазинов и оптовых баз. Когда Россия подсела на «американские окорочка», Хладокомбинат был монополистом поставки их в город.
Из-за границы шли фуры с продуктами напрямую. Сыр, масло из Голландии. Окорочка, куры, шоколад, конфеты, фрукты, консервы, колбасы, вино-водочная продукция – все поставлялось Хладокомбинатом. За городом оборудовали свой свинокомплекс. Обзавелись туристической горной базой. Стали акционерами банка. А за нашим мороженым ехали из Казахстана и Украины. Оно занимало первые места на всяких специальных выставках. Наш генерал якшался со многими столичными высшими политиками, а губернатор области и мэр нашего города были его собутыльниками и друзьями. Уважаемый, одним словом, человек. Он был жёстким руководителем, не терпимым к пьянству на предприятии, прогулам, безалаберности и хищениям. Но всегда отзывался на просьбу о помощи любого сотрудника, будь тот рабочим, техничкой или бухгалтером. Предоставлял детям своих рабочих путёвки в оздоровительные лагеря, устраивал детские праздники и экскурсии по фабрике мороженого. В общем, был нормальным мужиком, за что я его уважал.

На территории Хладокомбината была собственная сауна, в ней мы частенько собирались руководящим составом и иногда даже девочек нам привозили. Делалась это, конечно, уже поздно ночью, и знала об этом только охрана, которая молчала в тряпочку. Сергей Валерьевич был охоч до женского тела. Лет ему было чуть за пятьдесят, но выглядел он намного моложе. Тренажёры, лыжные прогулки, бассейн – это он любил. Ещё играл в футбол и нас подпрягал. У нас даже соревнования проходили между руководящими составами футбольных команд разных предприятий. Ну, не одни мы, оказывается, такие в городе дебилы, гоняющие в футбол. В нашей команде самым сильным игрокам были главный механик, начальник гаража и начальник котельной. На воротах обычно стоял начальник компрессорной. Я и Валерьевич были в полузащите. В общем, заразил наш генерал всех футболом. Особенно молодёжь.
Те прямо хвостиком бегали за ним, напрашиваясь в команду. Он же брал их в запасные и болельщиками. Болеть, кстати, за нас ходили чуть ли не все мужики с Холодильника. От офисных работников до кочегаров. Вот такой наш генеральный. Сам шебутной и всех такими вокруг себя делал.
А теперь вот стоит и без зазрения совести пялится на титьки моей тёлки, при этом изображая, что выскочил поговорить со мной.

– Саныч, ты кредитников проверил? Из банка звонили, ждут твоё добро.
– Проверил. К концу рабочего дня отвезу документы. Сергей Валерьевич, мне к тебе в кабинет зайти?
– Не. Это я увидел твою прекрасную половину, вышел поздороваться. А ты думал, к тебе, что ли, я выскочил? Хм, возомнил. Губу сверни.
– Эй, слюни к Машке в декольте не пускай, - одёрнул я зарвавшегося генерала. Он засмеялся.
– Эх, отобью когда-нибудь я твою жинку.
Маша на всё это мило улыбалась и хлопала ресничками. Она не первый раз слушала весь этот бред между нами. Кокетливо строила Валерьевичу глазки и стреляла взглядами в мою сторону, проверяя реакцию на ревность.
– Сергей Валерьевич, у вас жена дома и семеро по лавкам. Я за вас не пойду, – отшутилась моя Машутка.
- Ради такой красавицы всех брошу. Уедем с тобой на необитаемый остров, – басил ей в ответ генерал, нисколько не заботясь, что шутки его слышит весь офис.
– Ладно, иди уже. В следующий раз с девчонками поздороваюсь. Привет им передавай. Всё, давай поцелую, до воскресенья. Как приедете на место, позвони. – Я чмокнул Маньку и легонько подтолкнул к выходу.
Директор провожал её плотоядным взглядом и причмокивал губами.
– Ну, блин, Саныч, урвал же такую ягодку. Куда это ты её спроваживаешь?
– На базу нашу. Путёвки оформил на выходные, пусть оторвётся с девчонками.
– Одну отпускаешь? Не боишься?
– А чего бояться? Чай, не дура, понимает – шаг вправо, шаг влево, расстрел на месте. Мне же доложат все. С кем, что, как…
– Это точно. Нашим только дай повод. Сразу всё подметят и выложат. А сам что делать в выходные собрался? Колись давай. Одной ягодки мало, пойдёшь ещё собирать?
– Сергей Валерьевич, ну, что же так плохо-то обо мне? Буду домашними делами заниматься.
– Ты – домашними?! Ой, не смеши мою лысину.
– Облысей сначала.

Так, перекидываясь с директором шуточками, мы зашли ко мне в кабинет. Он по-хозяйски плюхнулся в моё кресло. Оно ему нравилось. Давно у меня его всякими намёками выманивал, да я делал вид, что намёков не понимаю, а забрать в наглую он его не мог. Я его за свою наличность покупал. На вопрос: «Где купил?» – отвечал, что там уже нет.
Я пристроился на маленьком диванчике, стоящем в углу. Не успели мы закурить, как в дверь постучали. На моё: «Войдите» – зашёл практикант, держа перед собой коробку с мороженым. Увидев директора за моим столом и в моем кресле, он растерялся, не зная, к кому обращаться и что делать с мороженым. Я ему на помощь не спешил, наслаждаясь его глупым видом. Наконец, поздоровавшись с директором, он повернулся ко мне.

– Дмитрий Александрович, вот, я принёс. Ну, то, что вы просили.
– Молодец. Ставь на стол.
Он, поставив коробку на стол, развернулся уже к двери.
– Данил Артамонович, задержитесь на минуту. – От моего резкого оклика у него, наверное, нервный тик начался. Он как-то ручками стал подёргивать. Сожмёт кулачки, разожмёт. Сожмёт, разожмёт.
– Что-то ещё?
Я, молча подходя к столу, выудил из коробки четыре брикета, а на остальное кивнул.
– Забирай, ешьте с девчатами.

Он, взяв коробку, проблеял: «До свидания, Сергей Валерьевич» – балдеющему над этой картиной генералу и медленно пошёл к двери. Ноги мальчика явно плохо слушались. Я даже не заметил, как рядом со мной оказался Валерьич. Его тихий голос, чуть ли не в самое ухо, заставил меня вздрогнуть.
– Саныч, ты чего пялишься на задницу парня?
– Я? С чего ты это взял? – Вот блин глазастый. Неужели я так явно пялюсь?
– Да у тебя слюни чуть на его булки не закапали. Ты у меня что, поголубел?
– Типун тебе на язык. С чего это вдруг? Ну, задница просто красивая, как у тёлки.
– Не пизди. Обыкновенная у него задница. Эх, такого бойца теряем.
– Это ты о чём?
– Не о чём, а о ком. О тебе я, о тебе.
– С чего это вы меня теряете? Валерьевич, не гони.
– В Москве чуть ли не все верхушки на голубизне помешались. Как сауна, так девочки с пидорами вперемешку. И ты туда же? Тоже попробовать захотел?
– А ты пробовал?
– Я что, свой хер на помойке нашёл, всяким пидорам присовывать?
– Ну, так и я свой там не терял.
– Ну-ну. Смотри мне. А пацан что, из этих голубеньких? Он кем у нас?
– В маркетинге. Не, нормальный он. Только шугливый больно. Ну, попялился я на его зад, не стёрся же он у него.
– Да ты, главное, свои луполки об его сральник не сломай.
– Всё, замяли. Ты меня что, не знаешь? Сколько лет уже на тебя пашу?
– Так вот я и говорю, что такого бойца терять не хочу.
– Не ссы, не потеряешь.
– Ладно, проехали. Давай сегодня вечерком в сауну, а?
– С девочками?
– А куда же без них? Или тебе мальчиков подавай?
– Да ладно подкалывать. Подумаешь, на мужскую задницу разок попялился.
– А может этого обладателя задницы тоже позвать?
– На фига?
– Ну, сравнишь. Его тощую с аппетитными попками девчат. Может, тогда больше не потянет его пердильник разглядывать.
– И так не потянет. Валерьевич, кончай уже.
– Эх, вечером! – Генерал с хрустом потянулся и принялся за мороженое.

ГЛАВА 4.

Данил пришёл домой вымотанный не столько физически, сколько морально. День для него выдался тяжёлый. Все эти взгляды - подозрительные безопасника, насмешливый директора - выбивали из колеи. Ни родители, ни друзья - никто не знал о его ориентации. Постоянного партнёра у него не было. Да и вообще, не так их много-то и было. Страх быть разоблачённым намного сильнее желания секса.

Несколько месяцев назад решился зарегистрироваться на одном сайте и поместить свою анкету. Предложения посыпались как из рога изобилия. Почти все они были от старожилов, которые не пропускали ни одного новенького. На сайте их анкеты висели годами. Ещё до того, как всё же осмелился зарегистрироваться, он анонимно посещал этот сайт. Газеты тоже просматривал, читал объявления, но не решался на контакт.
Одно объявление он читал ещё в классе девятом, и с тех пор оно выходило каждую неделю в течение всех этих лет.
«Симпатичный поварёнок, жаждет познакомиться с обладателем сочного баунти» - от его прочтения в первый раз Даньку чуть не стошнило, и отбило всю охоту знакомиться таким образом.
На сайте этот «симпатичный поварёнок» тоже обосновался. В своей анкете и в письмах всем и каждому зарегистрировавшемуся он в подробностях описывал, как он будет сосать, лизать и обрабатывать «сочное баунти». В основном все над ним стебались. Увидев анкету этого «поварёнка» в интернете, Данил долго не мог перебороть в себе отвращение к подобному варианту знакомства, но, к сожалению, в реале познакомиться с кем-то и начать, наконец, сексуальную жизнь не только в своих фантазиях, было для него ещё проблематичнее.

Из всех посыпавшихся на него предложений он выбирал кандидатов, живших за чертой города или в соседних городках их области. С одним парнем они стали встречаться регулярно. Данил чувствовал, что всё больше привязывается к нему. Списывались они каждый день, и ему было интересно общаться с этим человеком.
Данька сам ездил к нему в деревню. Влад был человек занятой по городам шастать. А Даньке было на руку – не хотелось палиться в городе. Владислав жил один. Он любил деревню и был отличным хозяином. Этаким местным фермером. Разводил поросят, кроликов, кур. Сделал коптильню. Соседям представлял Даньку как родственника, приезжающего помочь по хозяйству.
И Данил оправдывал это представление. Ночью пахал в постели Влада, а днём во дворе и хлеву. Чистил, поил, кормил, чинил - в общем – батрачил. Выходные пролетали махом. В воскресенье вечером, возвращаясь в электричке домой, он намертво прирастал к сидению, с трудом поднимая свою многострадальную задницу на выход. Всё тело болело от непривычной работы. У Влада была машина, но он подвозил Даньку только до станции, которая от деревни была довольно-таки далеко, поэтому встречать в пятницу Данила из города он тоже всегда подъезжал.

В очередную пятницу Данька прождал на станции до темноты, приехав на последней электричке. Влад должен был его встретить, они договорились об этом ещё утром. Его телефон не отвечал. Данил испугался, что с ним что-то случилось, и двинул в деревню своим ходом. К дому он подошёл уже в два часа ночи. Дверь была не заперта, и он вошёл.
Пьяный Влад трахал какую-то девку. Застывшего от этого зрелища Даньку послал на три советских и обозвал пидором.
На всю жизнь Данил запомнил эту ночную и прогулку до станции. Бессонную ночь на лавочке рядом с будкой, где продавали билеты. Кассирша, пришедшая утром на работу, с удивлением оглядела его с ног до головы.
С опухшими, красными от недосыпа, глазами, чумазый от того, что грязными руками пытался вытереть слёзы, с налипшими комьями грязи и навоза на туфлях – он представлял собой то ещё зрелище.

Он ждал, что Влад позвонит или напишет ему в аську. Оправдается, попросит прощения, но тот больше не давал о себе знать, а Данька не позволил себе наступить на свою гордость. Ему было тошно, плохо. Он не мог ни есть, ни спать, ни учиться. Его так и тянуло позвонить или написать бывшему любовнику, но он терпел. После этого случая Данил ещё ни разу не заходил на сайт.

И вот сегодня открыл страницу «Личные проблемы посетителей гей-форума и способы их решения».
Люди делились своими проблемами, спрашивали совета, обсуждали разные житейские ситуации. Он решился и задал свой вопрос.

Дан:
«Посоветуйте, что мне делать? На работе один козёл, по-видимому, догадался, что я гей. Он гомофоб, это однозначно, и он занимает высокую должность. Я боюсь, у меня поджилки начинают трястись от его взгляда. Эта работа очень мне нужна, я не хочу её терять. Что делать?»

Макс:
«А с чего ты решил, что он знает?»

Дан:
«Чувствую. Взгляды бросает подозрительные и докапывается».

Арт:
«Ты манерный? По тебе видно, что ты гей?»

Дан:
«Нет, не видно. По крайней мере, ни родные, ни друзья - никто не догадывается».

Макс:
«Да он сам по ходу гей, если смог тебя вычислить».

Арт:
«Точно. Гомофобы - они вообще все гомики».

Алекс:
«Не гомики, а пидоры. Гомофобы – все латентные пидоры. Пидор не от слова гей, а от значения повседневности».

Дан:
«Нет, он начальник службы безопасности. Он человека насквозь видит.
У него взгляд акулы. Брр. Он не голубой, это точно»

Алекс:
«Ой- ёёй, знаем мы таких акул. Подставляют задницу только так».
Макс:
«Не, а если он в натуре просто вычислил Дана? Чем это может ему грозить?»

Алекс:
«Ну, чем может? Отсосом. Дан, отсоси ему, и дело в шляпе».

Дан:
«Алекс, если он меня вычислил, у меня, правда, будут проблемы. Мне не до шуток».

Арт:
«Эй, Алекс, кончай хабалить. Парень дельного совета просит. Дан, постарайся его не бояться. Смотри прямо в глаза и обрывай все намёки и шуточки. Ни в коем случае не поддавайся ни на какие провокации».

Макс:
«Арт прав. Не поддавайся, отрицай всё. У него нет доказательств. Ты пассив или актив?»

Дан:
«Универсал. А какое это имеет значение?»

Макс:
«Прямое. Не пялься на задницы и члены. Мы иногда не замечаем, как смотрим на мужиков. А со стороны это заметно, если человек наблюдательный. Если у него такая профессия, то он, естественно, всё подмечает. Где-то ты, парень, спалился».

Алекс:
«Ага, вы ему ещё мохнатку посоветуйте взломать. Природу не обманешь. Глаза сами за хером потянутся».

Арт:
«Ну, на такие крайние меры идти не обязательно, но с девушками заигрывай на работе для отвода глаз. А ещё лучше пригласи кого-нибудь из сотрудниц на свидание».

Дан:
«Я уже думал над этим, но как-то непорядочно получается по отношению к девушке».

Алекс:
«Ой, я тебя умоляю! Где ты видел порядочных мохнаток?»

Макс:
«Алекс, не будь сукой. У меня, между прочим, две сестры и куча друзей девчонок. Так что не фиг здесь на женщин бочку катить. Завали свою хабалку.
Дан, ты ей ничего конкретного не обещай, просто поухаживай. Мало, что ли, натуралов, компостирующих девчатам мозги?»

Дан:
«Но с ней же целоваться хотя бы надо, а я не могу».

Арт:
«А ты через «не могу». Закрой глазки - и вперёд, если не хочешь неприятностей».

Алекс:
«Не слушай их, Дан. Отсоси начальничку, и дело с концом. Только отсоси так, чтоб ему постоянно хотелось, и он тебя не сдаст».

Дан:
«Алекс, ты меня с хастлером не путаешь? Я даже ради работы не стану соской начальника. Даже если бы знал, что мне за это не прилетит по роже.
Макс, Арт, спасибо за поддержку и советы».

Макс:
«Да не за что. Удачи тебе».

Арт:
«Давай, действуй. Напиши потом, как у тебя дела, ладно?»

Дан:
«Хорошо. Спасибо ещё раз. Я обязательно напишу».
Данил выключил компьютер и в уме начал перебирать своих коллег девчат.

ГЛАВА 5.

Домой вернулся злой, как чёрт. Блядь, с этой грёбаной сауной только время потерял. Как всегда одна программа – выпивка, парилка, бильярд, теннис, бассейн и шлюхи.

В сауне, помимо нас с генералом, народу набралось до хрена и больше. Завгар, главный наш оптовик, глав инженер, начальник фабрики мороженого, доктор-мануальщик, обслуживающий всю нашу богадельню. Как-то правил он мне кости – на что я здоров, но знахарь наш – это, блин, Илья Муромец. Так в каральку согнул и узлом завязал, что я сам не знал, где у меня башка, где жопа, где руки, а где ноги.

В общем, весь обычный состав прикандылял. Ну и, конечно, поддавший Валерьич весь вечер подкалывал меня Данькиной задницей. Остальным палец в рот не клади – ржали как кони и доставали меня до белого каления, задолбался всё в шутку переводить.
Шлюх привезли каких-то облезлых, или они только для меня такие, хер их знает. Выстроились перед нами, штук пятнадцать – на выбор. Магазин, бля. Все как одна – в коротких юбчонках и в париках одинаковых. Куклы Барби резиновые. Ткнул в какую-то наугад. Коллективный траходром, если честно, меня никогда не возбуждал.
У оптовика нашего, например, из-под живота колбасы не видно, и сосущая под жирами его сардельку шлюха вызывает рвотный рефлекс. Утащил свою Барби в одну из комнатёнок.
Ну, соснула, старалась, горемычная. Развернул, раком поставил, пристроился. Заартачилась – про анал, мол, разговору не было. Кто её спрашивать-то будет? Совсем шлюха нюх приморозила. Впиндюрил по самое не хочу. Так она, дура, как резанная завизжала. Сопли, слюни – никакого кайфа. Парик съехал, тушь течёт.

– Ты, блядь, в очко, что ли, ни разу не долбилась, чего орёшь?
– Я вообще второй день, как работаю.
– А на хрен шла? Думала, тебя мужики ласкать, что ли, здесь будут? Выебут и спереди, и сзади, ещё и зараз. Работа у тебя такая, во все дыры принимать. Так что работай и не выё...
Мужики, как коты, сметаны нажравшись, довольные, осоловелые, анекдоты травят. Шлюх отправили восвояси.

Домой приехал на такси уже под утро. Глаза слипаются, до ноута так и не дошёл. Лёг спать злющий и неудовлетворённый.

Утром первым делом в Интернет. Залез на сайт, полистал страницы недавно зарегавшихся. Прошёлся по рейтингу. Все красавцы, как на подбор. Можно подумать, что там выставлены настоящие фейсы пользователей. Никогда не поверю, что найдётся в нашем небольшом гомофобном городе такой камикадзе. Хотя, чем чёрт не шутит, есть же на всю голову ударенные, которым плевать на окружающих и что на них пальцем показывать будут. Я, слава богу, головой об стенку не бился, так что рожи моей там нет. В online народу было мало. Хренососа не наблюдалось. Листая страницы, зашёл в «Личные проблемы и бла, бла»
У меня тоже проблема – хочу вставить уже кому-нибудь.
Тэк, а это что за хрень? Блядь, я чуть со стула не свалился, когда до меня дошло прочитанное!
Да это же Артамонович собственной персоной! И пишет, пидор, ведь обо мне, к бабке-гадалке ходить не надо! Вот уёбок, какого хрена он сор из избы наружу тащит?!
Так, стоп. Какой на хрен сор, из какой на хрен избы?
Это я, значит, козёл? Это я, значит, латентный пидор? И эти-то уродцы, советчики хреновы. А вот Алекс – хорош! Правильно советуешь, голуба моя. Отсосать, и дело с концом! И мой конец будет в деле, наконец.
А ты, Данечка, гордый значит? В хастлеры не хочешь? Ну-ну, посмотрим, куда ты свою грёбаную гордость засунешь. Смелый, ты мой. Посмотрю я в понедельник в твои «смелые» гляделки. Ну, всё! Теперь ты точно напросился! Теперь, малыш, я тебя по любому завалю, даже если мне для этого тебя к батарее привязать придётся. Отпидарасю, как два пальца... Уел ты меня, сучёныш, уел!
Ба, Алекс в online. Такс, отправить личное сообщение пользователю Алекс.

Барс: Привет, Алекс. Как дела?
Алекс: Привет, Барс. Как сажа бела. Мы знакомы?
Барс: Нет, но ведь никогда не поздно. Ну, так как?
Алекс: Запросто! Анкету смотрел?
Барс: А что там из написанного правда?
Алекс: Всё, что ты захочешь.
Барс: В машине отсосёшь?
Алекс: Ты больно шустрый! А пообщаться?
Барс: Мне нужен одноразовый секс, и больше ничего. Если тебя не устраивает – адью.
Алекс: Понял. Меня устраивает. Где и когда?
Барс: В одиннадцать вечера у магазина «Айсберг». Во что будешь одет?
Алекс: В белую майку и поверх кожаная куртка. Пойдёт для узнавания?
Барс: Вполне. До встречи.

По анкете выходило, что Алекс – стройный парниша двадцати восьми лет от роду. Симпатичный, без комплексов. Любит делать минет. Фотка отсутствовала. Да и ладно. Залез в гей-порно. Возбудился так, что пришлось вспомнить молодость. Поспал, пожрал. Закинул пару таблеток «Антипалицая» и двинул на работу за машиной. Зачем-то попёрся в кабинет. Просмотрел видеозаписи по Холодильнику. За пятницу – ничего интересного. Никто ничего не пытался стырить. Скукота. Взял папку с данными на Данила Артамоновича и выписал себе в органайзер его адрес и номер домашнего телефона.
До отсоса ещё чёрт знает сколько времени. Делать совершенно не хрен. Поехать глянуть, где обитает этот будущий хастлер.
Этот, бля, Артамонович жил в старом центре, в построенном ещё военнопленными немцами доме. Квартирки здесь, между прочим, шикарные. Бывшие партработнички обитали в таких. Наверное, его дедуля был какой-то шишкой на ровном месте. Не купили же его предки эту хату? Всё-таки дорого для простого обывателя. Я себе такую не позволю, у меня квартира в новостройках. Не пентхауз, конечно, но хорошая. Правда, строят их нынче как попало. А вот в старых элитных домах – и площадь ого-го, и высота, и толщина стен, и добротность. Евро ремонт в такой хате забабахать, и ей цены нет. Меня даже жаба задавила. Какое-то чмо – и в таких хоромах. Ну ладно, погорячился – не такое уж и чмо. Мальчик с институтом, одевается нормально, выглядит тоже ничего. Ну да, да. Не ничего, а заебись выглядит. И откуда у меня только этот грёбаный второй голос, который самому себе даже соврать не даёт?

О, блин, да это же Даня из подъезда сейчас выскочил! И куда это ты так полетел?
Сам не заметил, как заделался в детективы. Данька рванул на вокзал. Купил в пригородных кассах билет и сел в электричку. На дачу, что ли, поехал? Надо как-то узнать, есть ли у них дача.

Заехав домой, помылся, побрился и двинул на свиданку.
Парень стоял у магазина, как договорились. Я тормознул, не доезжая, и, оставив машину, подошёл к стоявшему недалеко киоску, разглядывая потенциальную соску. Не красавец, но ничего. Можно даже не только вафелькой угостить, но и присунуть. Сел в авто и, подъехав к нему, посигналил.

На улице только начинало темнеть, а мне бы не хотелось, чтобы он меня рассмотрел. Не поворачиваясь, бросил:
– Садись на заднее сиденье.
– Не боишься, а вдруг я маньяк? Пырну тебя сзади ножичком.
– А ты маньяк?
– Ага – сексуальный. Куда едем?
– В пригород. Знаю я здесь один лесочек.
– О, так ты, оказывается, сам маньяк. Прикопать меня в лесочке удумал?
– Ну, если минет хреново сделаешь, точно там оставлю.
Парень засмеялся.
– Сделаю так, что ты меня сам отпускать от себя не захочешь.

Мне сразу вспомнились советы, которые он давал на форуме Даньке. Вот бы тот им внял. Чёрт, от одной мысли, что Данька безропотно мне отсасывает, член задымился, и я на всей скорости рванул к заветному леску.

ГЛАВА 6

После «разговора» на сайте Данил немного успокоился. Наверное, действительно не так страшен черт, как его малюют. С чего он вообще решил, что безопасник к нему «неравнодушен»? Может, он на всех новеньких так смотрит. Прощупывает, так сказать. Уснул он со спокойной душой.
Всю ночь ему снился Влад. Проснулся от того, что тёрся пахом о матрас.
- Господи, что за наваждение! - Данька чуть не плакал от злости на себя. Не хотел он вспоминать этого засранца, не хотел видеть его в эротических снах. Эти сны - как старт для его изнывающего сердца. Так и хотелось схватить телефон, набрать проклятый номер и услышать чуть сипловатый голос. Или рвануть в деревню и уткнуться в пахнущее сеном, соляркой и еще хрен знает чем плечо Владислава. А как только он представлял грубые, мозолистые, огромные ладони, лапающие его спину и задницу, желание почувствовать их наяву становилось нетерпимым.
Тогда он вызывал из памяти картинку, на которой этот урод трахает бабу, и крик: «Хули ты уставился? Пошел на хуй, пидор гнойный!» - этот метод вмиг успокаивал непрошеное либидо.
Желание зайти на сайт и списаться ещё с кем-то, даже для одноразовых встреч, он подавлял на корню, убеждая себя, что хватит зарываться мордой в дерьмо.
У него были до Влада встречи с несколькими парнями, ни к чему не обязывающий трах.
Но попробовав именно отношения с постоянным партнером, Даньке хотелось большего, чем трахнуться где то на съемной хате или в сауне. Ну, а если не врать самому себе, то этот грёбаный «фермер» запал ему в душу. Крепко запал.
Данька был парнем простым, семья рабоче–крестьянская. Мать всю жизнь пахала на заводе крановщицей, а отец на том же заводе газорезчиком. Зарплата у обоих хорошая, и они все средства вкладывали в единственного сына. Мечта родителей – чтобы сынуля выбился в люди. Не вкалывал работягой, как они. Бабушки-дедушки с обоих сторон деревенские жители. Правда, их уже не было в живых. Последняя бабушка умерла два года назад. Её дом был продан, а деньги разделены между Данькиной матерью и её братом. Дядька у Данила тоже работяга - шофёр-дальнобойщик. А со стороны отца вообще вся родня алкаши, батя с ними редко общался. Он не мог простить родной сестре, что она пьет наравне со своим мужиком. Племяшей было жалко, но они уже все повырастали и тоже пошли по наклонной. Один Данькин двоюродный брат сидел за грабёж, другой стал законченным нариком. В общем, с родней по линии бати не повезло.
Даня помнил, как они жили в секционке с отцовской сестрой по соседству. Как двоюродные братовья, не смотря на то, что родители Данила покупали им игрушки и вещи наравне со своим сыном, постоянно лупили его. Обзывали лошарой и додиком, разрывали его любимые книжки. Детская обида осталась до сих пор. А не так давно братик-нарик встретил его у подъезда.
Домой его Данькины родичи запускать перестали после того, как он вынес у них из квартиры дивидишник и норковую батину шапку. Трясущимися руками он хватал Данила за отворот куртки, и противно растягивая слова конючил: «Братан выручай, менты, падлы, загребли с герычем, если бабки не суну - посадят. Скажи дядьке, бабки нужны»
Отец деньги давать наотрез отказался, а выйдя к племяннику, еще и вмазал за украденные вещи. Тот уселся на корточки у подъезда и, размазывая тянущуюся кровяную слюну, грозился натравить на дядьку дружков. На его угрозы Данькин батя добавил племяшу еще пиздюлин и чуть ли не на пинках вытолкал его со двора их дома.
Дом был элитным, и перед соседями было ужасно стыдно за этот концерт. Квартира им досталась от материного родственника, партийного работника. Ему было восемьдесят девять лет, когда он умер. Сын у него жил в Питере и нос к нему не казал. Что-то между ними произошло, ещё когда парень был молодой. Что отец с сыном не поделили, ни партработник, ни его жена не рассказывали. Данилова мать ухаживала за престарелыми родственниками до конца их жизни. После смерти жены, за которой двоюродная племянница ходила, как за родной матерью, Петр Алексеевич отписал квартиру Данькиным родителям. Сделал на них дарственную, не боясь, что они выкинут его на улицу на старости лет. Последние свои годы он жил в трехкомнатной квартире вместе с их семьёй, переехавшей к нему из секционки. Ворчал на батю и учил его жизни, вспоминал Ленина и Сталина, сетовал на нынешнюю власть, долго перечислял все свои болячки, кряхтел, пыхтел и был доволен, что не одинок. Баловал Данила дорогими подарками, да и на ремонт квартиры деньги давал он. Пенсия-то хорошая, а тратить не на кого. Иногда плакал по-стариковски, усаживая Даньку к себе на колени - родных внуков-то не было. Последнее время часто называл Данила "Борей", так звали его сына. На похороны Борис не приехал, хоть Данькина мать и нашла его питерский адрес и отослала телеграмму.
Мать часто плакала из-за злых фраз соседок, бросавших ей в спину: «Сжили со свету старика из-за квартиры. Креста на вас нет, изуверы». Не будешь же каждому объяснять, как этот старик называл её доченькой и говорил, что умирает счастливым. Что родней у него нет никого. После смерти деда прошло десять лет, тех соседок уже не стало в живых, многие из них закончили свои дни в домах престарелых.
Дома Данил был один, родичи в кои-то веки взяли отпуск вместе и рванули отдыхать в Турцию.
Усевшись с кружкой чая на подоконник, он разглядывал гуляющих с детьми мамочек.
Погода была теплая, такое ощущение, что осень решила не вступать в свои права. Не смотря на середину октября - сухо, всё еще зелено и нет дождей.
"Влад, наверное, готовится к зиме. В деревне в любое время года работы невпроворот. Рабочие руки никогда не лишние".
Иногда Владислав нанимал мужиков, когда уж совсем запурхивался, но в основном, справлялся сам. Вставал ни свет, ни заря и ложился далеко за полночь, даже когда Данил к нему приезжал. Данька не сетовал, молчком старался помочь, чем может, и распорядок дня принимал с готовностью. А Влад, как двужильный, и на хозяйстве вкалывал и на Даньке не плошал.
"Нет, это наваждение, какое-то, чем больше времени проходит, тем чаще вспоминается эта сволочь".
От телефонного звонка Данил вздрогнул: совсем задумался и выпал из реальности. Не глядя на дисплей, он схватил трубку - и чуть тут же не выронил её, услышав того, о ком только что думал.

- Данчонок, привет! – Радостный голос, как ни в чем не бывало. – Ты где потерялся, засранец?
- Прривет... – Данька от растерянности начал заикаться.
- Соскучился ужасно. Совсем запахался, сил только до постели добраться хватало, так что ты извини, что раньше не позвонил. Чем занимаешься, приехать не хочешь?
- Влад, вообще - то ты последний раз меня послал и из дома своего выгнал, так какого хрена тебе сейчас надо?
- Я тебя выгнал? Да ты гонишь! Когда это?

- Да ты, блядь, совсем охренел! У тебя совесть вообще есть? Херли ты мне звонишь, иди трахай своих клуш деревенских! - Даньку затрясло от возмущения, он с психом нажал "отбой" и бросил телефон на диван.

Побегал по комнате из угла в угол, стараясь успокоиться. Телефон зазвонил снова. Данил досчитал до десяти, вдохнул, выдохнул, буркнул сам себе: «Так, спокойно. Главное, не нервничай, не показывай свою слабость этому гандону» - и взял трубку.
- Влад, зачем ты мне звонишь? – Твердо, спокойно и по слогам.
- Дань, я, правда, не помню, чтобы я тебя выгонял. Я тебя последний раз, когда ждал, у меня горе случилось, и я нажрался, как свинья. Ничего не помню, честно.
Данил напрягся.
- Какое горе?
- Да представляешь, утром встал, а у меня все кролики передохли. Вообще все. Блядь, я же в них столько сил вложил, как за детьми ходил, а тут такое... Ну, я и нажрался.
- А отчего они передохли-то?
- Да хрен их знает. До этого сдохли несколько кролов и несколько больных каких-то, вялых было, животы вздуты, ну я их отсадил. А тут все, прикинь?
Я ведь раньше кроликов не держал никогда, вот решил попробовать. Попробовал. Знаешь, как жалко было. И молодняк, и здоровые. Я, блядь, ревел даже от злости.

- Ага, и от горя на бабу полез, послав при этом меня на хуй и обозвав "гнойным пидором".
- Иди ты! Дань, я не помню, правда! Я считал, что ты не приехал тогда, разозлился и не стал тебе звонить. Мне так обидно было, что у меня такое, а ты не приехал.
- Я приехал. Ты меня не встретил, и я пошёл пешком. Когда пришёл, застал стол после попойки и тебя вдрызг пьяного на какой-то тёлке. Всю ночь протусовался на станции, а как до неё добирался впотьмах, даже вспоминать не хочу.
- Господи, вот я урод. Это Танька, ветеринарша, приходила кролов смотреть. Ну, мы с ней и напились... Она одна, без мужика живет, давно на меня метит, ну, видать, не удержался. Прости меня, а?
- Ну, так и живи с Танькой, нафиг тебе пидор-то нужен?
- Да не нужна она мне. Я по бабам редко очень, когда сами прыгают, и то по пьяни. Я же не пью фактически, некогда мне алконавтничать, а тут крышу сорвало. Дань, ну прости, а? Приезжай, соскучился, не могу. Выходные устроим, я только самое необходимое делать буду, честно. А тебе даже делать ничего не дам. Поросёночка запеку, вино домашнее попьем.

- Не надо поросёночка. Шашлыки лучше приготовь. И встреть меня, – сдался Данька.
До вокзала он был готов бежать вперёд автобуса, если бы мог.
В электричке кое-как высидел, считая остановки.
Влад сгрёб его в медвежью охапку, так что слышно было, как кости трещат. Потом, опомнившись, зычно заорал:
- Братишка! Сто лет не виделись! Как я по тебе соскучился, чертяка городской!- вдарив при этом лапищей Даньке по плечу.

Отыграв на вышедшую из электрички публику, он запихал Данила в свой внедорожник и газанул в сторону деревни.
Данька, увидев Влада, простил ему всё. А когда тот, отъехав от станции на приличное расстояние, свернул в лесок, начал целовать Данила и мять его за задницу, бока и ляжки, в висках застучало, в ушах заложило, а руки сами полезли в штаны крольчатнику.

ГЛАВА 7.
____________________________________________________________________________________

В воскресенье, до самого вечера, у меня было отличное настроение. Секс в машине сделал своё дело, я получил то, что хотел. Но стоило моей сожительнице вернуться из дома отдыха, как что-то во мне переключилось. Раздражало буквально всё - от её вида, до рекламы в телевизоре. Беспричинное абсолютно раздражение - я это прекрасно понимал. Маша возилась на кухне, и даже не было её обычной надоедающей болтовни. Она как будто старалась не попадаться мне на глаза. Раньше я был только рад, когда она мне не надоедала, а сегодня бесился. Её поведение было странным, и эта странность и вызывала во мне такую реакцию.
Я что-то упустил, потерял контроль, только еще сам не мог понять в чём.

- Маш, ты чего там притихла? Как отдохнули?

- Нормально. – Равнодушный, без каких либо эмоций голос заставил отодрать задницу от дивана и пройти на кухню.

- Ты чего такая недовольная? Что-то случилось?

- С чего ты взял? Всё хорошо. - Она даже не повернулась в мою сторону.

Я подошёл и обнял её, разворачивая лицом к себе.

- Дим, не мешай. Видишь, готовлю. У меня сгорит всё из-за тебя.

- Выключи на время. С чего это ты с порога вдруг готовкой занялась?

- Ну, ты же фиг что сготовишь. Зачем вообще встречать меня, лучше на диване, не отрываясь от телика, все выходные проваляться.

- Тебя там что, комар укусил? Так вроде сезон закончился, и их нет. А, забыл, осенью мухи злющие, с тобой, по ходу, одна из них ядом поделилась.

- Да пошел ты к чёрту со своими подковырками, понял?! Думаешь, я дура, не понимаю, зачем ты меня на все выходные в этот ваш сраный дом отдыха отослал?

- Так, я не понял, что за концерт ты мне здесь устраиваешь? Это за то, что я тебя отдохнуть отправил, меня же и по мордям?

- Знаешь Дим, ты самоуверенный, эгоистичный урод. Я иногда тебя просто ненавижу. Почему ты считаешь, что ты умнее окружающих себя людей? По твоему я полная дура и не понимаю, что тебе было просто удобно меня сплавить? Думаешь, я не знаю про ваши сауны? Вы думаете, что люди вокруг слепы, и никто не обсуждает ваши посиделки с девочками по вызову? Да весь Холодильник об этом знает.

- Ты что мелешь? Кто сказал тебе всю эту хрень? Кто нас обсуждает?

- Не важно. Да и мне, наверное, уже всё равно. Надоело твоё равнодушие, твоё притворство, что всё у нас хорошо. Я всё ждала, что ты меня полюбишь, но ты, по-моему, вообще не можешь кого-либо любить. Ты матери-то своей звонишь, раз в пятилетку, не говоря уже, что когда звонит она, то тебя морщит при разговоре.

- Хватит хрень пороть! Я свою мать люблю, поняла? Просто не могу выслушивать по часу её сплетни о соседях, соседских собачках и кошечках.

- Вот видишь, про замечание о матери ты среагировал, а то, что я сказала, что ты не любишь меня, тебе пофиг. Значит это, правда. – Она сняла с конфорки сковороду с чем-то жарившемся и швырнула её в раковину.

Я, честно сказать, прифигел.

- Это что, бунт на корабле? Ты, бля, совсем с катушек съехала?

- Съехала. И с катушек, и от тебя.

Машка отпихнула меня с дороги и направилась в спальню, при этом прихватив из стола кучу пакетов.

- Э, ты куда это собралась?

- А ты не понял? Я ухожу. Сколько можно тратить своё время на бездушного козла?

Я почему-то совсем не ожидал такого поворота. Ещё несколько дней назад я сам хотел выдворить её из своего дома, но совершенно был не готов, чтобы меня вот так взяли и бросили.

Маша запихивала свои вещи в пакеты, а я пытался справиться с нарастающим приступом бешенства. Но безуспешно.

Вещи полетели по всей комнате, что-то разбилось, а я оказался на Машке, опрокинутой на кровать. Резкая боль на щеке привела меня в себя, и я с ужасом увидел свои руки на Машкиной шее.
Она вцепилась одной рукой в моё запястье, пытаясь отодрать от своего горла, а другой - полосовала мне лицо ногтями.
Тяжело дыша, я поднялся с неё, меня трясло. Её трясло еще больше. Хриплые всхлипы рвали душу. В висках стучало, голова болела нестерпимо.
Маша, уткнувшись в подушку, ревела навзрыд, а я не знал что делать.
Я первый раз в жизни поднял руку на женщину.
В голове только одна мысль: «Урод, ублюдок, весь в своего отца. Что ты наделал мразь?»

Я, молча встав, взял ключи от машины и кабинета, надел куртку и вышел. А что я мог ей сказать? Что я сожалею? Прости меня? Сколько раз я слышал эти слова. Сколько раз мать принимала их и прощала отца. Я не хотел, чтобы Маша простила меня. Такое нельзя прощать. Будет лучше, если я вернусь, а её уже не будет в квартире, я просто не смогу смотреть ей в глаза.

Приехав на работу, заперся у себя в кабинете, игнорируя удивленный взгляд Буториной.

То, что работники хладокомбината знают о девочках по вызову, я не забыл, и кто из охраны такой языкастый, выясню позже. Сейчас же хотелось побыть одному и банально нажраться.
Коньяк не брал. Пустая бутылка стояла на столе и ни в одном глазу. Злость на себя, на Машку и даже на директора с его девочками, хоть и прекрасно понимал, что это здесь не причем. Машку ведь я отправил не из-за них.
Ненавижу свою гребаную ориентацию. Она мешает мне жить, давит на меня, делает несдержанным и злым. Я «мужик» до мозга костей, в прямом смысле этого слова. Мужик! Настоящий, напористый, знающий, чего хочу от жизни, умеющий взять то, что принадлежит мне.
Но я педик! Гребаный педик, вынужденный вести двойную жизнь. А это выматывает, это бесит. Я так устал от этого. Пора признаться самому себе, что я скотина во всех отношениях. И в первую очередь, в отношении окружающих меня людей. А по-другому я просто не могу, не умею. И менять ничего не хочу. Не хочу.

ГЛАВА 8
____________________________________________________________________________________

Данил, етить твою, Артомонович, нёсся от меня со всех ног с коробкой мороженого в руках. Я уже было ухватил его за рукав, но тут на меня налетела Машка и начала бить по голове, не то палкой, не то скалкой. Данька вырвался и дал дёру, а я пытался закрыть голову от тумаков, но было ощущение, что бьют меня не по ней, а в самих мозгах. Отпрыгнув от Маньки, ощутимо приложился задним местом обо что-то твердое. От этого и проснулся. Сидел на полу возле диванчика, хлопал спросонья глазами, силясь понять, где я нахожусь и кто всё-таки долбится в моей башке. Долбились не в башке, а в дверь.

- Дмитрий Александрович, время двадцать минут восьмого, народ сейчас на работу подтянется. - Голос Буториной окончательно привел меня в себя. Тут же вспомнил, где нахожусь и почему. Стало невозможно мерзко. Да ещё голова раскалывалась, и левая щека ужасно ныла, не говоря о затекших конечностях.
Как я вообще умудрился скрючиться на этом диванчике.

- Спасибо. Всё, встал. Сдашь смену, зайди ко мне, разговор есть. - Выпроводив Буторину, поднялся с пола и размял одеревеневшие части тела.

Умывальника в кабинете нет, придется топать в туалет. Зубной пасты с щеткой тоже нет, надо будет купить. Прихватив полотенце и заодно чайник, пошёл приводить себя в порядок. В запасе всего минут пятнадцать. В нашей конторе всё ни как у людей. Обычно офисы с девяти работают, у нас же с восьми. Надо шевелить булками, если не хочу помятой рожей на людях сверкать.

- Блядь, пиздец!- Взглянув в зеркало, я охренел. Вся левая щека была опухшей, и, начиная от глаза до самой скулы, тянулись хорошие такие, смачные следы от когтей.
Я сгоряча вчера совсем запарил, что Машка разодрала мне щёку, и царапины не обработал. Да какие к черту царапины! Ногти, наверное, вонзились вглубь на всю их немалую длину, оставив нехилые борозды.

Ну, всё, подколок не избежать. Генерал всю смену будет докапывать, какая рысь меня обработала. Вот чёрт! Ну, Машка, вот кошка драная.
Да и хер с ними, пробьёмся.
Быстро умывшись, закинул в пасть жвачку и пошел ставить чайник в кабинет. Брюки смялись не сильно, а пиджак я снял ещё вчера. Да и вообще, отпрошусь, наверное, домой. Дел вроде важных никаких. Вот только выясню, какая пидовка нас с сауной сдала.
Я как раз пил кофе, когда потянулся народ. Дверь в кабинет я оставил открытой. Морду всё равно не спрячешь, да и прятаться я не привык. Контора потихоньку заполнялась. Проходившие мимо сотрудники здоровались, мельком заглянув ко мне. Рожу мою поцарапанную никто пока не разглядел. Практикант, отвернув башку от моей двери, юркнул в кабинет напротив. Я сразу вспомнил сон и чуть не поперхнулся горячим кофе. Вот надо такому присниться! Дурдом в башке, а не мозги.

- Дмитрий Александрович, вы чай пить будете? Ой! - В дверях одна из девчонок-маркетологов большими такими глазками смотрит на мои боевые шрамы.

- Спасибо, Людочка, я уже попил.

- Вы, если что, заходите. К Лене мама приехала из деревни, на весь офис пирогов напекла. За день не съесть. Мы-то на диете, так что надрываться вам с Данькой придётся.

- Ну, от пирожка отказаться не могу. - В животе сразу заурчало, да так громко, что Людочка засмеялась.

- Ну, так что, придете? Или вам сюда принести?

Я глянул на часы: до прихода Буториной ещё примерно минут двадцать.
Пойти засветить свою морду у девчат. Да в конце концов, эти царапины всё равно быстро не пройдут, и мою рожу неделю точно обсуждать всем офисом будут. Чем быстрее смондрячу легенду, тем лучше.

С улыбкой Джоконды или, скорее, анаконды направился к соседям.

Встретили меня дружным «Ах».

- Дмитрий Александрович, вы что, на тигра ходили? – захихикала Леночка.

Этой палец в рот не клади, никакой субординации и такта.
Я с тяжелым вздохом и кротким взглядом опустился на стул и ухватил пирожок.

- Вы сначала молодца-то накормите, девицы красные, напоите, обогрейте, а потом уж и расспросы ведите.

- Ага, ещё спать уложите и сами потом с такими же полосами ходить будете, – ухмылочка на Ленкином личике акулья.

- Это вас Маша так приласкала? – У Людмилы в голосе сочувствие, не то, что у некоторых язв.

- Угу. С любовницей застукала. Пирожки – то, какие вкусные! – с набитым ртом и обжигаясь, горячим чаем закивал я.

- А любовница-то хоть живая? - Ехидный голосок Язвочки.

- Ага. Ногу только вывихнула, когда в окно прыгала.

- Ой, ну, что вы чешете! У вас же третий этаж!

- Вот дурак! Ну, вот зачем я вам похвастался, что он у меня третий, а? Даже соврать теперь, не соврешь.

- Девочки, не приставайте к Дмитрию Александровичу. Может, ему неприятно об этом говорить. – Это за меня Зинаида Макаровна заступается. Она вообще заступаться любит, хоть за кого.

- Данил Артомонович, а вы пирожки есть не будете? Вы тоже на диете? Что, после торта вес лишний набрали, худеете? – Я повернулся к притихшему практиканту.

- Отчего, не откажусь от парочки пирожков. - Он встал со своего места и, поставив стул рядом с моим, подсел к столу, как раз с левой стороны.

Это он что, с наглой ухмылкой на смазливой морде рассматривает мою щёку? А сколько злорадства-то в глазах - офигеть! Ну, гадёныш, ну погоди! Да это он советы тех пидоров водворяет в жизнь - дошло до меня. Ну, ну. Посмотрим, насколько твоей храбрости и наглости хватит. Опаньки, а что это у нас на шейке? Никак засос?

- Вон, Данилу Артомоновичу больше на выходных повезло. – Я кивнул на его шею. – Это же какой вампир так присосался?

Девчонки все дружно кинулись отгибать воротник его рубашки, за который он вцепился обеими руками.
Интерес к моей персоне сразу пропал. Дожевав пирожок, я по-тихому смылся.
Буторина ждала меня уже в коридоре.
В кабинете я избрал свою любимую тактику - сел в кресло и закурил.
Охранница мялась перед столом, явно нервничая.

- Ну, что, Тамара Батьковна, на пенсию тебе, видать, пора.

- Мне рано ещё, Дмитрий Александрович. Что случилось? Не томите душу, в чем я провинилась?

- Ты старший охранник, ты отвечаешь за своих людей в первую очередь. Ты должна была вдолбить им в их тупые бошки, что не хрен распускать язык. Что всё, что происходит на территории и прилегающих к ней объектов Хладокомбината, хранится за зубами, а не превращается в сплетни.

Буторина побелела, и её повело. Знает, значит, о чём речь.

- Дмитрий Александрович, если вы о сауне, то это не мои люди проболтались. Это техничка, что её убирает. Она жаловалась своим коллегам, что её тошнит уже подбирать, ну, эти... Ну, сами знаете что.

- И я только сейчас об этом узнаю?

- Простите, Дмитрий Александрович. Я и подумать не могла, что это до вас дойдет. Вернее, что об этом все узнают.

- Пошла вон. И готовься к увольнению.

- Я-то здесь причем? У уборщиц начальница Марья Ивановна, она должна была провести с ними беседу. Да и вы ведь инструктаж проводите, когда людей принимаете. Это первый раз такой случай.
Я же не виновата, что у неё язык длинный оказался.

- Ты виновата в том, что знала, о чём она треплется, и не дол