Историческое замечание

Пастер – искатель славы на застолблённой территории?

Моё изучение первичного здоровья привело меня к Пастеру у заставило понять, до какой степени Пастер и его фанатичные последователи утвердили ментальные образы, ассоциированные со словами здоровье и болезнь. Совершенно непредвиденным образом я был вовлечён в «феномен Пастера» и натолкнулся на некоторые малоизвестные стороны его личности и карьеры.

Историкам карьера Пастера всегда представлялась загадкой. Как случилось, что Пастер начал с кристаллографии и закончил вакцинациями против бешенства? Почему Пастер постоянно менял предмет своих изысканий? Почему Пастер никогда не продолжал основных исследований в области, в которой только что достиг успеха, переключаясь вместо этого на другой предмет?

Загадка его карьеры воодушевила автора недавней книги создать диаграмму, иллюстрирующую пастеровскую практику шагов в сторону. Делая несколько шагов в сторону Пастер был способен сохранять неуклонно возрастающий интерес публики к своим занятиям. Таким образом Пастер, представлявший интерес только для горстки учёных людей, когда он занимался кристаллографией, закончил привлечением к себе интереса всего мира, работая с вакцинацией.

Историки Пастера не встречались бы с таким трудностями, если бы знали о существовании Антуана Бешампа и важности его работы. Всё проясняется, когда карьеры Пастера и Бешампа изучаются параллельно.

Достаточно лишь нескольких фактов. Эти факты неопровержимы и основываются на документах, которые можно найти в крупных научных библиотеках всего мира. Сегодня есть возможность утверждать, что Бешамп часто предвосхищал Пастера и шёл дальше него; что Пастер всегда был в курсе занятий Бешампа; что Пастер всегда делал вид, что ему ничего не известно и Бешампе, и что Пастер препятствовал Бешампу и искажал его работу.

В 1850 году Бешамп был профессором в школе фармации в Страсбурге. В 1854 году Бешамп продемонстрировал, что брожение обусловлено микроскопическими живыми организмами, носимыми в воздухе. Его заключения были оглашены 19 февраля 1855 года в академии наук, где он сделал следующее заявление: «Холодная вода может изменять тростниковый сахар (т.е. сахарозу – прим. пер.), только если может развиваться плесень, и эти элементарные грибки действуют как агенты (движущие силы) брожения (ферментации)». Невозможно, чтобы в 1854 году Пастер не был осведомлён о Бешампе. В то время Пастер был профессором химии на факультете в этом же городе. Более того, в 1854 году Бешамп подменял Пастера, пока последний отъезжал в Париж, официально из-за сердечного недомогания, но на самом деле, чтобы найти престижных сторонников, которые поддерживали бы его продвижение.

К 1 августа 1854 года Пастер достаточно оправился, чтобы заведовать экзаменами и получить 600 франков в качестве экзаменатора. Сразу вслед за этим Пастер отбыл в Лилль, где он сделался деканом нового научного факультета. Затем он заинтересовался брожением. В 1857 году Пастер обнародовал свою работу в этой области, даже не упомянув Бешампа.

Изучение болезней шелковичных червей ещё более знаменательно. К концу 1854 года Бешамп стал профессором химии и фармации в университете Монпелье. По своей собственной инициативе, без всякой поддержки и без какой-либо финансовой помощи он предпринял исследование двух болезней, поражающих шелковичных червей – «бессилия»[5] и «пебрины». Экономические следствия этих болезней были крайне важными для области. Весной 1865 года Бешамп сделал доклад региональному сельскохозяйственному департаменту о паразитной природе пебрины и о том, что должно делаться для сохранения шелковичных червей здоровыми. 20 мая 1867 года Бешамп докладывал свои заключения о «бессилии» в Академии Наук, где продемонстрировал, что причинным агентом был микроскопический паразит, которого он назвал «микрозимас бомбицис». Это была первая инфекция микроорганизмами, когда-либо описанная. Об этом сообщалось в местной газете от 22 мая 1867 года.

В июле 1865 года Пастер отбыл в Альд изучать болезни шелковичных червей. В то время он ничего о них не знал. 29 мая 1867 года, не упоминая Бешампа по имени, он высмеял его исследования по пебрине: «Её существенный характер в точности в её конституции… какая наглая ложь утверждать, что эти микроскопические вещи находятся вне яиц и червей. Я думаю, что эти люди ненормальные…»

Однако в 1868 году Пастер смог увидеть, что Бешамп был прав. Он тогда принялся писать каждому, кто обладал какой-то важностью (министрам, академикам и т.д.), заявляя, что он открыл паразитическое происхождение пебрины и что «бессилие» было независимым заболеванием. «Факт величайшей важности и совершенно не известный до моего исследования». В 1870 году Пастер опубликовал книгу о болезнях шелковичных червей. Книга была посвящена императрице Евгении. Разумеется, на Бешампа не ссылаясь, Пастер был приглашён в Компьен к императорскому двору. Он явился на роскошный приём с микроскопом и показывал красные клетки званным гостям императрицы. В то время Пастер говорил о трусости и фанатизме республиканцев.

Несколько лет спустя, однако, после конца империи, Пастер подружился с отдельными франкомасонами и антирелигиозными республиканцами. Благодаря им ему дали персональный заработок в 12000 франков в год. Эту национальную награду ему дали за спасение шелковичной промышленности.

В 1880-е годы Бешамп был деканом католического университета в Лиме. Он начал представлять угрозу для Пастера, осмеливаясь произносить в различных научных докладах, что он часто опережал Пастера в его открытиях. Бешамп решил опубликовать все свои исследования. Как будто бы по случайности Бешампа заставили уйти в отставку, обвинив в преподавании материалистической теории. Не надо забывать, что Пастер был ранее профессором в Лилле и у него там оставались добрые друзья.

Безусловно, Бешамп не был единственной жертвой Пастера. Отношения Пастер-Бешамп – это просто способ проиллюстрировать радикально новую теорию, объясняющую зигзагообразную карьеру Пастера.

Подобным же образом Казимир Давэн также был жертвой Пастера. Давэн создал методологию для демонстрации того, что сибирская язва (антракс), болезнь, поражающая и животных, и человека, вызывается микробами. Пастер приписал это себе, и все забыли о Давэне. Затем Пастер приписал себе создание вакцинации против сибирской язвы, которая на самом деле была в совершенстве понята и испытывалась Тушеном ранее 1880 года. Пастер вторгся в эту область, очень быстро проделал опыты, сравнил безопасность вакцины Тушена со своей собственной, не в пользу последней, и публично и победоносно продемонстрировал свою собственную процедуру, пользуясь вакциной Тушена!

Пьер Виктор Гальтье, профессор ветеринарной школы в Лионе, твёрдо установил теоретическую и экспериментальную основу для вакцинации против бешенства не далее как 1879 году. Пастер посещал этот ветеринарный колледж в 1861 году, сопровождаемый студентом Гальтье. В 1885 году Пастер сделал представление Академии Наук, а на следующий день Медицинской Академии о своём уникальном исследовании по вакцинации против бешенства. Какой триумф! Знаменитый академик Вульпиан заявил, что в этой области до Пастера не было никого, кроме самого Пастера. Пастер не возражал на это.

Путь, которым Пастер присваивал работы других, представляет только исторический и анекдотический интерес. С чисто практической точки зрения имеет ли значение, что брожение и болезни шелковичных червей были впервые поняты Бешампом, что роль микробов в некоторых заболеваниях была впервые понята Давэном, или что Тушен и Гальтье добились успеха в вакцине против бешенства раньше Пастера?

В действительности отрицательная сторона работы Пастера имеет намного более крупный масштаб и относится совсем к другому. Она на самом деле затрагивает нас сегодня. Что важно, так это образ заболевания, который благодаря пастеровской известности и славе был принят и широко распространён. Вслед за Пастером медицина искала немедленного разрешения для всех болезней. Пастер заглушил голос всех своих современников, которые задавали фундаментальные вопросы о происхождении хорошего здоровья. Так, слава Пастера продолжила путь движению гигиенистов, частично заслонила работу Клода Бернара и свела к нулю работу Бешампа. Отсюда произошли громадные следствия для исследований, для подготовки врачей, для медицинской практики и для отношения широкой публики к здоровью и болезни. На самом деле идеи, выдвигавшиеся Пастером к концу его жизни, недавно вновь вошли в употребление. В конце он соглашался, что «микро – ничто; (почва) – это всё».

Влияние Пастера происходило от его славы, и искание славы служит ключом к загадке, которую историки до сего дня были неспособны решить.