Чрезмерное заблуждение медицинского корпуса аллопатической медицины: принятие к руководству теории Луи Пастера и мето­ дики вакцинации — самая большая научная ошибка всех времён

Луи Пастер не был медиком по образованию. Вначале (1822 — 1847 гг.) он был химиком и по совместимости биологом в 1857 г. Луи Пастер, почитаемый ныне как великий жрец медицины, проводил исследования только по химии и физике (1847 г.).

Как стало возможным, что медицинский корпус того времени принял за чистую монету досужие вымыслы химика, ставшего биологом — специалистом по живым организмам и не имевшего при этом никакого специального образования? Как стало возможным то, что пастеровские теории продолжают преподаваться в учебных заведениях и что их пытаются использовать на практике в наши дни, хотя они не имеют никакого научного обоснования? Тем более уже доказано, что они ошибочны, лживы и сфальсифицированы.

Все энциклопедии восхваляют Луи Пастера следующим образом:

"Один из великих учёных всех времен; настоящий гений; наиболее великий благодетель человечества; замечательная личность, обладающая как моральной и интеллектуальной порядочностью, так и энтузиазмом и мужеством; человек, победивший смерть и подаривший миру секрет здоровья..."

Действительно, Луи Пастер был гением... Однако гением подтасовки статистических данных, ложной гласности и взяточничества.

"Карьерист без зазрения совести, жаждущий известности и почестей. Сектант, способный на любое двурушничество, чтобы внушить уважение к своему имени и запустить в действие гигантское коммерческое предприятие, способное торговать и подвергать под прикрытием закона миллионы детей и взрослых принудительной инъекции вакцин, приготовленных с грубейшими, но умело замаскированными научными ошибками".

Таким был комментарий ко всему жизненному пути "великого" ученого, опубликованный в "Новой эре" (L'Ere nouvelle) в октябре 1987 года. Посмотрим, всё ли тут аргументировано? Во-первых, тот, кого медицинский корпус считал гением, был простым обманщиком. Это общеизвестно, так как в 1883 г. это прозвучало из уст сподвижников Луи Пастера Рукса и Чемберленда с трибуны Академии наук: "Пастер вводил в свои вакцины против овечьего мора (чумы) двухромовокислый калий (сильный яд) во время проведения известного эксперимента, который был проведен в июле 1881 г. в Пуилли ле Форт".

Луи Пастер представил научному миру своего времени странную теорию: вакцины состоят из культур микробов, вызывающих определенную болезнь, ослабленных воздухом и теплом. Эта культура, введенная здоровому организму, вызывала легкую форму болезни и формировала иммунитет к серьёзному инфекционному заболеванию.

Реакция на эту бредовую идею была многочисленной и резкой, но Луи Пастер предложил "дождаться результатов прекрасно задуманного эксперимента, который должен был контролироваться на всех этапах официальной комиссией, за исключением периода приготовления вакцины".

Напомним, что этот эксперимент проводился в Пуилли ле Форт. Пятьдесят овец были вакцинированы, говоря другими словами, иммунизированы чудесной вакциной против овечьей чумы. Несколько дней спустя им и другим 50 контрольным овцам была введена вирулентная культура. Последние умерли очень быстро, а иммунизированные овцы выжили, хотя у них и наблюдались некоторые нарушения состояния здоровья.

Триумф Луи Пастера был всеобщим. Для него были открыты двери мировых академий. Он был принят в Парламенте Великобритании, а также облагодетельствован почетом и деньгами. Увы, в течение нескольких последующих месяцев множество стран, в том числе Италия, Германия, Россия, Аргентина и ряд других, попытались повторить "пуилли-ле-фортовский эксперимент", основанный на теории ослабленных микробных культур, изложенной Луи Пастером. Однако они потерпели неудачу. Все вакцинированные животные от введённой вакцины погибли.

Объяснение этому было простым: отсутствовал знаменитый двухромовокислый калий, который разрушал микробы и превращал их в невирулентные. Этот токсичный элемент как активатор Пастер добавлял под большим секретом в ходе эксперимента в Пуилли ле Форт. Двухромовокислый калий как сильный окислитель разрушал чумные микробы, но при этом создавал предпосылки будущих онкологических заболеваний.

На протяжении десяти лет, то есть до момента признания его сподвижников с трибуны Академии наук, Луи Пастер подвергался со стороны различных правительств мощной критике, ультиматумам, оскорблениям и требованиям возместить убытки.

А как же повела себя Академия наук? Она не приняла во внимание заявления Рукса и Чемберленда, и Луи Пастер продолжал пребывать в роли благодетеля человечества.

Доктор Ж. Тиссо, профессор общей физиологии Музея истории природы, посвятил большую часть своей жизни глубоким исследованиям компонентов, составляющих живую клетку. Он оспорил догму об асептических (стерильных) свойствах живых организмов, внесенную Луи Пастером, поддержав тем самым своего предшественника Антуана Бешама, который опровергал теорию Луи Пастера и обвинял в попытке украсть основные положения его научных трудов. В научной работе, опубликованной в 1946 г., профессор Тиссо ставит под сомнение фальсифицированные Пастером статистические данные. Он писал:

"Статистические данные, приведенные Луи Пастером, о числе лиц, укушенных бешеными собаками, содержат неточные цифры и не соответствуют официальной статистике. Профессор Ветеринарной школы Алъфора Колэн сделал 9 ноября 1880 года сообщение в Академии наук для того, чтобы оспорить данные о 1700 французах (как это указано в статистических данных Луи Пастера), которые могли быть укушены бешеными собаками в течение года и нескольких месяцев. Они действительно были укушены собаками - вот и все, что можно было подтвердить, так как сведения об этих собаках были получены от некомпетентных лиц, не контролировались и не проверялись. Зарегистрированное число случаев, в которых всегда подтверждалось бешенство собак или хотя бы предпринимались попытки установить его наличие, было незначительным. С другой стороны, вскрытия трупов собак, сделанные ветеринаром, давали основания только для предположений, но не для уверенного утверждения о наличии у них бешенства. Профессор Колэн, таким образом, доказывает, что сначала нужно было определить количество лиц, укушенных здоровыми собаками, которые не нуждались в прививках от бешенства; затем надо было определить тех лиц, которые были действительно укушены бешеными собаками, но не заразились вирусом бешенства. При этом следует подчеркнуть,
что число таких пострадавших было наибольшим. Затем надо было определить число тех пострадавших лиц, у которых вирус бешенства был
уничтожен каутеризацией (методом прижигания). Исходя из этих наблюдений, можно сделать вывод, что Луи Пастер исказил число лиц, которые действительно нуждались в реальном лечении. В противовес статистике Луи Пастера профессор Колэн взял за основу статистические данные, ежемесячно

публикуемые Министерством сельского хозяйства. Согласно этим данным, в 1885 г. 351 человек подвергся нападению собак, то есть в среднем 29 человек в течение месяца. Это и есть та цифра, которая примерно отражает реальное число пострадавших, среди которых лишь небольшое число заболели бешенством. Достоверность этого была подтверждена новыми статистическими данными о летальных исходах от бешенства; статистические данные этого периода времени свидетельствовали о том, что среднегодовое количество смертных случаев от бешенства во Франции составляло от 20 до 30. Таким образом, если пастеровская вакцинация действительно была такой эффективной, то 1886 г. должен был характеризоваться значительным снижением числа смертей от бешенства. Однако результаты говорят сами за себя: за предыдущие годы вместо 20 — 30 летальных исходов в среднем было зафиксировано 35. Из пострадавших 17 не были вакцинированы... Из этого же числа 18 лицам были все же введены пастеровские вакцины. Но за тот же период времени за границей было зафиксировано 34 смерти среди вакцинированных пострадавших. Кроме этого, среди тех же умерших оказалось 11 зафиксированных случаев паралитического бешенства, очевидно полученного пострадавшими в результате инокуляции спинного мозга кроликов. То есть причиной смерти в этих последних случаях не было заражение вирусом от бешеных собак.

Перед такими подробными результатами любое отрицание практически бесполезно и при этом напрашиваются два вывода.

1. Метод вакцинации по Луи Пастеру неэффективен и не способен противодействовать развитию бешенства при проникновении вируса бешенства в организм.

2. Этот метод опасен, особенно при частом его применении. Он может передавать паралитическое бешенство лицам, в организм которых даже и не проникал вирус от бешеной собаки.

Первые контрольные эксперименты этого метода были проведены Фон Фришем, выводы были диаметрально противоположны тем, которые были сделаны в свое время Луи Пастером. Но в свое время мировая пресса развернула интенсивную кампанию, пропагандируя новые сенсационные открытия Луи Пастера. И это было сделано, несмотря на отсутствие в пастеровской теории солидной научной базы, и каких-либо доказательств эффективности и безопасности метода вакцинации; такого надежного, безошибочного и абсолютно безопасного способа вакцинации, который способен вылечить или защитить от бешенства. А этот способ, якобы надежный и безопасный, представляет собой инъекцию страшного вируса, вызывающего бешенство, так как одна капля такой вакцины, введенная в мозг, неизбежно провоцирует паралитическое бешенство и последующую смерть животного.

Проведенная в июле 1885 г. во всем мире интенсивная реклама первого применения вакцинации по методу Луи Пастера на юноше Майстере сообщала о том, что он был спасен от воздействия страшного вируса бешенства. Хотя в действительности применение этой вакцины не имело смысла, потому что игнорировался основной фактор - проник или не проник вирус в организм, так

как не все подвергшиеся нападению собак лица заразились бешенством. Впоследствии количество смертей возросло, а после "успешных" модификаций этот метод вакцинации по Луи Пастеру стал очень опасен, так как вызывал паралитическое бешенство у некоторых вакцинированных лиц, что побудила профессора Луи Пастера решительно обратиться в Медицинскую Академию.

Вот изложение фактов. Они имели место в 1886 г. Прошло шестьдесят лет и, несмотря на все вышеизложенное, медики продолжают прививать трудноинактивируемый вирус несчастным пострадавшим от укусов собак, а также тем, кто никогда не вступал в контакт с бешеными собаками. Это происходит потому, что Луи Пастер, несмотря на все неудачи, хотел утвердить превосходство своего метода потому, что он пытался доказать при каждом летальном случае, что его метод неповинен в отрицательном результате, потому что все статистические данные были ложными, а каждый негативный случай был вычеркнут самим Луи Пастером, наконец потому, что многие из укушенных не бешеными собаками были объявлены спасёнными от смерти в результате проведенного лечения.

Результат воздействия противодифтеритной вакцины и лечебных инъекций сыворотки, который был установлен самой практической медициной, оказался следующим:

для анатоксина: нестерильный (инфекционный) иммунитет оказался незначительным — вакцинированные заболевают дифтеритом в такой же степени, как и невакцинированные; более того, вакцина в этом случае неэффективна и напрасно заражает вакцинированных опасным вирусом дифтерита на короткий или длительный период времени.

Для противодифтеритной сыворотки: лечебный эффект отсутствует, так как с научной точки зрения он невозможен; сыворотка не вступает в необходимое, специфическое взаимодействие с инфекционным агентом.

Несмотря на отрицательные результаты, которые стали известны ещё в 1938 г., удалось за счёт лживых утверждений и докладов заинтересованных лиц насильно протащить закон, устанавливающий обязательность этой неэффективной и опасной вакцинации. В этих сообщениях утверждалось, что вакцинация якобы приведёт к искоренению дифтерита во Франции. Однако с 1923 г., когда ее начали практиковать, и до 1933 г. во Франции число лиц, заболевших дифтеритом, увеличилось с 11 тыс. до 21 тыс. Общественные интересы были принесены в жертву, а ответственные власти даже не пытались получить минимальную информацию или назначить серьезное расследование".

Результаты борьбы, возникшей между Луи Пастером и Антуаном Бешамом, который был одновременно химиком, фармацевтом и медиком, комментирует доктор Филипп Декур, прежний руководитель Клиники при Парижском медицинском факультете:

"Великий Лоррейн, г-н Антуан Бешам остаётся одним из самых великих непризнанных гениев в научной истории. Сообщение декана медицинского факультета г. Монтпелье профессора Мируза, опубликованное в Бюллетене Академии наук и Общества Лоррейна под названием "Инциденты из жизни Антуана Бешама в Монтпелье (1816 — 1908 гг.)" (том XVIII, № 1, 1979 г.), не по-

зволяет оценить значимость его работы в истории медицинской науки. Значимым является то, что написал г-н Мируз об отношениях между Бешамом и Пастером: "Выяснение того, кому принадлежит первенство, кажется нам застарелым явлением в нашу эпоху". Однако почему так много говорят о Пастере в наши дни? Почему он продолжает быть примером, как в вопросах науки, так и в вопросах порядочности, тогда как Бешам не так уж и часто цитируется, и не случайно ли то немногое, что говорят, всегда ошибочно? Откроем некоторые словари. Le Grand Larousse XX в. говорит, что Бешам был хирургом (!), что он был профессором "Католического факультета в Монтпелье (1857 год)" (но в Монтпелье никогда не было такого факультета). Эту же ошибку повторяет 10-томный энциклопедический словарь Grand Larousse. Предыдущий словарь добавляет следующее: "Его доктрина, противопоставленная доктрине Луи Пастера, не имела сторонников". Но это же не соответствует действительности. У него было немало сторонников:

— и, прежде всего, сам Луи Пастер (мы увидим это далее по тексту);

— Клод Бернар (который перед смертью посвятил свои последние эксперименты доказательствам того, что Бешам был прав по отношению к Луи Пастеру);

— Марселлен Вертело (который стал инициатором известного научного спора с Луи Пастером по поводу последних исследований К. Бернара).

Сегодня "сторонников" Бешама насчитывается бесчисленное множество, хотя они и сами этого не осознают. Это происходит потому, что высказанные им более века назад суждения универсальны и по сегодняшний день. Только словарь "Quillet" написал, что он "был противником Пастера". И дальше никакого объяснения. Отдавая должное умело созданной вокруг имени Луи Пастера легенде, подчеркивалось, что Бешам заблуждался и что его труд даже не заслуживает какого-либо исследования. Универсальная Энциклопедия, претендующая на звание "самой полной французской энциклопедии", даже не упоминает его имени.

Как энциклопедии переписывают друг друга, не проверяя при этом факты, так и исторические науки приписывают Луи Пастеру бесчисленные научные открытия, которых он не делал. За неимением достаточного места я ограничусь цитированием двух характерных примеров, которые точно описывают эпоху жизни Бешама в Монтпелье и знакомят с двумя важными этапами в истории медицинских наук. Я вынужден, к сожалению, изложить всё очень кратко, однако все необходимые документы можно найти в Международном архиве Клода Бернара. Следует обратить внимание на тот факт, что речь идёт не о простых приоритетах, а о конфликте совершенно противоположных научных концепций, в ходе которых Пастер полностью ошибался на протяжении ряда лет. Можно легко отыскать нужные документы, так как они находятся почти полностью в Бюллетенях Академии наук.

Первый пример касается открытия источников появления микробов при инфекционных заболеваниях. В 1865 г. болезнь шелковичных червей, которой животноводы дали название "пебрина", охватила юг Франции. Бешам, будучи в г. Монтпелье, исследовал эту болезнь и сделал вывод, что она провоцируется

паразитом, который заражает червей, — и это соответствовало действительности. "Пебрина, — писал он, — сначала атакует червя снаружи, а ветер разносит зародыши паразита. Одним словом, болезнь не является врожденной". Однако Луи Пастер, уполномоченный правительством, категорически выступил против подобных утверждений Бешама. Пастер ошибочно утверждал, что речь идет о "врожденной болезни". Что "маленькие тела" (термин "микроб" появился спустя 13 лет), рассматриваемые Бешамом в качестве паразитов, появившихся в результате внешнего заражения, являются всего лишь больными клетками самого червя, "наподобие красных кровяных телец, шариков гноя" и т.д. По его мнению, они не способны к самовоспроизведению и возникли в результате ошибок, допущенных при разведении шелковичного червя. Он совершенно не разобрался с этим явлением и поэтому так выступал против "паразитарной" теории (которая в настоящее время принята всеми). По возвращении он написал министру: "Эти люди (Бешам и его сподвижник Эстор) сойти сума. Они компрометируют науку и университет своим легкомыслием".

В течение пяти лет Луи Пастер настаивал на своих ошибочных выводах. А что говорят об этом сегодня? Словарь французской биографии ("Ditionnaire de la Biographie française"), солидное и почти официальное издание (напечатанное по конкурсу CNRS – "Национального научно-исследовательского центра"), единственное, которое посвятило Бешаму научную статью, так описывает эту поразительную ситуацию: "Бешам в противоположность Пастеру отрицал наличие паразитов, вызывающих заболевание", однако везде повторяют, что это Луи Пастер открыл паразитарное происхождение пебрины. Факты, как мы видим, подтасованы. Луи Пастеру приписывают те идеи, с которыми, как мы уже смогли убедиться, он вел беспощадную борьбу. А Бешаму приписывают единственную ошибку Пастера или, если быть точнее, все его ошибки, так как они многочисленны. Например, Бешам четко дифференцировал пебрину от флашерии, другой болезни шелковичного червя, причиной которой является ассоциация микробов, которые он подробно описал. На сегодняшний день мы практически ничего не смогли найти нового из того, что он в свое время нам оставил в наследство. А Луи Пастер в который уже раз так ничего и не понял. Нужно только прочитать то, что он написал по этому поводу. Это невероятно! Например, болезнь проявлялась тогда, "когда у червей (конечно, шелковичных) было недостаточным кожное дыхание"(!), и чтобы противодействовать этому заболеванию, необходимо "вызвать у червей испарину"(!). Всякий раз, когда черви болеют пебриной, - писал он, - то она сопровождается в большей или меньшей степени флашерией (тогда как Бешам доказал, что это две совершенно различные болезни). А как считают сегодня? Считают, что это открыл Пастер, который установил различие между этими двумя болезнями шелковичных червей.

На самом деле именно он и путал их между собой и доказывал, что фла-шерия имеет микробное происхождение.

Доказывают, что Бешам не верил в существование микробных болезней. На самом же деле именно он еще задолго до Пастера доказал природу их существования. Имеется еще ряд исторических фактов (легко проверяемых в официальных изданиях), которые были подвергнуты искажению.

"Не следует забывать о важности исследований шелковичного червя, потому что они открыли путь для исследований микробного происхождения различных инфекционных заболеваний. К сожалению, исследования в этой области были ошибочно отнесены к основным заслугам Луи Пастера. В действительности же заслуги в этой области принадлежат лоррейнскому учёному (то есть Бешаму).

Второй пример относится к не менее значимому открытию "растворимого фермента". В 1867 г. Бетам опубликовал свои курсы лекций, прочитанных ранее на факультете в Монтпелье. Этот замечательный курс содержит в себе результаты исследования ферментации и, в частности, очень важное открытие — "растворимого фермента". "Ферменты" (напомним, что позднее их назовут "микробами") являются, как он писал, живыми организмами. Однако, как он пространно объяснял, не следует смешивать живой организм с субстанциями, которые он вырабатывает и выделяет. Они относятся к чисто химическому порядку и поэтому названы "растворимыми ферментами". Именно о них и идёт речь. Бешам продемонстрировал это на примере алкогольной ферментации. Чтобы избежать путаницы между живыми (так называемыми нерастворимыми) организмами и продуктами их секреции (как их называют растворимыми ферментами), он дал последним родовое имя "зимазы" ("zymases") (каждый тип микроскопических живых ферментов способен вырабатывать различные зимазы). С этого момента Бешам придавал этим понятиям особенное значение. Тогда как ферменты в классическом понятии "являются организованными, то есть сформированными из клеток с большей или меньшей способностью самостоятельно воспроизводиться и размножаться", в противоположность им зимазы ведут себя как реагенты и их действия имеют "чисто химическую основу". Одним из фундаментальных выводов Бешама является то, что "мутации органической материи, организованной или неорганизованной, по сути своей происходят в соответствии с обычными законами химии". И в качестве вывода: "Здесь нет ничего, кроме химии". Таким образом, Бешам выступил против теории "виталистов", популярной и в настоящее время среди физиологов. Эта теория настаивает на существовании таких жизненно важных феноменов, которые не подчиняются общим законам физики и химии.

Клод Бернар настолько проникся теориями Бешама, что посвятил свои последние исследования доказательству их правомерности, однако инфекционная болезнь и смерть преждевременно прервали их. "Как жаль, — заявил он в момент смерти, — что все так быстро закончилось". Действительно, он противодействовал Луи Пастеру, который ошибался в очередной раз. Пастер поддерживал теорию "виталистов", в которую очень долго никто не верил: он настаивал на том, что микроскопические живые ферменты воздействуют не посредством выделяемых ими растворимых ферментов, а посредством исключительно живого воздействия.

Молодой д'Арзонваль, последний лаборант К. Бернара, сообщил свои последние размышления известному химику Марселену Бертело, который был согласен с теорией Бешама о существовании растворимых ферментов, что

спровоцировало известное противостояние (о нем упоминают во всех историях наук) между Бертело и Луи Пастером. Луи Пастер хотел "подорвать авторитет Бернара" и поэтому заявил после восемнадцати месяцев дискуссии: "Вопрос о растворимом ферменте закрыт, он больше не существует, Бернар заблуждался". Но во все последующие годы ученые не прекращали доказывать, что Бешам справедливо критиковал Пастера, что еще раз доказало одно из его открытий о выделении в отдельную группу микробных токсинов (тип растворимых ферментов). В 1897 г. немецкий ученый Бюхнер повторил исследования Бешама о растворимых алкогольных ферментах (он снова использовал термин "зимаза"). Химическая трансформация токсинов в анатоксины по методу Рамона активно используется в настоящее время для приготовления вакцин и т.д.

Теперь можно лишь констатировать, до какой степени фамилия Бешама систематически игнорировалась, а затем была и полностью забыта. Открытие "зимазы" оценивалось настолько высоко, что в небольшом томе, вошедшем в 150-ти страничное издание "Истории биологии от ее истоков до наших дней" (№ 1 коллекции "Что мне известно?" – "Que sais-je?"), только две страницы посвящены этому открытию. Однако это важное открытие с 1897 г. приписывали Бюхнеру. Достаточно открыть словарь Littré, последний том которого был опубликован в 1873 г., и убедиться что термин "зимаза" фигурировал в нём так, как его окончательно сформулировал Бюхнер. Там же можно найти ссылку на сообщение Бешама и Эстора в Академию наук в 1868 г. об этом открытии (которое датировано 1864 г., то есть за 30 лет до публикации Бюхнера).

"А ведь своим открытием о зимазах, или растворимых ферментах, когда он утверждал, что в этом процессе нет ничего, кроме химии, он уже выступил против пастеровской виталистской доктрины. Весь мир признает теперь то, что Бешам горячо отстаивал положения своей теории на своих лекциях в Монтпелье, а также в своей книге, опубликованной в 1876 г. Однако уже тогда были подтасованы исторические факты: Бешаму приписывали ошибки Пастера, а об ошибках последнего исследователи целомудренно умалчивали.

Понятно, что речь не о простой борьбе за право первенства. А речь идёт о научном противостоянии по фундаментальным проблемам медицины" (Опубликовано в "Бюллетене Академии и Общества наук Лоррейна", том XIX, №4, 1980 г.).