Глава LXXXII

Грасьоле, 2

Спальня Изабеллы Грасьоле: детская комната с оранжево-желтыми полосатыми обоями, узкая кровать из металлических трубок с подушкой в виде Снупи, низкое широкое кресло с подлокотниками, заканчивающимися шишечками, покрытое тканью с бахромой, двустворчатый шкафчик из белых деревянных панелей, оклеенных пленкой, имитирующей кафель в стиле рустика («Модель Делфт»: голубые с крохотными щербинами плитки, попеременно изображающие ветряную мельницу, пресс и солнечный циферблат) и школьная парта с углублением для карандашей и тремя отделениями для книг. На парте — пенал, украшенный трафаретным орнаментом с изображением изрядно стилизованных шотландцев в национальных костюмах, дующих в волынки, стальная линейка, слегка помятая жестяная эмалированная коробочка с надписью «СПЕЦИИ», заполненная шариковыми ручками и фломастерами, апельсин, несколько тетрадей с обложками из мраморной бумаги, которую используют переплетчики, флакончик чернил «Waterman» и четыре бювара из коллекции, которую Изабелла собирает, но, правда, не так серьезно, как ее конкурент Реми Плассаер:

— младенец в трусиках «лодочка», толкающий перед собой обруч (подарок от канцелярского магазина «Fleuret Fils» из Корволъ л’Оргейо);

— пчела (Apis mellifica L.)(подарок от лаборатории «Juventia»);

— гравюра из серии «Мода», на которой изображен мужчина в красной пижаме из чесучи, шлепанцах из тюленевой кожи и небесно-голубом халате из кашемира, обшитом серебряным шнуром (NESQUIK: я бы выпил еще!);

— и, наконец, № 24 из серии «Великие дамы в истории Франции», подарок от «Недели с Сюзеттой»: мадам Рекамье; в маленькой гостиной ампир на канапе сидят немногочисленные слушатели в черных фраках, а возле зеркала псише, поддерживаемого Минервой, на шезлонге, вогнутом как люлька, возлежит молодая женщина: томность позы контрастирует с ярким блеском ее алого платья из плотного сатина.

Над кроватью — удивляя своим присутствием в этой подростковой комнате — висит теорба с овальным корпусом, одна из тех лютней с двойным грифом, скоротечная мода на которую установилась в шестнадцатом веке, достигла кульминации при Людовике XIV — считается, что на ней блестяще играла Нинон де Ланкло, — а затем закатилась, и которую вытеснили барочная гитара и виолончель. Это единственный предмет, который Оливье Грасьоле после убийства жены и самоубийства тестя привез с конного завода. Рассказывали, что инструмент всегда находился в семье, но никто ничего не знал о его происхождении, и когда Оливье наконец показал семейную реликвию Леону Марсия, тот без труда ее идентифицировал: это была предположительно одна из последних изготовленных в мире теорб; на ней никогда не играли, ее сделали в тирольской мастерской Штайнеров и наверняка не в период наивысшего расцвета, когда их скрипки сравнивались со скрипками Амати, а уже на спаде производства, вероятно, в самом начале второй половины восемнадцатого века, когда лютни и теорбы считались скорее коллекционными курьезами, чем музыкальными инструментами.

В школе Изабеллу никто не любит, и она, похоже, ничего не делает для того, чтобы ее полюбили. Одноклассники говорят, что она совершенно чокнутая, и уже несколько раз к Оливье Грасьоле приходили родители с жалобами на то, что его дочь рассказывает другим ученикам класса, а иногда даже на общих переменах в школьном дворе — причем детям намного младше ее — истории, которые их пугают. Например, мстя Луизетте Герне, которая опрокинула чернильницу на ее рабочий халат для занятий рисованием, она рассказала, что всякий раз, когда та выходит из лицея на улицу, за ней идет порнографический старик , и когда-нибудь он на нее нападет, сорвет с нее всю одежду и заставит делать ему разные гадкие штуки. Еще она убедила Доменику Кроз, которой было всего десять лет, что привидения существуют на самом деле, и что однажды она видела отца девочки в средневековых рыцарских доспехах среди толпы перепуганных стражников, вооруженных протазанами. А еще, когда задали сочинение на тему «Мое самое прекрасное воспоминание о каникулах», Изабелла написала длинную и запутанную любовную историю, в которой рассказала, как, преследуя Принца в Маске, — после того как поклялась никогда не смотреть ему в лицо, — она, в золотой парче, шагает по мраморным в прожилках плитам в сопровождении целой армии пажей с горящими факелами и карликов, наливающих ей хмельные вина в кубки из позолоченного серебра.

Оторопевший учитель по французскому показал это сочинение директрисе лицея, а та, ознакомившись с заключением педагога-консультанта, написала Оливье Грасьоле, настойчиво рекомендуя показать дочь психотерапевту и советуя на следующий год определить ее в специализированное психолого-воспитательное учреждение, где смогли бы лучше отслеживать ее интеллектуальное и психическое развитие, но Оливье довольно сухо отписал, что, даже если подавляющее большинство сверстниц его дочери — блеющие овцы, способные лишь хором повторять: «Хозяйка кормит курочек» или: «Крестьянин обрабатывает землю плугом», то психику Изабеллы нельзя считать аномальной или даже хрупкой только потому, что у нее есть воображение.