О БОРЬБЕ С ГРЕХОМ, МИЛОСТЫНЕ

Как и с чего начинать бороться со своими грехами и страстями? Возьми свой любимый грех, свой корешок - привычку, как мы называем, Святые Отцы называют - страсть. И если мы его не оставим, мы Царствия Божия не наследим. А если у нас парочка таких есть, а то и больше? Уже растеряемся, правда? Вот епископ Феофан Затворник что пишет: "Возьми самую злую страсть, привыч­ку, грех, иди - расправляйся, а заодно ты натолкнешься на прочие свои грехи и будешь выправляться, но умоляй все-таки Небо о помощи, не думай, что ты один справишься". На это епископ Феофан Затворник еще указывает: "Если у тебя есть искреннее покаяние и искреннее, следовательно, смирение, попроси живущих с тобой помочь тебе, и за это смирение, что ты смиряешься перед своими ближними, низшими, и как бы публично каешься, Господь тебя быстро избавит от этой привычки греха и страсти. За одно только искреннее смирение, что ты каешься не только перед священником, но даже перед своими близкими, родственни­ками." Я не имею в виду пьянство или другие пороки, а такие грехи, как: ложь, лень, гнев, ярость, чревобесие, тщеславие, "якание", самохвальство, - которые нам надо непременно искоренить.

-Что мне делать, как избавиться от борющей страсти? Я сам не в силах с нею справиться и прихожу в отчаяние.

-Если будешь иметь искреннее покаяние, то Господь непременно, незримо, непонятно для кающегося пошлет помощь Свою благодатную, и ты возненавидишь эту страсть. А как это произойдет, ты сам не заметишь! Только Господь требует искренней настойчивости и постоянства. Вот нам, монахам или священникам, очень легко об этих вещах плакать, когда мы готовимся служить или причащаться, когда мы назойливо, настойчиво, упрямо это оплакиваем и надоедливо выпраши­ваем на литургии, в особенности: об исцелении, об очищении, об освобождении. Вся сила в вере, и настойчивости от веры и постоянстве от веры, в смирении от веры.

Осознавая это, надеяться как-нибудь отстоять - это непро­стительное легкомыслие. И, конечно, так называемой, общей исповедью, неправославной, ты никогда не избавишься от своих грехов. Надо себя обесславить, обесчестить, подробно пояснив каждый раз, терпеливо, как произошел грех, а не название грехов. Тогда, невидимо, мы получаем помощь благодатную, и из сердца грех изглаживается до степени ненависти, неприязни к нему. Это есть уже известие нам, что грех нам прощается. А пока мы не имеем этой ненависти, а только жалеем, что мы сделали, - это еще не есть извещение, что нам прощен грех.

-Можно ли попросить какого-то брата замечать за мной неправильные поступки, грехи, погрешности в делах, словах, и напоминать, обличать?

-Не ко всякому брату ты можешь обратиться с этим. Но ты помни, как ты можешь ему повредить тем, что он будет тебе напоминать и помогать, и сам будет расточаться. Не потому, что он будет поврежден желанием так же грешить, как ты грешишь, нет. Он может повредиться самоценом, т.е. свойством гордости, или станет тщеславиться. Новоначальному ни в коем случае нельзя поручать это, как бы ты его ни любил. В таких случаях в монастырях обычно бывает так: иди к духовнику, жалуйся и скажи: "Отче, укажите мне на помощь кого-нибудь из братии, из старших братии, чтобы я избавился от такой-то страсти". Он может тебе указать какого-нибудь брата.

Нет греха, нет привычки, нет страсти - даже природной, от родителей, - которая бы не была излечена Благодатью Божией. Все излечимы. По мере степени веры. Вот почему мы милостью Божией ушли в "больницу", которая называется монастырь, чтобы лечить именно своя тайная. Это причина монашества. Не совершенствоваться, нет! А каяться!

-Бывает с братией разговор о духовном совершенствовании?

-Вообще разговор очень дерзкий, когда даже и подумают о том, что я хочу совершенствоваться: пойду в монастырь. Это уже высшая форма гордости! Понимаешь? Уже самоцен, уже очень тяжкий больной человек! Надо ему кричать "караул!", что он такие вещи даже подумал, а тем более вслух сказал.

-Можно ли брата испытать и сознательно, искусственно искушать его, проверять на язык и т.д.?

-Если есть необходимость общаться с ним часто и заметишь что-то тебя царапающее, сердцу твоему неприемлемое, ты можешь, конечно, искушать, чтобы не повредить себе. Мы знаем старинную нашу поговорку: "С кем поведешься - от того и наберешься", да?

-То есть испытать его, да?

-Осторожно, если ты имеешь необходимость с ним часто общаться. Но будь осторожным. На это получи все-таки благословение духовника.

-Каким нищим подавать, каким - нет, и как испытать, действительно ли он нуждается?

-Очень трудно испытать это. Уже мы знаем правило: на паперти стоящим не подавать. В наше время нищие все выпивают или нюхают, или принимают эти таблетки, порошки кофеина и т.д. Постоянные посетители аптек. Это больные люди. Жизнь настолько извращена, что это оказался самый легкий образ жизни и неисцелимый. Ему не холодно, не мокро, а ему надо утолить свою страсть: или вино, или деньги. Мы же знаем, что многие нищие имеют книжки, очень богатые люди. Для того, чтобы не помогать ему грешить, мы ему не подаем, так? Чтобы не быть повинными в том, что мы ему помогаем валяться в преступных грехах. Господь ведь видит, что мы поверили и дали нищему рубль, да? А этот рубль он снесет своей страсти, да? Или пойдет, купит вино, или отдаст в банк, себе на книжку... Поэтому нас предостерегают - не калечить больного человека. Это больные люди. А ищи настоящих нищих, которые на самом деле, ради Господа Иисуса Христа, просят и ждут - и некому подать. А мы виноваты в том, что не ищем таких людей, о них не заботимся.

-А есть милостыня духовная. Можно же подавать не только деньгами и материально, но и чем-нибудь другим?

-А как же. Советом, сочувствием, слезой, своей слезой, или своей радостью с радующимися, или отдать свое собственное, себе нужное. По правилу: никому никогда не отказывать. Бывает так, что ничего нет. Отдай свой носовой платок, если он чистый. Отдай. У тебя тросточка есть - отдай тросточку свою. Иди домой без палки, без тросточки.

Я рассказывал, что когда мы шли по улице с отцом Иоанном Кононовым, он просил нищего: "Подожди минуточку, я зайду за уголок и тебе принесу сейчас." Оказывается, он шел за уголок, снимал свою рясу, свой подрясник, снимал свою единственную, свою последнюю рубашку и приносил: "Вот, возьми, пожалуйста." И оставался в подряснике на тело, и кончалось тем, что у него больше белья не было. Он стал одевать кофточки от своей жены. И таким образом, он отдавал кофточки нищим. Жена, покойница уже, стала плакать: ей одеть нечего. Но скоро она умерла. Он попросил ей смерти. Она была очень тяжелым человеком и досаждала ему. Он, по простоте своего сердца, стал молиться на литургии: "Сотвори милость Свою на мне, избави меня от моей супружницы." Она заболела, он ее соборовал, причащал, и она мирно ушла. Он ее похоронил и, ликующий, пошел домой. Вот, как он любил отдавать. Отнего прятали и сахар, соль прятали, крупу прятали. Буквально все отдавал. Книжки отдавал, иконы отдавал. Была такая любовь! Он говорил: "Ну как же я его не утешу, как же я его не обрадую? " Он ему напихает массу изумительных муд­ростей духовных (он окончил Казанскую Духовную Академию). Мы вместе сидели в тюрьме. Я у него часто служил на приходе. Когда он служил обедню, около него невозможно было стоять. Это огненное предстояние Богу, это был какой-то огонь. Он требовал у Бога, не просил, а требовал: "Дай, Ты должен дать!" И когда он молился, он стоял с воздетыми руками, как преподобный Маркел. Какая у него была чистота и дерзновение! И страшно плакал!

Достаточно было показать бесноватому его фотографию, и бес выходил. Он 12 раз сидел. А причины не было никакой, потому что он политикой не занимался, антисоветских разговоров никаких не было. Это был очень мудрый, разумный человек. Как говорят, "пастырь добрый". Евангелие знал наизусть, от корки до корки. Его кандидатская и магистерская работа была на тему о Достоевском, о "Братьях Карамазовых". Он разобрал с христианской точки зрения сцену братьев Карамазовых и старца Зосимы. И за это он получил кандидатскую степень.