Хайнц Л. Ансбахер 11 страница

Мальчик до сих пор ходит под себя днем и не может контролировать нормальную походку. Эти симптомы проявляются тогда, когда тот или иной ребенок верит или хочет верить в то, что он все еще маленький. И эти показатели подтверждают наше заключение, что данный мальчик хотел уцепиться за свое прошлое и вернуться к нему, если бы это было возможно.

До того, как ребенок родился, в доме уже держали гувернантку. Она очень привязалась к малышу и при случае всегда занимала место матери, беря ребенка под свое покровительство. Из этого мы могли вывести определенные выводы. Мы уже знаем, как жил ребенок, знаем, что он не любил вставать рано по утрам. Описание его долгого пробуждения сопровождалось жестом отвращения. И мы вынесли заключение, что мальчик не любит ходить в школу. Тому, кто не ладит со своими школьными товарищами, кто чувствует себя угнетенным, кто не верит, что способен хоть что-нибудь довести до конца, вряд ли захочется пойти в школу. И как результат, у него не будет желания вставать утром для школы.

Его гувернантка, однако, сказала, что мальчик все же хотел ходить в школу. Действительно, когда недавно он был болен, то даже упрашивал, чтобы ему позволили встать. И в том, что мы отметили выше, нет никакого противоречия. Вопрос же должен ставиться такой: «Как гувернантка допустила такую ошибку?» И обстоятельства, при которых это случилось, понятны и даже забавны. Просто больной ребенок мог позволить себе заявить, что он хочет идти в школу, так как точно знал ответ своей гувернантки: «Тебе нельзя идти, ведь ты же болен». Семья, однако, не понимала кажущейся противоречивости и пребывала в растерянности в своих попытках сделать что-нибудь с мальчиком. У нас также часто была возможность наблюдать за неспособностью этой гувернантки понять, что же в действительности творилось в душе ее любимца.

В характере мальчика развилось и еще кое-что, что стало непосредственной причиной посещения нас, психологов. Дело в том, что он украл у гувернантки деньги для покупки конфет. Это еще раз показало, что мальчик вел себя как маленький ребенок. Взятие без спроса денег на сладости является исключительно детской чертой. Малыши всегда подвержены этому пороку, когда не могут контролировать свою страсть к леденцам; это также дети, которые не могут контролировать функции своего организма. С психологической точки зрения рассматриваемая ситуация означает следующее: «Вы должны следить за мной, иначе я набедокурю». Мальчик все это время пытался подстроить ситуации таким образом, чтобы окружающие были заняты только им, потому что у него не было уверенности в себе. Когда мы сопоставили ситуацию в семье со школьной, связь между ними стала очевидной. Дома он мог найти людей, которые возились с ним, в школе он таковых иметь не мог. Но кто хоть раз попытался что-нибудь изменить в поведении ребенка?

К тому времени, когда мальчика привели к нам, его считали отсталым и неполноценным ребенком, в то время как он совершенно не заслуживал подобной характеристики. Он был вполне нормальным. И чем скорее бы он обрел веру в себя, тем быстрее бы стал учиться на равных со своими школьными товарищами. Он постоянно был склонен видеть во всем для себя только плохое и заранее предвкушать поражение, прежде чем сделать хоть шаг вперед. Отсутствие уверенности в себе проявлялось в каждом его жесте, что и было отражено в характеристике учителя: «Не может сосредоточиться, рассеян, замкнут и т.д.». Его неуверенность была столь очевидной, что никто бы не смог этого не заметить; а обстоятельства так явно складывались против него, что изменить его точку зрения на свой счет было бы очень трудно.

После заполнения нашей анкеты мы дали психологическую консультацию. Нам пришлось побеседовать не только с мальчиком, но и с целой группой людей. Во-первых, с матерью, которая давно смирилась с тем, что сын ее безнадежен, и пыталась лишь помочь ему в том, чтобы он время от времени хоть что-нибудь мог бы делать. Во-вторых, со старшим братом, который с презрением взирал на своего младшего брата.

Наш мальчик, естественно, не мог ответить на вопрос: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» И это наводит на размышления. Всегда подозрительно, когда подросток вообще не знает того, кем он хочет быть. В жизни случается так, что люди обычно выбирают не ту профессию, о которой мечтали в детстве. Но это не имеет значения. Во всяком случае, у них есть цель в жизни. В самом раннем возрасте дети хотят стать шоферами, сторожами, кондукторами или кем-то еще, что вызывает у них детское восхищение. Но когда у ребенка нет никакой цели, то в этом случае надо предполагать, что он боится смотреть в будущее и хочет вернуться в свое прошлое, иначе говоря, он хочет избежать будущего и всех проблем, связанных с ним.

Казалось бы, это входит в противоречие с одним из основных утверждений индивидуальной психологии. Мы всегда вели речь о стремлении к превосходству, характерному для детского возраста; и мы попытались доказать, что каждому ребенку свойственно желание раскрыться; что он хочет стать значительнее, чем другие, хочет чего-нибудь добиться в своей жизни. И неожиданно перед нами появляется ребенок, разбивающий наши доводы; ребенок, стремящийся уйти в тень, стать меньше и найти себе покровителя. И как же нам все это объяснить? Динамика психической жизни не проста. Любое движение души несет в себе запутанность и сложность. И если в сложных случаях мы будем делать упрощенные заключения, то мы постоянно будем пребывать в заблуждении. Любая сложная педагогическая ситуация содержит подводные камни, и попытка решить данный вопрос диалектически с точки зрения борьбы противоположностей, как например, если утверждать, что мальчик пытается двигаться в обратном направлении, чтобы оказаться сильнейшим, а также быть в безопасности, — все это не выдержит критики, пока не станет понятной вся картина в целом. Исходя из этого, мы видим, что такие дети по-своему, пусть и в забавном виде, правы. Они никогда не станут такими же сильными и влиятельными, какими являлись в то время, когда были еще очень маленькими, слабыми и беспомощными и ничего от них не требовалось. Такой ребенок, потерявший уверенность в себе, боится, что у него никогда и ничего не получится. И можем ли мы тогда предположить, что он с готовностью встретится с будущим, в котором от него будут чего-то ожидать? Он должен избегать любой ситуации, в которой его силы и возможности должны быть использованы для определения его как индивидуальности. Таким образом, устраняется все, кроме четко очерченной сферы деятельности, где с него будут спрашивать по минимуму. Отсюда легко становится понятным, что остается лишь определенная толика устремлений — быть признанным; и это то признание, которое он получал, будучи малышом, зависящим от других.

Нам пришлось побеседовать не только с учителем мальчика, его матерью и старшим братом, но также и с отцом и нашими коллегами. Такое количество обсуждений требует огромного труда, большей части которого можно было бы избежать, если бы мы могли склонить на свою сторону учителя. Это не означает, что такое невозможно, но, однако, не все так просто. Многие учителя до сих пор очень строго придерживаются старых методов и взглядов и считают психологические исследования чем-то экстраординарным. Многие из них опасаются, что психологический тест фиксирует потерю их влияния, или же они считают подобные тесты неоправданным вмешательством. И это, разумеется, не так. Психология — это наука, которую нельзя одолеть за один присест и которую надо изучать и использовать на практике. Однако при неверной точке зрения от нее как от науки, увы, мало пользы. Терпимость также является необходимым качеством, особенно для учителя; и похвально, когда он восприимчив к новым идеям психологии, даже если они, казалось бы, входят в противоречие с нашими сложившимися взглядами. Сегодня при существующих условиях у нас нет права категорически опровергать мнение учителя. Что же делать в такой сложной ситуации? Наш опыт предполагает единственное в подобных случаях действие: вызволить ребенка из того затруднительного положения, в которое он попал, иначе говоря, просто забрать его из школы. И при этой процедуре никто не пострадает. Практически никто не знает, что происходит; мальчуган же, наконец, лишается своего тяжкого бремени. Он входит в новую ситуацию, неизвестную ему во всем. Ему не нужно беспокоиться о том, что кто-то о нем плохо подумает, как и не нужно переживать презрение со стороны окружающих. Каким образом это достигается, объяснить не так просто. Очень большая нагрузка в связи с этим падает на семью. Наверное, каждый педагогический случай имеет свой, несколько отличный подход к решению. Однако нам того было бы легче иметь дело с такими детьми, у которых большинство учителей сведущи в индивидуальной психологии, которые с пониманием воспримут любую ситуацию и смогут помочь своим детям в школе.

ГЛАВА 14. ВОСПИТАНИЕ РОДИТЕЛЕЙ

Эта книга, как уже отмечалось выше, адресована родителям и учителям; и те и другие могут в равной степени использовать новые данные психологии в психической жизни ребенка. Последние исследования говорят о том, что когда ребенок получает хорошее образование, то не имеет решающего значения , под чьим большим руководством — родителей или учителя — шло воспитание и развитие этого ребенка. Мы имеем в виду, разумеется, внешкольное образование — не обучение учебным дисциплинам, а развитие личности, что является важнейшей частью образования. Сегодня, хотя обе стороны (и родитель и учитель) вносят свою лепту в процесс воспитания, — родители вносят поправки в несовершенство школы, учитель корректирует недостатки семейного воспитания — тем не менее истина такова, что в наших больших городах под влиянием современных социальных и экономических условий основное бремя ответственности падает все же на учителя. В большинстве своем родители не столь восприимчивы к новым идеям, как наши учителя, имеющие профессиональный интерес к воспитанию детей. Свою надежду в подготовке подрастающего поколения завтрашнего дня индивидуальная психология прежде всего связывает с изменением школ и учителей, хотя и сотрудничество с родителями ни в коей мере не исключается.

Однако как только речь заходит о воспитательной работе учителя, неизбежно на свет выходит конфликт, столкновение с родителями. И очевидность этой ситуации проявляется прежде всего в том, что корректирующая деятельность учителя в какой-то мере предполагает неудачу самих родителей. А это в некотором смысле своего рода обвинение в их адрес, что очень часто так ими и воспринимается. И как в такой ситуации учителю обращаться с родителями?

К данной проблеме относятся следующие замечания. Они, конечно, написаны с точки зрения учителя, которому приходится работать с родителями как с психологической проблемой. При чтении данных предложений родителям не следует обижаться, так как этот материал обращен прежде всего к необразованному родителю как своеобразному феномену массового характера, с которым учителю и приходится иметь дело.

Большинство учителей отмечают, что намного сложнее найти подход к родителям трудного ребенка, чем к самому ребенку. Этот факт говорит о постоянной необходимости соблюдения учителем определенного такта. Учитель всегда должен вести дело, априори считая, что родители не могут быть в ответе за все дурные качества, которые проявляются ребенком. В конце концов родители не являются искусными педагогами и к воспитанию детей подходят традиционно. Когда их вызывают в школу по поводу их детей, то они приходят с чувством обвиняемых, совершивших преступление. Такое настроение, заранее обусловленное внутренним ощущением вины, требует максимальной тактичности со стороны учителя. Следовательно, весьма необходимо в связи с этим, чтобы учитель в таких случаях постарался изменить это настроение родителя на дружественное и открытое, предоставить себя как бы в качестве помощника в распоряжение родителей, доверяя их добрым намерениям и цели.

Родителей никогда не следует упрекать, даже если на это есть веские основания. Мы достигнем больших результатов, если установим с ними своего рода соглашение, если убедим их изменить свое отношение и работать с нами в соответствии с нашими методами. Нет смысла в том, чтобы указывать родителям на их прошлые ошибки в обращении с детьми. Единственное, что необходимо, это попытаться склонить их к принятию нового плана действий. А объяснение им, что они там-то и там-то поступили неправильно, только обидит их и вызовет нежелание сотрудничать. Как правило, ухудшение в поведении ребенка не появляется вдруг, во всем этом всегда есть своя предыстория. Родители приходят в школу с убеждением, что они что-то упустили из виду. И им не следует давать знать, что мы думаем то же самое. С ними также не надо разговаривать категорически и догматически; советы же и предложения никогда не следует давать менторским тоном. В предложения желательно включать такие слова, как: «может быть», «вероятно», «возможно», «вы могли бы попытаться сделать так». Даже если нам точно известна природа ошибки и найден способ ее исправления, никогда не следует прямо указывать на нее родителям, чтобы не показать, будто мы давим на них. Само собой разумеется, что не всегда каждый учитель проявляет максимальную тактичность, как и нельзя потребовать ее мгновенного проявления. Интересно проследить подтверждение этим мыслям в автобиографии Бенджамина Франклина. Он, в частности, пишет: «Как-то один из квакеров, с которым я был в приятельских отношениях, любезно сообщил мне, что я обычно кажусь гордецом, что моя горделивость часто проявляется в беседе, что при обсуждении любого дела я не довольствуюсь тем, что уже прав, а демонстрирую свое превосходство и некоторую наглость, в чем он и убедил меня, приведя несколько примеров. И я попытался вытравить из себя, если получится, этот порок или глупость среди прочих оных; и я добавил в перечень недостающих мне качеств смирение, придав сему слову более широкое значение». < ... >

«Я не могу похвалиться существенным успехом в достижении истинной глубины этой добродетели, но я сделал достаточно в ее внешнем проявлении. Я взял за правило воздерживаться от резкого неприятия чувств других людей, а также от самовосхваления. Я даже запретил себе, помня о старых законах нашего тайного союза, использовать в своей речи каждое слово или выражение, которые заключали в себе оттенок непререкаемости, как, н-р: «определенно», «несомненно» и т. д. И вместо них я начал употреблять такие словосочетания, как: «Я представляю», «Я понимаю», «Я предполагаю» — то-то так-то и так-то, или как оно представляется мне в данный момент. Если кто-то отстаивал мысль, которая считалась мною ошибочной, то я отказывал себе в удовольствии резко противоречить ему и сразу же показывать абсурдность его утверждения. И отвечая собеседнику, я замечал ему, что в определенных ситуациях или обстоятельствах его мнение было бы верным, но в данном случае появились или, как мне представляется, имеются некоторые разногласия, и т. д. И скоро я открыл преимущества в изменении своего стиля общения; все беседы, в которых я принимал участие, протекали в более приятной атмосфере. Скромность, с которой я выдвигал свои точки зрения, обеспечивала более быстрое принятие и меньшее опровержение; я уже не так огорчался, когда оказывался не прав, и намного легче убеждал других отказаться от их ошибок и согласиться со мной, если я оказывался прав». < ... >

«И этот способ, который вначале я применял с некоторым насилием над собой, стал, наконец, таким легким и привычным для меня, что, наверное, в течение этих прошедших пятидесяти лет никто не слышал из моих уст ни одного догматического выражения. И благодаря именно этой привычке, учитывая еще мою честность, я так быстро высоко поднялся среди моих сограждан (это было в то время, когда я предложил новые институты государственности, или, по-другому, менял старый уклад жизни), а также, став членом общественных советов, я имел в них огромное влияние. И хотя я плохо говорил, не блистал красноречием, вечно подыскивал точные слова и страдал косноязычием, тем не менее мне обычно удавалось проводить свои решения». < ... >

«В человеческой природе ни одна из страстей не подчиняет себе нас так, как наша гордыня. И как бы мы ее ни скрывали, ни боролись с ней, ни подавляли, ни заглушали в себе, ни уязвляли, насколько позволяло желание, — она до сих пор существует и в любой момент готова высунуться и проявить свою сущность. Возможно, вы нередко узреете ее и в моем изложении, ибо если бы я даже смог утверждать, что полностью преодолел свою гордыню, все же мне следует гордиться моей смиренностью».

Правда, эти слова подходят не ко всем жизненным ситуациям. Этого нельзя ни ожидать, ни требовать от других. Позиция Франклина тем не менее показывает нам, насколько неудобной и безуспешной может быть агрессивная конфронтация. В жизни не существует универсального закона, удовлетворяющего все ситуации. Каждое правило эффективно только на данный момент, затем оно вдруг не срабатывает. Случаются ситуации, в которых единственным выходом является твердое слово. Однако если рассмотреть ситуацию, в которой принимает участие, с одной стороны, учитель, а с другой — обеспокоенные родители, уже испытавшие чувство унижения и готовые к дальнейшему унижению по поводу своего ребенка, и если мы также признаем, что без сотрудничества с родителями у нас ничего не получится, то станет очевидным, что метод Франклина есть единственно оправданный подход, чтобы помочь ребенку.

В связи с этими обстоятельствами, когда не имеет значения, что мы можем доказать, что правы, или показать свое превосходство; а когда существеннее бывает необходимость найти путь, чтобы помочь ребенку, вот тогда и возникают различные сложности. Многие родители не желают и слышать о каких-либо предложениях. Они либо изумляются, либо негодуют, либо выражают нетерпение, либо враждебность, потому что учитель вверг их и чадо в такую неприятную ситуацию. Подобные родители уже пытались, и не однажды, закрывать глаза на своих детей и отворачиваться от реальности. И вдруг их заставляют под нажимом открыто посмотреть на эти недостатки. Вся ситуация в целом очень неприятна, и не удивительно, что когда учитель начинает жестко или слишком энергично упрекать этих родителей, то он теряет всяческую возможность склонить их на свою сторону. Со многими родителями положение даже усугубляется. Они возмущенно протестуют против учителя и тем самым ограждают себя от его упреков. В таких случаях лучше всего показать этим родителям, что учитель нуждается в их помощи, а также постараться успокоить их и настроиться на дружелюбный с ними тон. Нельзя забывать и о том, что родители часто настолько крепко связаны путами традиционных и устаревших методов воспитания, что не в состоянии быстро освободиться от их последствий.

Например, если родитель ранее лишил ребенка смелости, обращаясь с ним сурово и глядя на него раздраженно, то это естественно, что по прошествии десяти лет ему крайне трудно вдруг неожиданно сыграть доброту и начать мило беседовать с ним. Можно было бы также добавить, что когда отец резко меняет свое отношение к ребенку, то последний вначале не поверит в искренность этой перемены. Он воспримет это как некую уловку, и доверие его к изменившемуся родительскому отношению будет расти медленно. В данном случае и высокоинтеллектуальные личности не являются исключением. Можно привести пример с директором средней школы, который своей постоянной критикой и придирками однажды довел сына почти до расстройства. После беседы с нами он осознал, что произошло; однако, вернувшись домой, вновь излил на сына язвительную проповедь, выйдя из себя из-за лености мальчика. И каждый раз, когда что-то в поведении сына не устраивало отца, тот терял самообладание и начинал разговаривать с ним очень жестко. И когда это возможно с человеком, который считает себя педагогом, то можно представить себе, что происходит с родителями, выросшими на догматической идее, что каждого ребенка за его ошибки необходимо пороть. Поэтому в работе с родителями надо использовать каждый прием из искусства дипломатии, каждое тактичное слово из арсенала учителя.

Нельзя также забывать, что воспитание детей в сочетании с тумаками является традицией, широко распространенной в беднейших слоях общества. Таким образом, происходит то, что дети из таких семей, возвращаясь домой после собеседования с учителем по поводу их поведения, встречают продолжение этой процедуры в форме порки со стороны родителей. И нам с грустью приходится констатировать, что наши педагогические усилия слишком часто сходят на нет из-за невежественного отношения родителей дома. И в таких случаях дети зачастую наказываются дважды за одну и ту же провинность, в то время как мы считаем, что и одного наказания более чем достаточно.

Нам известны печальные последствия, сопровождающие подобное двойное наказание. Представим себе ребенка, который должен принести домой дневник с плохими оценками. В страхе от родительской порки, он не показывает его им; а боясь наказания в школе, он пропускает занятия; или, скажем, подделывает в дневнике подпись родителей. И мы должны вовремя как замечать эти факты, так и относиться к ним серьезно; всегда необходимо рассматривать весь спектр взаимоотношений ребенка с окружающим его миром. Мы должны задать себе вопрос: а что произойдет от наших дальнейших действий? Как они повлияют на этого ребенка? И чем мы конкретно располагаем, что могло бы благотворно повлиять на него? Сможет ли ребенок выдержать ту психологическую нагрузку, к которой мы его подвели, и способен ли он будет извлечь из этого состояния что-то полезное и конструктивное для себя?

Мы знаем, что дети и взрослые по-разному относятся к трудностям. В процессе перевоспитания перед тем, как приступить к изменению образа жизни ребенка, необходимо быть очень осторожным и глубоко уверенным в результатах педагогического воздействия. Тот, кто к вопросам воспитания и перевоспитания всегда подходит обдуманно и всесторонне, тот сможет предсказать с высокой степенью определенности результаты своих усилий. Опыт и мужество очень существенны в педагогической деятельности, так же, как и непоколебимая вера в то, что несмотря ни на какие обстоятельства, всегда существует возможность уберечь ребенка от расстройства. И есть в конце концов старое и испытанное правило, которое гласит о том, что никогда не бывает слишком рано начать. Тот, кто привык воспринимать человека как целое и рассматривать проявления личности как часть этого целого, сможет понять и помочь ребенку намного эффективнее, чем тот, кто привык, вычленив один из симптомов, исследовать его как единую, застывшую схему. Так, например, происходит, когда учитель пишет родителям ученика по поводу плохо выполненного домашнего задания.

Сейчас наступает время новых идей, новых методов и нового понимания в вопросах воспитания детей. Наука оставляет в прошлом старые, изжившие себя подходы и традиции. Приобретенные знания возлагают на учителя больше ответственности, но в то же время и позволяют ему лучше понять проблемы детства и дают большую возможность помочь детям, которые проходят через его руки. Очень важно помнить о том, что отдельное проявление, рассматриваемое в отрыве от всей личности в целом, теряет свое значение; и мы сможем понять его только тогда, когда будем исследовать этот поведенческий акт в связи со всеми качествами личности.

ПРИЛОЖЕНИЕ I. ВОПРОСНИК ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ ЛИЧНОСТИ

Для исследования и работы с проблемными детьми. Составлен Международным обществом индивидуальной психологии.

1. Когда появился первый повод для беспокойства? В какой ситуации (психического или иного рода) находился ребенок, когда впервые были отмечены его неудачи?

Большое значение представляют нижеприведенные ситуации: изменение среды; начало школьной жизни; рождение новых детей; наличие младших или старших братьев и сестер; неудачи в школе; смена учителей или переход в другую школу; новые знакомства; болезни ребенка; развод или новое бракосочетание в семье; смерть родителей.

2. Имелись ли в раннем возрасте ребенка во время его еды, или когда он одевался, шел спать, такие проявления, как: умственная или физическая слабость, застенчивость, легкомысленность, скрытность, грубость, зависть, ревность, зависимость от других? Боялся ли ребенок одиночества или темноты? Осознает ли он свой пол в сексуальном отношении? А также особенности своего пола (первичные, вторичные и др.) Как он воспринимает противоположный пол? Насколько он просвещен в вопросах пола и своей сексуальной роли? Является ли он родным ребенком или пасынком? Или незаконнорожденным? Или приемным? Или сиротой? Как обращались с ним его приемные родители? Имеется ли с ними связь на настоящий момент? В соответствии ли с признанными нормами научился он говорить и ходить? Имелись ли в этом отношении трудности? Вовремя ли появились зубы? Имели ли место ярко выраженные трудности, когда он учился читать, рисовать, петь, плавать? К кому он был наиболее привязан: к отцу, матери, дедушке с бабушкой или няне? Необходимо определить, проявляет ли ребенок враждебность к своему окружению, а также попытаться найти первопричину его чувства неполноценности. Имеет ли место тенденция к избежанию им трудностей, и насколько проявляются в ребенке эгоизм и чувствительность?

3. Много ли хлопот доставляет этот ребенок? Чего и кого он больше всего боится? Вскрикивает ли он по ночам? Страдает ли он энурезом? Подавляет ли он только более слабых детей или держится высокомерно и с более сильными? Проявляет ли он горячее желание спать в родительской постели? Был ли он неуклюжим? Был ли у него рахит? Что можно сказать о его умственных способностях? Как часто его высмеивают и шутят над ним? Насколько он разборчив в вопросах прически, одежды, обуви и т. д.? Есть ли у него привычка грызть ногти или ковырять в носу? Потребляет ли он пищу с жадностью?

Для более полной картины надо также знать, в какой степени и как он стремится к лидерству, а также о том, не препятствует ли его упрямство следовать за его побуждением к действию.

4. Легко ли он завязывает дружбу? Проявляет ли он терпимость по отношению к людям и животным? Или он досаждает и мучает их. Есть ли у него привычка к коллекционированию или накопительству? Что можно сказать о его жадности и скупости? Является ли он лидером, склонен ли он к одиночеству?

Эти вопросы связаны с умением ребенка входить в контакт и со степенью потери им уверенности в себе.

5. Опираясь на вышеперечисленные вопросы, переходим к настоящему моменту: каково положение ребенка на сегодня? Как он ведет себя в школе? Нравится ли ему в школе? Пунктуален ли он? Волнуется он перед уходом в школу? Торопится ли он в школу? Теряет ли он свои учебники, портфель, тетради? Насколько он волнуется по поводу учебной работы и перед экзаменами? Забывает ли он выполнять школьные задания или он отказывается от них? Продуктивно ли он проводит свое время? Не ленив ли он? Не рассеян ли он? Мешает ли он классу? Как он относится к учителю (критично, высокомерно, безразлично)? Обращается ли он к другим за помощью в учебной работе или ждет, пока ему ее предложат? Есть ли у него стремление к занятиям физкультурой и спортом? Как он сам оценивает свои способности: средние или полная бездарность? Страстный ли он книгочей? Какой жанр литературы он предпочитает?

Эти вопросы помогают нам понять, насколько правильно ребенок подготовлен к школьной жизни; последствия приобретения «опыта школьной жизни»; а также его отношение к трудностям.

6. Надо иметь точную информацию о семейном окружении ребенка; болезнях в семье; алкоголизме; криминогенных тенденциях: неврозах; дебильности; сифилисе; эпилепсии; образе жизни. Были ли случаи смертей в семье, сколько лет было ребенку, когда они имели место? Является ли ребенок сиротой? Кто доминирует в семье? Насколько строго воспитывают в семье? Как часто воспитание сопровождается ворчанием и придирками, или оно отличается терпимостью? Не создает ли семья предпосылки для страха у ребенка перед жизнью? Осуществляется ли в семье за ребенком какой-либо надзор?

Исходя из положения и места, занимаемого ребенком в семье, можно судить о тех впечатлениях, которые он получает.

7. Каково возрастное положение ребенка в семье? Является ли он старшим, младшим, единственным ребенком; единственным мальчиком или девочкой? Имеет ли место соперничество, чрезмерное хныканье, недобрые шутки, желание унижать других?

Вышесказанное важно для изучения характера ребенка и его отношения к другим людям.

8. Сформировались ли у ребенка представления о будущей профессии? Что он думает о предстоящем супружестве? Какие профессии у других членов семьи? Что можно сказать о супружеской жизни родителей?

Из вышесказанного можно вывести заключение о том, насколько мужественно и уверенно ребенок смотрит в будущее.

9. Каковы его любимые игры, рассказы, исторические и вымышленные персонажи? Любит ли он мешать другим детям во время их игр? Обладает ли он даром воображения? Рассудочен ли он? Любит ли он помечтать?

Вышеперечисленные вопросы относятся к возможной тяге ребенка играть в жизни роль героя. Несоответствие этому в его поведении можно отнести к симптому потери уверенности в себе.

10. Каковы самые ранние воспоминания; яркие или периодически возникающие сны о полетах, падениях, слабости, опоздании к отходу поезда и прочие беспокойные сны.

В связи с этим очень часто можно выявить желание ребенка к одиночеству, предостережение об опасностях, некоторое проявление честолюбия, а также предпочтение отдельных людей, сельской жизни и т. д.

11. В чем проявляется потеря ребенком мужества? Считает ли он, что им пренебрегают? С готовностью ли он реагирует на внимание и похвалу со стороны? Бывает ли он суеверен? Избегает ли он трудностей? Принимается ли он за то или иное дело только для того, чтобы вновь от него отказаться? Проявляет ли он неуверенность в своем будущем? Верит ли он, что наследственность может плохо сказываться? Как часто окружающие действуют на него обескураживающе? Насколько пессимистично он смотрит на жизнь?