Неадекватные формы капитала 2 страница

Указанные особенности были характерны и для такой весьма специфичной отрасли хозяйства, как винокурение, социальная организация которого практически не влияла ни на процесс общественного разделения труда, ни на механизм ценообразования. В XVII в. казенные винокурни в большинстве своем работали на 10 % мощности, т. е. потенциального объема продукции при условии бесперебойной непрерывной работы в течение года243 . Это означает, что почти все винокурни работали лишь эпизодически. Только немногие более крупные казенные винокурни работали несколько более систематично (в Орлове на 12—15%, в Устюжне — на 26%, в Бежецке — на 30%, в Вятке — на 37—43%, в Можайске — на 46 % от потенциальной мощности)244 . Даже самая крупная для XVII в. нижегородская винокурня работала на 60% мощности245 . Таким образом, эпизодичность или большие перерывы в работе были типичны для всех предприятий этого столетия. Тем более это можно отнести к работе мелких винокурен частного владения, в том числе и немногих в XVII в. купеческих предприятий246.

Господство краткосрочных форм найма вело к нерегулярности производственных циклов, неравномерности загрузки оборудования не только в XVII в., но и в более поздний период. В 1719 г. купцы, владеющие винокурнями в Казанской губернии, в одном из челобитий специально оговаривали, что "у них на тех заводах с крепосми (т. е. с оформлением найма на длительный срок, — Л. М.) работных людей держать невозможно, понеже бывают у них в найме, в работе человек по неделе и дни по три, и по два, а по последней мере (т. е. в крайнем случае, — Л. М.) самое малое число (таких работников, — Л. М.), что по месяцу (работают, — Л. М.)...; годовые (же, — Л- М.) никогда не наймуютца ..."247

В XVII в. краткосрочный найм одновременно сопровождался высокой по своему уровню оплатой. Так, в 1658—1659 гг. в Дмитрове винокур получал "с браги" 10—11 алт. (30—33 коп.), а подсобный работник — 7 алт. или 8 алт. 2 деньги (21—25 коп.), в Козлове в 1670—1671 гг. винокур получал 15 алт. 2 д. с "вари" (46 коп.), а подсобный работник 8 алт. (24 коп.)248 . Столь высокий уровень оплаты как-то не согласуется с данными монографии М.Я. Волкова о реальной итоговой оплате в 50—70-е гг. XVII в. по 13 винокуренным центрам страны249 . В шести случаях оплата за сезон была около 2 руб. в среднем на работника, а в остальных — 5—6 руб. Думается, что данная оплата начислялась не за сезон, а за дни работы, которых, видимо, было очень немного, т. к. винокурение было эпизодическим.

Для проверки этих предположений используем данные по Талицкой (Вятской) винокурне, одной из крупнейших в стране в период 30—50-х гг. XVIII в. Здесь оплата была повременной, и винокуру платили за месяц 2 руб., а подкурку — 1 руб. Случай этот исключительно редкий, так как всюду платили сдельно250 .

Причина, видимо, кроется в том, что при непрерывном производстве на столь крупном предприятии (примерно 89 котлов винокуренных да 2 котла браговарных)251 производительность была более чем вдвое выше обычных винокурен. Расчет показывает, что при "варе" в 45 ведер252 на Вятской винокурне за 12 месяцев было примерно 488 "варь" или "браг", за которые при сдельной оплате по 15 коп. за брагу винокур должен был получать в год огромные деньги (св. 73 руб.); столь же велик был бы заработок и полуквалифицированного "жегана" (св. 36 руб.)253. В реальной же действительности винокур на Талицком заводе получал 24 руб. в год? и даже эта, втрое меньшая, чем расчетная сумма была вполне на уровне заработка высококвалифицированного специалиста-ремесленника 20—30-х гг. XVIII в.254 Таким образом, перед нами яркий пример того, как резкое повышение производительности труда позволяет предпринимателю (в данном случае это государство) присвоить громадную долю так называемого прибавочного рабочего времени и лишь незначительной его частью делиться с работником.

Совсем иное положение было при сезонных работах на более мелких винокурнях. Данные по Талицкой (Вятской) винокурне за 30—50-е гг. XVIII в. предоставляют редкую возможность рассчитать длительность браговарения (при среднем объеме годовой продукции в 22 тыс. ведер в год было 488 "браг" на 2 котла, откуда в конечном счете следует, что при непрерывном процессе на одном котле на "брагу" шло примерно полтора дня или 2 "браги" делали за 3 дня)255. Конечно, разница в объемах котлов влияла на срок варки (на Талицкой винокурне браговарные котлы должны были быть очень большого объема), и в котлах меньшего объема варка могла быть несколько короче по длительности, но разница не была существенной.

При той же технологии в XVII в. дмитровский винокур, имея на одном котле одну варю в неделю, мог получать в месяц 1 руб. 20 коп., а за 6 месяцев — 7 руб. 20 коп. Работая вдвое больше, он получал бы соответственно за месяц 2 руб. 40 коп., за 6 месяцев — 14 руб. 40 коп. (за год 28 руб. 80 коп.). В Козлове при тех же условиях в первом случае винокур получал бы за 6 месяцев 11 руб. 04 коп., а во втором — 22 руб. 08 коп. (за год 44 руб. 16 коп.). Подсобный работник — жеган в обеих винокурнях получал бы одинаково: в первом случае — 5 руб. 76 коп., а во втором — 11 руб. 52 коп, (в год 22 руб. 52 коп.). Реально же в Дмитрове работники в среднем за сезон получали около 5 руб. 80 коп., и если считать, что винокур действительно получал 7 руб. 20 коп., а подсобные рабочие — по 5 руб. 04 коп. (т. е. по 7 алт. за "варю"), то это соответствует периодичности "вари примерно один раз в неделю в течение 6 месяцев. Как видим, работа была действительно сугубо эпизодическая, и для XVII в. она была характерной для всех винокурен.

Отсюда прямая заинтересованность в поденной оплате, хотя и весьма высокой по своему уровню (подсобный рабочий имел 21—24 коп. в неделю, т. е. традиционный алтын в день или чуть больше, хотя реально он работал не неделю, а вполовину меньше).

Следовательно, в XVII — начале XVIII в. в винокурении оплата была, скорее всего, по стоимости труда, или, во всяком случае, оплачивалось не только необходимое рабочее время, но и существеннейшая часть прибавочного рабочего времени. Это было возможно в условиях монопольной государственной торговли вином и, следовательно, монопольной цены, которая всегда максимально завышалась, поскольку определялась, как известно, только спросом населения.

Неслучайно поэтому даже во второй половине XVIII в. владельцы винокуренных заводов при малейшей возможности приобретали либо "приписных" работных людей, либо использовали своих крепостных крестьян.

В России в XVII столетии зарождались спорадически лишь так называемые неадекватные формы капитала. Будучи типично "средневековыми", они не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на старый способ производства. Поэтому в равной мере их спорадическое появление, как и исчезновение, могло произойти и происходило и в более раннее время.

В России сезонный характер имело довольно внушительное количество отраслей хозяйственной деятельности. Организованные, как правило, в мелкие мастерские, они работали либо в теплое время года, либо, наоборот, зимой. В Макарьеве-на-Унже Костромской губ. в 80-х годах действовал заводик ярославского купца Свешникова, в нем "варили" серу, купорос и красную краску "мумие" из колчедана. Работало всего 6 чел. наемных, но действовала эта мастерская лишь с февраля по май256 . Как мы уже видели, зимой работали кожевенные заведения. В теплое время работали гончарные, горшечные, кирпичные заводики. В летне-осенний сезон работали салотопни, мыловарни, свечные, клеевые, крахмальные, солодовенные заведения. В теплое время работали винокуренные заводы и т. д. Как правило, в такого рода предприятиях занято было от 2 до 10 человек. Так, в Саранске мыльные заводики на 1—2 котла имели по 3 или 4 человека работников. Кожевенные заводы на 2—3 шайки (чана) также имели не более 3—4 чел. работных людей257. В Пензе мыльный заводик на один котел производил 1500 пудов мыла в сезон, имея четырех работников. Три заводика, мощностью по 2 котла каждый и делающие 2—3 тыс. пудов мыла в сезон, также имели по 4 человека работников. А завод на 4 котла и 8 работников в силу краткости рабочего времени делал всего 3 тыс. пудов мыла258 .

Изредка среди подобных заведений встречались более крупные (до 30—40 работных людей).

Тот или иной набор подобных небольших заводиков был во второй половине XVIII в., да и в XIX в., во многих, но далеко не во всех городах Центра России. Так, в Ярославле было два белильных "завода", 14 заведений, изготавливающих медную и оловянную посуду, 18 кожевенных, скорняжных, "баранных", сыромятных "завода", четыре солодовенных, три клеевых, один крахмальный, два свечных, два пивоваренных завода , работающих на вольном найме. В то же время четыре небольших купоросных, суриковых и белильных заведения имели 10 приписных работных259. В городе были полотняные и шелковые фабрики и плющильный и волочильный завод. В соседнем г. Романове было 4 солодовни, один кирпичный, один кожевенный завод260 . В Угличе было шесть солодовенных, шесть кожевенных заводов и три бумагоделательных фабрики. А 17 кирпичных заводиков работали на строительство церквей261 . На одном таком заводике 4—6 работников могли выработать до 100 тыс. кирпичей. В Ростове купоросный "завод" имел четырех работников, а суриковый и белильный — 9 человек. Кроме них в городе была и полотняная фабрика262. В г. Шуе действовало восемь кожевенных, один мыловаренный, шесть кирпичных "заводов", две воскобойных избы, два набоечных дома, две полотняные фабрики263. В Костроме в конце века было 11 солодовен (работников до 16 чел.), 11 масляных "заводов" (работников до 21 чел.), один завод красной юфти (работников 36 чел.), 13 скорняжных "заводиков" (работников до 56 чел.), три овчинных (работников 6 чел.), два клеевых (работников 6 чел.), два уксусных (работников 4 чел.), десять квасоварен, семь пивоварен, 30 кузниц, 18 кирпичных "заводов" (работников 186 чел.), один гончарный (7 чел.) и один колоколенный "завод"(5 человек, а при больших колоколах до 20 чел.)264. В 80-х годах здесь было 7 полотняных фабрик, а к концу века число их почти удвоилось265.

В Кинешме наряду с шестью кирпичными заводами действовало два кожевенных и полотняная фабрика266 . В соседней Нерехте было шесть солодовенных и пять кирпичных "заводов" и полотняная фабрика267. В Дмитрове работало пять солодовенных, пять кожевенных, один гончарный, один мишурный "заводы", одна набойчатая "фабрика" и восемь суконных станов. В уезде была фарфоровая фабрика, представлявшая собою классическую мануфактуру, где каждое изделие проходило до 20 операций производства268 .

В Коломне мы встречаем тот же, так сказать, классический набор этих заводиков (десять солодовенных, девять кожевенных, два клеевых, шесть гончарных, три кафельных, два сыромятных и 24 кирпичных "завода"). Специфика здешней городской мелкой промышленности заключалась в изобилии салотопен (34 завода), что связано с ежегодным прогоном скота269. В Кашире тот же набор: 14 солодовен, 15 кожевенных заводов, 27 кирпичных, девять горшечных и 4 кафельных "завода"270.

В Серпухове, так же как и всюду, те же солодовни (три) с 11 наемными работниками, те же кожевенные заводы (5), где было соответственно 6, 7, 5, 2 и 10 наемных рабочих, две бумажных "фабрики", одна суконная и 6 парусно-полотняных (о них несколько позже)271 . В Боровске помимо двух полотняных фабрик было пять кожевенных и шесть кирпичных заводов272 . В Алексине была большая парусно-полотняная фабрика, одна шелковая (70 станов), а также суконная и каразейная на 10 станов. И, конечно, одна солодовня и два кирпичных "завода"273. Венев — небольшой городок имел шесть горшечных и девять кирпичных заводов, одну солодовню (всего на сто четвертей солода) и одну полотняную фабрику274 . В Козельске мы снова видим четыре солодовни, один кирпичный, девять горшечных и три кожевенных "завода"275 . И, наконец, в Рязани было семь солодовен, три кожевенных, четыре кирпичных, пять горшечных заводов, одна шелковая и одна полотняная фабрика276 .

Обзор мелкой промышленности городов Центра России завершим Арзамасом и Нижним Новгородом. Как везде, в городе Арзамасе были кожевенные заводы. Их было двенадцать, на них выделывали "юфтяной красный и черный товар"277 . Нанимают на них людей по мере надобности ("работных людей на них бывает от пяти до 20 человек")278 . В городе было также пять мыльных "заводов", каждый из них на один или два котла. Иначе говоря, это мелкие заведения: "а работных людей бывает на них по два и по три человека". Общая производительность — всего 2,9 тыс. пудов в сезон279. В Нижнем Новгороде было всего два кожевенных завода на 2 тысячи и на 500 кож. Был также очень большой кирпичный завод (до 1 млн штук кирпичей). На нем было до 40 работных людей. В центре страны (кроме Москвы) таких предприятий источники не фиксируют. Главное же в городе — это восемь прядильных (канатных, бечевых, смольных и бельных) заводов общей производительностью в 40,6 тыс. пудов. Что же касается рабочей силы на них, то, как и всюду, сезонность и колебания в загрузке приводили к тому, что "рабочих людей употребляется неравно, а по мере надобности"280 . Характерен пример по канатному заводу в г. Павловске Воронежской губ. Здесь поденно бывает найм в общей сложности до 80 чел.281 В Нижегородской округе в г. Балахне был соледобывающий комплекс (21 корпус, по 4 црена в каждом с сушильнями, 6 соляных амбаров и 30 соляных труб). В г. Городце была небольшая купеческая "фабрика" для производства лазури и сальных свечей282. В с. Дарьине помещичий кирпичный заводик. Такой же заводик был в г. Василь, а в с. Спасском — кожевенный заводик на 3 тыс. кож283 . Два маленьких кожевенных завода были в г. Семенове284 .

Наш довольно однообразный перечень можно было бы продолжить, но не столь уж долго, так как большое количество городов Центра России, не говоря о Черноземье, подобных промышленных заведений не имело совсем. Их функции выполняли ремесленники, которые занимались многообразнейшей деятельностью в пределах Промышленного Центра страны. А для мелких заведений характерны краткосрочный найм, сезонность в работе, постоянные колебания в объеме производства, сравнительно высокая оплата. Все это не создавало благоприятных условий для капиталистического накопления. Подобная мелкая промышленность могла существовать веками, не меняя уклада провинциальной городской жизни, ибо это были так называемые неадекватные формы капитала.

Экономически сюда же следовало бы отнести такой вид сезонной деятельности, как речное судостроение. Здесь также господствовал краткосрочный найм, аккордные формы оплаты труда, здесь были весьма не оптимальные условия капиталистического накопления, не было реального влияния на прибыль предпринимателя фактора так называемого постоянного капитала. Больше того, едва ли не половина создаваемых транспортных средств предназначалась всего лишь для одного-двух рейсов. Это был один из моментов губительного влияния на экономику страны природно-климатического фактора, приводившего к громадной растрате сырьевых и людских ресурсов.

Прогресс экономики России был, скорее всего, связан с иными процессами.

Здесь речь должна идти о промысловой деятельности крестьянства. Как уже говорилось, крестьянство Нечерноземья, имея основной своей базой воспроизводства земледелие, не сводило концы с концами. На примере крестьянства Тверской губернии было довольно четко показано, что даже в 80-е годы XVIII в. среднее хозяйство получало доход от продажи своих продуктов и изделий на сумму 6—10 руб., в то время как для нормального воспроизводства необходимо было иметь 23—26 руб. Видимо, такая же ситуация была во многих губерниях Центра. Крестьянину были крайне необходимы заработки в области промысловых занятий, ремесла и торговли. Между тем со времени петровских преобразований экономическая стратегия правительственных кругов строилась по западному стандарту: ремесло — это городская привилегия, как и торговля. Однако в условиях России город развивался чрезвычайно трудно, земледелие веками удерживало население в деревнях и селах, ибо объем совокупного прибавочного продукта был далек от оптимума, да и продукция Нечерноземья оставалась общественно необходимой. Режим крепостного права содействовал этому сдерживанию. Но при Петре, Анне Ивановне, Елизавете Петровне власти традиционно охраняли монопольные права городского посада на торговую и ремесленную деятельность. В 1745 г. крестьянам разрешили мелочную торговлю предметами ремесла лишь в "знатных селах и деревнях", расположенных "не в ближнем расстоянии" от городов. Это было подтверждено и таможенным уставом 1745 г. Крестьянам была запрещена не только торговля в городе, но и устройство промышленных заведений (борьба с "неуказными" заведениями).

И только в 50-е годы XVIII в. намечается постепенный отказ от этой политики, а решительный переход к поощрению крестьянской промышленной деятельности произошел при Екатерине II. Запрещая промысловые монополии и откупа, правительство Елизаветы еще в конце 50-х — начале 60-х годов стало поощрять именно мелкие промыслы. В одном из сенатских указов об этом заявлено со всей откровенностью: "а в заведении для того фабрик не позволять, дабы чрез то у мастеровых людей пропитание отъемлемо не было"285 . Таким образом, прямое поощрение вовлечения основной массы крестьянства в торгово-промышленную деятельность было продиктовано суровой необходимостью помочь выживанию громадной массы населения Нечерноземья. Это была чисто прагматическая линия правительственной политики. И эта политика принесла плоды уже в ближайшие 15—20 лет. Об этом, в частности, свидетельствуют данные об уровне оброчной эксплуатации помещичьих крестьян и обеспеченности этих же крестьян пашней. Так, сведения о 3759 душ муж. п. крестьян Егорьевского у. Московской губ. свидетельствуют о том, что в 1769—1773 гг. их хозяйство носило чисто земледельческий характер (что следует из четко проступающей закономерности: чем больше у крестьянина пашни, тем выше сумма оброка с души м. п., который он платит). Спустя примерно 15—20 лет у тех же 3759 д. м. п., живущих в тех же селах, характер соотношения размера оброка и размера пашни резко меняется: наибольший оброк платят уже те крестьяне, у которых пашни меньше. И наоборот, наименьший оброк платят те крестьяне, у которых пашни больше286. Произошел, таким образом, своеобразный "промысловый переворот". Центр тяжести хозяйственной деятельности крестьян этого региона перемещается в промысловую деятельность, и от нее в первую очередь зависит размер дохода крестьянина (а значит, и размер оброка). В 80-х гг. этот процесс коснулся всех крестьян этого уезда (15868 д. м. п.), ибо 4490 д. м. п. платили оброк в 5 руб., имея в среднем на душу м. п. 3,0 дес. пашни, а 2574 д. м. п. платили оброк в 8 руб., имея в среднем на душу м. п. 0,1 дес. пашни287 . То же самое наблюдается и по другим районам. Так, в Костромском у. в 80-е гг. 4008 д. м. п. платили оброк в 3 руб., имея в среднем на душу м. п. 3 дес. пашни, а 3225 д. м. п. платили 4 руб., имея в среднем на д. м. п. 2,65 дес. пашни288. В Вяземском у. 7481 д. м. п. платили оброк по 2 руб., имея в среднем на д. м. п. по 3,9 дес. пашни, а 5098 д. м. п. платили оброк в 4 руб., имея в среднем на д. м. п. 3,2 дес. пашни289. Уже в конце столетия современник пишет о крестьянстве Ярославской губернии: "почти все генерально отходят по пашпортам" в зимнее время для промыслов290. Уже в 1773 г. в Московской губернии из 960 мелких ткацких мастерских с 1—4 станами 825 принадлежали крестьянам и отчасти купцам.

Таким образом, преследуя чисто практические цели, дворянское правительство Екатерины II сумело создать условия для крутого поворота путей развития крестьянского хозяйства обширнейшего региона России в сторону промышленной внеземледельческой деятельности.

Между тем традиционно бедствующее земледелие мгновенно ощутило даже самые незначительные перемещения центра тяжести крестьянского труда в область торговли и промышленности. Больше того, определенная часть крестьянства явно тяготилась земледелием. Отлучаясь на долгое время из деревни, эти крестьяне "то не только приобыкают к излишеству, вводящему их в разные преступления, но и теряют охоту к земледелию"291. В этих условиях хоть как-то удержать былой уровень развития земледелия в Нечерноземье можно было только внеэкономическим принуждением, то есть общим ужесточением режима крепостного права. Запрет крестьянам жаловаться на помещиков был установлен еще в 1649 г. и с тех пор многократно подтверждался. Но при Екатерине II за это крестьяне уже жестоко наказывались вплоть до ссылки в Нерчинск292. В январе 1765 г. "за предерзостное состояние" "вредных обществу людей" помещикам разрешено было не только ссылать в Сибирь (а это было узаконено еще в 1760 г.), но и отдавать в каторжные работы. Порядку и регламентации процедур отправления крестьян в ссылку и их содержанию посвящена была целая серия указов293 . Легализована была практика продажи крестьян оптом и в розницу. Помещичьи крестьяне лишены были права присяги государю. Их также лишили права брать откупа и подряды, вступать в вексельные отношения294 . Крайне суровыми были меры по ссылке беглого крестьянства295 .

И тем не менее итогом экономической правительственной политики было не только массовое развитие крестьянских промыслов и отходничества, что резко расширило рынок труда и способствовало быстрому росту общего количества предприятий. Выход крестьянства на рынок труда являлся важным фактором давления на уровень оплаты вольнонаемного труда. Феномен этого явления можно свести к следующему. Как уже говорилось, крестьянин выходил на рынок труда, оставаясь владельцем хозяйства и собственником своих жизненных средств. Отходническая деятельность была призвана лишь компенсировать нехватку этих средств. Поэтому крестьянин-отходник как продавец рабочей силы мог продавать ее ниже ее действительной стоимости, создавая конкуренцию предпролетарским слоям города, "гулящим людям" и прочим маргиналам. Массовый выход, даже кратковременный, именно такого продавца рабочей силы был мощным фактором снижения цен на рабочую силу и, стало быть, способствовал накоплению капитала. Процесс этого, впрочем, в силу особых условий России был очень протяженным во времени.

Так или иначе, но расширение рынка рабочей силы способствовало росту крупного производства.

Если в конце 60-х годов в текстильной промышленности было 231 крупное предприятие, в том числе 73 суконных мануфактуры, 85 полотняных и 60 шелковых, то в конце XVIII в. число предприятий достигло 1082, из них суконных — 158, полотняных — 318, а шелковых — 357. За три с небольшим десятилетия рост более чем в 4,5 раза. В области металлургического производства и металлообработки в конце 60-х годов насчитывалось 182 предприятия, а в конце XVIII в. — около 200. Рост небольшой, однако теперь это было более крупное производство. Общее число вольнонаемных за вторую половину века выросло с 25 тыс. до 50 тыс. чел. В судостроении эта цифра возросла до 30 тыс. В горной промышленности — до 15 тыс. чел. На предприятиях Мануфактур-Коллегии число вольнонаемных к концу века составило около 60 тыс. чел. Если к этому добавить, что судоходный промысел собирал ежегодно к концу века до 200 тыс. наемных296 , то общее количество лиц наемного труда приблизится к 0,5 млн чел. Таким образом, в итоге сложнейшей эволюции к концу XVIII в., по всей вероятности, вполне сформировался тот тип производственных отношений, который в историографии именуют капиталистическим.

Причем наиболее адекватными формами капитала были те, что складывались в текстильной промышленности, как том типе производственной функции капитала, которая гибко приспособилась к крепостному земледельческому обществу, обеспечив при этом оптимальный в условиях России вариант накопления. Это были системообразующие элементы будущего капитализма.

В качестве примера могут служить полотняные предприятия Серпухова. В 80-х годах XVIII в. их было 14 с общим числом до 970 ткацких станов. Причем в каждом из них число рабочих было непостоянным в зависимости "от надобности". Крупнейшая из фабрик Серпухова некоего Серикова на 192 стана (до 300 чел. наемных и до 2 тыс. кусков ткани). Вторая фабрика (его же) на 120 станов (до 250 чел. наемных и 948 кусков ткани в год). Две фабрики были у некоего Плотникова: на 150 и 128 станов (до 150 чел. и до 128 чел. наемных) с производством на обеих до 3 тыс. кусков ткани. У Черницына было 110 станов (до 90 чел. наемных и 3 тыс. кусков объем производства). Некто Окороков имел фабрику на 104 стана (до 95 чел. наемных и 2 тыс. кусков ткани в год). Медведев и Коншин имели по 88 станов (соответственно по 90 чел. наемных и по 2,2 тыс. кусков ткани в год)297.

Как уже говорилось, в Костроме было 13 полотняных фабрик. Предприятие на 500 станов и 600 вольнонаемных рабочих было у Петра и Григория Углечаниновых ("фламское" полотно, каламенок, равендук — всего до 10500 кусков). Братья Григорий, Василий и Борис Стриголевы держали 450 станов, делая до 8 тыс. кусков тех же тканей с помощью 500 вольнонаемных. Братья Дуругины (Алексей, Иван, Михаил и Дмитрий) имели фабрику на 450 станов с 550-ю вольнонаемными (до 9,5 тыс. кусков ткани). Братья Иван и Илья Волковы, нанимая 200 человек на 200 станов, производили до 4,5 тыс. кусков ткани. Василий Ашастин имел 250 станов (300 чел. наемных) и имел в год до 5 тыс. кусков ткани. Его брат Яков Ашастин имел 150 станов (165 чел. наемных), производя до 2,5 тыс. кусков ткани. Некие Пыпины владели до сотни станов и, нанимая до 120 человек, вырабатывали до 1825 кусков ткани298 . Заметим, что выражение "до 120 человек в тексте источника неслучайно: оно отражает непостоянство в числе нанимаемых в связи с краткосрочностью традиционного вольного найма. Итак, владели разным количеством станов и такие костромичи, как Алексей Колоткин (до 100 ст.), Степан Углеченинов (до 85 ст.), некто Ознобихин (до 80 ст.), Масленикова (25 ст.) и поручик Старошаршавин (40 ст.). Общее число наемных на их предприятиях достигало 400 чел., а продукции — 6050 кусков ткани299.

Пожалуй, самое любопытное состоит в том, что далеко не все эти фабрики были типичными централизованными мануфактурами. Немалая часть их одновременно служила центрами рассеянных мануфактур. Причем объединяли они не просто крестьян -светелочников, работавших в своих избах. Производство таких тканей, как фламское полотно, равендук и прочее, требовало широких ткацких станов, не умещающихся в избе. Поэтому в деревнях множились своеобразные филиалы центрального производства. "Ткачи, на них из найма работающие, состоят из поселян Костромской и соседних округ и охотнее принимаются сие рукоделие отправлять в своих селениях. И для того имеют особо построенные по деревням корпусы, и ткацкими станами и бердами снабжаются от фабрикантов. В таком случае фабриканты на своих заводах, разобрав по сортам пряжу и вычистив от суровости посредством выварки щелоком, приготовляют из нее основы и раздают крестьянам в их селении ткать фландские полотна, равендук и каламинки за договорную плату. Таковых по Костромской и Нерехотской округам в селениях казенного ведомства находится 190 корпусов. В них до 1382 станов. Да в помещичьих селениях у крестьян — 600 станов"300 . Иначе говоря, в деревнях и селениях производится почти столько же тканей, что в централизованной мануфактуре.

Точно такая же ситуация в с. Опалиха Костромского у., где действовала фабрика гр. А.Р. Воронцова (одно время сдаваемая в аренду купцу Пастухову за 1200—1400 руб.). На фабрике в каменном корпусе было 150 станов. Работали здесь и крепостные и вольнонаемные — до 180 чел., делая до 3 тыс. кусков фландского полотна и равендука. Главное же — рассеянная мануфактура: крестьяне в селениях казенного ведомства "в особых корпусах" числом 188 ткут на 1367 ткацких станах, "немало и в помещичьих деревнях". "Ткачи сии от содержателей фабрик снабжаются станами и бердами и, получив приготовленную основу, на уток — пряжу, ткут по договору, что из помянутых сортов потребно"301 .

В Юрьевецком у. в слободе Пучеж работала полотняная фабрика слободского человека Петра Иконникова. В ней было до 130 станов и работало в общей сложности до 150 чел., делая 2,7 тыс. кусков фландского полотна, каламенку и равендук302. Вместе с тем и здесь работали по селам: "из них некоторые, не отлучаясь от своего хозяйства, в построенных в своих селениях корпусах, получая с фабрики пряжу, ткут за договорную плату фландское полотно, каламинки и равендук"303. "При том из своего материалу по найму ткут в двух... Ячменской волости. Верхней половине, в селениях, тех селениев жители на 6 станах"304 . Пряжу на фабрику "покупают по торгам в сей слободе и в других ближних селениях". А золу — "в низовых на Волге местах"305.

В заключение отметим, что именно такие формы развития промышленности при преимущественном бытовании неадекватных, переходных форм создавали базу для подлинного капиталистического накопления. Именно текстильная промышленность дала России перспективу ее капиталистического накопления, так как она быстро овладевала внутренним рынком, не нуждаясь в особом периоде первоначального накопления капитала, который, кстати сказать, в социуме с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта был бы вряд ли возможен.

Заключение К ХАРАКТЕРИСТИКЕ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

1. Итак, природно-климатический фактор имел важнейшее влияние на характер и темпы развития человеческого общества вообще и на характер и темпы развития тех или иных его социальных формирований, охватывающих племена или народы, или целостные государственные образования и государства. Причем это влияние прослеживается не только в том случае, когда разница в природно-климатических условиях резко контрастна и поэтому вполне очевидна (например, страны долин Нила, Двуречья, с одной стороны, и страны Европы, с другой), но и при отсутствии столь резкого контраста (например. Запад Европы и Восток Европы). В последнем случае влияние это не столь грандиозно, как в первом случае, когда речь идет о зарождении древнейших цивилизаций в условиях Двуречья, на многие тысячелетия обгонявшем темпы и характер развития первых цивилизаций на Севере Европы и т. д. Разница в темпах развития человеческих сообществ на Западе и Востоке Европы прослеживается хотя и в рамках одной общественно-экономической формации, но вместе с тем она глубоко принципиальна и носит фундаментальный характер. Речь идет о разных типах феодального общества, о разных темпах их развития.