Использование формы множественного числа существительных, не изменяющихся по числам

Появление формы множественного числа у существительных singularia tantum связано с изменением их лексического значения.

1.Отвлеченные существительные. Возникновение формы множественного числа сопровождается обычно конкретизацией лексического значения. Так, например, слова, обозначающие процессы: "формирование нового общества", "сооружение зданий", "достижение желаемого", "работа на воздухе", могут обозначать и результат этого процесса: "армейские формирования", "разрушены все сооружения", "овладевать достижениями науки", "курсовые работы сданы в срок".

Отвлеченные существительные, называющие состояние, чувство: печаль, ревность, радость, любовь, идиотство и пр., могут употребляться для обозначения фактов проявления этого состояния: икона Божьей Матери "Утоли моя печали", "Всех мук, всех ревностей моих лишь он свидетель был" (Сим.); событий, связанных с переживанием этого состояния, чувства: "Первые радости" (название романа К. Федина); "Среди идиотств, суеты, наветов поэт одиозен, порой смешон..." (Возн.); самих объектов, вызывающих это чувство: "Это сквозь жизнь я тащу миллионы огромных и чистых любовей и миллион миллионов маленьких грязных любят" (Маяк.).

Типично употребление отвлеченных существительных, называющих свойство человека, предмета, для обозначения самого этого предмета или человека, воплощающего данное свойство: "неряшливость стиля" – "языковые неряшливости"; "тонкость, сложность какого-либо процесса" – "тонкости и сложности выплавки чугуна и стали"; "меньшинство присутствующих" – "национальные меньшинства". Названия областей знания, науки, искусства могут быть употреблены для обозначения видов науки, искусства, их жанров: "искусства и ремесла народов Севера", "естественные науки", "Академия художеств".

Как видно из приведенных выше примеров, всевозможные случаи конкретизации лексического значения отвлеченных существительных распространены и в общенародной и в индивидуально-авторской речи. В современных публицистических и общественно-политических текстах это явление также весьма продуктивно. Сегодняшнюю газету невозможно представить себе без словосочетаний типа: "реальности современного мира", "антивоенные движения", "хельсинкские договоренности". Выделенные в них существительные приобрели способность широко употребляться во множественном числе сравнительно недавно.

Формы множественного числа отвлеченных существительных появляются и в профессиональной речи: ростá – изделия определенной длины (швейн.), "капитальные ремонты" (строит.); "всесоюзные соревнования по легкоатлетическим многоборьям" (спорт.) и т.п. Представляется, что подобные формы, имеющие узкопрофессиональный характер, в газетах, не рассчитанных на специалистов и ориентированных на нормы литературного языка, употреблять не следует.

2.Вещественные существительные при переносном употреблении также могут переходить в другой лексико-грамматический разряд и употребляться в результате этого перехода в форме множественного числа. Наиболее распространены случаи использования их для обозначения сортов, видов вещества: "растительные масла", "животные жиры", "минеральные соли". Не менее продуктивна в языке модель, по которой существительное, называющее вещество, употребляется для обозначения изделия из этого вещества: "оконные стекла", "на выставке представлены акварели, гуаши московских художников". Сюда же можно отнести и авторские образования, например: "Скрип шагов вдоль улиц белых, Огоньки вдали. На стенах обледенелых Блещут хрустали" (Фет), где индивидуальная форма хрустали обозначает искрящиеся, как хрусталь, льдинки, изморозь.

Вещественные существительные могут употребляться во множественном числе и при изменении их лексического значения в сторону собирательности, когда они начинают обозначать пространства, занятые данным веществом: "территориальные воды Великобритании", "земли помещика Троекурова", "арктические льды".

3.Собственные имена существительные (а именно: те из них, которые обычно употребляются только в единственном числе) также могут приобретать форму множественного числа при изменении лексического значения, переходя при этом в разряд нарицательных, например: "Под проливным дождем на склизких, неопрятных асфальтовых мостовых часами стоят взаимно закупорившиеся вереницы грузовиков, монбланы жратвы, казбеки гастрономических сокровищ" (М.Кольц.). Обозначения единичных понятий Монблан, Казбек, употребленных как образные метафоры, становятся нарицательными существительными: указывают на громадные скопления еды, сходные по величине с двумя высочайшими горными вершинами. Показателен и такой пример из газеты: "Их таскали по Лубянкам и психушкам" (Комс. пр. 1992. 17 марта) – здесь Лубянки – это не название здания на одноименной площади в Москве, а вообще все тюрьмы страны.

Чаще всего употребляются в значении нарицательных те собственные существительные, которые являются именами и фамилиями выдающихся деятелей культуры, истории, политики, имена литературных персонажей. Подобные примеры русский язык, русская художественная и критическая литература знают уже очень давно. Всем известны строки Ломоносова: "...Что может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать". Герцен писал: "Время Онегиных и Печориных прошло", "...что так мало пишут об Обломовых". Давно вошли в русский литературный язык ставшие нарицательными существительные чацкие, молчалины, фамусовы, чичиковы, коробочки, сквозник-дмухановские, хлестаковы. Наше время дало новый ряд нарицательно используемых имен собственных: рашидовы, кунаевы, сусловы, нины андреевы. В разряд нарицательных, в принципе, может перейти любое имя собственное, принадлежащее той или иной выдающейся личности, становясь при этом обозначением класса людей, которые обнаруживают характерные черты этой личности. Примечательно, что в языке современной газетной публицистики подобные образования обладают обычно негативно-оценочным компонентом значения, выражают отрицательное отношение говорящего к той личности, имя которой употреблено в качестве нарицательного существительного. Так, обращает на себя внимание процитированное в "Огоньке" высказывание известного публициста Александра Невзорова о выдающемся русском художнике-модернисте Казимире Малевиче: "Мрак собачий этот Малевич. Когда были действительно цельные люди – они не нуждались в малевичах. Выгнали бы!" (Ог. 1992. № 4).

4. Наконец, в индивидуально-поэтической речи форму множественного числа иногда приобретают существительные, которые традиционно ее не имеют (или во всяком случае которые обычно используются лишь в форме единственного числа). Это существительные типа сирень, жасмин, разбег и т.д. Например; "Сиреневые сирени, И как вам не тяжел Застывший в трудном Крене альтовый гомон пчел" (А.Тарк.); "И так неистовы на синем разбеги огненных стволов, и мы так долго рук не вынем из-под заломленных голов" (Паст.); "Цветут ростовские жасмины. И в небе ласточки кричат. И вдруг мелодией старинной Твои слова во мне звучат" (В.Виногр.). Появление формы множественного числа здесь связано с необходимостью назвать несколько явлений, обозначаемых традиционно только существительным singularia tantum*.

* Именно о таких существительных пишет А.А. Зализняк, называя их существительными с "потенциально полной парадигмой" и подчеркивая, что в случае необходимости "недостающие словоформы со значением и внешними признаками множественного числа без труда будут построены" (Зализняк А.А. Грамматические категории рода и одушевленности в русском языке//Вопросы языкознания. 1964. № 4. С. 32–33).

По-иному следует оценивать случаи употребления формы множественного числа существительных singularia tantum (отвлеченных и вещественных) в примерах такого рода: "Взглянув на главы-шлемы, боярин рек: "У, шельмы! В бараний рог! Сплошные перламутры – сойдешь с ума. Уж больно баламутны их сурик и сурьма" (Возн.); "Рынок – Малые Лужники. Слева в фартуках мужички, справа сборная команда – бабы в брюках и помадах" (Возн.); "Несомненно, в сенаторе – развивались: боязни пространства" (А. Белый). В приведенных примерах явно нет никакого изменения лексического значения существительного в сторону конкретности, единичности, противопоставленной раздельной множественности. Здесь само по себе грамматическое значение множественного числа, которое ассоциируется в сознании носителя языка с представлением о множественности, о большом объеме, большом количестве чего-либо, выдвигается на первый план, актуализируется. И это грамматическое значение придает художественной речи дополнительную экспрессивность, выразительность ("сплошные перламутры"– т.е. очень много, чрезмерно много перламутра; "бабы в брюках и помадах"– т.е. покрывшие себя невероятно густым или ярким слоем помады женщины; "боязни пространства"– т.е. непрекращающийся, все нарастающий страх перед пространством). Интересен и такой пример из стихотворения Б. Пастернака "Десятилетие Пресни":

Любила снег ласкать пальба,

И улицы обыкновенно

Невинны были, как мольба,

Как святость – неприкосновенны.

Кавалерийские следы

Дробили льды. И эти льды

Перестилались снежным слоем

И вечной памятью героям.

Здесь вместо формы лед употреблена имеющаяся в языке форма льды, которая в данном контексте имеет совсем иное значение, нежели в традиционных словосочетаниях типа "льды Арктики". В процитированном отрывке это именно пара по числу вещественного существительного лед, обозначающая ту же реалию, что и исходная форма. Но употребление ее небезразлично к общему значению высказывания, делает его образно более многомерным. Основная информация – дробили лед – расширяется. С одной стороны, возникает ощущение массивности, мощности ледяных напластований на зимней улице (значение количества), с другой – создается картина одновременно и многократно происходивших действий (значение расчлененной множественности); форма как бы помогает передать множественную дробность галопа лошадей, под копытами которых крошится и разлетается лед. Благодаря употреблению формы множественного числа и ассоциирующихся с ней оттенков грамматического значения строфа приобретает большую экспрессивность.