Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Часть II. Великий князь. Угра. 1462–1480 годы




 

В 1463 году ярославские князья Александр Федорович и его сын Даниил, вынуждены были продать свои земли Москве – Ярославское княжество перестало существовать. Через год рязанский князь Василий Иванович, воспитывавшийся вместе со своей сестрой Федосьей при дворе великого московского князя, женился на сестре Ивана Васильевича Анне и переехал в Переяславль Рязанский. Тогда же с Михаилом Борисовичем Тверским и Михаилом Андреевичем Верейским были заключены договоры, подтверждавшие старые отношения (приводятся в данной работе. – А.А.). К этому времени относится реорганизация дворцовой службы управления княжеством. «В княжение Ивана III документы московского великокняжеского архива получили особенно большое политическое значение. В своей объединительной политике, в борьбе с удельными князьями Иван III использовал духовные и договорные грамоты своих предшественников. Он ссылался на них, выставляя те или иные требования перед своими политическими противниками. На основе старых текстов вырабатывались формулы новых международных докончаний и «душевных» княжеских грамот, своеобразно преломлявшие историческую традицию или нарушавшие ее. Иван III пытался перестроить свои отношения к удельным князьям московского дома на основе большего подчинения их великокняжеской власти» (96).

Управление княжескими землями и дворцом осуществлял Государев двор [Прим. 15], включавший думных чинов, а также близких к ним представителей высших придворных должностей (дворецких, казначея, кравчих, постельничих, ловчих, сокольничих, ясельничих и других), московских чинов (стольников, стряпчих, «больших» дворян, дьяков, шатерничих, жильцов) и «выбор из городов» – дворян от уездов. Позднее областями княжества стали управлять с помощью прообразов приказов – четей, которых поначалу было четыре.

Дворецкий ведал двором и дворцом князя в столице, всеми княжескими землями, вел все княжеское хозяйство. Ему подчинялись княжеские слуги, дворяне и все другие дворецкие, ведавшие дворами и дворцами князя в других городах княжества.

Следующей по рангу была чисто придворная должность окольничего. Окольничие сопровождали великого князя во всех их походах и поездках. Позднее окольничие всегда ездили впереди княжеского поезда, оборудовали стоянки и назначали дворы для княжеской свиты, ведали состоянием дорог и мостов.

Дворцовое хозяйство делилось на составные части – пути, что дословно означало «прок, выгода, доход». Существовал Сокольничий путь, ведавший княжеской птичьей охотой, Конюший путь, занимавшийся конюхами, лошадьми и государственными лугами. Известны Ловчий, Чашничий и Стольничий пути, имевшие слободы по производству воска, сбору меда, ловли рыбы и пушного зверя. Кормления и пути жаловались боярам за службу в качестве вознаграждения. Часть доходов шла в пользу должностных лиц.

Казначей ведал княжеской казной, куда кроме денег входило и все ценное дворцовое имущество – золотые сосуды, цепи, кресты, драгоценные камни и меха. Казначей ведал и таможенными доходами. Боярину‑казначею подчинялись все остальные казначеи и тиуны, ведавшие княжеским имуществом, хранившимся в других городах.

«В Московской Руси как должности, так и чины одинаково назывались чинами, многие из московских чинов имели смешанный характер должностей и почетных званий. Эти обстоятельства затрудняют их классификацию.

Два высших чина боярина и окольничего имели исключительно значение почетных званий. Лица в звании бояр занимали высшие должности и присутствовали в совете государя – боярской думе. Им поручалось управление главными приказами, они назначались воеводами полков, управляли областями в качестве наместников и воевод, выполняли дипломатические поручения, принимали участие во всех торжественных событиях царского двора, осуществляли управление Москвой во время отсутствия государя, сопровождали его в поездках и походах.

Лица в звании окольничих занимали должности того же рода, что и бояре, но с меньшим значением.

Чин думного дворянина – третий из высших чинов также имел преимущественно значение почетного звания.

Эти три звания первого разряда давались соответственно знатности лица. По общему правилу эти звания не составляли лестницы чинов, последовательно проходимой служащими, но жаловались непосредственно, независимо один от другого, служащим низших чинов, стольникам или дворянам, смотря по родовитости фамилии, с которой принадлежали жалуемые лица.

Чины стольников и стряпчих давались только избранному московскому дворянству. Для родового «городового» дворянства эта цепь чинов увеличивалась лишним звеном, чином жильца – низшего придворного звания.

Из лиц, служивших в высших думных чинах и придворных, или московских чинах: стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов, составлялся государев полк – царская гвардия.

Иерархия московских чинов‑званий представляется в следующем виде:

I. Бояре, окольничие, думные дворяне.

II. Стольники, стряпчие, московские дворяне.

III. Жильцы, выборные дворяне из городов, дворовые дети боярские, или дворяне, городовые дети боярские» (201)

 

В 1465–1470 году московские дружины [Прим. 16], в которые входили и значительные отряды служилых татарских князей «Касимовского царства», совершили несколько походов на Казань, «Черемисскую землю», на Каму, Великую Пермь и Устюг, отбивая татарские набеги.

«Большой летний поход 1467 года против Казани имеет выдающийся интерес. Из двух крупных частей распавшейся Золотой Орды – Большой Орды и Казанского ханства – самую большую опасность для великого княжества Московского в середине XV века представляло Казанское ханство, нависшее над суздальско‑нижегородской окраиной. После попытки бывшего хана Золотой Орды Улу‑Мухаммеда в 1438 году осесть в Белеве и неожиданного поражения великокняжеской рати под стенами этого города он в следующем году «безвестно» пришел к Москве. Улу‑Мухаммед стоял под Москвой десять дней, пожег посады и «зла много учинив земли русской», ушел обратно со множеством пленных. Зимой 1444 года Улу‑Мухаммед появился у Мурома. Наконец в 1445 году Улу‑Мухаммед засел в старом Нижнем Новгороде. Попытки великого князя Василия Васильевича «выбить царя» из захваченного города закончились страшным поражением под Суздалем, сыгравшим трагическую роль в последующей судьбе великого князя и оказавшем большое влияние на затягивание феодальной войны.

Какой бы год ни принять за основание Казанского ханства, считать ли его первым властителем Улу‑Мухаммеда или его сына Махмутека, остается несомненным, что отколовшаяся от общего улуса орда не случайно остановилась на территории среднего Поволжья и что центр этого татарского образования возник на старых культурных землях Булгарии. Пришельцы нашли здесь трудолюбивое земледельческое и ремесленное население, обеспечившее своим трудом потребности татарской знати. Прекрасные пастбища на левом берегу Волги предоставляли все необходимые условия для скотоводства. Древние, хорошо налаженные связи с восточными рынками являлись важным источником поступления доходов в ханскую казну. Наконец, близость русской территории давала легкую возможность неожиданными налетами захватывать добычу и людей. Сложившееся Казанское ханство стало наиболее крупным и сильным обломком Золотой Орды. Из трех возможных противников – короля Казимира, Ахмед‑хана и Казанского хана – последний являлся в 60‑х годах наиболее опасным и активным.

Василий Васильевич охотно принимал и «испомещал» на земле выезжавших татарских царевичей с их людьми. После того, как Касим и Якуб в 1446 году пришли служить к великому князю [Прим. 17], их имена стали часто упоминаться в походах против Дмитрия Шемяки и при защите от татар южной окраины. Около 1452 года Касим получил Мещерский городок на Оке, впоследствии ставший известным под его именем.

Есть основания полагать, что после смерти Махмутека, умершего в начале 60‑х годов, ханом недолгое время был его сын Халиль. Преемником последнего был его брат Ибрагим, при котором отношения Москвы с Казанью становятся резко враждебны. Касим, как старший среди сыновей Махмутека, обладал большими династическими правами, чем его братья, хотя долговременное пребывание Касима за границей ханства не могло не повлиять на отношение к нему со стороны влиятельных кругов Казанской знати.

В 1467 году Иван III сделал попытку поддержать династические права Касима. Предлогом для выступления Касима явилось приглашение его Авдул‑Мамоном и другими казанскими князьями. С Касимом ходили воеводы великого князя, князь Иван Юрьевич Патрикеев и князь Иван Васильевич Оболенский‑Стрига, «с многою силой». Поход 1467 года был первым крупным военным предприятием Ивана III, в котором ясно отразился скрытый от нас, по недостатку источников, итог большой работы по объединению и упорядочению военных сил. Сравнение организации этого похода с военными предприятиями Василия Темного показывает, какие выдающиеся успехи были достигнуты в этой области в результате преодоления феодальной раздробленности и усиления великокняжеской власти.

Прежде всего поражает полнота состава великокняжеского войска. Помимо двора великого князя, игравшего роль позднейшей гвардии, великий князь приказал собрать воинских людей «от всеа земли своеа дети боярские, из всех градов своих и из всех отчин братиа своеа потому ж, а с Москвы послал сурожан, и суконников, и купчих людей и прочих всех москвичь, коих пригоже по их силе». Воинские люди из разных городов и земель собирались в назначенные места в один установленный срок. Москвичи пошли к Нижнему Новгороду Москвой‑рекой и Клязьмой; коломничи и все жившие выше их по Оке – Окой; муромцы – также Окой; владимирцы и суздальцы – Клязьмой; дмитровцы, можаичи, углечане, ярославцы, ростовцы, костромичи и другие вологжане – Волгой. Когда войска дошли до переправы через Волгу, то оказалось, что на другом берегу их ожидал хан Ибрагим «с всеми князи своими и с силою своею», который «не дал им перевестися на свою сторону». Основной причиной неудачи следует считать отсутствие элемента внезапности, на которую рассчитывали в Москве.

Наиболее интересной стороной этого первого активного выступления Ивана III против Казани являлось использование Касима в качестве претендента на ханскую власть. Этим было положено начало той политики Ивана III в отношении Казани, в которой впоследствии были достигнуты очень большие успехи» (8).

 

В 1470 году Иван III активно занялся присоединением к Московскому княжеству Великого Новгорода. Поводом послужило участие республики в междоусобице на стороне соперника московского государя его троюродного брата князя Дмитрия Шемяки.

«История Новгорода за последнее десятилетие перед Шелонским разгромом (в 60‑х годах XV века) – одно из наиболее темных мест в длительной эпопее Новгородской боярской республики. Конкретная политическая история этого десятилетия остается для исследователя скрытой. Объясняется это главным образом состоянием новгородского летописания за эти годы.

Новгородское правительство не смогло удержаться на позиции нейтралитета в феодальной смуте. Оно вмешалось в борьбу, выступив на стороне Шемяки. Однако вмешалось оно слишком поздно, тогда, когда исход борьбы был уже предрешен. Поддержка, оказанная Новгородом Шемяке, лишь на несколько лет затянула смуту, не спасла Шемяку и ускорила решительное выступление великого князя против Новгорода.

Расплата за двоедушие и близорукую политику новгородского боярства во время Шемякиной смуты последовала очень быстро. Не прошло трех лет после смерти Шемяки, «последнего двойника великого князя» (Соловьев), как Василий II, покончив с бывшим союзником Шемяки – можайским князем, выступил зимой 1456 года (19 января в понедельник) с большой ратью против Новгорода. Война оказалась «молниеносной», и исход ее был разрешен даже не главными военными силами великого князя, а «изгонной ратью» (13).

В феврале 1456 года московские войска под командованием воевод Ивана Васильевича Оболенского‑Стриги и Федора Басенка выступили из Яжелбиц, в которых находился сам Василий II, и заняли новгородские города Русу, Молвотицы и Стерж. Новгородцы запросили мира.

«Новогородские власти пошли тем путем, который со времен мира в Ямнах с Дмитрием Донским и Порховского мира с Витовтом стал традиционным путем новгородской дипломатии, – они купили мир, уплатив великому князю «за истому» десять тысяч рублей.

Переговоры 1456 года между Новгородом и боярами Василия II не ограничились вопросом о размере контрибуции. В Яжелбицах встали и важные вопросы о власти великого князя. Сохранившаяся грамота о мире включает ряд пунктов, связанных с только что закончившейся войной.

1. Новгород обязуется порвать всякие связи с противниками великого князя, с Иваном Шемячичем и семьею Шемяки, а также с князем Иваном Можайским. И впредь Новгород обязуется не принимать «лиходеев великого князя».

2. Обе стороны размениваются без выкупа полоном старым и новым.

3. Новгород обязывается «не держать нелюбия» на тех жителей Новгородской земли, которые целовали крест великому князю.

4. Ростовские и белозерские земли, купленные новгородцами, возвращаются великому князю.

Но главный смысл московской грамоты заключался не в этих статьях, а в установлении новых норм во взаимоотношениях между Новгородом и великим князем. Сохраняя во многом в прежней силе «старину», великий князь взрывал ее основу тремя важнейшими пунктами Яжелбицкой грамоты: установлением «смесного» княжеского суда на Городище, введением великокняжеской печати и в особенности лишением веча значения высшей судебной инстанции – «А вечевым грамотам не быти».

Яжелбицкий договор 1456 года впервые в систематическом виде излагавший политические притязания московских великих князей, имел чрезвычайно большое значение в истории взаимоотношений Новгорода и великого князя. До сих пор юридические отношения между великим князем и Новгородом оформлялись на основе старых новгородских грамот, в которые Москва вносила только частичные поправки. В 1456 году окостеневшей новгородской «старине» была противопоставлена систематически изложенная программа, которая не сводилась уже к отдельным поправкам, а требовала коренного пересмотра взаимоотношений между Новгородом и великими князьями.

Конфликты из‑за земель (Заволочье, Вятка, Устюг, Подвинье, Прикамье. – А.А.) сочетались со столкновениями из‑за пошлин и суда. Статьи Яжелюицкого договора о земле, пошлинах и суде непрерывно нарушались. Руководители новгородской политики стремились к ликвидации Яжелбицкого договора. Поиски союзника во Пскове, установление дружественных отношений с Орденом, переговоры с Казимиром, посылка князя и воеводы за Волок, захваты земель – вот чем были заняты правителя Новгородской боярской республики в 60‑х годах XV века. Они усиленно готовились к новому решительному столкновению с Москвой.

Зима 1470–1471 годов была заполнена дипломатической, идеологической и военной подготовкой к решительной схватке. Послы великого князя и Новгорода развернули энергичнейшую деятельность и в Пскове, и в Риге, и в Литве.

8 ноября в Новгород прибыл князь Михаил Олелькович, приглашенный в отличие от предшествующих литовских князей, не на «пригороды», а в Новгород. Он пробыл в Новгороде 4 месяца, а затем начались переговоры с самим Казимиром, завершившиеся подписанием договорной грамоты. В целом грамота 1471 года представляла литовскому великому князю чрезвычайно урезанные права в Новгороде и возлагала на новгородцев точно оговоренные и весьма скромные обязательства по отношению к нему.

Договор с Казимиром 1471 года был беспрецедентным актом в истории Новгорода. В XIV–XV веках Новгород неоднократно приглашал из Литвы князей «на кормление», заключал военные союзы с Литвою, но до 1471 года он всегда решительно отклонял все многочисленные попытки литовских великих князей заставить Новгород признать их верховную власть. Договор 1471 года был изменою русскому делу («Обязательства, принятые Новгородом ставили боярскую республику в вассальное подчинение к польско‑литовской короне. 5 ноября умер новгородский архиепископ Иона. Через 3 дня после его смерти, 8 ноября, в Новгород приехал присланный Казимиром IV литовский князь Михаил Олелькович, из рода Ольгердовичей (через 4 месяца он ушел на освободившееся киевское княжение, по пути разграбив новгородские земли. – А.А.). По существу это означало включение Новгородской земли в политическую систему великого княжества Литовского» (8).

Когда подготовка к войне была закончена, за поводом дело не стало. Летом 1471 года война разразилась. У великого князя было немало сторонников в Новгороде и его земле, явных и тайных, последовательных и колеблющихся. Их борьба против правящей группы, в особенности выступления народных масс, определили ход и исход событий в 1471 году.

В отличие от предшествующих столкновений с великим князем, в 1471 году зарвавшиеся вожаки новгородской правящей олигархии хотели войны и не спешили закончить ее после первой неудачи. Но удары извне и изнутри следовали один за другим с такой быстротой и были так сильны, что война 1471 года оказалась все же молниеносной. Война началась в июне, в «Иванов день» (24 июня) московские войска уже заняли Русу, в первой половине июля (7‑14 июля) произошли решающие бои (у Коростыни и на Шелони), тогда же (10 июля) выступили псковичи, 24 июля были казнены главные руководители «литовской партии», взятые в плен на Шелони, в конце июля (27 июля) новгородские войска были разгромлены на Двине, и тогда же новгородские послы начали переговоры о мире. Таким образом, война продолжалась всего 6–7 недель. Понадобились только несколько ударов (Шелонь, Двина) для того, чтобы стало ясно, что новгородский колосс держится на глиняных ногах.

Московский великий князь выступил перед всей Восточной Европой во всем своем величии и грозной силе. Поверженная в прах лежала перед Иваном III в июле 1471 года вся Новгородская земля.

Политические итоги разгрома Новгорода были подведены в Коростынском соглашении в августе 1471 года. Новгородские послы во вступительной части грамоты, повторив вступление к Яжелбицкой грамоте о том, чтобы не принимать в Новгород «лиходеев великого князя». Кроме того, они принимали на себя следующие обязательства:

1. «За короля и за великого князя литовского от вас от великих князей нам, вашей отчине Великому Новгороду, мужем волным, не отдатися никоторую хитростию, а быти нам от вас, великих князей, неотступным ни к кому».

2. Не принимать из Литвы князей ни на пригороды, ни в Новгород.

3. Владыке новгородскому ставиться в Москве, у митрополита, «который у вас, великих князей, митрополит ни будет».

Основной политический смысл новгородской грамоты 1471 года и заключается в обязательстве новгородцев полностью и окончательно порвать с Литвой и быть «неотступно» верными своей «господе», великим князем московским.

Политический строй Новгорода оставался неизменным. Однако объективное значение событий 1471 года было большим, чем думали современники‑летописцы. Жизнь быстро сломала рамки отношений, намеченных Коростынским договором» (13). Новгород был полностью подчинен Москве, вынужденной решать церковную проблему, только через семь лет.

«В 1458 году активнейший враг Литовского государства, король польский и великий князь литовский Казимир, добился от константинопольского патриарха (в 1453 году почти вся Византия была завоевана турками) назначения особого независимого от Москвы митрополита для находившейся под его властью Западной Руси (Украины и Белоруссии). А спустя еще некоторое время, в 1470 году, ставленнику Казимира, западно‑русскому митрополиту Григорию удалось получить от патриарха сан «митрополита всея Руси» – и западной и восточной.

Враги Москвы использовали греческий церковный авторитет, как орудие в борьбе против объединения русских земель. Митрополит Московский и всея Руси Иона заявил, что «Царствующий град Константинополь попал в руки турок из‑за того, что он «своего благочестия отступи». В 1470 году, после назначения Григория «митрополитом всея Руси», Иван III объявил, что греческое православие уже себя «изрушило» и что отныне позиция константинопольского патриарха для него безразлична: «не требую его, ни его благословления, ни его неблагословления, имеем его от себя, самого того патриарха, чюжа и отречена». После Ионы все московские митрополиты всея Руси стали избираться без благословления константинопольского патриарха собором русских епископов при участии великого князя» (46).

Тогда же, по договору 1471 года Великая Пермь, бывшая новгородским владением, перешла к великому князю. «Но пермичи, кажется, предпочитали почему‑то Новгород Москве, и таким образом последней приходилось брать этот край с оружием в руках. В 1472 году за пермичами оказалось «неисправление» – они обидели чем‑то некоторых москвичей, и великий князь ухватился за этот случай: зимой названного года он послал на Пермь воеводу Федора Пестрого, который, пришедши к устью Черной реки на Фоминой неделе, отправился далее на плотах до селения Афаловского, а отсюда на конях – к городу Искору, отпустивши другого воеводу, Гавриила Нелидова, на низ: на Урос, Чердынь и Почку, на тамошнего князя Михаила. Не доходя до Искора, Пестрой встретился с пермичами на реке Колве, разбил их и взял в плен воеводу их Качаима; затем взяты были Искор и другие города с их воеводами. На устье Почки, впадающей в Колву, Пестрой срубил городок и засел в нем с пленными. Так же успешно шли дела у Нелидова. Из срубленного городка Пестрой и Нелидов привели всю Пермскую землю под власть великого князя» (100).

 

Летом 1472 года хан Большой Орды Ахмат «изгоном» сжег город московский город Алексин на Оке и ушел в свои улусы, так как прорваться к Москве ему не дали [Прим. 18]. Причиной нападения могло быть отсутствие или уменьшение московской дани – «царева выхода».

«После 1434 года во главе Орды, по русским источникам, стоял Седи Ахмат (Сеид Ахмед). С 1460 года Сеид Ахмед больше не упоминается; место его занимает Ахмат (Ахмед), сын Кичи‑Мухаммеда. Темир‑Кутлук, внук Урус‑хана, был ханом в Орде в последние годы XIV века. Его сыновьями были: Пулад (Булат) и Тимур (Темир). Сыном последнего был Кичи‑Мухаммед, а внуком – Ахмед‑хан. Ахмед‑хану удалось прекратить многовластие и временно объединить Большую Орду.

Наиболее крупное нападение на Москву было произведено в 1451 году царевичем Мазовшей из Большой Орды (2 июля 1451 года он неудачно штурмовал Московский кремль и ушел домой с полоном. – А.А.). Начиная с 1449 года в течение последующего десятилетия татары Большой Орды производили почти ежегодные нападения на район среднего течения Оки (Коломна. – А.А.) и делали попытки прорваться на другой берег реки, к Москве. Устойчивость этого направления позволяет думать, что целью нападений был не простой захват добычи и пленных, а более серьезные политические стремления. В лице Ахмед‑хана (Ахмата) на развалинах Золотой Орды в последний раз возрождалась власть, претендовавшая на господство над всеми наследственными улуса Джучи и на восстановление прежней зависимости Руси.

Нам неизвестно, как Василий Темный платил «царев выход» после окончательного занятия им Москвы в 1447 году. Во всяком случае, факт систематического сбора дани с земель великого княжества для отсылки в Орду не подлежит сомнению; вопрос о платеже «выхода» включался во все договорные грамоты великого князя с удельными князьями того времени. Труднее установить, в какую Орду вносился этот «выход» – в Казанское ханство или Большую Орду (а возможно, в оба ханства. – А.А.)» (8).

 

В сентябре 1472 года умер младший брат Ивана III Юрий, не оставив завещания. Его города Дмитров, Можайск, Серпухов забрал «на себя» великий князь. Остальным княжеским братьям, недовольным этим, были даны города Вышгород, Таруса и Романов, что было закреплено договорами 1473 года.

 

12 ноября 1472 года Иван III женился на византийской царевне Софье Палеолог, дочери морейского деспота Фомы Палеолога и племяннице последнего императора Византии Константина.

«Софья родилась в Морее и никогда не бывала в Константинополе, который к тому же был взят турками (в 1453 году), когда ей было лет 5 от роду; перед выходом замуж за московского великого князя она с братьями жила в Риме под попечительством папы и в Москву отправилась из Рима (через Любек, Колывань, Юрьев, Псков. Новгород). Титул «деспина» (женский род от слова «деспот») происходит от титула «деспота», который носили все сыновья императора Мануила II, в том числе и отец Софьи, Фома Палеолог» (58).

«Сохранившиеся насчет Софии данные столь отрывочны и незначительны, что историку трудно восстановить в точности черты ее физиономии и совершенно невозможно разрешить вопросы относительно подробностей.

София была представительницей рода Палеологов времен упадка. Кровавые усобицы в их семье, лишения, несчастия, может быть, обострили ее характер и развили менее благородные инстинкты в ее сердце. Покинув изгнание для того, чтобы занять трон, окруженная иностранцами в своем новом отечестве, она никогда не внушала к себе расположения русских. Оттого ее изображают женщиной гордой и надменной, интриганкой, в высшей степени коварной. По‑видимому она имела, иногда по крайней мере, большое влияние на Ивана, в котором она вызывала решимость порвать с унизительными традициями монгольского данничества. Другое изменение во внутренней политике не могло быть приписано совпадениям: при патриархальном, почти грубом московском дворе появляется пышный этикет, издали напоминающий византийский: устраиваются новые должности, подчиненные строгой иерархии; принуждение заменяет прежнюю свободу; государь становится менее доступным, замкнутым в своем величии. Князь Курбский, боярин старинной знати, с горечью замечает, что Иван не советовался более со своими окружающими и все делал сам. Очевидно, великий князь московский подражал византийским самодержцам» (73).

Тогда же в Москву с послом Семеном Толбузиным приехал итальянский зодчий Аристотель Фиораванти.

«Привлечение иностранных мастеров в области архитектуры носило характер хорошо продуманного государственного мероприятия. По инициативе великокняжеской власти на Русь постоянно приглашались итальянские архитекторы, знаменитые во всей Европе.

Аристотель Фиораванти, приехавший на Русь из Болоньи 26 апреля 1575 года с сыном Андреа и помощником Пьетро, прославил себя сооружением Успенского собора в Москве. В строительстве двух башен Кремля – Тайницкой и Беклемишевской – участвовали Марк и Антон Фрязин, прибывшие, вероятно, с Дмитрием и Мануилом Ралевым. Дальнейшими работами руководил представитель знаменитой в Милане династии скульпторов и архитекторов Пьетро Антонио Салари с учеником Джаном Антонио. В 1491 году он закончил сооружение Грановитой палаты, начатой в 1487 году Марком. Алевиз из Милана – Алоизио да Каркано, приехавший с Мануилом Ангеловым и Данилой Мамыревым в 1494 году – в 1499 году начал сооружать великокняжеский дворец рядом с Благовещенским собором и новую стену от дворца к Боровицкой башне» (8).

 

В 1474 году Иван III купил у князей Владимира Андреевича и Ивана Ивановича вторую половину Ростовского княжества, которое теперь было полностью присоединено к Москве. Через два года наступил черед Новгорода. Оставив блюсти Москву сына Ивана [Прим. 19], Иван III с войсками выступил на север.

«Шесть с половиной лет, отделяющие Коростынский договор от Троицкого стояния зимой 1477–1478 годов, были временем агонии Новгородской боярской республики, завершившейся ликвидацией «призрака» новгородской свободы – «многии бо ыелможи и бояре перевет имеяху князю великому и того ради не изволиша в единомыслии быти и всташа чернь на бояр, а бояри на чернь».

Чтобы упрочить свое положение в Новгороде и подготовить окончательное присоединение его к Русскому государству, правительство Ивана III в эти годы вело работу в двух направлениях: во‑первых, оно старалось создать среди влиятельных новгородских феодалов группу сторонников Москвы; во‑вторых, оно поддерживало антибоярскую оппозицию в Новгороде. Первая линия выступала, как основная; вторая – как вспомогательное средство, используемое для давления на новгородских феодалов.

Во время поездки Ивана III в Новгород в 1475–1476 году обе линии его новгородской политики выступают еще более отчетливо. Сторонники Москвы и стоявший за ними Иван III, однако, просчитались, переоценив успехи подготовительной работы в Новгороде. «Государственный переворот» изнутри не удался. «Московская партия» была разгромлена. На пути планов Ивана III стало разбушевавшееся вече. Этим определилась линия великого князя на следующем этапе борьбы с противниками московского «государствования» зимой 1477–1478 годов.

В отличие от похода 1471 года, в 1477 году не было настоящей войны. Новгород не оказал вооруженного сопротивления грозным силам великого князя и его союзников, вступившим в его земли. Новгородское войско не дало ни одной битвы ни воеводам великого князя, ни псковичам, которые, хотя и без особого рвения и с большим опозданием, но выступили в поход против Новгорода. Новгородцы очистили без боя всю территорию своей земли «от восточные страны и до Литовского и Псковского рубежа». Заняв по хорошо разработанному плану предместья Новгорода, московские войска все теснее сжимали кольцо блокады. Сопротивление становилось безнадежным. 13 января переговоры (начавшиеся 23 ноября. – А.А.) были завершены «целованием креста» новгородцами в Троице на Паозерье, где стоял великий князь. После этого Иван III постепенно снимает осаду, отпуская своих союзников. Затем понадобился еще месяц для того, чтобы установить новый порядок управления в Новгороде. Так Иван III «выстоял стояньем Великий Новгород».

За двенадцатинедельное Троицкое стояние Ивана III (во время осады, переговоров и установления нового порядка) был сломлен вечевой порядок управления, события развертывались стремительно, сокрушительные удары один за другим обрушивались на Новгород – прогнившее насквозь здание Новгородской вечевой республики дрогнуло и рухнуло под ударами московских секир – «вечю и колоколу не быти, посаднику не быти, а государство все нам держати». Управление в городе взяли в свои руки московские наместники» (13).

Историк К.В. Базилевич писал в своей работе «Образование Русского государства Ивана III», вышедшей в 1946 году в Москве:

«В конце 1477 года Иван III вновь отправил к Новгороду свое войско. Этот поход представлял собой грандиозную демонстрацию военных сил объединенных русских земель. Новгородское боярское правительство не могло и помышлять о каком‑либо военном сопротивлении. На вопрос новгородских бояр, «какому государству быть в Новгороде», последовал определенный ответ: «Ино мы великие князи хотим государства своего: как есмы на Москве, так хотим быть на отчине своей Великом Новгороде. Вечевому колоколу во отчине нашей в Новгороде не быти, посаднику не быти, а государство свое нам держати». Этим по существу закончился (почти. – А.А.) заключительный акт самостоятельного существования «господина Великого Новгорода» (8). В январе 1478 года новгородцы присягнули Ивану III, в феврале многие из новгородской «господы» во главе с Марфой Борецкой были отправлены в Москву, а земли их конфискованы. В течение последующих десяти лет тысячи богатых новгородцев были заменены москвичами. «Понадобился еще один приход Ивана III «миром» в Новгород для того, чтобы укрепить новый порядок управления городом. Зимою 1479–1480 годов, во время девятинедельного Славенского стояния, 19 января 1480 года был «поиман» выборный владыка Феофил, и этим была завершена ликвидация вечевого строя. После января 1480 года от новгородского вечевого строя остались только обломки» (13).

Присоединением новгородских земель – почти всего севера России – к Москве «решило главный вопрос русской политической жизни XV века – «И привезен бысть вечевой колокол в Москву, и вознесли его на колокольницы на площади с прочими колоколы звонити» (13).

 

Венецианский дипломат патриций Амброджо Контарини в своем сочинении «Путешествие в Персию» вместе с описанием Москвы 1476–1477 годов оставил единственное дошедшее до нас описание Ивана Васильевича III и его столицы:

«Город Московия расположен на небольшом холме, он весь деревянный, как замок, так и остальной город. Через него протекает река, называемая Моско. На одной стороне ее находится замок и часть города, на другой – остальная часть города. На реке много мостов, по которым переходят с одного берега на другой. Это столица, то есть место пребывания самого великого князя. Вокруг города большие леса, их вообще очень много в стране. Край чрезвычайно богат всякими хлебными злаками. Русские продают огромное количество коровьего и свиного мяса; думаю, что за один маркет (мелкая венецианская монета. – А.А.) его можно получить более трех фунтов (немного больше одного килограмма. – А.А.). Сотню кур продают за дукат, за эту же цену – сорок уток, а гуси стоят по три маркета за каждого. Продают очень много зайцев, но другой дичи мало. Торгуют также разными видами дикой птицы в большом количестве. Вина в этих местах не делают. Нет также никаких плодов, бывают лишь огурцы, лесные орехи, дикие яблоки.

Страна эта отличается невероятными морозами, так что люди на 9 месяцев в году подряд сидят в домах, однако зимой приходится запасать продовольствие на лето: ввиду больших снегов люди делают себе сани, которые легко тащит одна лошадь, перевозя таким образом любые грузы. Летом же – ужасная грязь из‑за таяния снегов, и к тому же крайне трудно ездить по громадным лесам, где невозможно проложить хорошие дороги.

В конце октября река, протекающая через город, вся замерзает; на ней строят лавки для разных товаров, и там происходят все базары, а в городе тогда почти ничего не продается. Так делается потому, что место это считается менее холодным, чем всякое другое; оно окружено городом со стороны обоих берегов и защищено от ветра. Ежедневно на льду реки находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров. В течение всей зимы эти товары не иссякают. К концу ноября обладатели коров и свиней бьют их и везут на продажу в город. Так цельными тушами их время от времени доставляют для сбыта на городской рынок, и чистое удовольствие смотреть на это огромное количество ободранных от шкур коров, которых поставили на ноги на льду реки. Таким образом, люди могут есть мясо более чем 3 месяца подряд. То же самое делают с рыбой, с курами и другим продовольствием. На льду замершей реки устраивают конские бега и другие увеселения; случается, что при этом люди ломают себе шею.

Русские очень красивы, как мужчины, так и женщины, но вообще это народ грубый. У них есть свой папа, как глава церкви их толка, нашего же они не признают и считают, что мы вовсе погибшие люди. Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих. У них нет никаких вин, но они употребляют напиток из меда, который они приготовляют с листьями хмеля. Этот напиток вовсе не плох, особенно если он старый. Однако их государь не допускает, чтобы каждый мог свободно его приготовлять, потому что, если бы они пользовались подобной свободой, то ежедневно были бы пьяны и убивали бы друг друга как звери. Их жизнь протекает следующим образом: утром они стоят на базарах примерно до полудня, потом отправляются в таверны есть и пить; после этого времени уже невозможно привлечь их к какому‑либо делу.

В город в течение всей зимы собирается множество купцов как из Германии, так и из Польши. Они покупают исключительно меха – соболей, лисиц, горностаев, белок и иногда рысей. И хотя эти меха добываются за много дней пути от города Московии, больше в областях на северо‑востоке и на севере, однако все съезжаются в это место и купцы покупают меха именно здесь. Меха скопляются в большом количестве также в городе, называемом Новгород, земля которого граничит почти с Германией; от Московии Новгород отстает на 8 дней пути. Этот город управляется как коммуна, но подчинен здешнему великому князю и платит ему дань ежегодно.

Упомянутому государю от роду 35 лет; он высок, но худощав; вообще он очень красивый человек.

Я оставался в городе Московии с 25 сентября 1476 года, когда я туда приехал, до 21 января 1477 года, когда я оттуда выехал. С уверенностью я могу сказать, что у всех я встречал хороший прием.

Я был приглашен во дворец на обед к великому князю. До того, как идти к столу, я вошел в покой, где находились его высочество и еще другой его секретарь; с доброжелательнейшим лицом его высочество обратился ко мне с самими учтивыми, какими только могут быть, словами, настоятельно прося меня засвидетельствовать моей светлейшей сеньории, что он ее добрый друг и таковым желает остаться и что он охотно меня отпускает, предлагая во всем содействовать, если мне что‑либо понадобится. Я ответил на все, что он мне сказал, сопровождая свои слова выражением всяческой благодарности. В подобной беседе мы провели целый час, если не больше. Великий князь с большим радушием показал мне свои одежды из золотой парчи, подбитые прекраснейшими соболями.

Затем мы вышли из покоя и медленно прошли к столу. Обед длился больше обычного, и угощений было больше, чем всегда. Присутствовало много баронов государя. По окончании обеда мне предложили встать из‑за стола и подойти к его высочеству, который громким голосом, чтобы все слышали, объявил мне о своем разрешении отправиться в путь; он проявил также большую дружественность по отношению к нашей светлейшей сеньории. Я же поблагодарил его высочество, как полагается. Затем мне была поднесена большая серебряная чаша, полная медового напитка, и было сказано, что государь приказывает мне осушить ее всю и дарует мне эту чашу. Такой обычай соблюдается только в тех случаях, когда хотят оказать высшую честь либо послу, либо кому‑нибудь другому. Однако для меня оказалось затруднительным выпить такое количество – ведь там было очень много напитка! Насколько я помню, я выпил только четвертую часть, а его высочество, заметив, что я не в состоянии выпить больше, и заранее зная к тому же об этом моем свойстве, велел взять у меня чашу, которую опорожнили и пустую отдали мне. Я поцеловал руку его высочества и ушел с добрыми напутствиями. Многие его бароны проводили меня до лестницы и облобызали с проявлениями большого доброжелательства.

Так возвратился я домой и подготовил все для отъезда. Усевшись в наши сани, мы, с именем Божиим на устах, уехали из Московии. Эти сани представляют собой нечто вреде домика, который везет одна лошадь. Они употребляются только в зимнее время. Усаживаются в сани, укрывшись любым количеством одеял, и правят лошадью – и таким образом покрывают огромнейшие расстояния. Внутрь с собой кладут съестные припасы и все необходимое. От государя мне был дан человек, который должен был меня сопровождать, причем великий князь приказал, чтобы по всей стране мне давали, от места до места, по одному такому проводнику» (53).

 

В 1476 году Иван III, по сведениям некоторых исторических источников, отказался платить дань хану Большой Орды Ахмату и, по легенде, растоптал ханскую басму на глазах ордынских послов.

«Сомнение вызывает сообщение Казанского летописца о потоптании Иваном III басмы (возможно, это был гипсовый отпечаток ханской ноги, а не лица хана, перевозимый в сундучке. – А.А.), с чем было связано и прекращение уплаты дани. В Казанском летописце это событие относится ко времени воцарения Ахмед‑хана, то есть вскоре после 1460 года. «Царь Ахмат восприим царство Златыя Орды по отце своем, Зелет‑салтане цари, и посла к великому князю Московскому послы своя, по старому обычаю отец своих и с басмою, просити дани и оброка за прошлая лета. Великии же князь ни мала убоявся страха царева и, приим басму лица его и плевав на ню, низлома ея, и на землю поверже, и потопта ногами своими, и гордых послов его всех изыматьи повеле, пришедших к нему дерзостно, а единого отпусти жива, носяща весть к царю глаголя: «да яко же сотворил послом твоим, тако же имам к тебе сотворити, да престаниши, беззакониче, от злого начинания своего, еже ступатися». Далее рассказывается, что царь (хан), услышав эти слова, «великою яростию распалился, и, собрав все свои силы, пошел в 6909 году (1401‑?) на Русь к реке Угре. В этом рассказе допущены крупные хронологические ошибки, начиная от неверной даты прихода Ахмед‑хана на Угру (6909 год вместо 6988). Основная часть Казанского летописца составлена во второй половине XVI века.

Однако после отказа Ивана III в 1476 году уплачивать «выход» Ахмед‑хану, который в это время был занят Крымом и определением своих отношений с султаном, пришлось около четырех лет ожидать удобного момента для выступления против Москвы. Благоприятная обстановка сложилась в начале 1480 года. Поход Ахмед‑хана на Угру, закончившийся его бегством и гибелью в придонских степях, произвел весьма сильное впечатление на современников» (8).

 

Ахмат выступил в поход на Московское княжество летом 1480 года, заключив договор с польским королем и литовским великим князем Казимиром об ударе на Москву с двух сторон.

«Проводя широкомасштабную политику, Ахмат рассчитывал на создание мощной антирусской коалиции, основой которой должен был быть союз с Литвой. Казимир Литовский со своей стороны стремился к такому союзу в интересах дальнейшей экспансии против Руси и сохранения власти над русскими землями, захваченными в прежние времена.

Первые сведения о литовско‑ордынских переговорах помещены в летописи под 1470–1471 годом. Начало последнего тура переговоров относится, по‑видимому, к 1479 году, ко времени пребывания в Литве ордынского посла Тагира. В ходе ответного посольства Стрета были обговорены сроки совместного нападения на Русь – весна 1480 года» (3).

Время покорения Московского государства было определено очень точно.

«В 1479 году произошла ссора между Иваном III и его братьями удельными князьями Борисом и Андреем Большим, недовольными великим князем, который не поделился с ними землями умершего брата Юрия (у Великого князя Ивана III было четверо братьев: Юрий (который умер в сентябре 1472 года, за семь лет до конфликта! – А.А.), Андрей Большой, Борис и Андрей Меньшой. – А.А.). Оба удельных князя обратились за помощью к Казимиру, а затем, в феврале 1480 года, с семьями и со своими дворами ушли в Новгородскую область.

Внутренние осложнения немедленно активизировали все враждебные силы. Поведение Ахмата, начавшего поход в разгар ссоры Ивана III с братьями, выбор пути и длительная остановка на Угре – все это подтверждает слово летописной записи, что хан был «во единой думе с Казимиром», получившем удобный повод для вмешательства в русские дела. Зашевелился и Ливонский орден. С конца 1479 года в течение всего следующего года, происходили повторные нападения немцев на Псковскую землю, сопровождавшиеся, как всегда, страшным опустошениями. Таким образом, Ивану III приходилось действовать против сильной коалиции врагов, при наличии тяжелых внутренних осложнений» (8).

Искусным маневрированием войск Иван III не пустил татар через Оку, и Ахмат с войсками двинулся к литовской границе, намереваясь соединиться там с отрядами Казимира и вторгнуться в Московское княжество через Угру. Русские войска опередили хана и раньше него заняли левый берег Угры, все перевозы и броды. Сам великий князь отправился в Москву. «В Москве находились «в осаде» мать его, инокиня Марфа, князь Михаил Андреевич Верейский, князь Иван Юрьевич патрикеев, московский наместник, с дьяком Василием Мамыревым, митрополит Геронтий и умный и энергичный владыка ростовский Вассиан [Прим. 20]. К ним‑то, по некоторым известиям, и поехал Иван Васильевич «на совет и думу». Из приближенных великого князя одни не советовали ему стоять на границе, указывая на пример отца его, попавшего в плен казанским татарам в суздальском бою; советовали, напротив, удалиться на север, указывая на пример Димитрия Донского, удалившегося, при нашествии Тамерлана, в Кострому. На этом настаивали его любимцы – бояре Иван Васильевич Ощера и Григорий Андреевич Мамон; другие же, и преимущественно владыка Вассиан, настаивали на том, что великий князь должен находиться при войске» (100). Иван III решил по‑своему.

«Ахмат подошел к Угре 8 октября 1480 года. Ордынцы попытались перейти с правого берега реки на левый, где располагалось русское войско. Началось продолжавшееся четыре дня сражение, в ходе которого русские воины не дали врагу переправиться через Угру. Хан отступил и встал в Яузе в 2‑х верстах от реки.

Опасаясь выступления Казимира на стороне Ахмата Иван III с целью выиграть время идет на переговоры с ханом. В это же время он старается убедить двух своих мятежных братьев, делает им уступки, чтобы они присоединились к нему в интересах общей борьбы с нашествием Орды.

Хан не принял подарки, посланные ему Иваном III с послом И.Ф. Товарковым, и заявил при этом: «Не того дела яз семо пришел, пришел яз Ивана дела, а за его неправду, что ко мне не идет, а мне челом не бьет, а выхода мне не дает 9‑й год. Приидет ко мне Иван сам, почнутся ми о нем мои рядцы и князи печаловати, ино как будет пригож, так его пожалую». Переговоры, естественно, ни к чему не привели. Между тем с 26 октября установилась зима с сильными морозами. Хан не решаясь снова перейти реку, уже замершую, и напасть на русское войско, около двух недель стоит у Угры, очевидно в ожидании помощи от Казимира. К Ивану III пришли, наконец, на помощь его братья – Андрей Большой и Борис – надежды Ахмата на усобицу не сбылись, как и на приход литовского войска. Объединенные силы Ивана III стояли на выгодной позиции у Кременца. Попытка нападения монголо‑татарского отряда на Конин и Нюхово была ликвидирована – Иван Васильевич послал туда своих братьев с воеводами, и ордынцы обратились в бегство. Вскоре, 11 ноября, отступил и сам хан Ахмат» (55).

Казимир не пришел на помощь Ахмету – ему не дал этого сделать его враг крымский хан Менгли Гирей, незадолго до этого заключивший договор о дружбе с Иваном III (через 22 года, в июне 1502 году, войска Крымского ханства с помощью дружин Московского княжества, совершивших отвлекающий удар по Волге, в степи за Перекопом у устья реки Сулы наголову разгромили войска Большой Орды, прекратившей после этого свое существование [Прим. 21]. Были и другие причины литовского отказа вместе с Ахматом «воевать Русь». Биограф Ивана III Ю.Г. Алексеев писал:

«Московская летопись сообщает, что Ахмат шел «со всеми своими силами мимо Мценск и Любутеск и Одоев», то есть по правому берегу Оки к Воротынску – городку близ впадения Угры в Оку недалеко от Калуги. «Пришед», он «ста у Воротынска, ждучи к себе королевы помощи». Однако «король сам не иде, ни силы своя не посла, понеже бо быша ему свои усобицы. К этому известию, общему в Симоеновской и Московской летописях, последняя добавляет – «тогда бо воева Мингли‑Гирей, царь Крымский, королеву землю Подольскую, служа великому князю».

Набег крымских отрядов на Подолию имел, видимо, незначительные масштабы. Казимир в течение ряда месяцев (с декабря 1479 года) активно готовился к войне. На его решение не вступать в открытую борьбу с Русским государством осенью 1480 года гораздо сильнее, чем набег крымцев, повлияли, вероятно, соображения общего политического характера. Польские хронисты Длугош и Стрыйковский указывают, что Казимир, несмотря на совет литовцев, не пошел на встречу с Ахматом, опасаясь могущества московского князя. Набьег крымцев не мог иметь серьезного значения уже потому, что именно в это время (в октябре 1480 года) начался новый тур переговоров Менгли с Казимиром. По данным Литовской метрики, 15 октября в Вильно отправился крымский посол Байраш с полномочиями для заключения союза. Таким образом, в критические недели борьбы на Угре крымский хан был далек от намерения оказать реальную помощь Русскому государству против польско‑литовского короля.

Одним из существенных факторов, повлиявших на позицию Казимира, было, видимо, движение за воссоединение с Русским государством, охватившее русские земли в составе Литовского великого княжества (так называемый «заговор князей»)» (3).

Противостояние татарских и московских ратей продолжалось немногим более месяца. «Известно, что в начале зимы 1480 года Ахмед‑хан под влиянием наступающих холодов, не получив помощи от Казимира IV, ясно увидел, что военная обстановка складывается в пользу Ивана III. Считая в дальнейшем свое пребывание опасным, он и решил сняться с лагеря и повернуть назад в степь.

Сохранился ярлык Ахмед‑хана Ивану III (написанный, очевидно, в бессильной ярости. – А.А.):

«А нынеча если от берега пошол, потому что у меня люди без одеж, а кони без попон. А минет сердце зимы девяносто дней, и аз опять на тебя буду, а пить ти у меня вода мутная».

Ярлык от имени Ахмеда Ивану III написан резким языком и полон угроз. Он требует от Ивана III: «И ты б мою подать в 40 день собрал: 60000 алтын, 20000 вешнею, да 60000 осеннею, а на себе бы еси носил Батыево знамение у колпока верх вогнув ходил, занеж вы блужные просяники. Только моея подати в 40 день не сберешь, а на себе не учнеш Батыево знамения носити, почен тобою в головах, и всех твоих бояр з густыми волосы и с великими бородами, у меня будут; или паки мои дворяне с хозовыми сагодаками и с софьяными сапоги у тебя будут» (25).

 

В начале января 1481 года хан Тюменской орды Ибак собственноручно убил Ахмата, захватив большую добычу, награбленную во время отступления в литовских землям. Ибак сообщил об этом Ивану III, который только после этого возвратился в Москву – «и возрадовашася и возвеселишася вси люди».

«Русская стратегия в 1480 году была по форме оборонительной в отличие от наступательной стратегии, избранной за столетие до этого Дмитрием Донским. Необходимо признать, что оборонительная стратегия в условиях 1480 года себя полностью оправдала. Она привела к крупнейшему военно‑политическому успеху – фактически к полному стратегическому поражению вражеских войск, вынужденных отказаться от решения своей задачи. Компания 1480 года закончилась решающей победой Русского государства. При этом важно подчеркнуть, что русское войско не понесло значительных потерь и сохранило свою боеспособность. Это было одной из наиболее существенных причин отказа Казимира от эффективного вмешательства в русско‑ордынскую войну, имело важнейшее значение в решении конфликта с Ливонией и в ликвидации феодального мятежа.

В целом действия русского командования в 1480 году представляются образцовыми как пример стратегической оборонительной операции в сложных военно‑политических условиях, проведенной на самом высоком уровне и с самыми положительными результатами. Бескровная победа на Угре – крупнейшее событие эпохи, а воскресенье 12 ноября 1480 года – первый день полностью независимого Русского государства» (3).

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-01-10; просмотров: 120; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.007 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты