Глава 10. Было далеко за полночь, когда Джессику разбудил ужасный стук в дверь

Было далеко за полночь, когда Джессику разбудил ужасный стук в дверь. Она вернулась домой два дня назад. И первый раз пожалела об этом. Почему она больше не живет под крышей Бруно Карра? Там бы она не услышала такого стука в дверь, даже если бы ее взломали.

Зевая, она накинула халат и направилась к парадному входу. Проверила, прочно ли держит цепочка, и открыла дверь на два пальца. Джессика жила в относительно безопасном районе города, но не стоит рисковать, особенно в такой поздний час. Вероятно, подвыпившие гуляки направлялись домой и по дороге случайно забрели к ее двери.

В ту минуту, когда она увидела, кто стоит за дверью, исчезли все признаки сна.

– Открой дверь, – скомандовал Бруно с таким видом, будто он сейчас выдавит ее плечом, несмотря на цепочку. Странно одетый для такого часа – в рабочий костюм с галстуком, съехавшим набок, словно он то и дело дергал его.

– Что ты здесь делаешь в такое время? Я думала, ты вернешься еще через три дня.

– Планы изменились.

– В таком случае ты мог бы пойти к себе домой. Ты знаешь, который час? Я уже спала. – Она не стала говорить, как долго пыталась заснуть. И что эта радующая ее малость сейчас нарушена.

– Джессика, даже если ты паришь над постелью в воздухе, меня это не волнует. Открой дверь, или я ее выломаю.

– У тебя не хватит силы, – вяло возразила она.

– Тогда я учиню такой шум, что прибегут все соседи в радиусе шестидесяти миль, чтобы посмотреть, что происходит.

Она не сомневалась, что он так и сделает. Нехотя Джессика сняла цепочку и посторонилась, давая ему войти. Его пятидневное отсутствие оказалось кстати.

Оно помогло ей чуть отодвинуть Бруно Карра на задний план. Или ей так казалось. Теперь она наблюдала, как он снял куртку и направился в гостиную. Его словно не беспокоило, что уже далеко за полночь. Очевидно, его организм жил еще по американскому времени.

– Ну, – с вызовом бросила она и прошла следом в гостиную, – чего ты хочешь? – Она стояла в дверях, сложив на груди руки.

– Сегодня вечером, когда я вернулся из Америки, мы с матерью долго беседовали, – проговорил он и оперся поясницей на подоконник, глядя на нее. Глаза полуприкрыты, что в них, непонятно.

– И? Какое это имеет ко мне отношение? Я устала. Что бы ты ни хотел мне сказать, все может подождать до завтра. – Вялые мозги начали яростно работать, пытаясь вспомнить, что она говорила его матери. Как это могло быть связано с ним? Ведь Джессика была предельно осторожна и скрывала свои эмоции. Даже после того как его мать и она довольно хорошо поладили. Несмотря на частые упоминания о разочаровании, в словах и поведении Виктории чувствовалась какая‑то первоначальная теплота. Она нашла отклик в Джессике. Так что же Виктория могла сказать сыну? Что заставило его в такой час пожаловать сюда?

– Мне понравилась твоя мать, – смущенно выпалила она. – И мне показалось, что я ей тоже понравилась!

– И теперь ты гадаешь, какие твои маленькие секреты она могла выдать? – насмешливо спросил он.

– Никаких секретов я ей не открывала! – побледнев, парировала Джессика. Или открывала? Виктория настойчиво расспрашивала ее, но она держалась.

Стиснула зубы и не признавалась, как на самом деле относится к ее сыну. Джессика теснее закуталась в халат, но все равно мерзла.

– Тогда почему ты так отчаянно пытаешься вспомнить, о чем с ней говорила? Не утруждай себя. Это бесполезно. Отрицание – твой инстинктивный ответ на любой вопрос, если ты находишь его хотя бы немного опасным. – Он подошел к стулу и сел, потирая глаза.

– Почему ты заявился среди ночи, уселся и ведешь себя как дома? холодно спросила Джессика.

– Я уже сказал. Нам надо поговорить.

– Мы уже говорили. Не помню, чтобы это к чему‑нибудь привело.

– Ты понравилась моей матери. Я говорил тебе?

– Ты напился? – сощурившись, Джессика разглядывала его. Бруно не шатало и он не запинался, как обычный подвыпивший человек, но в его поведении было что‑то агрессивное и непредсказуемое.

– Черт возьми, Джессика, не пытайся переменить тему! Меня тошнит от твоих уловок. Я до смерти устал от хождения вокруг да около твоих крошечных проблем.

– Вокруг да около? Ты? Не смеши меня. Сейчас я пойду и приготовлю тебе кофе. Ты выпьешь кофе и уйдешь. – Она не дала ему времени ответить и выскользнула из комнаты. Хорошо хоть, что он не последовал за ней в кухню. Прислонившись к дверце холодильника, она ждала, пока закипит вода.

Почему он пришел? Она никогда не видела, как на Бруно действует алкоголь. Но теперь, нет сомнений, он в состоянии опьянения, как пишут в протоколах. А пьяные не отвечают за свои слова. Они говорят все, что у них на уме. Но разве она выдержит, если Бруно Карр целый час будет выкладывать свое мнение о ней? Как же от него избавиться? Он больше и сильнее. И если он решил остаться, то, пока все не выскажет, не уйдет.

Вода закипела. Она положила две ложки кофе и, помешивая его в кружке, залила кипятком.

Оставалось надеяться, что в ее отсутствие он не переберется на софу. Но, вернувшись в гостиную, она нашла его на том же стуле. Если он и находился под влиянием винных паров, то сейчас никаких признаков опьянения не выказывал.

– Выпей. – Скрестив на груди руки, она стояла перед ним и наблюдала, как он сделал глоток кофе и тут же с отвращением сплюнул.

– Черт, что ты сюда положила?

– Ты слишком много выпил. От крепкого кофе тебе станет лучше, спокойно проговорила она. Он тихо пробормотал что‑то нелестное в ее адрес. – Тебе надо вернуться домой, лечь в постель, принять пару таблеток парацетамола и уснуть. Утром в голове все прояснится. – И тебя здесь не будет, подумала она.

– Перестань давать указания. Меня тошнит от твоих приказов.

– Тебя от многого связанного со мной тошнит, правда? Тогда почему ты пришел? Для того чтобы сказать, как тебя тошнит от всего, что я говорю или делаю? Не думала, что тебе надо выпить, чтобы набраться храбрости. Ты всегда прекрасно умел точно высказать все, что у тебя на уме.

– Ох, ты мне льстишь. Тебе тоже робость едва ли мешала высказать все, что у тебя на уме.

– Правильно. Я хочу спать. – Она повернулась к двери, но он удержал ее, схватив за запястье.

– Нет, ничего не выйдет. Ты останешься здесь и выслушаешь меня. – Он нахмурился, словно вдруг забыл, что надо сказать. Джессика смотрела на него с выражением натерпевшейся страдалицы.

– Тогда поспеши. Я устала.

– Нет, ты не устала. Ты возбуждена, потому что я здесь. – Бруно стрельнул в нее взглядом из‑под ресниц. Она постаралась не обращать на него внимания, но сердце вдруг гулко застучало в груди. – Я говорил тебе, что ты понравилась моей матери?

– Да, говорил.

– Она считает, что в тебе есть воинственный дух. – Он издал звук, похожий на фырканье. – Что мне остается, кроме как согласиться с ней?

Бруно все еще тянул ее за запястье, будто забыл, что держит ее за руку. Джессика попыталась вырвать руку, но он крепче схватил ее, задумчиво глядя вдаль.

– Ты не позволишь мне отойти?

– Только если пообещаешь не обращаться со мной как школьная учительница.

Джессика громко вздохнула и кивнула:

– Обещаю не обращаться с тобой как школьная учительница.

Он удовлетворенно посмотрел на нес и отпустил руку. Она подошла к софе и села, поджав под себя ноги.

– Моя мать никогда не принимала всерьез женщин, с которыми я встречался, – задумчиво проговорил он.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Она говорила мне. – У Джессики тогда от ее слов голова пошла кругом.

– И что точно она тебе говорила?

– Она говорила мне буквально следующее: мол, тебя всегда интересует один тип женщин. Хорошенькие, пустоголовые, доступные.

– Это сказала тебе моя мать? – грозно прорычал он. Но Джессика видела, что он ошеломлен. – Значит, вы сидели вдвоем и за чашкой чая сплетничали на мой счет?..

– Да, то и дело звучало твое имя, – пожала плечами Джессика, по‑моему, это объясняется обстоятельствами.

– И какие еще драгоценные тайны она открыла тебе?

– Она рассказала, что, когда тебе было три года, ты достал тюбик ее губной помады, раскрасил лицо и надел туфли на высоких каблуках, в которых и полетел с лестницы. – Джессика не удержалась от улыбки, представив себе Бруно в три года. Он хмуро смотрел на нее. – Кстати, мы отклонились от темы. Почему ты здесь? – Джессика попыталась вернуть его на боксерский ринг. И почти упустила тот факт, что Бруно Карра надо держать на приличной дистанции.

– Вернемся. – Он вытянул ноги, закинул руки за голову и погрузился в молчание.

– Итак? – напомнила о себе Джессика.

– Моя мать не ожидала, что ты ей понравишься. Когда я первый раз по телефону объяснил ей положение, она пришла в ужас. И конечно, проклинала тебя за происходившее.

– О, конечно, – саркастически согласилась Джессика. – Ведь ангел Бруно не мог быть замешанным в плохую историю!

– Увидев тебя, она, кажется, изменила свое мнение.

– Ты имеешь в виду, она думает, будто ты отчасти тоже ответствен за положение? Ты изумляешь меня!

– Я имею в виду, она ожидала, что ты похожа на моих обычных подружек.

– Ах! – Теперь Джессика не понимала, в каком направлении движется разговор. Но ясно, остановить его она не сможет, даже если захочет. А она захочет?

– Не перебивай! – приказал он. Джессика не стала напоминать, что она и не перебивала. – Я приехал сюда, набравшись духу, чтобы сказать речь. А ты должна сидеть и слушать. Моя мать, которую я люблю и мнение которой высоко ценю, кажется, думает… – Голос замер, он нахмурился и осуждающе посмотрел на Джессику, будто это она несет вину за его неспособность продолжать свою речь.

– Я не перебиваю, – напомнила Джессика. – Ты говорил?..

– Моя мать, кажется, думает, что ты мне подходишь.

От удивления Джессика открыла рот. Если бы его мать сказала, что Джессика – актриса, номинированная на «Оскара», она бы удивилась меньше. Ни о чем подобном они не говорили. Виктория откровенно демонстрировала, что отстраняется от любых намеков на сватовство.

– Она думает, что я стану лучше с женщиной вроде тебя.

– Вроде меня? Я не участвую в цирковом представлении! Что ты имеешь в виду, говоря «вроде тебя»? Не думаю, чтобы твоя мать отзывалась обо мне в таком тоне! – Глаза повлажнели, она сморгнула слезы.

– Господи! Конечно, нет! – Он встал, провел пальцами по волосам и зашагал по комнате. – Ты не облегчаешь мне задачу. – Он остановился перед ней. – Кажется, она думает, что ты и я хорошо подходим друг другу, и, по‑моему, она права. – Джессика открыла рот, но он поднял руку, словно просил ее помолчать. Потом тяжело опустился на софу рядом с ней. – И это не имеет никакого отношения к малышу. Конечно, ребенок уравновесит положение. Но суть в том, что мне хорошо с тобой, я наслаждаюсь твоим обществом. Даже если ты половину времени стараешься избегать ответов на мои вопросы, а вторую половину времени сама задаешь их.

Сердце Джессики стучало все быстрее и быстрее. Она с трудом дышала. Помолчи, приказала она себе. Иначе все может получиться совсем не так, как нужно.

– Ну? – с вызовом бросил он. – Почему ты не кидаешься в атаку?

– Жду, пока ты закончишь свою речь. Мне не хочется слушать обвинение, будто я перебиваю тебя.

– Ты опять! Ты сбиваешь меня с мысли! – Он сверкнул глазами. – Ты так делаешь с первого дня! Я не привык все время обороняться при встречах с женщиной. Обычно в мою сторону летят только случайные соломенные стрелы!

– Я знаю, Бруно, к чему ты привык. Поэтому брак между нами и невозможен. У нас ничего не получится. Ты не привык к женщинам, похожим на меня. Что бы ни говорила твоя мать и как бы ты ни соглашался с ней, в конце дня ты должен отдыхать с девушками другого типа. Разве не так?

– Да, то же самое я говорил себе последние несколько недель, пробормотал он.

– Что именно?

– Сама знаешь! – Он склонил голову набок и одарил ее победной, какой‑то мальчишеской улыбкой. Джессика озадаченно нахмурилась. Оказывается, мне больше нравятся интеллигентные, любящие командовать…

– Я не люблю командовать!

– Противоречие – любимый женский стиль беседы.

Джессика напряженно вслушивалась в каждое слово.

– Оказывается, что… – начал он и оставил предложение незаконченным.

– Я хотела бы, Бруно, чтобы ты четко объяснил свою мысль.

– Потому что ты не можешь дождаться, когда я уйду?

– Нет.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я уходил? – Он лукаво улыбнулся. Она покраснела. – Моя мать убеждала меня, что, по ее мнению, ты не так враждебна ко мне, как любишь показывать…

– Она так и сказала? Так и сказала? – Предательница, подумала Джессика.

– Да. А ты что скажешь?

– Разве это имеет значение? – вздохнула она. – Неважно, сколько дорог мы проходим. Кончаем мы всегда тем, что возвращаемся к тому месту, откуда начали путь. В случае, если ты не догадываешься, это значит, дороги никуда не ведут.

– Не согласен. Ведь я говорил тебе, что много думал?

– По‑моему, говорил.

– Ведь я не противен тебе, Джессика? Признай это. Даже напротив. Разве не так? Я только растормошил тебя, и это тебя пугает. Поэтому, когда мы вернулись в Англию, ты не захотела продолжать то, что было между нами. Ты боролась со мной каждую минуту. А из этого следует, что ты вовсе не безразлична ко мне. Ладно, теперь я выложу все карты на стол и скажу тебе, что, по‑моему, ты…

– Не смей этого говорить! – Привычная паника охватила ее. Он собирается исследовать ее чувства? Эти игры уже стояли комом в горле. Какой в них смысл? Ведь все равно ничего не изменится.

– Почему? Потому что ты можешь убежать?

– Ты за этим пришел сюда, Бруно? – спокойно спросила она. – Чтобы радоваться еще одной победе?

Он озадаченно и смущенно посмотрел на нее. А Джессика слишком пала духом, чтобы понимать происходившее. Ведь он только что удачно завершил огромную часть блефа, заставил ее раскрыть карты. В таком большом спектакле он, вероятно, не играл никогда в жизни.

– Нет, я не за этим пришел сюда. Джессика стрельнула в него взглядом, удивленная его словами.

– Я приехал сюда, чтобы сказать тебе… кажется, что… короче, моя мать сложила два и два… Чтобы быть честным… для нее это любимое занятие, чтобы занять время, анализировать поступки людей, угадывать мотивы поведения. Вряд ли у тебя найдется немного виски? – Она покачала головой, и он продолжал, покраснев:

– Если ты и вправду хочешь знать, то тебе удалось вытащить ковер у меня из‑под ног…

– Ковер? Какой ковер? Ради бога, о чем ты говоришь?

– Ты заставила меня влюбиться в тебя. – Он с вызовом посмотрел на нее. Его признание так ошеломило Джессику, что несколько секунд она с открытым ртом разглядывала его. – С тех пор как я вернулся в Англию, я думаю только о тебе. Я был абсолютно уверен, что ты позвонишь мне. Но когда этого не случилось, я подумал, мол, ну и ладно, не имеет значения. Фактически это самый лучший вариант, какой мог быть. Я пытался вернуться к привычному образу жизни и развлечениям. Я даже несколько раз назначал свидания другим женщинам. Но получался нелепый фарс. Я всех сравнивал с тобой и скучал по тебе.

– Ты спал с другими женщинами?

– Не думаю, что я бы смог, даже если бы хотел, ответил он с сухим, ироничным смехом. – Как бы я смог, когда моя голова занята тобой?

Джессика почувствовала, как по лицу расплывается глупейшая улыбка.

– Хорошо, – с удовольствием проговорила она, продолжай.

– Хорошо? – Он чуть‑чуть поерзал на софе. – Проклятие. Я признался только потому, что знаю ты испытываешь ко мне точно такие же чувства… Или нет? – Он помолчал. – А ты – нет?

– Я… ну да… Ты мне тоже очень нравишься… – Джессика мысленно улыбнулась.

– Только нравлюсь?

– Ну, наверно, нечто большее.

– Ты имеешь в виду, что ты глубоко, неодолимо, страстно влюблена в меня?

Джессика засмеялась и нежно посмотрела на него. Потом, медленно передвигаясь по софе, прижалась к нему и услышала через рубашку стук его сердца.

Бруно протянул к ней руки и погладил по голове. Он целовал ее волосы, гладил их и снова целовал.

– Я могу быть хорошей, – тихо говорила она. – Ты тоже вытащил ковер у меня из‑под ног. – Она обратила к нему лицо. И сердце, которое с момента его появления совершало странные прыжки, успокоилось и заняло свое место. Я думала, что могу обойтись без мужчин. Я и в самом деле могу. Но я обнаружила, что не могу без тебя. Что ты мне подходишь, как сказала бы твоя мать.

– Что ты имеешь в виду? – Он шутливо принял обиженный вид, потом поцеловал кончик ее носа и очень нежно погладил шею. – Ведь я не выступаю в цирковом представлении, ты же знаешь.

– Мне была невыносима мысль, что я выхожу замуж за человека, который меня не любит. И я не могла расстаться с тобой, но и не хотела быть связанной только нашим ребенком. Я разрывалась.

Он улыбнулся и очень крепко поцеловал ее. А потом спросил:

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Знаешь, Бруно Карр, по‑моему, это возможно.

Эпилог

– Мама! Мама! Мама!

Джессика посмотрела на дочь. В свете мерцающих вечерних теней она увидела яркие сияющие глаза и радостную улыбку. А чуть выше – улыбку Бруно. Они встретилась взглядами. И улыбнулись друг другу. Маленькое личико Эми было на одном уровне с лицом отца. Даже в сумерках бросалось в глаза удивительное сходство.

– Сильные гены, – с гордым удовлетворением объявил он два года назад. Перед ним лежало завернутое в одеяло крохотное существо со сжатыми кулачками. Весом два килограмма девятьсот граммов. – Похожа как две капли воды. Маленький клон.

– Бедное дитя, – поддразнила тогда его Джессика, глядя на гриву черных волос мальчишки.

– Эми! – ответила сейчас Джессика и погладила улыбающееся личико дочери. Вечерело, и они одели девочку потеплее.

– Маленькая придира, да? – пробормотал Бруно, тычась носом в щеку девочки и целуя ее в шею. – Не сомневаюсь, что она унаследовала некоторые черты и твоего характера!

Джессика засмеялась. Удивительно, не первый раз подумала она, как до сих пор этот необыкновенный мужчина воздействует на нее. Стоит ему приблизиться к ней, и она испытывает магический восторг. И всегда блаженное тепло безопасности. Самые счастливые моменты жизни связаны с ним.

– Мне нравятся фереверки!

– Вижу, что тебе нравятся фейерверки, дорогая.

– Она обгоняет свой возраст, – в энный раз восторженно произнес Бруно. Джессика, обнимавшая его за талию, только крепче прижалась к мужу.

– Ты пристрастен к ней.

– Вовсе нет. Много ты знаешь детей ее возраста, которые способны поддерживать разговор?

Джессика сомневалась, что умение дочери произносить несколько слов подряд можно назвать «способностью поддерживать разговор». Но она прекрасно знала, что спорить с Бруно о способностях дочери самое бесполезное дело. Это был самый восторженный отец на свете, влюбленный в свою дочь.

– Абсолютно никого, – поддержала она Бруно и увидела, как сверкнули в улыбке его зубы.

Взлетали вверх огни. Но здесь, в тени, казалось, что во всем мире их только трое. Эми склонила набок голову и с детским удивлением смотрела вверх.

– Еще! – закричала она. – Еще! Еще!

– Эми, пора уезжать. – Джессика засмеялась, увидев, как в упрямом несогласии сжались губы дочери.

– Нет!

Пробиваясь к машине, они миновали группы толпившихся людей. Несмотря на бурные протесты и слезы, через пять минут Эми уже крепко спала. Большой палец выпал изо рта, голова склонилась набок.

– Когда она спит, разве это не ангел? – воскликнула Джессика, откидывая назад голову и полузакрыв глаза.

– И это она унаследовала от тебя, – нежно проговорил Бруно и нашел ее руку. Их пальцы переплелись. – Признайся, разве ты не рада, что убедила меня жениться на тебе?

– О да, мой хозяин и повелитель! – Она засмеялась и сжала его пальцы.

– И конечно, когда мы вернемся, ты сумеешь это доказать, – прорычал он и покачал головой. – Но может быть, снова ничего не получится. Пока еще.

– Знаю. На этом фронте появились маленькие трудности, правда, любовь моя? – Она с сожалением посмотрела на свой выпирающий живот.

– И более прекрасной причины не могу даже вообразить, – улыбнулся Бруно и взглянул на нее. Глаза нежные и любящие. – Только подумай, к Рождеству уже не будет живота.

– Да, – довольно вздохнула она. – Но сколько потерянных ночей.

– Может, дела пойдут лучше?

И они вместе весело расхохотались.