Журналистика США после гражданской войны 1860–1865 годов. Дж. Пилитцер и У.Р. Херст

Чрезвычайно резкое обострение двух социальных систем – системы рабства и системы свободного труда привело сначала к росту социальной напряженности в стране, а затем и к революционной по своему характеру войне между Севером и Югом. Влияние Гражданской войны, нередко именуемой в американской историографии Второй американской революцией, было мощным и разносторонним и затрагивало все жизненные сферы общества.

Вторая американская революция прошла два этапа – собственно Гражданскую войну, в ходе которой было ликвидировано рабство и нанесено сокрушительное поражение реакции, и период Реконструкции Юга (1865–1877 годы), когда в южных штатах шла борьба за упрочение результатов и завершение буржуазно-демократических преобразований. В результате на большей части нынешней территории США победил фермерский путь развития сельского хозяйства. Уничтожение рабства открыло путь быстрому капиталистическому развитию страны.

В американской историографии до сих пор не утихают споры по вопросу о рабстве в США. Историки – сторонники рабовладельческого Юга – извращали характер рабства, а затем и ход Гражданской войны. Либералы одобряли отмену рабства, но затушевывали сам революционный характер войны. В конце XIXвека произошло сближение историографии буржуазной и рабовладельческой в лице известного теоретика Дж. Родса. Как бы то ни было, означенный период был чрезвычайно богат событиями как в общественно-политической, так и в журналистской жизни.

Американские ученые считают время Гражданской войны «фундаментальным» этапом в истории журналистики этой страны. Огромное общественное любопытство, вызванное ее событиями, привело к значительному росту газетных тиражей. Война высветила особо выдающееся значение периодической печати в жизни страны, особо важную общественную роль телеграфных депеш^[1] и сделала из репортажей военных корреспондентов чрезвычайное информационное поле^[2]. К тому же война изменила стиль подачи новостей в газетах. Журналистская профессия стала опасной и требующей отваги.

Война за независимость и события 1812 года, война в Мексике 1846–1848 годов не нашли столь широкого освещения в прессе, как Вторая американская революция. Это зависело от ряда причин, среди которых еще отсутствие США как реальной федерации и разобщенность штатов, слабость и изолированность газет, отсутствие возможности оперативной передачи информации и др.

Во второй половине XIX века в США проживало немало революционно настроенных людей - выходцев из стран Европы, особенно Германии. Фридрих Зорге был организатором секции I Интернационала и основателем коммунистического клуба в США, Иосиф Вейдемейер – основоположником пропаганды марксизма в стране и активным сотрудником газеты «Ди реформ» («Реформа»), издававшейся в Нью-Йорке. Сам Авраам Линкольн в 1859 году приобрел издававшуюся в Спрингфилде на немецком языке газету «Иллинойс штаатсацайтер». Многие из 1,3 млн. иностранцев, среди которых было около 700 тыс. немцев, оказывали определенное революционизирующее воздействие на умонастроения населения. Почти все они были настроены весьма решительно против закона о беглых рабах и, соответственно, за освобождение негров.

Глубокие различия между Севером и Югом привели к войне, ключевым поводом для которой стало избрание шестнадцатым президентом США Авраама Линкольна. По сути дела, война началась еще при президенте Дж. Бьюкенене, которого характеризовали как человека без твердой и ясной политической позиции. Авраам Линкольн еще даже не прибыл в столицу на свою инаугурацию, а семь южных штатов (Южная Каролина, Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана, Техас) объявили о своем выходе из состава США и образовали Конфедерацию во главе с президентом Дж. Дэвисом.

Нация разделилась. Южане были столь враждебны Линкольну, что в южных газетах появились сообщения, об отсутствии какой бы то ни было возможности союза при исполнении обязанностей «неверующим Линкольном». Сам Линкольн не ставил вопрос о рабстве на первое место; он считал, что важнее всего сохранить союз всех штатов. В Гражданскую войну были вовлечены войска и широкие народные массы. Такого американцы, в том числе и американские журналисты, никогда не испытывали и не видели прежде.

Освещение войны и последовавших за ней реформ вышло на передний план публикаций американских газет. Но реформировалась и сама американская пресса.

Характерным признаком перехода американской прессы на новые методы работы явилось то, что «конкретная политика газеты стала находить свое применение не столько в редакционном мнении (хотя оно и продолжало играть определенную роль), сколько в тенденциях и методах отбора и обработки публикуемых газетой фактов. Репортер становился центральной фигурой в журналистике. К нему предъявлялись все более высокие и разносторонние требования»^[3].

Период реформ исследователи американской журналистики связывают с возникновением и упрочением такого явления в прессе США, как популизм. После Гражданской войны положение фермеров не изменилось. Хотя в города в связи с развитием капитализма к отдельным слоям населения пришла роскошь, труд фермера был по-прежнему тяжел. Более того, американские фермеры почти ничего не получили от победы во второй революции: высокие тарифы на удобрения и сельскохозяйственные машины, расходы на транспортировку съедали почти все доходы фермеров. Особенно недовольны фермеры были непомерными транспортными расходами, в том числе тарифами за услуги железных дорог.

Если посмотреть чисто с житейской точки зрения, то можно увидеть следующее. Фермер, занятый напряженным трудом, не имеет времени разобраться с тонкостями политической экономии и желает получить разъяснения по своим животрепещущим вопросам в компактной, удобной и легко усвояемой форме. Но политические деятели, объясняя только половину истины, стремятся заручиться поддержкой фермеров, по сути дела ничем им не помогая. В итоге фермеры стали с опаской смотреть на большие газеты и национальные журналы. «Газеты в значительной степени субсидированы или им затыкают рот; общественное мнение заставляют молчать», – отмечал известный политический деятель Игнатиус Донелли при создании Национальной народной партии в 1892 году^[4].

Одним из зачинателей фермерского движения на Юге был Оливер Хадсон Келли, член масонской ложи из Миннесоты, который в немалой степени способствовал появлению фермерских газет. Во время кризиса и банковско-биржевой паники 1873 года фермерские газеты стали широко распространяться в Миннесоте и прилегающих штатах; одну из таких газет издавал Б.Б. Герберт, основатель и первый президент Национальной издательской ассоциации, позднее переименованной в Национальную газетную ассоциацию (сейчас она объединяет 8000 газет). Хотя Национальная народная партия и имела «привкус социализма и коммунизма», она была далека от марксизма, поскольку популистское движение «испытывало недостаток классового сознания и верило в ненужность классовой борьбы».

Популистское движение переплеталось с богоборческими идеями. Например, изречения Святого Писания брались за основу для моделирования реальной жизни: некоторые представители популистов игнорировали роль страдания и считали, что Царство Божие возможно как в загробном мире, так и на земле. Для этого нужно лишь следовать советам Эдварда Беллами, которые изложены в его книге «Глядя назад». Эта книга в 1888 году была как бестселлер распространена в качестве приложения ко многим газетам. Как считал автор, к 2000 году не будет денег, лишь у каждого человека будет кредитная карточка, по которой можно получить равный с другими людьми кредит. В магазинах будут выставлены лишь образцы товаров; заказы будут передаваться к главному складу и доставляться потребителям. Любопытно, что автор предсказал появление кредитных карточек, телевидения и нынешних телемагазинов.

Среди популистов-богоборцев выделяют три группы деятелей: мессианскую, апокалиптическую и пророческую. Все эти группы опирались на свои издания.

Четвертую часть всех членов Союза фермеров составляли женщины. Естественно, что они тоже хотели иметь собственную прессу. В штате Канзас, например, с 1891 по 1894 годы выходила газета «Фармере вайф» («Фермерская жена»). Она издавалась совместно Эммой Пак и ее мужем Иром.

Поскольку слой фермеров был многонациональным, популистское движение представляло интересы людей разных национальных групп. Фермерские газеты издавались на английском, французском, немецком, испанском и других языках.

Популизм, несомненно, имел и свою темную сторону. Он опирался на расовые и другие предрассудки фермеров и необразованных рабочих, вызывал в американцах чувство нетерпимости к людям, отличным от «типичного американца». Так, среди публикаций газет было немало подстрекательских писем антисемитского содержания; активно возбуждалась ненависть к китайцам и эмигрантам из других азиатских стран; откровенно шельмовались представители римской католической веры, «не соответствующей моральным нормам американского образа жизни».

Публикации газет и выступления бродячих ораторов зачастую приводили к массовым беспорядкам.

Как бы то ни было, после гражданской войны американская журналистика стала поворачиваться лицом к простому человеку, его нуждам и заботам. Газеты все чаще учитывали в своих публикациях грубоватый менталитет новых американцев, стремились подать любую новость доходчиво и живо.

Перерастание капитализма в монополистическую стадию тоже являлось объектом пристального внимания прессы. Уже упоминавшийся ранее видный политический деятель второй половины XIX столетия Игнатиус Донелли в 1870 годы основал Антимонопольную партию и начал выпускать газету «Антимонополист».

Как видим, общественно-политическая жизнь после Второй американской революции била ключом.

Эти новые веяния в американской журналистике, несомненно, с наибольшими полнотой и последовательностью аккумулировал в себе Джозеф Пулитцер, один из многочисленных эмигрантов, которые помогали в строительстве новой Америки в период после Гражданской войны. Как отмечают М. и Э. Эмери, «основанные им две газеты завоевали для него честь стать ведущим американским редактором нового времени, а также создали ему состояние в 20 млн. долларов, одно из крупнейших в области печати».

Имя Пулитцера носит высшая журналистская премия в США, присуждаемая за страсть к точности, приверженность к человеческим интересам, предоставление аудитории развлечения, удовлетворение любознательности.

Выходец из Австро-Венгрии, иммигрировавший в Америку в 1864 году, Джозеф Пулитцер (1847–1911) принял участие в Гражданской войне на стороне северян.

В американской литературе имя Джозефа Пулитцера встречается довольно часто не только как символ образцового журналиста-профессионала, но и просто как героя повествования о его необычной жизни. Рассказывают, например, что когда после Гражданской войны отставной солдат бедствовал, то ему часто не везло с работой. То выгонят из гостиницы, поскольку постояльцы не любят отставных солдат, то уволят с работы в ресторане, когда Джозеф «уронит» бифштекс на голову клиенту, то еще что-нибудь в подобном роде. Но эта невезучесть, в конце концов, стала причиной начала его журналистской карьеры. Однажды он в газете «Вестлихе пошт» («Западная почта») прочитал объявление, в котором предлагалась работа по уходу за мулами. Пулитцер проработал там... два дня, после чего, недовольный упрямыми животными и несъедобной пищей, которой его кормили в редакционной конюшне, подался на плантации в штат Луизиана. Людей, нанятых на работу, посадили на судно, которое должно было отправить их на плантацию. Но в 30 милях от Сент-Луиса судно, бросив людей, ушло. Рабочим (и Пулитцеру в их числе) пришлось пешком возвращаться в Сент-Луис. Рассерженный этим случаем, Пулитцер написал очень сердитую статью в «Вестлихе пошт». Как полагают, это была его первая публикация.

Некоторое время проработав на разных должностях (в том числе и помощником адвоката Уильяма Патрика) в Сент-Луисе, он здесь же и начал свою журналистскую карьеру репортера в германоязычной газете «Вестлихе пошт». Это произошло следующим образом. Во время эпидемии холеры 1866 года Пулитцер работал начальником арсенала, где были сложены не погребенные трупы, и хранил отчеты о приблизительно 3500 покойниках. Многие из них были похоронены при содействии Пулитцера. Вечерами в библиотеке он встречался за шахматами с Карлом Шурзом и Эмилем Преториусом, владельцем и редактором «Вестлихе пошт». Когда открылась вакансия репортера, они предложили ему это место.

Работа давалась с трудом. Джозеф часто бывал объектом насмешек. Его рвение в поиске новостей, несовершенство в знании английского языка, изможденная фигура, увенчанная выпуклой головой с маленьким выдающимся подбородком, вызывали у товарищей постоянное желание над ним подшутить. Иногда случалось, что другие репортеры снабжали его ложной информацией, предоставляя нетерпеливому Пулитцеру самому искать нужную историю. Вскоре над ним прекратили смеяться, поскольку он всегда первым добывал нужную информацию.

В 1878 году Пулитцер приступил к изданию своей новой ежедневной газеты «Сент-Луис пост энд диспетч» («Почта и депеша Сент-Луиса»), в которой уже начал экспериментировать в сфере «нового журнализма», основанного на происшествиях и «человеческих репортажах» и имеющего своим адресом массового читателя, находящегося не в ладах с английским языком. Одновременно Пулитцер со страстью занимается политикой, кидается в избирательные кампании в городе^[5].

Хороший оратор и ловкий политик, Пулитцер считал, что необходимо обращаться не к конкретному читателю, а к толпе, у которой своя психология. Он управлял читательской аудиторией так же хорошо, как мог бы управлять поведением толпы, ораторствуя с трибуны или обычного пенька. Пулитцер был пионером в создании журналистики для масс, побуждая читателей к действию. Джозеф Пулитцер понимал, что и в толпе люди разные.

Вот почему он стремился к разнообразию, предлагая одним – простое «чтиво», другим – пищу для раздумий.

Пулитцер был един во многих лицах, являясь в газете «Сент-Луис пост энд диспетч» и издателем, и редактором, и ведущим журналистом, и бизнес-менеджером.

Решающим событием в журналистской биографии Пулитцера явилось приобретение им в 1883 году газеты «Нью-Йорк уорлд» («Мир Нью-Йорка»), которую он и сделал моделью «нового» журнализма. Эта газета, не выделявшаяся ничем до Пулитцера, при нем как бы обрела второе дыхание. За один год новый издатель поднял тираж газеты с 15 до 100 тыс. экземпляров, а за три года – до четверти миллиона. Двухцентовая вначале, газета «Нью-Йорк уорлд» в 1895 году стоила один цент.

Главной причиной такого успеха Пулитцер считал «редакционную позицию», больше принципы, чем содержание и цену. Торжественно пообещав читателям сделать «Нью-Йорк уорлд» «новой» в размерах и методах, в целях, политике и принципах, намерениях, интересах, симпатиях и убеждениях, Пулитцер ищет способы максимального и скорейшего увеличения тиража, а тем самым и прибыли. Он требовал от себя и своих сотрудников найти «каждый день одну поразительную особенность», которую можно предложить читателям.

Особенностями организации работы Пулитцера были следующие принципы. Прежде всего, это политика новостей, которые собирали репортеры. Эти новости должны были быть поданы настолько красочно, насколько это возможно. Затем – так называемые «крестовые походы», имеющие своей целью какое-нибудь благое деяние (например, спасти индийскую девочку). Следующий принцип таков. Редакционная страница должна содержать статьи, в которых рассказывалось бы о причинах «крестового похода» или другой публикации, помещенной на странице новостей. «Нью-Йорк уорлд» любила напоминать читателям, что, несмотря на рост объема газеты (от восьми полос до шестнадцати), газета продается за ту же цену. Это тоже был один из принципов. И еще о двух принципах Пулитцера уместно напомнить: надлежит широко и умело использовать в газете иллюстрации и не жалеть слов на похвалы себе, всячески продвигая газету как коммерческое предприятие от успеха к успеху.

Когда Пулитцер получил в дополнение к «Нью-Йорк уорлд» право собственности на «Сан-Франциско игзэминер» («Наблюдатель Сан-Франциско»), которая находилась в упадке, он скоро поднял ее на ноги.

Опираясь на свой главный жанр – «истории человеческого интереса», Пулитцер превзошел все доселе мыслимое в газете. Один за другим появляются тщательно подобранные, аршинные по размерам и шоковые по содержанию заголовки, вроде: «Вопль о прощении», «Все для любви женщины», «Террор на Уолл-стрите», «Тайны реки», «Любовники маленькой Лотты» и т.п. Плюс воскресное приложение, заполненное иллюстрациями.

Искусно используя на страницах своей газеты драматизацию новостей, Пулитцер широко и каждодневно практиковал «сториз», к которым добавлялись редакционная страница, забавные истории, сцены нравов, полицейские будни.

Пулитцер является основоположником «желтой» прессы (журналистики) в Америке. Этот ее цветовой атрибут первоначально имел буквальное значение, ибо желтый цвет явился действительно первым цветом на страницах черно-белой газеты. Кстати, «Нью-Йорк уорлд» стала первой американской газетой, использовавшей цветные приложения и комиксы в цветах.

Сам термин «желтая журналистика» обязан своим происхождением одному из новшеств, введенному Пулитцером. Начиная с 1889 года на «странице развлечений» «Нью-Йорк уорлд» печатались серийные картинки о приключениях комического персонажа по прозвищу «желтый парень». Этот «желтый парень», появляясь в газете «Нью-Йорк уорлд» из номера в номер, забавлял читателей своим смешным видом, глупой улыбкой, комическими рассуждениями на различные темы и эксцентрическими поступками. Потом этот жанр переняли и газеты Херста.

Важное место в газете Пулитцера занял «динамический репортаж», неотделимый от «детективного» аспекта освещения материала (проникновение репортера в дом для умалишенных, путешествие корреспондента «Нью-Йорк уорлд» вокруг света для выполнения специального редакционного задания и т.д.), написание которого требовало от репортера чуть ли не сверхчеловеческих усилий.

История «Нью-Йорк уорлд» немыслима без Нелли Блай (журналистский псевдоним, настоящее имя – Элизабет Кокрейн). Именно она ввела в журналистскую традицию так называемое «трюкачество» – стремление сделать что-то особенное, сверхъестественное. Ненавистники Нелли Блай считали, что она продала свою женскую сущность ради острого сюжета. Так или иначе, но Нелли Блай была первой, кто ввел в Америке понятие о женщине – репортере по профессии.

Родилась она в 1867 году в Пенсильвании, в городке под названием Кокрейн Миллз, основанном ее отцом – судьей. После смерти отца будущей журналистке пришлось заботиться самой о себе. Сначала она работала в Питтсбурге, затем перебралась в Нью-Йорк. Жить на новом месте было трудно. Когда же она потеряла кошелек со всеми своими деньгами, то решилась на отчаянный шаг: пришла в редакцию «Нью-Йорк уорлд» и пробилась на прием к Пулитцеру. Она выложила перед ним список возможных репортажей в новом «трюкаческом» стиле. Пулитцер сильно ими заинтересовался, и Нелли рассказала ему историю потери кошелька. Пулитцер выдал ей аванс в 25 долларов.

Одна из самых блестящих работ Нелли – проникновение в нью-йоркскую психиатрическую больницу. Перед тем как приступить к выполнению этого редакционного задания, Блай долго репетировала, читала книги и статьи на тему сумасшествия. Подготовившись как следует, она оделась в тряпье и отправилась в приют для бездомных, где изобразила безумие настолько естественно, что ее тут же отправили в тот самый сумасшедший дом. Нелли была обследована психиатрами: четверо уверенно поставили диагноз, и лишь один не поверил ей. Когда Нелли, наконец, вышла спустя несколько недель из лечебницы, она опубликовала репортаж, где сообщила о том, что больные содержатся в холоде, получают очень скудное питание, терпят жестокое обращение персонала, Эффективность публикации была высокой:на изменения в работе больницы и улучшение содержания больных была выделена крупная сумма.

В1889 году Дж. Пулитцер дал указание газете быть спонсором кругосветного путешествия Нелли Блай, в которое отважная журналистка должна была отправиться. На всю подготовку было отведено четыре дня. Блай должна была: побить рекорд жюль-верновского Филеаса Фогга, обернувшегося вокруг света за 80 дней. В дорогу она взяла лишь самое необходимое. 5 октября 1889 года мисс Блай отбыла из Нью-Йорка на пароходе «Августа Виктория». С мест своих кратких остановок она отправляла по телеграфу репортажи в свою газету. По прибытии в Англию Нелли пересекла Ла-Манш и отправилась в Амьен, чтобы встретиться с Жюлем Верном, который откровенно сказал ей, что он не верит, что кто-либо может побить рекорд Филеаса Фогга...

Нелли Блай (Элизабет Кокрейн) перед путешствием

Однако 25 января путешественница завершила вояж. Она за 72 дня, 6 часов, 11 минут проехала 24899 миль. Тысячи писем и телеграмм с поздравлениями засыпали редакцию газеты «Нью-Йорк уорлд». Одна из них была от Жюля Верна, который поздравлял ее с победой.

Последний всплеск славы Нелли Блай – репортаж о казни преступника на электрическом стуле 30 января 1920 года в тюрьме Синг-Синг, на которой она присутствовала. Скончалась Блай в январе 1922 года. Некролог был опубликован в ее родной газете.

Нашлось в газете Пулитцера место и для так называемой «журналистики замочной скважины».

Однако сказанным не исчерпывается выдающийся вклад Дж. Пулитцера в американскую журналистику. Для него «Нью-Йорк уорлд» была, кроме всего прочего, «одновременно и ежедневной трибуной, и ежедневной школой, хотя это равнозначное уважение к редакционным публикациям и к новостям как к функциям прессы было необычным для XIX века»^[6].

Имя Пулитцера, которого считают величайшим американским редактором всех времен, окружено в Америке ореолом великого борца за свободу печати. Крупнейший пресс-бизнесмен, изворотливый, изобретательный, прирожденный журналист, он стяжал себе национальную славу своими смелыми разоблачительными кампаниями против коррупции американских боссов, называемыми им «крестовыми походами». На введенной им редакционной полосе он комментировал эти «крестовые походы», проводил разоблачительные кампании, печатал выступления известных деятелей. Идеалом Пулитцера был независимый, бесстрашный журналист. Сам президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт возбуждал дело против Пулитцера в Верховном суде США в связи с его разоблачительными кампаниями по поводу строительства Панамского канала и связанной с ним коррупции.

Пулитцер считается в США одним из родоначальников журналистского образования. На деньги Пулитцера и по его личному предложению в 1904 году в Нью-Йорке при Колумбийском университете была создана первая школа по подготовке профессиональных журналистских кадров «Коламбиа скул оф джорнализм»^[7], в основу которой были положены выработанные Пулитцером стандарты журнализма. А саму подготовку журналистских кадров в этой школе Пулитцер мыслил только на основе фундаментальной профессионализации.

В немалой степени росту популярности Джозефа Пулитцера способствовало его соревнование со своим младшим братом Альбертом. Альберт, вдохновленный успехами брата в Новом Свете, решил тоже пересечь океан и всерьез обосноваться в Америке. Он был прямой противоположностью Джозефу. Если старший брат всегда выглядел серьезным и даже изможденным, то младший был крупным, пухлым и весьма любил поесть.

Альберт был крупным, веселым, но вспыльчивым человеком с несколько неуравновешенным характером. Занимался литературой, писал пьесы. Сначала Альберт обосновался в Сент-Луисе и пробавлялся преподаванием немецкого языка и другой мелкой работой, которую ему «скидывал» Джозеф. Немного поколесив по Америке,

Альберт обосновался в Нью-Йорке, где некоторое время работал под руководством Чарльза Дана в «Нью-Йорк сан», а затем в «Нью-Йорк геральд» вашингтонским корреспондентом. Он стал весьма известным корреспондентом, освещая русско-турецкую войну. Вернувшись в Нью-Йорк, он наскреб с основанной им ранее фирмы 25 тысяч долларов и открыл «Нью-Йорк морнинг джорнэл» («Нью-йоркский утренний журнал»). Альберт Пулитцер продолжил традиции Дэя и Дана, все новости подавал с юмором и радостью. Такая «формула» принесла быстрый успех.

Джозеф и Альберт Пулитцеры

Издание понравилось тем читателям, которые любят смотреть на жизнь с нескрываемым интересом и некоторой долей иронии.

Братья покинули этот мир с разницей в два года. Перед смертью оба сильно и долго болели, причем у обоих наблюдались в той или иной мере психические расстройства. Альберт попытался покончить жизнь самоубийством и решил купить для этой цели синильную кислоту. Аптекарь почуял что-то неладное и выдал ему безобидную микстуру с запахом миндаля. Когда Альберт глотнул безопасное содержимое пузырька, то вынул пистолет и застрелился. Это произошло в октябре 1909 года. Джозеф в это время был болен. Сын Альберта тоже стал журналистом и даже писал для «Нью-Йорк уорлд», однако Джозеф его игнорировал.

Скончался Джозеф Пулитцер на своей яхте «Либерти» в порту Чарльстон, Северная Каролина, 29 октября 1911 года.

Второй крупнейшей фигурой американской журналистики на стыке двух столетий стал Уильям Ренфольд Херст (1863–1951), имя которого во многом стало символом многих отрицательных сторон американской капиталистической прессы.

Как иногда небезосновательно выражаются, Уильям родился «с серебряной ложкой во рту». Дело в том, что его отец, Джордж Херст, в середине девятнадцатого столетия ушел со своей фермы в Миссури в штат Невада добывать золото. Золота на том участке, который он застолбил, почти не было, зато в изобилии была какая-то сине-черная руда, на которую практически никто не обращал внимания. Джордж разузнал, что эта руда содержит серебро. Так было положено начало благосостоянию семьи – «самый богатый депозит серебра в мире». Вскоре Джордж стал очень богатым человеком и прошел в сенат от штата Калифорния.

Уильям Рэндольф Херст родился 29 апреля 1863 года в Сан-Франциско. Единственный ребенок в семье, он рос избалованным и самовольным мальчиком. Яркий и вредный, всегда готовый к злым шуткам, Уильям во всех школах приобретал плохую репутацию, откуда его постоянно исключали, «дабы не навредить школе». Родителям пришлось нанять репетиторов, которые готовили его к поступлению в Гарвард. Но и в университете молодой Херст не образумился. Он рос повесой, однако искренне полюбил журналистику. В университете Херст стал исполнительным редактором журнала «Лэмпун» («Пасквиль»), в котором всячески третировал тех рекламодателей, которые давали рекламу не в «Пасквиль», а в какое-либо другое издание^[8].

Но все-таки это была пока еще предыстория прорыва молодого Херста в большую журналистику. Отец надеялся, что сын пойдет по его стопам и будет умножать богатства семьи, работая в отцовских фирмах. Но сыну искренне хотелось стать настоящим журналистом. После смерти отца в 1891 году Уильям наследства не получил. Отец считал его плейбоем, и все состояние (17 млн. долларов) завещал своей жене. Но любящая мать сыночка не оставила в беде – она щедро снабжала его деньгами на первоначальное становление и в последующем на приобретение газет и журналов. Своей широкой известностью Уильям Рэндольф Херст был обязан газете «Нью-Йорк джорнел», владельцем которой стал в конце 1896 года. Уильям расширил штат, включив в его состав несколько университетских приятелей, сам работал в бешеном темпе днями и ночами.

С самого начала Херст становится поборником «нового журнализма», предложенного Пулитцером массам американских иммигрантов, первейшей особенностью которого были предельно упрощенный английский язык, рисунки и комиксы и от которого неотделим сенсационализм. Смелые, иногда, казалось, безумные идеи Херста и его кипучий нрав вместе с потогонной системой работы помогали газете уверенно конкурировать на рынке. В результате именно Херст и стал главным конкурентом Пулитцера в Нью-Йорке и на Среднем Западе.

Основным предметом своей журналистики Херст считал эксплуатацию любопытства народной публики во всем том, что касается самых глубин человеческой психики, и в первую очередь проблем сексуальных отношений. Вот правила, которые позже (в 1927 году) он рекомендовал своим журналистам:

«Читатель интересуется, прежде всего, событиями, которые содержат элементы его собственной примитивной природы. Таковыми (элементами) являются:

1) самосохранение,

2) любовь и размножение,

3) тщеславие.

Материалы, содержащие один этот элемент, хороши. Если они содержат два этих элемента, то они лучше. Но если они содержат все три элемента, то это первоклассный информационный материал.

Элемент самосохранения содержится во всех информациях об убийствах, самоубийствах, несчастных случаях, драках, а также в сообщениях о здравоохранении, о продуктах питания, об алкоголе.

К теме «любовь и размножение» следует отнести описание свадеб, сексуальные скандалы, разводы, любовь втроем, романтические истории об исключительных успехах, достигнутых на почве любви, драмы на почве ревности – короче, все интересное в вопросах пола.

Тщеславие вызывается таинственным во всей этой истории...

Мы отвергаем все сообщения, которые не содержат ни одного из трех названных элементов. Мы пренебрегаем всем, либо совершенно обходим молчанием все, что является только важным, но неинтересным.

Мы признаем тот же принцип при подаче заголовка, а также при выборе телеграфных сообщений и развлекательного материала»^[9].

Для Херста более не существовало барьера благопристойности. Все новости, касающиеся личной жизни знаменитостей: идет ли речь о политике, или, скажем, театре, –хороши постольку, поскольку можно было извлечь нужный Херсту эффект. И над всем этим – фотографии обнаженных женщин.

Херстовские газеты, обычно одноцентовые, как правило, богато иллюстрированные и снабженные огромными заголовками, весьма искусно адаптировались к грубоватому менталитету и самой зачаточной культуре новых иммигрантов, обеспечили успех комиксов, этих рисованных лент, имитировавших истории без слов в юмористических изданиях и детских газетах.

«Ультрапатриот, пожираемый политическими амбициями и личной озлобленностью, – пишут П. Альбер и Ф. Теру, – Херст сделал из своей газеты силу, с которой нельзя было не считаться»^[10].

У. Р. Херст – оратор

«Журналистский джингоизм» (Ф. Мотт) Херста, т.е. его крайний национализм, особо наглядно проявился в годы испано-американской войны за Кубу в 1898–1903 годах. Следующая история весьма показательна в этом отношении.

В противоположность тогдашнему демократическому президенту Гроверу Кливленду, впрочем, как и сменившему его республиканскому преемнику Уильяму Маккинли, которые полагали, что Кубу можно освободить от испанского колониального господства и без войны – путем достаточно сильного дипломатического нажима на Мадрид, Херст признавал здесь только одно решение – военное. С помощью воинственных, ура-патриотических призывов, нагнетания военной истерии он рассчитывал поднять тираж «Нью-Йорк джорнел».

Освещать конфликт между испанским властями и кубинскими повстанцами У.Р. Херст послал своих сотрудников Р.Х. Гардинга и Ф. Ремингтона. Но испанские власти выдворили их из военной зоны. Херстовским журналистам пришлось довольствоваться малейшими инцидентами и даже слухами, чтобы снабжать босса нужной ему информацией. В конце концов, Ф. Ремингтон пришел в отчаянье. «Здесь все спокойно... – телеграфировал он. – Войной и не пахнет. Решил возвращаться в Штаты». На что Херст ответил: «Оставайтесь на Кубе. Вы даете материал, я даю войну»^[11].

И вот Херст узнает о том, что испанские таможенные власти поднялись на борт американского парохода «Оливетт», причем среди американских граждан, чей багаж был подвергнут досмотру, находилась одна молодая женщина. Этот не выходящий за рамки обычного факт Херст превращает в то, что американские газеты называют «скууп» («сверхсенсация»). По приказанию Херста главный художник «Нью-Йорк джорнел» помещает на ее первой полосе такую иллюстрацию: молодая, стройная «америкен герл», обнаженная, но с гордо поднятой головой, выражающей патриотическое негодование, подвергается осмотру со стороны трех каннибалов в форме испанских таможенников. Подпись, данная аршинными буквами под рисунком, гласила: «Защищает ли наше звездно-полосатое знамя честь наших женщин? Испанские бестии на борту американского корабля срывают платье с очаровательной американской девушки». И хотя вскоре выяснилось, что это была чистейшая ложь (девушку осматривала женщина, служащая таможни), этот номер «Нью-Йорк джорнел» вышел тиражом в миллион экземпляров.

Второй подобный случай. В августе 1897 года от корреспондента Херста, Крилмена, поступила телеграмма следующего содержания: «Эванхелина Сиснерос, красивая семнадцатилетняя девушка, приговорена к ссылке в Африку за участие в мятеже кубинских военнопленных». Херст в восторге от новости: «Вот что нам нужно! Теперь надо развернуть движение протеста. Да так, чтобы ни один глаз не оставался сухим!» Без особого труда Херст собирает 200 тыс. подписей американских женщин. Протест направляется испанской королеве. А «Нью-Йорк джорнел» сообщала о «нежной, воспитывавшейся в монастыре, невинной девушке, которую похотливые испанские палачи обрекли на судьбу страшнее смерти». Естественно, и на этот раз все было искажено до неузнаваемости.

Но чтобы продлить действие этой истории на общество, Херст поручает своему специальному корреспонденту Деккеру похитить девушку. Он позаботился о должном приеме Эванхелины Сиснерос в Нью-Йорке. В день ее прибытия туда «Нью-Йорк джорнел» вышла с огромной шапкой на первой полосе: «Американская газета одним ударом добивается того, с чем не могла справиться американская дипломатия». Сразу же под «шапкой» шли рисунки: Эванхелина до и после испанского подземелья. На одном цветущая молодая девушка, на другом – увядшая высохшая женщина. И тем более были поражены участники массового митинга в Мэдисон-сквер, когда на сцене появилась Эванхелина, действительно молодая и цветущая. В честь Сиснерос играли оркестры, состоялся парад...

Но Херст на этом не остановился. Его интересовали более сильные средства воздействия на общественное мнение. Хотя с этим и сейчас не все ясно, но известно, что подкупленные люди выкрали из официального запечатанного пакета испанского посла в Вашингтоне, де Ломе, его письмо своему частному знакомому, в котором он назвал президента США «никудышным политиком и слабовольным человеком». Херст не постеснялся опубликовать в «Нью-Йорк джорнел» факсимиле похищенного письма под заголовком «Неслыханное и беспрецедентное оскорбление, нанесенное Соединенным Штатам».

Газета Херста все более крикливо требовала от правительства США направить, наконец, к берегам Кубы военный корабль «для защиты американских интересов», хотя США никто не угрожал. И президент страны Маккинли уступил: 25 января 1898 года военный корабль «Мэн» отплыл к берегам Кубы. Несколько недель он простоял спокойно на рейде Гаваны, но в ночь с 15 на 16 февраля от мощного взрыва вдруг взлетел на воздух, при этом погибло 260 членов экипажа. «Нью-Йорк джорнел» раздувала пламя войны вовсю, заявляя: «Убийцы – испанские выродки». В результате расследования позже было установлено, что испанская сторона не имела никакого отношения к этому взрыву, но херстовская газета буквально заполнялась материалами, доказывавшими упорно и рьяно, буквально с пеной у рта, обратное^[12].

Херст являлся германофилом и употребил все свое влияние, чтобы помешать вступлению США в войну против Германии, выступил ярым приверженцем изоляционизма страны в условиях первой мировой войны. Впоследствии Херст становится «великим патриотом» США. В большинство названий его газет включены слова «американец», «американский» («Нью-Йорк америкен», «Бостон америкен» и др.), а само заглавие этих газет было, как правило, окружено звездно-полосатым флагом, причем порой в цветах.

§ Исследователи выделяют следующие особенности сенсационной журналистики:

§ Привлекательность издания для грубоватого или похотливого читателя.

§ Конфликт (преступление, война, коррупция и т.д.).

§ Близость к читателю (захватывающая история или особый стиль публикации).

§ Идентификация читателя с обиженным, простым или посторонним человеком, являющимся жертвой или свидетелем недостойных действий плохих людей.

§ Простота изложения, использование принципов мелодрамы, где зло бросает вызов невинности и чистоте.

§ Обращение к традиционным ценностям. Но сенсационализм «по Херсту» был несколько необычен и имел по крайней мере пять других аспектов, которые использовались при подаче новостей.

1. Взрывной характер. Он проявлялся уже в подаче самих заголовков, которые не просто привлекали внимание к проблеме, а «щекотали» нервы читателя. Титульный лист издания, например «Нью-Йорк джорнел», мог быть посвящен одному (основному с точки зрения издателя) событию. Этот метод поощрял концентрацию внимания и преувеличение.

2. Смех, угодный читателю. Херст и его редакторы искали нетривиальные, необычные аспекты в той или иной истории или по отношению к личности. Если случай сам по себе смешон – это еще лучше. Например, У.Р. Херст так «обработал» историю набожного предпринимателя Джеймса Л. Крафта, основателя компании по производству сыра. Однажды Крафт дал интервью изучавшему журналистику молодому человеку. Он, в частности, рассказал, что свою трудовую деятельность начал как набожный продавец сыра, который развозил на повозке, запряженной ослом. Однажды Крафту почудилось, что осел – это Посланник Божий, который велит ему, Крафту, и дальше быть преданным Богу. Крафт учел это видение. В издании Херста эта история была проиллюстрирована рисунком: поперек двух страниц был изображен осел, повернувший голову и разговаривающий с Крафтом, сидящем в фургоне.

3. Допущение большего, чем возможно. Например, Херст мог взять для темы публикации событие глубокой истории и подать его так, как будто журналист был свидетелем происходившего. Например, рассказ о том, что на стене дворца императора Тибериуса в Риме посетители видели «фотографическую картину»... распятия на кресте Иисуса Христа римским солдатом. Комментатор-ученый поясняет, что «это была, конечно, не настоящая фотография, но подобные случаи возможны». Или другой пример – материал под заголовком «Резня в деревне», опубликованный 22 декабря 1895 года. «Нью-Йорк джорнел» сообщал, что деревня была полностью уничтожена, многие люди сожжены живьем. Приводился рисунок, на котором изображены кости сотен людей. И лишь мелкое примечание указывало на то, что это событие произошло в 1700 году.

4. Сцены массовых убийств при воспроизведении картин и других произведений искусства. Это достаточно широко использовавшийся изданиями Херста прием, дополняемый активным иллюстрированием и особым пристрастием к публикации иллюстраций сцен насилия, оружия, схем готовившихся террористических актов и т.п.

5. Развлекать, развлекать, развлекать. Херст представлял свои газеты в виде театров: с занавесом, артистами, кулисами... Этот театр должен каждый день привлекать все новых и новых зрителей, вызывая их волнение и восторг. Публикации газет должны быть эквивалентны взрывам бомб, реву оркестров, притягательному танцу, грохоту орудий, крику жертв, запаху подпаленной плоти казненных преступников...

Эти и другие рекомендации Херста приносили успех «желтой» прессе. Кроме того, сам Херст прославился умением добиваться задуманного даже тогда, когда на реализацию планов просто не было денег. В итоге деньги всегда появлялись.

Когда Уильям Рендольф Херст умер, он оставил своему наследнику, Уильяму Рендольфу Херсту-младшему, 13 ежедневных и две воскресные газеты, 11 журналов, радиостанции и телеграфное агентство. Медиаимперия при наследнике сначала расширялась, а затем стала сдавать свои позиции.

Через деятельность Пулитцера и Херста американская пресса окончательно и бесповоротно выросла в крупный бизнес, став его важной и неотъемлемой частью.

Вторая половина XIX века – это период чрезвычайно интенсивного роста газетной прессы США. Если в 1850 году в этой стране выходили 254 ежедневные газеты, суммарный разовый тираж которых составлял около 758 тыс. экз., то далее картина менялась следующим образом^[13]:

Рост числа наименований ежедневных газет и увеличение тиражей представлены на Рис. 1 и Рис. 2.

Почти сто лет назад была сделана следующая констатация, по сути своей сохранившая свою силу до наших дней: «Нигде в мире печать не достигла такого развития и распространения, как в Соединенных Штатах... Нет закоулка в Америке, куда не заходило бы печатное слово; нет человека, который не читал бы газет; чтение газет также рекомендуется детям в школе. Печать является здесь более важным воспитательным органом, чем школа»^[14].

Рис. 1. Рост общего разового тиража газет (в тыс. экземпляров)

Рис. 2. Количество ежедневных газет (экземпляров)

Однако на 1880 год лишь семь американских ежедневных газет выходили по 50 тыс. экз. и выше, а к концу девятнадцатого столетия 27 американских газет имели тираж 75 тыс. экземпляров.

За 20 лет общее число периодических изданий в этой стране удвоилось, тогда, как население страны увеличилось на 50 %, причем изданий газетного типа, включая большинство еженедельников, в 1880 году было в три с лишним раза больше, чем журнальных публикаций.

Уже в последние десятилетия XIX века стала очевидной регионализация газетной прессы США как ее важнейшая черта. Практически каждый населенный пункт с населением более 500 человек имел свою газету. Правда, ежедневные газеты выпускались лишь в 389 городах, к тому же в ряде случаев несколько газет одних и тех же населенных пунктов принадлежали одному и тому же издателю.

Беспрецедентное и намного более быстрое развитие получила местная печать. При этом особенность американской местной прессы с самого начала заключалась в том, что даже большие американские газеты, выходившие в Нью-Йорке, Чикаго или Филадельфии, уделяли весьма мало места известиям из других городов, а, «читая одни лишь нью-йоркские газеты, вы очень мало знаете о жизни соседней Филадельфии, которая находится всего в двух часах езды по железной дороге, и уж совсем не знаете о том, что делается в Сан-Франциско»^[15].

Одним из самых замечательных изменений в газетной прессе США в последние десятилетия позапрошлого столетия было ее освобождение от партийного контроля, от господства политических партий. К 1880 годам партийная пресса фактически перестала существовать, кроме разве что печатных изданий социалистической партии, и сделалась в этом отношении действительно независимой, что имело огромное значение для ее последующего развития.

К этому времени большая ежедневная газета стремится «заменить читателю и журнал, и финансовое обозрение, и книгу, словом, берет на себя роль всеобщего поставщика духовной пищи»^[16].

Объем крупной американской газеты составлял в конце XIX века 12 полос при семиколонной верстке, больше – в воскресные дни. Американский исследователь Д.Ф. Уилкокс различал следующие основные компоненты тематики американской газеты на 1901 год, когда шла испано-американская война за Кубу, занимавшая в газетах место первого плана (около 18% редакционной площади): смесь – 22,2%, торгово-промышленная и биржевая хроника – 16,4%, политическая информация – 12,8%, спорт – 10,2%, преступлениям, скандалам, светским сплетням отводилось 11%. Зато иностранные новости занимали в них всего-навсего 2,4%.

Одним из наиболее примечательных явлений американской газетной жизни конца XIX – начала XX века было быстрое возвышение газеты «Нью-Йорк таймс», до этого пребывавшей в безвестности. Все дело в том, что в августе 1896 года ее купил Адольф Окс. Он тут же во всеуслышание заявил, что изменит характер этой газеты и вслед за этим уточнил, что он имеет в виду изменение не редакции и не ее прежней политической линии, но читательского адресата, ибо отныне собирается адресовать «Нью-Йорк таймс» «думающей публике».

Чтобы представить себе, насколько смело, если не сказать прожектерски, выглядел с подобными декларациями Окс в обстановке полнейшего засилья в стране прессы, делавшейся по пулитцеровско-херстовским рецептам «желтого журнализма», достаточно будет добавить, что к этому времени «Нью-Йорк таймс» выходила всего 19-тысячным тиражом. И это тогда, когда «Нью-Йорк уорлд» имела тираж 600 тыс. экземпляров (два выпуска – утренний и вечерний), а «Нью-Йорк джорнел» – 430 тыс.

И все-таки Окс сдержал свое слово. Благодаря его исключительным дарованиям «Нью-Йорк таймс» сумела доказать, что возможно и в Америке создать газету «для людей, которые думают» и в то же время достичь крупного тиража и изведать один из выдающихся финансовых успехов в современной прессе.

Начался неуклонный подъем этой газеты: 25 тыс.экз., 75 тыс., 82 тыс. (1900 год), 121 тыс. (1905 год), 192 тыс. (1910 год) и 343 тыс. экз. (1920 год). Если «Нью-Йорк таймс» получила от рекламы в 1898 году 2,4 млн. долларов, то рекламные доходы от нее составили 6 млн. долларов в 1905 году; 7,6 млн. долларов в 1910 и 23,4 млн. – в 1920 году^[17].

Таким образом, в лице «Нью-Йорк таймс» концепция «высокого журнализма», отстаивавшаяся Оксом, восторжествовала, оправдав надежды издателя на достаточно широкие круги читателей, заинтересованных в ней. И в то же время газета регулярно помещала «все новости».

Однако лицо нью-йоркской прессы конца XIX – начала XX века определяла не «Нью-Йорк таймс», а газеты, следовавшие в русле беннетовского журнализма 1830–1840 годов, которые составляли подавляющее большинство американских газетных публикаций. Причем постепенно пропала некоторая настороженность между газетными редакциями и рекламодателями, имевшая место до начала 1880 годов. Достаточно сказать в связи с этим, что если в 1880 году реклама занимала 44% общей печатной площади газет, то к 1900 году этот процент поднялся до 55.

И все-таки при столь стремительном и бурном развитии газетной прессы, определявшей образ американской журналистики, постепенно и неуклонно на авансцену периодической печати США выходила журнальная периодика, оттесняя газетную прессу. Переломными на пути превращения Соединенных Штатов из страны преимущественно газетной в страну по преимуществу журнальную стали три последние десятилетия XIX столетия.

Начало «новой эры» в истории американского журнала как важнейшего типа печатного периодического издания принято связывать с появлением в 1850 году ежемесячника «Харперс нью мансли мэгэзин» («Новый ежемесячный иллюстрированный журнал Харпера»), который, имея 144 страницы общего объема, начал публиковаться с иллюстрациями – гравюрами, с сериями произведений английской художественной литературы. Вслед за этим журналом появились типологически тождественные ему «Скрибнерс мансли» («Ежемесячник Скрибнера», 1870 год), «Скрибнерс мэгэзин» («Иллюстрированный журнал Скрибнера», 1872 год), «Сенчури» («Век», 1881 год) и др.

Поражает скорость увеличения числа американских периодических изданий журнального типа. Если в 1870 году их выходило 1200, то в последующем наблюдался ошеломляющий рост: 1880 год – 3300 журналов, 1890 – 4400, 1895 – 5100, 1900 – 5500, а в 1905 году выходили журнальные периодические издания 6000 названий (см. рис. 3).

И среди них – огромное количество еженедельников, в большинстве своем массовых изданий, но по своему характеру противоположных качественным журнальным публикациям «для немногих избранных» (минимальная цена экземпляра такого журнала составляла 35 центов). Первым 15-центовым ежемесячником стал основанный Сэмюэлем Макклюром в 1893 году журнал «Макклюрс» («Журнал Макклюра»). Журнал «Космополитен» (1886 год) снизил цену до 12,5 центов, что позволило ему в конкурентной гонке за прибылью поднять свой тираж всего за 4 года в ... 25 раз, а именно, с 16 тыс. до 400 тыс. экземпляров.

Рис. 3. Рост числа журналов

В 1893 году Фрэнк Мэнси снижает цену на свой журнал «Мэн-сиз» до 10 центов. Стремясь достичь максимально высокого тиража, Мэнси продавал свой журнал ниже его себестоимости, извлекая большую прибыль из огромного количества рекламы, которую, как известно, привлекает большой тираж. Тираж «Мэнсиз» поднялся к началу XX столетия до 500 тыс. экземпляров, и дальнейший рост его продолжался.

Нет сомнения в том, что путь к массовым американским журналам, соперникам газет, прежде всего в области рекламы, проложили газеты Дж. Пулитцера и У.Р. Херста. Издатели и редакторы массовых журналов, в сущности, аналогов «народных» ежедневных газет в иной сфере журналистики, заимствовали у газет многое: энциклопедическую широту тематики и проблематики, обилие иллюстративного материала, и в первую очередь фотографий, кричащие заголовки, броскую подачу материала, сенсационализм и, наконец, газетные жанры, из которых на первом месте оказался репортаж.

Появляются известнейшие журналы, которым была суждена долгая жизнь: «Макколс» в 1870 году, «Лэдиз хоум джорнел» («Журнал домашней хозяйки», 1884 год, «Гудхаузкипинг» («Домоводство», 1885 год), «Кольерс» (1888 год), «Нэшнл джиогрэфик» («Национальный географический журнал», 1888 год) и др.

Особо следует подчеркнуть, что в «Макклюрс» и «Кос-мополитен» в первые годы их издания широко публиковали художественные произведения на английском языке (Киплинга, Конана-Дойля, Гарди, О`Генри), кстати, именно издатель Макклюр открыл О`Генри как писателя.

Русский современник отмечал: «в США, можно сказать, всякий читает журнал. Но журналов в русском смысле здесь нет; несколько приближается к типу русского журнала только "Атлантик мансли" ("Атлантический ежемесячник")»^[18]. Этот журнал, основанный в Бостоне в 1857 году, являлся типом так называемого общего журнала, публиковавшего наряду с беллетристикой публицистические и научные статьи.

Рыночный спрос определил типологическую дифференциацию журнальных изданий, среди которых выделялись также «журналы для легкого чтения», неизменно иллюстрированные, по числу читателей на первом месте стояли «дешевые ежемесячные издания романов», имевшие формат тогдашних русских еженедельных изданий и выходившие объемом 16–32 страниц. Обычная подписная цена на них составляла 25–50 центов, а тираж наиболее распространенных из них в серии «детектив сториз» («полицейские романы») превышал 2,2 млн. экземпляров. Всего выходило около 100 периодических изданий такого рода, разовый тираж которых равнялся 6 млн. экземпляров. И лишь вторыми шли ежемесячные иллюстрированные журналы, самым распространенным из которых был «Мансиз», широко публиковавший новые романы, рассказы, стихи, анекдоты и имевший в 1901 году 615 тыс. подписчиков.

Большую группу периодических изданий журнального типа (72 названия в 1901 году) составляли научные журналы, где естественные науки явно преобладали над гуманитарными. Их особенность – элитарность, отсюда маленькие тиражи: 100 тыс. подписчиков на 72 журнала, самая высокая из объявленных цифр тиража 2,5 тыс. экземпляров.

Большое распространение в Америке получила также духовно-нравственная периодика, по преимуществу религиозного содержания, насчитывавшая в 1901 году 952 издания. «Педагогическая печать» насчитывала 465 названий, сельскохозяйственная – более 100 названий, выходили 34 журнала, посвященные моде, 11 изданий по оккультизму и теософии и т.д.

Начавшаяся в 1898 году испано-американская война повернула внимание журналистов к современной проблематике, а военные корреспонденты во главе с Р. Г. Дэвисом способствовали прославлению профессии журналиста. Такие журналисты-писатели, как Л. Стефенс, И. Тарбелл и М. Салливен, всюду приветствовались как эксперты по проблемам наипервейшей важности, от которых ждали освещения обстановки по всей стране, ждали рецептов.

При Теодоре Рузвельте они имели беспрепятственный допуск в Белый дом. Т. Рузвельт умело сочетал популистские лозунги с призывами к социальной справедливости, опираясь на внимание прессы. Именно печать помогла ему приобрести имидж «разрушителя трестов». Освещение в прессе шумных судебных дел, инспирированных президентом, против «засилья монополий» и активная внешняя политика (в качестве примера можно привести получение США права на бессрочную аренду территории вдоль

Панамского перешейка) также способствовали укреплению имиджа Теодора Рузвельта.

Началось умелое управление новостями со стороны властей, хотя формально в дела журналистов власти почти не вмешивались, если не считать некоторых исков, скажем, о клевете в деле с махинациями при строительстве Панамского канала.

Если прежние президенты в большинстве своем избегали представителей прессы, а некоторые даже откровенно побаивались, то Теодор Рузвельт первым из них придал взаимоотношениям Белого дома с прессой стабильный и организованный характер^[19].