ПРИРОДА ЛИЧНЫХ КОНСТРУКТОВ

Келли А. Дж. Теория личности. - СПб: Речь, 2000. - 139-177 с.

Итак, мы возвращаемся к описательному уточнению психологии личных конструктов в стремлении придать больше осязаемости тому, о чем раньше говорили абстрактным языком.

А. Личное употребление конструктов

1. СУЩНОСТЬ КОНСТРУКТА

Конструкт - это отношение, в котором какие-то вещи истолковываются как сходные и, кроме того, отличные от других. Мы отступили от традиционной логики, предполагая, что конструкт в той же мере относится к некоторым из вещей, считаемых несходными, в какой он относится к вещам, которые видятся сходными. Например, допустим, что кто-то - пусть это будет мужчина - истолковывает свой мир на основе конструкта 'черный-белый'. Его жизненное пространство включает множество вещей. Некоторые из них, такие как его рубашка, ботинки, дом, писчая бумага, цвет кожи соседа и т.д., подчиняются конструкту 'черный-белый'. Данный конструкт может использоваться неправильно; мужчина, о котором идет речь, может считать свою рубашку "белой" тогда, когда его жена находит ее "черной"1 Иногда конструкт оказывается неподходящим: истолковывать своего соседа только по цвету кожи как черного, вероятно, не самый просвещенный способ смотреть на своих соседей. Хотя, в общем, этот конструкт применим к тем вещам, которые для данного конкретного человека могут быть либо черными, либо белыми. Но в его жизни есть и другие вещи. Есть время суток, любовь к своим детям, расстояние до места службы и еще много других вещей, для которых конструкт 'черный-белый' явно не подходит.

а. Биполярный характер конструктов. Те, кто стоит на позициях традиционной логики, сказали бы, что 'черное' и 'белое' следует трактовать как отдельные концепты, или понятия. Кроме того, они сказали бы, что противоположность 'черному' можно сформулировать только как 'нечерное', а противоположность 'белому' только как 'небелое'. Поэтому мужчина, о жизненном пространстве которого мы говорили выше, носил бы ботинки, которые были бы такими же небелыми, как и время суток, и писал бы на бумаге, такой же не-черной, как расстояние до места его службы.

Некоторые логики к тому же смотрят на понятие как на отношение, в котором определенные вещи сходны по природе, а все остальные,- действительно различны. Для них понятие - это существенное свойство относимых к нему вещей, а не чей-то толковательный акт. Мы готовы согласиться с тем, что понятие реально, но его реальность заключена в его актуальном применении пользователем, а вовсе не в тех вещах, которые, как предполагается, оно объясняет.

Упоминаемая нами традиционная логика сама по себе, бесспорно, заслуживает полного уважения. Она представляет собой подход к мышлению, на протяжении веков и по настоящее время признаваемый многими серьезными мыслителями весьма полезным и надежным. С занимаемой нами позиции традиционную логику можно было бы признать в качестве одного из возможных подходов к проблемам психологии. Но мы бы не согласились считать ее окончательным разоблачением тайны природы. Сообразуясь в известной степени с позицией конструктивного альтернативизма, на которой основывается психология личных конструктов, мы решили пока отказаться от классического взгляда на понятие и предположить несколько иную структуру мысли. Хотя и не обязательно начинать с защиты правдоподобия своих предположений, в том, что касается природы понятия, наши предположения, кажется, лучше соответствуют наблюдениям за реальным мышлением людей, чем привычные допущения в отношении концептуализации.

б. Исследование Лайела. Несмотря на то, что наша точка зрения на конструкты как дихотомические абстракции по природе своей является предположением (не гипотезой!) и, следовательно, не требует проверки в рамках нашей теории, уже можно найти экспериментальные данные, поддерживающие эту точку зрения. Лайел (Lyle), при изучении избирательного восприятия с позиции психологии личных конструктов, воспользовался случаем, чтобы провести факторный анализ оценок точности, полученных испытуемыми, которых просили разнести по категориям группы слов. Категории задавались исходя из конструктов, широко используемых в той генеральной совокупности, откуда извлекалась выборка испытуемых. Стимульный материал - список слов был тщательно отобран и прошел предварительную проверку для того, чтобы обеспечить определенный уровень контроля. Затем эти слова предъявлялись испытуемым с инструкцией отнести каждое слово к одной из восьми категорий или, если это вызывало затруднения, к девятой категории - "не знаю".

Испытуемые получали оценки за свою точность при отнесении слов "правильно" в каждую из восьми категорий. "Правильность" категоризации определялась по степени соответствия результатам, полученным на отдельно извлеченной (из той же совокупности) выборке студенток колледжа. Поскольку каждый испытуемый получал восемь оценок точности, совокупные данные можно было подвергнуть факторному анализу.

Лайел выбрал эти восемь категорий таким образом, чтобы они представляли измерения четырех конструктов: 'веселый-грустный', 'с широким кругозором-ограниченный', 'утонченный-грубый' и 'искренний-лицемерный'. Однако в том, что касается подбора слов, соответствующих этим категориям, и предъявления их в эксперименте, с ними обращались как с совершенно независимыми понятиями.

Факторный анализ выделил пять факторов: общий фактор, который можно было бы назвать 'беглостью речи', 'интеллектом' или как-то еще в этом роде, и четыре специфических фактора, каждый из которых получил высокие нагрузки на контрастирующих концах изначально заданных измерений соответствующего конструкта. Хотя ни в методике отбора слов, ни в математической процедуре факторного анализа нет ничего, что могло бы вызвать подобное разбиение факторных нагрузок на пары, все же случилось так, что когда испытуемые ошибочно относили слова к созданной Лайелом категории "веселый", они также обнаруживали тенденцию ошибочно относить слова к категории 'грустный', но при этом не обязательно ошибались в отношении всех остальных категорий. Аналогичным образом другие пары терминов выделились по нагрузкам оставшихся трех факторов. Это дает возможность предположить, что, если 'веселый' соответствует конструкту в принадлежащей испытуемому личной системе истолкования, с его антонимом дела обстоят точно так же. Или, выражаясь иначе, если принадлежащий испытуемому личный конструкт 'веселый' имеет смысл в публичной системе, то его личный конструкт "грустный" тоже имеет смысл в этой публичной системе. Как раз этого-то и можно было ожидать в том случае, если личные конструкты человека являются, по существу, дихотомическими. Но вряд ли стоило на это рассчитывать, если бы понятия 'веселый' и 'грустный' абстрагировались испытуемыми независимо. Ниже приведены результаты факторного анализа полученных Лайелом данных.

Термины Факторы

I II III IV V

Веселый 52 60* 01 02 -03

Грустный 47 66* -03 -04 22

С широким

кругозором 66 00 42* 05 12

Ограниченный 72 02 57* 03 04

Искренний 12 06 -10 75* 02

Лицемерный 27 01 12 48* -05

Утонченный 00 -04 -07 20 55*

Грубый 43 03 23 -06 72*

Примечание: * отмечены пары наиболее высоких нагрузок по каждому из специфических факторов.

в. Личный диапазон пригодности. С нашей точки зрения, каждый конструкт, используемый конкретным человеком, имеет ограниченный диапазон пригодности. За пределами этого диапазона он не считается данным человеком релевантным расположенным там объектам. Например, время суток является таким элементом, который большинство людей, вероятно, поместило бы вне диапазона пригодности их личного конструкта 'черный-белый'. Однако внутри диапазона пригодности конструкта имеет место релевантное сходство и релевантное различие, вместе образующие сущность данного конструкта. Такое различие - это не просто внешняя граница релевантности конструкта, которая определяет предельный размер его диапазона пригодности. Скорее, такое различие существует в границах диапазона пригодности, и оно столь же важно для конструкта, как и сходство.

Говорят, что элементы, лежащие в диапазоне пригодности конструкта, составляют его контекст. У одного человека конструкт 'черный-белый' может иметь несколько иной контекст, чем у другого. Например, один может классифицировать свои настроения как черные или белые, другой - свои выдумки, а третий - использовать этот конструкт для характеристики культур. Более того, тот, кто часто читает расписание поездов (напечатанное частично черным шрифтом на белом фоне и частично белым шрифтом на черном фоне2), может начать даже время суток рассматривать в рамках диапазона пригодности своего конструкта 'черный-белый'. И наконец, один человек может классифицировать как белое то, что другой, - принадлежащий, скорее всего, к иной культурной группе, - классифицирует как черное. Например, в европейской культуре черный цвет - это цвет траура, тогда как в некоторых странах Востока символом скорби обычно считается белый цвет.

г. Полезность предположения о дихотомии. Есть ли какие-то Доказательства полезности для науки дихотомических систем истолкования? На этот важный вопрос нужно ответить хотя бы потому, что мы приписываем дихотомический характер всякой человеческой мысли. Поэтому вполне уместно спросить, оказались ли предшествующие попытки приписать дихотомию изучаемым наукой явлениям полезными или нет?

Сошлемся на два случая, в которых дихотомическое мышление оказалось особенно полезным: первый - из области электромагнетизма, второй - из области электроники. В обоих случаях понятие положительного и отрицательного полюсов и зарядов открыло путь ко многим важным открытиям и изобретениям. И тем не менее, понятие 'положительный-отрицательный' - всего лишь предположение, навязанное нами данными опыта; частицы не подступают к ученым с требованием разделить их на положительные и отрицательные. Еще один весьма наглядный пример успешного использования дихотомии - генная теория Менделя. Хотя еще никто не смог указать на осязаемый ген доминантного или рецессивного типа, само понятие 'доминантный-рецессивный' оказалось необычайно плодотворным.

Для нас важно иметь в виду, что отнюдь не накопление определенных элементов в определенном контексте, как, впрочем, и не их дифференцированное группирование, составляет конструкт. Скорее, конструкт - это тот базис, на котором происходит понимание элементов. Вопрос состоит в том, каким образом конкретный человек истолковывает определенные элементы, чтобы справиться с ними, а вовсе не в том, где им случится появиться или где он решает их поместить. Конструкт - это интерпретация ситуации, а не сама ситуация, которую он интерпретирует.

Наш подход к конструктам создает впечатление, будто мышление всех людей должно быть только абстрактным и никогда не может быть совершенно конкретным. Полагаем, что так оно и есть. Мы вообще не представляем себе возможности существования полностью конкретной психологической реакции. Даже перцепция, долгое время считавшаяся чем-то безусловно отличным от концептуализации) теперь расценивается как акт истолкования. Однако нам прекрасно известно, что одни люди смотрят на все гораздо конкретнее, чем другие. Они с трудом устанавливают связи между элементами, если только эти элементы не расположены в физическом пространстве рядом друг с другом. Но даже и в этом случае они должны в какой-то степени абстрагировать такие элементы, поскольку иначе их жизнь оказалась бы непредсказуемым калейдоскопом событий, без малейшей возможности внутренней организации.

2. ЧТО КРОЕТСЯ ЗА СЛОВАМИ ЛЮДЕЙ?

Никому не дано выразить словами все, что входит в собственную систему истолкования. Многие наши конструкты не имеют символов, используемых в качестве удобных "словесных ручек". Поэтому не только другим трудно "схватить" и категоризовать их внутри своих систем, но и самому обладателю таких конструктов тяжело манипулировать ими и относить их к определенным категориям внутри вербально помеченных частей собственной системы. То, что конструкты нелегко поддаются организации в рамках вербально помеченных частей системы, создает трудности для каждого, кто пытается четко сформулировать свои чувства и предсказать свое поведение в будущей ситуации, которая пока существует только в виде словесного описания.

Человек может сказать, что не притронется к рюмке, если кто-то предложит ему завтра выпить. Но когда он так говорит, он сознает лишь то, что способен вербально маркировать, и не вполне отдает себе отчет в том, как это будет завтра, когда он действительно окажется в такой ситуации. В ситуации, рисуемой его воображением, он, конечно же, не выпьет ни глотка. Однако в той ситуации, которая на самом деле разворачивается вокруг него, все может сложиться иначе и, вполне возможно, он сделает как раз то, что обещал себе и другим не делать. Это может быть вызвано неспособностью его структуры или, точнее, вербально маркированной ее части - адекватно категоризовать определенные аспекты остальных частей своей системы.

Есть еще одно отношение, в котором намерения человека, кажется, расходятся с его словами. Бывает, что ему никак не удается выразить некоторые конструкты таким образом, чтобы другие могли категоризовать их в рамках своих систем истолкования, не делая при этом ошибочных предсказаний его поведения. Люди "ловят его на слове", но он не имеет в виду под своими словами того, что ему приписывают другие. Потому и создается впечатление, будто он говорит одно, а на уме у него совсем другое. Иногда чье-то словесное выражение конструктов настолько портит их, что сам говоривший, слушая затем запись своих высказываний на фоне других обстоятельств, может поражаться тому смыслу, который составляло его тогдашнее вербальное поведение. Это случается в психотерапии, когда клиент прослушивает расшифровки частей более ранних интервью.

а. Неполное выражение. Часто люди выражают свои конструкты неполно. Не будем забывать, что конструкт - это отношение, в котором некоторые вещи сходны между собой и, кроме того, отличны от других. В своем минимальном контексте конструкт предполагает отношение, в котором две вещи похожи друг на друга и отличаются от третьей. Следует также иметь в виду, что отношение, в котором две вещи сходны между собой, должно быть тем же самым отношением, в котором они отличаются от третьей вещи. Мы не выражаем в явной форме весь конструкт, когда говорим: "У Мэри и Алисы мягкий характер, но ни одна из них не привлекательна так, как Джейн". Если бы мы задались целью выразить подлинный конструкт, нам пришлось бы сказать: "У Мэри и Алисы мягкий характер, а у Джейн - нет", - или что-то вроде этого. Или мы могли бы сказать: "Джейн более привлекательна, чем Мэри или Алиса".

Когда же мы говорим: "У Мэри и Алисы мягкий характер, но ни одна из них не привлекательна так, как Джейн", - то, возможно, подразумеваем два разных конструкта: мягкость (характера) и привлекательность. Выбор прилагательного для того, чтобы охарактеризовать двух или даже одного человека, обычно означает, что говорящий сформировал категорию, обладающую для него одновременными - включающим и исключающим - свойствами конструкта. Говорить, что у Мэри мягкий характер, - значит подразумевать существование по меньшей мере одного человека с мягким характером, помимо Мэри, и еще одного человека с жестким характером. Или данное выражение может предполагать, что по крайней мере эти два человека имеют жесткий характер.

Минимальный контекст конструкта составляют три вещи. Мы не способны выразить конструкт - хоть в явной, хоть в неявной форме, - не привлекая минимум двух вещей, обладающих сходством, и еще одной, отличающейся от них. Сказать, что у Мэри и Алисы "мягкий характер" и не предположить, что в этом мире есть кто-то с "жестким характером", просто нелогично. Кроме того, это еще и не психологично.

От кого-то можно услышать и такое: "У Мэри и Алисы мягкий характер, но я не могу себе никого представить с противоположным, жестким характером". Говорящий, возможно, пытается избегать ставить себя в положение того, кто видит в людях жесткость. Таким образом, эта формулировка снабжает психолога, стремящегося понять говорящего, важным ориентиром. С другой стороны, такой человек может ограничивать сферу действия данного понятия только идиографической системой. Если мы спросим его, что он имеет в виду, то, возможно, услышим следующее: "Теперь Мэри и Алиса стали кроткими, не то что раньше". Другими словами, мягкость характера в этом случае оказывается конструктом, который проводит различие не между людьми, а между происходящими изо дня в день переменами у конкретных лиц. Это истолкование мягкости, кроме того, может существенно прояснить характер перемен настроения в том же временном масштабе у самого говорящего. Как видите, всегда полезно прислушиваться к употреблению конструктов говорящим.

Иногда люди пытаются ограничить контекст до двух вещей, которые каким-то образом различаются. Человек может сказать: "У Мэри мягкий характер, а у Джейн - нет. Больше я никого не знаю, кто бы был похож на кого-то из них". Снова перед нами вербальное искажение концептуализации, хотя, возможно, его несколько труднее усмотреть в этой, казалось бы, прозрачной фразе. Мэри и Джейн уже различались этим человеком, когда вносились в список для обсуждения под своими именами. Сказать, что они различаются еще и по своей кротости или по недостатку таковой, - значит ничего не добавить к существующему различению, если только само это дополнительное различие, указывая на сходство по крайней мере одной из них с третьим лицом, не классифицирует их. Хотя этот вид концептуального искажения не столь распространен, как описанный в предыдущем абзаце, он служит верным признаком того, что говорящий затрудняется сообщить о сходстве между Мэри, Джейн и другими людьми в его социальном мире, которое он скрыто истолковывает. Вполне возможно, что пропущенный похожий элемент в выражении его конструкта отвергается потому, что сам говорящий и есть этот элемент. Недостаточно назвать его концептуализацию Мэри и Джейн чрезмерно конкретной; по всей вероятности, они заставляют его испытывать беспокойство.

Как тут не вспомнить о тех психологах, да и всех прочих, кто упорно твердит, будто каждый человек - "индивидуальность", и мы, мол, не можем понять какого-то конкретного человека путем понимания других. Этот вид концептуального искажения; по-видимому, выдает глубоко укоренившееся замешательство такого чересчур разборчивого ученого по поводу того, что делать с "людьми". Психотерапевт, дошедший до подобной аргументации, вероятно, находит, что его терапевтические достижения даются ему слишком дорогой ценой, а проблема перенесения и контрперенесения (поскольку он сам и становится - в скрытой форме - одной из двух упущенных фигур в контексте конструкта) - это та проблема, с которой он не может справиться. Упор на пользование исключительно идиографической системой - еще один пример попытки низвести все социальные конструкты до контекста, образованного одними только непохожестями. По крайней мере этой ошибки психология личных конструктов избегает благодаря признанию того, что абстракции, получаемые на выборке поведения одного человека, могут, в свою очередь, использоваться в качестве данных, на основе которых абстракции получают уже на выборке лиц, принадлежащих к какой-то группе.

Мы обсудили два типа примеров, когда говорящий пытается ограничить контекст своего конструкта в пределе до двух вещей: в первом случае - до двух похожих, во втором - до двух непохожих. А теперь рассмотрим случай, когда говорящий пытается ограничить контекст до одной единственной вещи.

"У Мэри мягкий характер. Я бы не стал утверждать, что есть кто-то еще с таким же характером, как и настаивать на том, что подобных людей больше нет". Это даже не эквивалентно такому избыточному утверждению, как "Мэри есть Мэри". Называя кого-то конкретно 'Мэри', мы, по меньшей мере, предполагаем, что это имя целиком и полностью относится к той представительнице женского пола, которую мы имеем в виду, и что все остальные люди - 'не-Мэри'. Однако человеку, говорящему, что у Мэри мягкий характер, но тут же делающему оговорку, будто кротость не служит для Мэри ни общим, ни отличительным признаком, явно не удается сообщить конструкт. Возможно, конечно, он имеет в виду, что сейчас Мэри так же кротка, как она была в другое время, но не настолько, как была когда-то еще. И все же более вероятно, что говорящий не способен достичь полного выражения своего конструкта. По крайней мере, на вербальном уровне его конструкт, вероятно, стал полностью непроницаемым. Этот человек не в состоянии использовать его ни для совладания с новыми обстоятельствами жизни, ни для лучшего приспособления к старым. Он не может организовать другие конструкты сообразно с ним. Короче говоря, на вербальном уровне этот конструкт стал недействующим.

б. Имена как символы личных конструктов. Являются ли имена собственные выражениями конструктов? Да, конечно. Имя - это образ видения сходства в одной группе событий, который отличает ее от другой группы событий. В нашем случае мы располагаем группой событий, которые можно счесть похожими в качестве являющихся 'Мэри-событиями'. Помимо них, есть другие события, все еще внутри диапазона пригодности данного конструкта, которые являются 'не-похожими-на-Мэри событиями'. 'Мэри' - это конструкт событий. Поэтому любое имя есть не что иное, как разновидность истолкования событий. В этом заключается частичный ответ критикам сформулированной Рэйми (Raimy) теории Я-концепции, которые, исходя из логических оснований, заявляют, что термин 'Я-концепция' (или 'Я-концепт', что звучит менее привычно для русскоязычного читателя, но зато точнее и позволяет сохранить смысловое единство рассматриваемого здесь ряда терминов: концепт - перцепт - идентичность. - Прим. перев.) являет собой пример неправильного употребления термина. То, что под ним скрывается, следовало бы именовать либо 'Я-перцептом' (или 'Я-образом'. - Прим, перев.), либо 'Я-идентичностью'. С точки зрения классической логики, эти критики, разумеется, совершенно корректны в своем разборе теории Рэйми. Однако, исходя из нашего функционального определения конструкта и нашей теоретической позиции в психологии личных конструктов, вполне уместно говорить о наличии у определенного человека конструкта себя (self-construct) или о классе конструктов, которые могут быть названы личными конструктами себя.

в. Неразличающие универсалии. Наконец, обратимся к примеру, в котором отражена попытка выразить всеобщее сходство. 'Мэри, Алиса и Джейн, как и любой другой человек, всегда проявляют мягкость характера'. Это напоминает одно распространенное выражение". 'Все хорошо'.3 Понимаемые буквально, оба эти утверждения отрицают свои конструкты. Если всякий человек проявляет мягкость, то конструкт мягкости (характера) лишается смысла. И все-таки говорящий должен что-то иметь в виду. А слушающий должен заглянуть за этот буквальный символизм и истолковать личное толкование говорящего.

Существует несколько возможных версий. Предположим, противоположностью 'мягкости' в системе говорящего является нечто такое, что мы могли бы назвать 'агрессивностью'. Если говорящий заявляет, что "всякому человеку присуща мягкость характера", он тем самым избегает возможности показать на любого человека и назвать его "агрессивным". Он может это делать, потому что не хочет прослыть провидцем зла, в частности, агрессивности. А может быть, он поступает так, потому что не способен удовлетворительно вести дела с агрессивными людьми и, по крайней мере, в данную минуту пытается ограничить свою совокупность людьми, с которыми в состоянии справиться. Тогда в его утверждении, возможно, кроется подразумеваемое исключение: 'У всех, кроме меня, мягкий характер'. Другая интерпретация: он может считать, что если уж все в этом мире агрессивны, то придется признать, что и своя скрываемая агрессия столь же велика. Поэтому единственный способ, которым он может избежать участи стать первым примером агрессивности, - твердо стоять на том, что всем людям присуща мягкость характера.

Еще одна близкая интерпретация состоит в следующем. Признай он, что всякий человек агрессивен, ему, возможно, придется определить как агрессивного кого-то из своих близких, например одного из родителей. Истолкование отца или матери как агрессивных может иметь такие далеко идущие последствия, что более продуманным выбором, по-видимому, было бы включение родителей в класс людей с мягким характером, даже если это означает универсализацию 'мягкости'. Любая другая интерпретация с его стороны могла бы поколебать всю систему истолкования, которая придает форму его образу жизни.

Часто говорящий своим выбором конструктов дает понять, что он думает о слушающем. Это постоянно происходит в психотерапии: терапевт получает довольно полное представление об отношении к нему клиента, руководствуясь тем, чему клиент решает придать особое значение или даже о чем он собирается рассказать. Например, клиент, утверждающий, будто "каждому человеку свойственна мягкость", возможно, предполагает, что терапевт слишком уж склонен искать во всем агрессивность. Вот что он, скорее всего, имеет в виду: "Кажется, вы продолжаете искать агрессивность; имея дело со мной, пожалуйста, придерживайтесь взгляда, что каждому человеку свойственна мягкость". Другая, близкая, интерпретация мысли клиента может выглядеть так: "Послушайте, я такой милый человек, что готов каждого назвать добрым независимо от того, так это или не так. И после этого вы еще сомневаетесь, что я святой души человек?!" Или же: "Так много людей видят вокруг себя одну агрессивность, - и это настолько беспокоит меня, что я пытаюсь служить примером, следуя Добродетели видеть в людях смирение и доброту".

Еще одна возможная интерпретация состоит в том, что клиент пытается выразить таким способом динамику. Несмотря на то, что когда-то он считал мир агрессивным, теперь он воспринимает его как источник добра. Или, возможно, предостерегает терапевта о надвигающемся изменении: "Как много людей считают мир агрессивным! Я пока к ним не отношусь, но остерегайтесь!"

г. Специальные проблемы интерпретации. Поскольку конструкты первоначально существуют в виде личных конструктов, не все из них оказываются легкодоступными для других. Своеобразный характер конструкта у конкретного лица или не общепринятое использование им терминологии могут вводить в заблуждение слушающих. Например, то, что один человек подразумевает под словом 'мягкий' ('gentle'), может больше соответствовать тому, что другие назвали бы 'зависимым' или 'слабым характером'. Однако сам он может держать в уме нечто вроде изысканности манер, социального положения или, культурной группы, то есть всего того, что кто-то мог бы иметь в виду, употребляя слово 'джентльмен' ('gentleman').

В таком случае нужно сознавать двухполюсный характер конструкта и возможность того, что у одного человека 'мягкий' может иметь совершенно иной континуум, простирающийся вдали от континуума, свойственного 'мягкому' другого человека. Ранее мы предположили, что говорящий, возможно, истолковывает события исходя из континуума 'мягкий-агрессивный'. Но вполне вероятно, что противоположным концом данного конструкта является не 'агрессивный', а 'бестактный' или, скажем, 'простодушный'. И тогда утверждение этого человека могло бы означать что-то более близкое к "Все люди проявляют деликатность" или "Все люди коварны".

Иногда клиент просто экспериментирует со своей терапевтической ролью. Он выказывает точку зрения для того, чтобы посмотреть, какова будет реакция терапевта или что принесет ему складывающаяся в результате ситуация. Он может подразумевать: "Посмотрим, как вы среагируете на такое заявление: "Всякому человеку свойственно проявлять мягкость характера"". Ключ к пониманию такого рода заявлений состоит в том, чтобы заметить подразумеваемые кавычки в высказывании клиента. Клиент экспериментирует. Если у него создается впечатление, что терапевт принимает или отвергает данное утверждение, он интерпретирует это как определенную информацию о терапевте. Если, например, клиенту кажется, что терапевт соглашается с его утверждением, это может означать, что терапевт не готов иметь дело со скрываемой агрессией, которую клиент, возможно, надеется выразить. Если же у него создается впечатление, что терапевт отвергает данное утверждение, следующим важным шагом для клиента становится выяснение того, что терапевт считает агрессией и каковы, с его точки зрения, агрессивные люди. Возможно, в таком случае, терапевт сам готов проявить агрессивность в любую минуту.

Иногда клиент делает свои заявления в противоположной форме. Подобно педантичному психологу-экспериментатору, планирующему; свои эксперименты относительно нулевой гипотезы, которая, как он в действительности надеется, будет опровергнута, клиент может делать пробные противоположные ставки. Вместо того чтобы сказать: "Разве мир не жесток?", он говорит: "Весь мир добр". Он употребляет утвердительную антитетическую формулировку вместо отрицания "не". Сформулировав гипотезу, Он наблюдает за тем, сколько исходов его опыта разбивают данную гипотезу. Возможно, клиент экспериментирует сам с собой. Он может подразумевать: "Хотя я так и не думаю, сейчас я сделаю вид, будто весь мир добр; интересно, какие нелепые вещи произойдут со мной из-за того, что я занял эту позицию". Люди часто экспериментируют таким образом, - факт, который психотерапевту нужно постоянно держать в уме. Кроме того, как раз этот факт не имеет легкого объяснения в традиционной психологической теории научения.

В наши намерения не входит проведение исчерпывающего анализа того, что подразумевает человек, когда высказывает простое повествовательное утверждение. Достаточно показать, что при его интерпретации ни в коем случае нельзя упускать из виду контрастные аспекты выражаемого личного конструкта, а также указать на то, что существует великое множество возможных интерпретаций, которые слушающий может отнести к такому простому утверждению, каким Мы воспользовались для нашего примера.

3. ПОДРАЗУМЕВАЕМЫЕ СВЯЗИ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЛИЧНЫХ КОНСТРУКТОВ

При практической интерпретации личных конструктов нам нужно быть начеку в отношении еще одной особенности того способа, каким люди выражаются. Возьмем наше исходное иллюстративное утверждение: "У Мэри и Алисы мягкий характер, но ни одна из них не привлекательна так, как Джейн". Хотя может показаться, будто говорящий вводит в оборот два разных конструкта для того, чтобы избежать упоминания противоположного полюса одного из них, возможно, он противопоставил эти представления с тем, чтобы его конструкт функционировал как континуум 'мягкий-привлекательный'. Мягкость характера и непривлекательность могут не дифференцироваться в системе истолкования, присущей говорящему, равно как привлекательность и жесткость. Возможно, они вообще никогда не разграничивались, а может быть, недавний опыт связал их, благодаря истолкованию, так что теперь они функционируют как единый личный конструкт.

Сцепление такого рода - обычная проблема в психотерапии. Оно обнаруживается в стереотипах и в глобальных перенесениях фигуры (figure transferences), сквозь которые клиенты видят своих психотерапевтов и других лиц на протяжении некоторых стадий терапевтического процесса. Терапевт, в собственной системе которого эти термины явно относятся к отдельным конструктам, иногда интерпретирует такого рода сцепление как "конфликт". Он это делает, потому что еще не настолько проник в мышление клиента, чтобы увидеть своеобразие конструкта в его личном употреблении. Такой "конфликт" может быть в большей мере субъективным опытом психотерапевта, чем клиента. Что испытывает клиент, подозревая данный конструкт в неспособности служить его целям, так это тревогу] Но о тревоге поговорим чуть позже.

Утверждение касательно Мэри, Алисы и Джейн может предполагать другой вид сцепления, происходящий от отождествления субъектом себя с контекстом употребляемого им конструкта. "У Мэри и Алисы мягкий характер, но ни одна из них не привлекательна так, как Джейн". Возможно, говорящий употребляет здесь два разных конструкта: 'мягкость (характера)' и 'привлекательность'. Если бы он просто сказал, что Мэри и Алиса не так привлекательны, как Джейн, то определил бы себя как хулителя достоинств Мэри и Алисы; поэтому он сначала определяет себя как поддерживающего добрые отношения с Мэри и Алисой. Наш социальный дискурс полон конструкций типа 'да, но...'. Они символизируют наши усилия быть объективными, но не путем обособления себя от контекста дискуссии, а путем соединения со всеми участниками, входящими в этот контекст. "Джон - приятный малый", "Джим - отличный парень", "Некоторые из моих лучших друзей - евреи" - все это обычные предисловия, назначение которых - обеспечить защиту говорящему от последствий того, что он собирается сказать.

Наконец, существует возможность такого рода сцепления, которое происходит от попытки говорящего задать систему конструктов. Конструкт 'мягкость (характера)' видится более общим по отношению к конструкту 'привлекательность'. Мэри и Алиса именно вследствие мягкости своего характера оказываются привлекательными. Джейн тоже привлекательна, но не потому что у нее мягкий характер. Мы указали на минимальный контекст из трех вещей, из которых можно образовать конструкт, и минимум на два отношения - сходства и различия, - которые должны подразумеваться. Мы также предложили некоторые предварительные интерпретации концептуального разрыва, который можно предположить в простом утверждении говорящего; и, наконец, мы указали на возможность сцепления конструктов. Из нашего обсуждения этих вопросов не следует делать вывод, будто клиницист - хотя бы и высококвалифицированный - может уверенно заключить о разрыве концептуальной системы клиента в какой-то области на основании одного единственного простого высказывания, наподобие использованного нами для иллюстрации. Как мы пытались показать на примерах, есть несколько возможных интерпретаций личных конструктов, предполагаемых высказыванием, взятым нами в качестве иллюстративного. Однако альтернативы здесь не столь широки, чтобы быть неконтролируемыми, и квалифицированный клиницист, вероятно, без особых затруднений может выведать смыслы и сцепления личных конструктов клиента, выраженных в подобном высказывании.

В тех случаях, когда клиницист, заметив неспособность клиента принять при выражении своего конструкта по крайней мере трехэлементный контекст или двойное отношение, обнаруживает концептуальное искажение, для правильной интерпретации ему, как мы видели, придется обратить особое внимание на следующие моменты. Во-первых, на предполагаемые данным конструктом, но опущенные клиентом противоположности; во-вторых, на предполагаемую кратковременную роль, которую данный конструкт заставил бы говорящего принять по отношению к слушающему; в-третьих, на тип мира или состав лиц, по отношению к которым говорящий должен определить свою жизненную роль; в-четвертых, на вид экспериментальной авантюры, в которую может пуститься клиент, и, в-пятых, на типы отношений категоризации, или систему, в которой упорядочиваются его конструкты. Помня об этих моментах, мы теперь можем перейти к дальнейшим основным следствиям психологии личных конструктов.

4. КОНСТРУКТЫ И АНТИЦИПАЦИИ

Из того, что было сказано до сих пор о природе конструктов, можно было бы легко сделать вывод, что они предназначены для упорядочивания мира, образованного, по существу, статическими объектами. Однако сформулированный нами основной постулат рисует в нашем воображении мир процессов. Фактически, может сложиться впечатление, словно мы по неосторожности выставили наш конструкт под огонь той же самой современной критики, которая нацелена на аристотелево понятие, а именно: он(о) не имеет дела с антецедентом и консеквентом. Поэтому самое время обсудить более подробно ту роль, которую истолкование играет в антиципаторной системе психологии.

Мы говорим, что процессы конкретного человека, в психологическом плане, направляются по тем каналам, в русле которых он антиципирует события, и что эти каналы существуют в форме конструктов. В свою очередь, конструкт есть абстракция. Под этим мы подразумеваем, что конструкт - это качество, приписываемое ряду событий, посредством которого их можно разделить на две однородные группы. Изобретение такого качества есть акт абстрагирования. Истолковать события - значит воспользоваться этим удобным трюком абстрагирования для того, чтобы извлечь из них смысл-Каждый человек берется за это дело по-своему - отсюда и название нашей книги:."Психология личных конструктов".

.Ну, а что же с предсказанием? Мы сказали, что события отделяются друг от друга посредством истолкования их повторений Иначе говоря, мы смотрим на текущий мимо нас нерасчлененный поток событий и пытаемся отыскать в нем что-то повторяющееся. Как только мы абстрагировали такое качество, у нас появляется основание отрезать кусочки времени и реальности и удерживать их по одному зараз для осмотра. С другой стороны, если нам не удается обнаружить такое качество, мы продолжаем плыть в безбрежном потоке, где ничто не имеет ни начала, ни конца. Таким образом, первый шаг в предсказании- крепко ухватить полную горсть того, что будет предсказываться. И это достигается истолкованием, как мы предположили в нашем королларии об истолковании.

Выделение события, с тем чтобы его можно было предсказать, - это только один шаг; но в тот момент, когда мы его делаем, мы обрекаем себя на то, чтобы идти дальше. Благодаря самому процессу идентифицирования события как чего-то повторяемого, мы подразумеваем, что оно может произойти вновь. Или, точнее, мы предполагаем, что его повторяемые качества могут вполне появиться вновь в другом событии. Поэтому просто невозможно не подразумевать предсказания всякий раз, когда мы что-то истолковываем. Разумеется, в мире, . который истолковывается таким образом, просто не может быть ничего статичного.

а. Что предсказывается в наших предсказаниях? Когда человек абстрагирует повторяемые качества в событиях, которые он уже пережил, для него становится возможным картировать предстоящие события в тех же самых качествах. Мореплаватель, который никогда не был на Северном полюсе, может тем не менее знать его координаты настолько хорошо, что в состоянии предсказать такое событие, как свое прибытие туда. В известном смысле, он вызывает в своем воображении не само это событие, а скорее его качества или свойства. Действительно, через двадцать девять дней после того, как наш мореплаватель делает свое предсказание, он переживает событие, обладающее всеми предсказанными свойствами - временем, склонением солнца и т. д., появляющимися вместе. С этим доказательством конвергирующих свойств времени и пространства в руках он кричит своим спутникам: "Вот то, что вам нужно! Это - полюс!" Его предсказание удовлетворительно подтверждается.

Удостоверимся в том, что мы ясно и точно формулируем свою идею. То, что человек предсказывает, является не конкретным событием, а всего лишь общим пересечением определенного набора свойств. Если происходит событие, в котором все эти свойства пересекаются предсказанным образом, человек идентифицирует его как ожидаемое. Например, девушка в нежном возрасте предвидит возможное замужество. В ее жизни практически не было мужчин, и система конструктов, которой она пользуется для их классификации, довольно проста. Предсказанный муж не существует для нее во плоти; скорее он существует просто в форме пересечения ограниченного числа концептуальных измерений. Однажды рядом с ней появляется молодой человек и более или менее точно попадает в это перекрестье. Предсказание девушки, подобно предсказанию мореплавателя, подтверждается, и прежде чем кто-либо поймет, что происходит, она выходит за него замуж.

Но вот другой пример: старая дева. Она тоже предсказывала себе мужа в виде пересечения какого-то числа концептуальных измерении. Однако в данном случае слишком много измерений оказалось собранными вместе, и в точку их пересечения не смог попасть ни один мужчина. Ее давнишняя антиципация остается неосуществленной, а сама она - незамужней.

б. Конкретизация конструктов. Мы попытались показать, что для понимания системы событий нам приходится их абстрагировать. А теперь покажем, что для понимания конструктов нам необходимо их конкретизировать. Таким образом, чтобы извлечь смысл из конкретных событий, мы пропускаем их через конструкты, а чтобы понять конструкты, нам нужно обратить их в события.

Здесь мы имеем полный цикл смыслообразования (sense-making), первая фаза которого запечатлена в традициях рационализма, а вторая фаза соответствует основному догмату современного научного экспериментализма. Любая теория, подобная нашей теории личности, должна успешно проходить обе фазы этого цикла. Она должна не только давать нам разумное объяснение фактов человеческого поведения, но и приводить к предсказаниям, имеющим двойников в завтрашней действительности.

Предсказание, в форме которого конкретизируются конструкты, само является полностью гипотетическим. Оно представляет собой воображаемое пересечение нескольких измерений конструкта. После того как предсказание сделано, подтвердить его правильность удается лишь в том случае, если наступает событие, которое можно истолковать как такое пересечение. Это и есть экспериментальное доказательство, которого мы обычно ищем. Благодаря накоплению таких доказательств, теория постепенно обретает под собой твердую основу.

в. Отношения импликации. Давайте отвлечемся от структуры предсказания и посмотрим теперь на процесс его получения. Это тоже процесс истолкования, начинающийся с абстракции, правда, абстракции особого вида. В данном случае конструкт, который некто формулирует, является конструктом тренда или движения, воспринимаемого среди контекста элементов. Как и любой конструкт, этот содержит в себе полюса: тенденция может проявляться либо в одном, либо в другом направлении. Эти два полюса конструкта задают линию, вдоль которой только и может происходить движение.

Вернемся к нашему примеру с мореплавателем. С тех пор как он покинул порт отправления, он наблюдал разнообразные события: записывал показания хронометра, склонения небесных тел, показания магнитного компаса и гирокомпаса и отмечал курс. К этим событиям он применяет конструкты из своего профессионального репертуара, например конструкты долготы и широты. Затем относительно определенных координат судна он создает специальный конструкт движения, построенный для данной, конкретной ситуации. Разумеется, этот конструкт будет дихотомическим; один его полюс будет указывать направление, в котором движется мореплаватель, а другой - противоположное направление. Располагая таким конструктом вместе с координатами гипотетического Северного полюса и некоторыми другими конструктами, мореплаватель приходит к предсказанию, что через 29 дней, ведя отсчет от данной точки, он достигнет Северного полюса.

Предсказывать - значить конструировать (= истолковывать) движение или тренд среди окружающих событий. Истолкованное конкретное движение - это всегда конструкт, созданный для частной ситуации, хотя и основанный на постоянной системе координатных осей, имеющих более общую применимость. Точка конвергенции всех релевантных конструктов - времени, конструкта движения, координат гипотетического события - и составляет предсказание. Следующий шаг - посмотреть, попадает ли какое-то событие прямо в эту воображаемую точку, выполняя тем самым все ее предполагаемые условия. Это составляет фазу подтверждения правильности (предсказания).

Рассмотрим другой пример. Ребенок предсказывает, что если он сломает ожерелье матери, то его отшлепают. По-видимому, он осознает отношение импликации ('если..., то...') между порчей ожерелья и шлепками. Но это отношение никогда не является одно-однозначным даже для ребенка. Чтобы предсказать наказание в форме шлепков, ему необходимо истолковать довольно большое множество разнообразных событий: нрав и настроение матери, ценность, которую она придает своему ожерелью, свою причастность к порче материнского ожерелья, раскрытие этого "преступления", предыдущие случаи наказания и те обстоятельства, в которых он заработал шлепки. Из всех этих данных ребенок абстрагирует тренд. На одном полюсе его конструкта тренда находятся те события, которые уводят от наказания, на другом - те, которые приводят к нему. Теперь события, связанные с порчей ожерелья, видятся им похожими на те, что приводят к наказанию. Истолкование ребенка не обладает математической точностью предсказания мореплавателя, но сам процесс в этих двух случаях, по существу, идентичен.

г. Контрасты, подразумеваемые в предсказании. Так как предсказание основывается на биполярных конструктах, оно, вероятно, обладает свойством 'если..., то..., но не...'. Чтобы иметь реальное значение, предсказание должно четко разграничивать возможное и невозможное будущее. Как раз это мы и понимаем под дифференциальным предсказанием. Ребенок в нашем примере предсказывал, что его отшлепают. Однако, делая это предсказание, он также исключал противоположное развитие событий как правдоподобное будущее в его случае; он предсказывал, что не получит одобрения от матери.

Сказать, что произойдет какое-то одно событие, - значит всегда утверждать, что какие-то другие события не произойдут. В противном случае наши предсказания не обладали бы различительной способностью. Наряду с позитивным ожиданием предсказание всегда содержит негативный прогноз. Диапазон пригодности индивидуальной прогнозирующей системы, используемой конкретным человеком, и есть тот параметр, который определяет широту содержащихся в его предсказании неявных предположений относительно невозможных событий. Часто в клинической работе терапевт не замечает специфических негативных импликаций прогнозов своих клиентов. Когда такое случается, он нередко бывает крайне удивлен и озадачен реакциями клиентов на, казалось бы, посторонние события.

Дедуктивное использование конструктов. Дедукция подразумевает отношение импликации. Так как конструкт - это "нечто о двух концах", кто-то, пользуясь нашим примером с Мэри, Алисой и Джейн, мог бы сказать: "Если это мягкий человек, то им могла бы быть и Мэри, и Алиса, и ____, но не Джейн и не ____". При нашей точке зрения на конструкты его структура оказывается 'если..., то..., но не...' формой рассуждения. Элемент ты, которые следуют за 'то', являются элементами сходства в данном контексте, тогда как элементы, следующие за 'не', являются в данном контексте элементами контраста. Элементы вне данного контекста не затрагиваются этим конструктом и не подразумеваются в сделанном предсказании. Если бы Мэри, Алиса и Джейн составляли полный контекст этого конструкта, т. е. если бы этот конструкт не охватывал никаких других лиц в своем контексте, тогда наше утверждение стало бы простым: "Если это мягкий человек, то это Мэри или Алиса, но определенно не Джейн". Эта мягкая персона могла бы даже оказаться Мэри и Алисой одновременно, если это просто два ее имени. Она вполне могла бы быть (или не быть) Элизабет, Энн или Джоан, - эти имена также могли бы быть (или не быть) ее другими именами. Но в чем мы совершенно уверены, так это в следующем: если это мягкий человек и полный контекст мягкого образует "Мэри - сходна с - Алисой - в отличие от - Джейн", то этот человек Мэри или Алиса, но никак не Джейн.

Данный конструкт можно использовать и в индуктивном рассуждении, хотя каждому, кто пытался обобщать результаты исследований, хорошо известны практические трудности на этом пути. В случае индукции форма рассуждения несколько изменяется. Мы можем сказать: "Если этот человек - Мэри или Алиса, но не Джейн, то у него мягкий характер". Это и есть 'если..., но не..., то...' форма рассуждения.

Пусть контекст мягкого (характера) ограничивается Мэри, Алисой и Джейн. Тогда мы должны прийти к довольно поразительному выводу, что любое контекстуальное размещение этих - и только этих - трех фигур, в котором Мэри и Алиса находятся в одной связке в отличии от Джейн, составляет, фактически, конструкт мягкого (характера). И для существования любого другого конструкта не было бы никакого основания, - т. е., любой другой конструкт оказался бы просто тождественным конструкту мягкий (характер). Однако, если бы один раз Мэри и Алиса образовывали связку в противопоставлении Джейн, а в другой раз Мэри, Алиса и Элизабет связывались вместе и противопоставлялись Джейн, то тогда появились бы операциональные основания для разграничения двух разных конструктов.

Наше 'если..., то..., но не...' отношение приобретает интересное дополнительное значение, когда мы понимаем сам термин 'Мэри' в качестве символа абстракции. Это дополнительное значение связано с понятием суперординатности. Предположим, что ряд событий истолковывается через его 'Мэри-стость'. В самом деле, чем еще быть конкретному человеку, как не абстракцией последовательности событий! Предположим также, что 'Мэри-стость' далее абстрагируется как мягкость. Тогда мы можем, как это было в нашем примере дедуктивного использования конструкта, применить 'если..., то..., но не...' форму рассуждения: "Если это Мэри-стость, то можно ожидать чего-то мягкого, но не агрессивного".

Иногда, как нам известно, даже такой образец мягкости, каким оказалась Мэри в нашей серии примеров, не ведет себя мягко. В действительности Мэри абстрагируется на нескольких уровнях. В своей более материальной абстракции она, как известно, ведет себя не всегда приветливо и доброжелательно. Тогда мы говорим, что она обнаруживает "человеческую сторону своей натуры". Или мы можем сказать: "Мэри сегодня сама не своя", либо "Это не та Мэри, о которой я говорил". В данном случае мы имеем в виду, что 'Мэри-стость', которую мы истолковываем как мягкость, не является признаком сегодняшних событий; то, что мы наблюдаем сегодня, это 'Мэри-стость' более низкого порядка, персона, абстрагированная несколько иначе.

5. КОНСТРУКТЫ КАК СРЕДСТВА КОНТРОЛЯ И УПРАВЛЕНИЯ

Конструкты служат каналами, по которым направляются психические процессы человека. Конструкты похожи на улицы с двусторонним движением, позволяющие добраться до тех или иных выводов. Они делают возможной антиципацию изменяющихся потоков событий. Для читателя, чувствующего себя более уютно с телеологическими терминами, возможно, нелишне будет сказать, что конструкты являются средствами контроля, который человек устанавливает над жизнью, как внутренней, так и внешней. Образование конструктов можно рассматривать как связывание множества событий в удобные, "подъемные" для конкретного человека узлы или вязанки, которому приходиться тащить их на себе. Когда они так увязаны, события имеют тенденцию становиться предсказуемыми, а значит контролируемыми и управляемыми.

Давайте вспомним, что мы говорили о детерминизме и свободе воли. Мы охарактеризовали их как в сущности комплементарные аспекты одной иерархической структуры. Один ее аспект, определяемый конструктом как видовой, можно рассматривать как детерминированный им. Другой ее аспект, который определяет этот конструкт в качестве видового объекта, является свободным относительно последнего. Теперь мы можем подойти к управлению (control) как к особому случаю аспекта детерминизма. Если мы объясняем неблагоприятное развитие событий исходя из теологических конструктов, то только Бог служит причиной всего происходящего и только Он управляет нашей судьбой. Если же на какое-то время мы занимаем более ограниченную позицию, то можем обнаружить, что оказались во власти геофизических процессов, социальных сил, национальной экономики, местных условий бизнеса, администрации университета или вообще злой воли какого-то конкретного человека. Управление, как и детерминизм, не является абсолютистским конструктом и зависит от взгляда человека на происходящее. Если он смотрит на улицу уважая порядок, то видит управление, но если в его взгляде сквозит презрение, он видит стихийное движение.

Но действительно ли человек волен распоряжаться своей судьбой? Наш ответ таков: он может управлять ходом событий настолько, насколько способен развить систему истолкования, с которой идентифицируется сам и которая достаточно объемлюща, чтобы категоризовать (включить в качестве видового объекта) окружающий его мир. Если человек не может идентифицироваться с такой системой, он, возможно, и сумеет предсказывать события на уровне причинно-следственных связей, но без чувства личного контроля за происходящим. Если же ему удастся развить систему истолкования в виде Я-системы и не-Я-системы и к тому же заставить ее работать, - иначе говоря, предсказывать, - он сможет осуществлять контроль за происходящим и управлять событиями. Согласно такой точке зрения, люди (как представители рода человеческого) постепенно научаются управлять своей судьбой, хотя это долгий и утомительный процесс. Более того, такой взгляд, поскольку он оформился в рамках позиции конструктивного альтернативизма, не исключает взглядов на человека как продукт общественных сил или слугу высшего существа.

Вовсе не случайно в классической традиции интеллект характеризовали как управляющий элемент человеческой психики. Интеллект связывали с допускающими передачу конструктами. Когда конкретный человек передает нам конструкт, под управлением которого он действует, мы тоже способны понять его действия. Его поведение в этом случае приобретает смысл и для нас: мы понимаем этого человека. Когда же ему не удается сообщить нам свой конструкт, его поведение выглядит не имеющим смысла, и мы тогда говорим, что он глупый и не ведает что творит. Обычно мы видим более ясно те схемы, в которые укладывается поведение другого человека в тех случаях, когда он способен сообщить нам ясное понимание личных интерпретаций, направляющих его поведение. Поэтому неудивительно, что мы склонны полагать, будто именно сообщимые или интеллектуализированные конструкты обеспечивают самые лучшие средства контроля за поведением людей.

Термин 'контроль' часто используется при описании пациентов. Иногда психологи говорят о 'сверхконтроле' ('overcontrol')4. Однако, по нашему мнению, контроль - это, вообще говоря, всего лишь точка зрения, с которой мы стремимся объяснить любое поведение. Сказать "нечто вышло из-под контроля" - значит заявить, что мы оставили попытки объяснить происходящее. Отказаться от понятия контроля, о каком бы поведении ни шла речь, - это все равно, что отказаться от понятия законности.

Так что можно сказать по поводу "интеллектуального контроля" или "сверхинтеллектуализированного контроля" у пациента? Человек, постоянно выражающий в сообщимой форме те конструкты, которые, как он считает, направляют его поведение, вероятно, будет описываться в клинике как "сверхинтеллектуализированный". Если бы он давал менее четкие формулировки, клиницист скорее всего не навесил бы на него этот ярлык. Избежать такого ярлыка ему удалось бы и в том случае, если бы он не столь ясно выражал свои конструкты. Кроме того, и это, по-видимому, важно в психотерапии, если бы он не делился своими конструктами с таким множеством других людей или с теми из них, с кем вскоре тесно идентифицируется, то, вероятно, мог бы перегруппировать их, не изменяя при этом своих основных ролевых отношений.

Один из способов представить себе конструкт - вообразить его в виде маршрута движения. Двухполюсный конструкт обеспечивает человеку дихотомический выбор, и неважно, будет ли это выбор того, как ему воспринимать нечто или как ему действовать. Поэтому можно сказать, что система конструктов, создаваемая индивидуально каждым человеком, отображает сеть путей, по которым он волен двигаться. Каждый путь - это дорога с двусторонним движением, позволяющая ему продвигаться в любом из двух направлений, но только не поперек! Он не в состоянии выработать новую линию поведения, не построив новые концептуальные маршруты следования. В каком из двух направлений будет двигаться конкретный человек по определенной дороге - это дело личного выбора, который, как отмечалось ранее, направляется тем, что мы называем принципом выбора, допускающего развитие.

Сеть путей, сформированную системой истолкования, можно рассматривать как управляющую (ограничивающую вариативность поведения) систему, однако каждый путь представляет возможность дихотомического выбора. Каждый такой выбор, в свою очередь, регулируется принципом выбора, допускающего развитие. Таким образом, как мы уже указывали, психологическая система человека успешно сочетает в себе аспекты детерминизма и свободы воли. Поскольку конструкт не содержит указания на то, какой из его двух полюсов следует выбрать, он оставляет человеку свободу выбора; а поскольку у конструкта есть только два полюса, он регулирует возможности выбора. С другой стороны, принцип выбора, допускающего развитие, конечно же, побуждает человека к предпочтению одного из полюсов на оси определенного конструкта, но при этом предоставляет ему свободу решать, что именно это выбор содержит больше возможностей для определения и развития его системы.

Движение к определенной цели предполагает последовательность дихотомических выборов. Каждый такой выбор направляется конструктом. Когда кто-то пытается заново истолковать себя, он может либо с грохотом мчаться по кругу в своих старых желобах, либо прокладывать новые пути через те области, которые прежде не были ему доступны. Если человек находится в стесненных, затруднительных обстоятельствах, он, вероятно, не будет создавать новых каналов; скорее он выберет движение в противоположном направлении по уже установленным димензиональным линиям. Если этот человек - клиент, и терапевт просто убеждает его измениться, то именно такой тип движения будет для него наиболее доступным. Когда срочность велика, а давление сильно, это движение редко приводит к успеху, ибо новое поведение клиента будет резко контрастировать с прежним по всем главным осям его личности. Если же терапевт готов подойти к лечению более продуманно, чаще всего есть возможность сформировать новые каналы, внутри которых клиент способен добиться собственного изменения. В этом случае часто совершается менее резкое, но более подходящее движение. Однако независимо от того, развивает ли клиент новые конструкты для направления своего движения по другим маршрутам или с грохотом мчится по старым желобам, конструкты его системы можно рассматривать и как средства контроля, и как пути, которые он волен выбирать для движения.

Дьюи придавал особое значение антиципаторному характеру поведения и использованию человеком гипотез в мышлении. Психология личных конструктов в этом отношении следует взглядам Дьюи. С нашей точки зрения, каждый конструкт представляет пару конкурирующих гипотез, причем каждая из них может применяться к новому элементу, который человек пытается истолковать. Вот эта вещь, которую я держу в руке, - черная или белая? 'Черная' и 'белая' - конкурирующие гипотезы, возникающие у меня благодаря конструкту 'черный-белый'. Таким образом, так же как ученый-экспериментатор планирует свои эксперименты вокруг альтернативных гипотез, так и каждый человек выстраивает свои повседневные исследования жизни вокруг тех конкурирующих гипотез, которые подсказываются контрастами в его системе истолкования. Более того, так же как ученый не может предвидеть те возможности, которые он почему-то не концептуализировал в виде гипотез, так и любой человек в состоянии доказать или опровергнуть только то, что его система истолкования предлагает в качестве возможных альтернатив. Вновь система истолкования устанавливает пределы возможностям восприятия и понимания. Конструкты каждого человека являются регуляторами-ограничителями его перспективы.

Проблема контроля имеет множество ответвлений и, на наш взгляд, они особенно интересны в области психотерапии. Главный вопрос на этой стадии обсуждения психологии личных конструктов состоит в том, что конструкты суть пути свободы движения. Поскольку конструкты являются двусторонними каналами, они предоставляют обладающему ими человеку свободу; а поскольку он может продвигаться только по этим путям, они представляют собой ограничители, устанавливаемые в отношении всего, что этот человек делает. Кроме того, с нашей точки зрения, кроме конструктов, выражаемых в словесной форме или сообщаемых только с помощью невербальных средств (мимики, жестов и т. д.), есть и другие. Возможно, психология личных конструктов и в самом деле является интеллектуализированной теорией. Но даже если - благодаря интеллектуальным регуляторам-ограничителям - она предполагает, что конструкты сообщаемы, то, вообще говоря, есть некоторые виды регуляторов-ограничителей, которые не относятся к интеллектуальным, поскольку не поддаются сообщению. Существенная доля человеческого поведения направляется по безымянным каналам, не имеющим не только словесных обозначений, но и вообще никаких других указателей. Тем не менее эти каналы существуют и включаются в сеть дихотомических измерений (dimensions), относительно которых структурируется мир конкретного человека.

Разумеется, психология личных конструктов строится по интеллектуальной модели, но ее применение вовсе не ограничивается тем, что обычно относят к интеллектуальной или когнитивной сфере. Она столь же приложима и к эмоциональной или аффективной области, и к сфере действия или воления. В психологии личных конструктов было полностью отказано классическому расчленению психологии на три "суверенных государства": психологию познания, психологию чувства и психологию воли.

Хотя психология личных конструктов имеет дело с личными конструктами, которые целиком и полностью могут оказаться несообщимыми, и потому в действительности не относится к разряду теорий, которые обычно принято называть интеллектуализированными, важно подчеркнуть, что сама эта теория сообщима и интеллектуально постижима. Здесь мы проводим границу между личными конструктами, рассматриваемыми в рамках этой теории, и конструктами, составляющими метод самой теории. Первые могут быть как сообщимыми, так и несообщимыми; последние должны быть сообщимыми, чтобы иметь общедоступный смысл. Если психология личных конструктов окажется всего лишь громыханием автора, несущегося по кругу в желобе своего личного конструкта, то не будет и надобности в ее публикации. Понимание этой рукописи послужит одной из практических проверок того, можно ли сообщить другим психологию личных конструктов.

6. ЛИЧНОЕ ИСТОЛКОВАНИЕ СВОЕЙ РОЛИ

Обратимся теперь к более детальному разбору контролирующего воздействия, которое конструкты человека оказывают на него самого. Как мы уже указывали ранее, Я - при условии его рассмотрения в надлежащем контексте - представляет собой понятие или конструкт в подлинном смысле слова. Я сопряжено с группой событий, сходных между собой в некотором отношении и в том же самом отношении обязательно отличающихся от других событий. Отношение, в котором эти события сходны между собой, и есть собственно Я. Кроме того, это же отношение делает Я индивидуумом, отличным от других индивидуумов. После такой концептуализации Я, с ним можно обращаться как с некой вещью, исходной величиной или элементом в контексте суперординатного конструкта. Другими словами, Я может стать одной из трех или более вещей (либо персон), по меньшей мере две из которых сходны между собой и отличны, по крайней мере, от одной из оставшихся.

Когда человек при формировании конструктов начинает использовать себя в качестве исходной величины или отправной точки, происходят волнующие события. Он обнаруживает, что формируемые им конструкты влияют на его поведение таким образом, как если бы они были суровыми контролерами. Особо строгому контролю с их стороны подвергается его поведение относительно других людей. Возможно, было бы лучше сказать в сравнении с другими людьми. Разумеется, на его поведение влияет им самим проводимое или истолковываемое сравнение. Таким образом, значительная часть социальной жизни индивидуума контролируется теми сравнениями, которые ему случилось усмотреть между собой и другими.

Мы уже обсуждали искажение концептуализации, происходящее в тех случаях, когда кто-то нерасположен выражать полный контекст или связи своего конструкта, и как, в некоторых случаях, полное выражение конструкта закрепляет за говорящим роль, которую тот не хоте