Третий Храм

Точно в праздник святого Андрея Первозванного архитектор Йован по
прозвищу Лествичник принес господину Николичу фон Рудна чертежи нового
храма Введения, о котором было договорено, что он будет воздвигнут в
поместье Николича над Тисой и передан во владение барышни Атиллии.
Подходящее место выбрал сам зодчий - там, где, как он пояснил, дует
только один ветер. Когда мастер развернул свои чертежи в столовой у
Николича, они заняли весь стол.

В церкви должно было быть семь окон. Рядом с алтарем были предусмотрены
сиденья для семейства Николич с их гербами над спинками.

Господин Николич долго рассматривал чертежи, а потом сказал:

- Мастер Йован! Здесь чертежи для трех церквей, причем совершенно
одинаковых. А ведь я заказывал только одну.

- Чертежи и вправду на три церкви, но вам, господин Николич, придется
платить только за одну. Первая, та, что нарисована зеленым, будет стоять
у вас перед глазами в вашем саду. Строить ее не надо, она сама по себе
вырастет.

- Да что ты мне плетешь небылицы про чудеса в решете! С каких это пор
церкви растут сами по себе!

- Растут, и вы сами в этом убедитесь, господин Николич. Я завтра же
пришлю к вам трех садовников, и они точно по моему чертежу посадят в

вашем саду самшит! Он будет расти примерно с той же скоростью, с какой я
буду возводить каменную церковь в назначенном месте, в вашем поместье
над Тисой. Эта церковь здесь, на моих чертежах обозначена желтым. Мои
садовники будут каждую неделю подстригать самшит в соответствии с
чертежом, а вы из своего окна сможете наблюдать, насколько мы там, я и
мои каменщики и мраморщики, продвинулись в строительстве храма над
Тисой. Вы все увидите в окошко - и когда будут делаться дверные своды, и
когда воздвигнут алтарь, и когда поднимется купол. Дай бог начать, и
сделаем все по порядку и вовремя...

- Красиво и складно рассказываешь, мастер. Но скажи мне, для чего
третья церковь? Вот этот третий чертеж фиолетовыми чернилами?

- Это тайна, которая откроется только под конец строительства. Потому
что без тайны нет удачной постройки, как нет и настоящего храма без
чуда.

На том они и расстались, и архитектор Йован стал строить над Тисой храм
Введения Богородицы, а господин Николич показал Атиллии в окошко
растущую у них в саду самшитовую рощицу, подстриженную в виде церкви,
распахнутые двери которой представляли собой аллею сада. Атиллия каждое
утро гуляла по этому естественному храму, иногда останавливалась перед
зеленым алтарем на том месте, где должна будет венчаться, а однажды
вечером в понедельник увидела в первое окошко, прорубленное в новой
церкви, вечернюю звезду. Самшитовый храм тянулся к небу.

Разумеется, время от времени Атиллия и ее отец ездили к Тисе и
наблюдали, как в их поместье воздвигается храм Введения Богородицы из
камня и мрамора. С не меньшим интересом они наведывались и на другую
стройку - дворец Атиллии, который строил Дамаскин. Но сам Дамаскин редко
бывал на стройке. Он словно от кого-то скрывался.

И тут случилось нечто непредвиденное.

Однажды утром к господину Николичу пришел Ягода и доложил:

- Самшит перестал расти!

- Ну и что из того, - оборвал его господин Николич. - Я этот храм из
самшита не заказывал и за него не платил.

Однако тут же решил лично убедиться на месте, как обстоят дела, и
срочно отправился на Тису посмотреть, когда он сможет принять
законченный храм и освятить его. Но в своем храме он обнаружил меньше
окон, да еще и на одну дверь меньше, чем раньше. А из каменщиков и
мраморщиков не застал никого.

"Да. Дело и впрямь поползло по всем швам", - подумал господин Николич.

Он поступил по своей старой, проверенной привычке. Чтобы выяснить, что
происходит, он не позвал зодчего храма, Йована по прозвищу Лествичник,
но приказал Ягоде хоть из-под земли достать и привести к нему его
соперника, Йована Дамаскина. Он не мог себе представить двух
подрядчиков, которые не ревновали бы друг к другу в работе, а в жизни не
были бы злейшими врагами. Дамаскин появился через два дня, с
перевязанной головой. Его явно кто-то поранил. Сквозь повязку проступала
кровь.

- Что с церковью? - спросил его взволнованный Николич.

- Сами видите. Они больше не строят.

- Как это больше не строят? Почему?

- Что-то мешает Йовану закончить храм, - отвечал Дамаскин. - Самшит
перестал расти.

- Да что вы мне все о самшите да о самшите толкуете! - вскричал
господин Николич. - Что мне за дело до самшита! Я Йовану заплатил за
церковь, которую он будет строить из камня, и он должен строить из
камня. Разве он не может достроить недостающее?

- Господин мой, Йован может и дальше строить из камня. Но если самшит
не растет, это значит, что не растет и третий храм, который вы видели на
плане - фиолетовый. А ведь каменный храм продвигается здесь ровно на
столько пядей, на сколько пядей продвигается строительство того,
третьего храма...

- И что теперь делать?

- В чем-то вы согрешили, господин Николич. Или кому-то должны остались,
или кусок изо рта у кого-то вырвали. Когда вспомните, в чем согрешили и
кому нанесли урон, покайтесь и искупите свой грех или долг верните, и
тогда Йован вам достроит церковь.

- Да скажи, бога ради, Дамаскин, где же строит Йован этот третий храм?

- На небе. Третий храм Йован всегда строит на небе.

(Если вы еще не прочли главу ДВОРЕЦ читайте ее. Если вы прочли ее, преходите ко ВТОРОМУ ПЕРЕКРЕСТКУ.)
Дворец

Как и было условлено, точно в день святого Андрея Первозванного, после
обеда, зодчий Йован, прозванный Дамаскином, принес господину Николичу
фон Рудна чертежи дворца, который он собирался строить в его поместье
над Тисой. На благоприятном месте, где дует только один ветер. В
столовой особняка Николича над бумагами склонились Атиллия, ее отец и
Дамаскин. Его запястья опять были перевязаны белыми платками. Саблю и
нож он оставил в прихожей.

Фасад здания, согласно чертежам, должны были венчать четыре колонны,
которые будут держать тимпан. В доме предполагался большой холл с
камином и две прекрасные жилые комнаты - просторная прямоугольная
столовая и спальня.

- Хорошо ты все это придумал, сын мой, - сказала Дамаскину Атиллия,
направляясь в свою комнату, к борзой собаке и роялю. В дверях она
обернулась и добавила: - Посмотрим, оправдаешь ли ты мои ожидания. А
какие это ожидания, ты, сынок, хорошо знаешь. Я тебе в прошлый раз
сказала. Дворец как любовное письмо.

И она навела на него ладонь своей левой руки с двумя кольцами,
повернутыми камнями внутрь. Они глянули на него как два голубых глаза.
Точно чары на него напустила... Затем каждую субботу Атиллия приказывала
Ягоде закладывать лошадей и ехала, с отцом или без него, на Тису. Дворец
рос быстро. Но Дамаскина на строительстве почти никогда не было. Стены
уже поднялись выше чем в рост человека с вытянутой рукой, а Атиллия за
все это время едва ли сумела два раза перекинуться словами со своим
зодчим. Он точно избегал Николичей. Потом вдруг все обернулось иначе.
Дамаскин попросил господина Николича срочно приехать на берег Тисы. Еще
когда закладывали фундамент, Дамаскин нашел в земле мраморную статую
женщины. Волосы и глаза у нее были зеленые, а тело темное, почти черное.
Девушка словно кого-то подзывала к себе согнутым указательным пальцем.
Дамаскин предложил Николичу поставить эту статую в холле дворца.

- Как, эту уродину? - воскликнул Николич, едва глянув на скульптуру.

Тогда Дамаскин схватил молоток и отбил у статуи руку. Брызнула какая-то
красноватая жидкость, похожая на ржавую воду. На камне проступили жилки,
мускулы и кости, как на живом теле, только мраморные.

Узнав о случившемся, Атиллия чуть не убила отца, но было уже поздно.
Дамаскин уже куда-то перенес статую, в поместье ее больше не было. С тех
пор начались неприятности. Атиллии больше ни разу не удалось встретиться
со своим "сыночком" Дамаскином. Вскоре Ягода принес вести невероятные и
совсем плохие.

- Теперь все ясно, - рассказывал кучер, не переводя дыхания. - Понятно,
почему Дамаскин все время носил с собой саблю и нож. Поговаривают, он
большой любитель женского пола. Брошенные его женщинами любовники,
женихи и мужья клялись, что головы ему не сносить. Справедливости ради,
надо сказать, что на днях Дамаскин ваш дворец над Тисой уже подвел под
крышу и даже мебель расставил. Но в первую ночь, когда он там решил
переночевать, на него напали и ранили. Неизвестный злодей неслышно
подкрался к месту, где спал Дамаскин, и убил бы его, не случись с ним, с
позволения сказать, незадача. Нападавший нарочно не поужинал, как это
делают и дуэлянты перед поединком. И потому, когда он крался во мраке, у
него громко забурчало в животе. Дамаскин проснулся, и это спасло ему
жизнь. Увернувшись от сабельного удара, он успел схватить свой нож. В
короткой схватке Дамаскин был ранен в голову, но сумел отрубить
нападавшему указательный палец. Тот бежал без пальца, а Дамаскина нашли
окровавленным на постели...

Услышав эту новость, Атиллия и ее отец помчались в поместье, но
Дамаскина там не было. Посреди огромного парка возвышался
неоштукатуренный дворец. Вокруг него стояли помощники Дамаскина.

- Где Дамаскин? - спросила испуганная Атиллия.

- Где Дамаскин? - спросил разгневанный господин Николич.

- Его увезли. Он ранен. Он нам велел спросить с вас плату. За
двенадцать месяцев мы построили то, что другие строят три года, а вы нам
заплатили только за год вперед.

Услышав это, господин Николич пришел в бешенство:

- Слушайте меня хорошенько и плюньте мне в глаза, если я вру! Ни гроша
не получите, пока не закончите постройку!

С тем он и вернулся домой.

В подобных случаях господин Николич никогда не разговаривал с тем,
чьими поступками был недоволен. Он не стал разыскивать раненого зодчего
Дамаскина, но призвал его соперника, Йована Лествичника, архитектора
храма, и попросил его поподробнее объяснить, кто такой и что такое этот
Дамаскин.

- Подобно святому отцу Дамаскину, названный его именем зодчий Йован
пользуется какой-то небесной математикой, отличной от здешней, земной, -
отвечал Йован Лествичник. - По крайней мере, настолько же, насколько
святая лингвистика Оригена отличается от нашей земной грамматики...

- А нельзя ли попонятнее и поближе к Дамаскину? - прервал мастера
господин Николич.

- Можно. Дамаскин владеет великим искусством. Это - искусство спать. Он
встает до зари, кормит своих лошадей, обходит стройку, завтракает.
Потом, прислонившись к дому, который он строит, несколько минут дремлет
стоя. Второй раз, после обеда, присев на корточки в тени у стены, он во
сне обегает свои воспоминания. В третий раз, после ужина, он
укладывается и спит положенную ему часть ночи... Да, чтобы не забыть, -
заключил свои рассуждения мастер Йован, - Дамаскин просил вам передать,
что больше строить у вас не будет, и прислал вам эту шкатулку.

Когда господин Николич фон Рудна открыл шкатулку, он увидел в ней
окровавленный указательный палец.

(Если вы не читали главу ТРЕТИЙ ХРАМ, читайте эту главу. Если же читали, продолжайте чтение и направляйтесь ко ВТОРОМУ ПЕРЕКРЕСТКУ