Роль и место Европы в современном мире.

В новых условиях постбиполярного мира США, как и дру­гие акторы на мировой арене, претендующие на великодержав­ность, в глобально-страте­гическом плане сталкиваются не столь­ко с военно-политическими, сколько с экономическими, социальными, научно-техническими вызовами. Известно, что именно в этих сферах они нередко проигрывает гонку в со­стязании с наиболее динамичными субъектами мирового сообще­ства. Примером могут служить новые экономические гиганты, которые не только догоняют США, но в ряде обла­стей опережают их. В сфере экономики и научно-техническо­го прогресса вперед стремительно выходят ЕЭС, Германия, Япо­ния, Китай.

Американская модель рыночной экономики оказывается, например, для стран Восточной Азии с органической социокультурной традицией менее привле­катель­ной, чем западноевропейские модели (шведская, герман­ская, французская и т.д.), для которых более сильны солидаристские, патерналистские элементы, большую роль играет государство в определении социальной и экономической стра­тегий. Американской идее сегодня бросают вызов переживающая вто­рое рождение европейская идея, японская модель, модель новых индустриальных стран, а также другие конкурирующие модели, оказывающие немалое влияние на характер взаимоотношений между различными региональными центрами экономической, соци­окультурной и политической мощи.

Как не без оснований отмечал бывший генеральный секре­тарь НАТО лорд Каррингтон, в период между битвой при Ва­терлоо (1815 г.) и началом Первой мировой войны “Европа не только иг­рала роль в мировой политике, но и сама в значительной степени олицетворяла эту мировую политику”.

И действитель­но, мировые войны могут служить своеобразными вехами в эволюции роли Европы в международных отношениях. Первая мировая война 1914-1918 гг. – империалистическая война между двумя группировками капиталистических держав – Тройственным союзом и Антантой – закончилась поражением Германии и ее союзников. Вторая мировая война 1939-1945 гг.– война, развязанная фашистской Германией, фашистской Италией и милитаристской Японией в целях нового передела мира, также завершилась поражением ее зачинщиков. При этом под милитаризмом (от фр. militarisme) понимают систему политических, экономических и идеологических средств, используемых правящими кругами того или государства для наращивания его военной мощи.

Как известно, до Второй мировой войны Европа яв­лялась главным центром мировой политики. Но из этой войны она вышла крайне ослабленной и в первые полтора-два послевоенных десятилетия ей была отведена роль своего рода поля противоборства между двумя сверхдержа­вами. Комментируя такое положение, польский историк О. Халецкий не без некоторого преувеличения писал в 1950 г., что история Европы завершилась и замещается отныне историей Ат­лантического сообщества.

Однако дальнейшее развитие событий показало, что у ста­рого континента есть будущее. Наиболее дальновидные представители европейских народов выступили за единую Евро­пу, объединенную для оптимальной реализации целей и чаяний всех ее наций и народов. “Единство Европы, — говорил в 1954 г. канцлер ФРГ К. Аденауэр, — было мечтой немногих. Оно стало на­деждой для многих. Сегодня оно — необходимость для нас всех. Оно необходимо для нашей безопасности, для нашей свободы, для нашего существования как нации и как духовно-творческого со­дружества народов”. Так постепенно набирала силу идея европейской интеграции – экономического и политического объединения большинства стран Европы, приведшего к созданию Европейского Союза (ЕС).

Нельзя забывать также то, что после Второй мировой войны, в силу известных причин, образ Европы, сама европейская идея несколько потускнели. Если в конце XIX в. казалось, что Ев­ропа господствует над всем миром, то теперь, писал немецкий философ К. Ясперс в 1949 г., “она отступила перед Америкой и Россией; от их по­литики зависит теперь судьба Европы — разве только Евро­па сумеет в последнюю минуту объединиться и окажется достаточно сильной, чтобы сохранять нейтралитет, когда раз­рушительные бури новой мировой войны разразятся над нашей планетой”.

В этом контексте в послевоенное десятилетие много говори­лось о том, что Европа уже потеряла самосознание, волю к со­хранению своей идентичности, что Европа больна и ее болезнь носит “невротический” и, следовательно, “моральный” харак­тер. В конце 70-х – начале 80-х гг. заговорили о “евросклерозе” и “европессимизме”. Ком­ментируя эти настроения, главный редактор журнала “Нойе гезелльшафт” Глотц писал в 1985 г., что если Европа в ближайшее время не соберется, “если технические и политико-экономиче­ские изменения 70-х годов не будут приняты во внимание, тогда понятие “Европа” утратит свое духовное содержание и Европа будет представлять собой только небольшой кусок земли на западной окраине Азии”. При таком положении, го­ворил он, к пятидесятилетию Ялты, т. е. подписания Ялтинско-Пот­сдамских соглашений, Европа превратится в некий музей для американских, русских, японских и, возможно, даже китайских туристов.

Однако в том же году бывший министр внешних сношений Франции Р. Дюма опубликовал статью с характерным названи­ем “Покончить с европессимизмом”, в которой затрагивались не­которые политические и экономические проблемы Западной Ев­ропы. Он считает, что нет оснований для пессимистического взгляда на ее развитие, и обосновывает мысль о том, что нель­зя считать США абсолютной моделью, поскольку “европейская модель мягкого реагирования” на возникающие проблемы име­ет свои достоинства по сравнению с “американской грубостью и непредсказуемостью”.

Об обоснованности позиции Р. Дюма свидетельствовало то, что уже в тот период зримо обозначились симптомы возрождения оп­тимистической веры европейцев в свое предназначение и судь­бу, укрепления самостоятельности и все более настойчиво заяв­ляющей о себе идентичности Европы. Сохраняя свой особый менталитет и присущий ей дух, Европа играет важную роль в современном мире. Несмотря на очевидные различия между ре­гионами, странами, народами Европы, их объединяет нечто об­щее — это прежде всего общность исторических судеб, системы ценностей, культурного наследия и т.д. Именно эти феномены, как справедливо подчеркивалось в книге “Метаморфозы Евро­пы”, “позволяют трактовать Европу как культурно-истори­ческую общность с единым культурно-генетическим кодом, с характерным самоощущением и самопознанием европейцев”.

Па­радокс состоит в том, что деятельность ЕС, с одной стороны, уменьшает масштабы суверенитета входящих в него националь­ных государств, а с другой стороны, делает этот суверенитет более прочным, поскольку формально-юридические ограничения, налагаемые им, компенсируются политическими аспектами, в ча­стности, установлением уз взаимной ответственности.

В период “холодной войны”, особенно в первые десятилетия по­сле Второй мировой войны, Западная Европа ценила США в ка­честве политического и военного противовеса Советскому Сою­зу, при этом вовсе не желая превратиться в инструмент глобальной политики Вашингтона. Она выступала против гло­бализации деятельности НАТО, смешивания его интересов как регионального союза с интересами США как мировой сверхдер­жавы. В последние два-три десятилетия Европа по мере нара­щивания экономического и научно-технологиче­ского потенциа­ла, а также расширения и углубления интеграционных процессов в ЕЭС приобретала все больший вес и независимость. Это особен­но проявлялось в том, что на протяжении 70-80-х годов в отно­шениях с США Европа все увереннее переходила от отношений, характерных, как говорят, для взаимосвязей между “старшим” и “младшим братьями”, к отношениям равновеликих партнеров. Европеизация европейской политики время от времени прояв­лялась в некотором противостоянии стран Европы жесткому курсу американцев в отношении Советского Союза, в расшире­нии собственной линии диалога с ним.

Ведущие деятели европейской политики постепенно созна­вали, что, восстановив свою экономическую и военно-политиче­скую мощь в 60-70-х годах, Европа в современном мире будет играть роль одного из нескольких центров мировой политики. Причем в многополюсном мире существующих ныне (США, Япония, Китай) и могущих возникнуть в будущем ги­гантов Европа может отстаивать свои интересы, будучи единой в важнейших сферах: экономической, технологической, безопас­ности и т.д.

Исходя из понимания этой реальности, европейские страны разработали и планомерно осуществили стратегию восстановле­ния европейских приоритетов и статуса Европы, соответствую­щего ее весу и влиянию в мировом сообществе. Тенденция к возрождению Европы стала особенно очевидна с развертыванием процессов распада Советского Союза и окон­чания “холодной войны”. Если совсем недавно, в 70-е годы, в интеллектуальных кругах Запа­да широко обсуждался тезис об упадке и закате Европы, аме­риканском вызове и т.д., то с начала 80-х годов все увереннее стали говорить о возрождении Европы, новой европейской иден­тичности, новом европейском динамизме и т.д.

Многие ведущие деятели европейских стран стали все настой­чивее ратовать за дальнейшую политическую интеграцию и, сле­довательно, придание наднациональным органам государствен­ных полномочий и функций. Так, выступая в Европейском парламенте в Страсбурге 23 октября 1985 г. Р. фон Вайцзеккер сетовал на недостаточность полномочий Европейского парламен­та. Усиление его роли, говорил фон Вайцзеккер, необходимо по­тому, что Европейское сообщество “должно быть не только объ­единением демократических государств, но и сообществом граждан, т.е. демократическим сообществом”. А “демокра­тия легитимизируется через парламент”. Поэтому, утверждал он, Европейское сообщество должно иметь такой же парла­мент, какие существуют в отдельно взятых странах-членах ЕЭС.

А накануне встречи в верхах стран-членов ЕС в Маастрихте в де­кабре 1991 г. почти все политические партии ФРГ приветство­вали инициативы в вопросах, связанных с намерениями по формированию общей внешней политики и политической безо­пасности для будущего Европейского союза. Причем конечную цель такого курса они усматривали в создании Соединенных Шта­тов Европы.

Усиление крена в сторону европеизации европейской поли­тики все отчетливее проявляется в наращивании так называемо­го “европейского измерения” обороны как в недрах НАТО, так и вне ее. Европейцы все откровеннее высказывают желание выйти из-под единоначалия Вашингтона. Они выражают готов­ность нести большую нагрузку и ответственность при урегули­ровании конфликтов и соответственно увеличить свою роль в бло­ке и на международной арене. Высказываются соображения относительно целесообразности демонтажа старых структур аль­янса времен “холодной войны” с целью избежать недовольства Рос­сии в случае его расширения на восток. Эта линия отчетливо про­явилась, в частности, на форуме стран-членов альянса в Берлине в июне 1996 г.

Все большая роль в данном контексте отводится Западноев­ропейскому союзу (ЗЕС), являющемуся военно-политическим альянсом стран Западной Европы и рассматриваемому в качест­ве “европейской опоры НАТО”. В этом качестве он играет роль своего рода связующего звена между НАТО и Европейским со­юзом. После Маастрихтских соглашений 1992 г. об образовании Европейского союза ЗЕС превратил­ся как бы в составную часть ЕС, его оборонную структуру. В де­кабре 1994 г. НАТО официально одобрила деятельность ЗЕС по формированию европейской идентичности в сфере безопасности. Сейчас ведется работа над созданием региональной системы тактической противоракетной обороны (ПРО), призванной защи­щать европейские страны Североатлантического союза от возмож­ного ракетного нападения со стороны третьих стран. При таком развитии событий НАТО предписывается роль не единственной, а одной из двух опор европейской безопасности.

Формирование и функционирование института совместной внеш­ней политики и политики безопасности в рамках ЗЕС способст­вуют уменьшению возможностей проведения отдельным государ­ством, входящим в состав ЕС/ЗЕС, сепаратной политики, противоречащей интересам безопасности всех членов союза. Та­кое положение служит, помимо всего прочего, фактором “приру­чения” и определенной нейтрализации возможных негативных последствий возрастающих мощи и влияния Германии. В Европе понимают, что в объединенной Германии заложен узел многих европейских противоречий, попытка разрешить которые может привести к острым конфликтам.

В этом же контексте следует рассматривать и шаги влиятель­ных сил региона в направлении создания общих западноевро­пейских ядерных сил, не зависимых от США. Так, еще в 1959 г. Ф. Маллей, который занимал пост государственного се­кретаря по вопросам обороны в лейбористском правительстве Великобритании, предлагал создать объединенные европей­ские стратегические ядерные силы, чтобы преодолеть очевид­ные опасности ядерной анархии. Главные цели предполагаемой структуры состояли, во-первых, в том, чтобы дать возмож­ность всем странам-членам ЗЕС участвовать в разработке ядер­ной политики и, во-вторых, предотвратить опасность распро­странения ядерного оружия и связанной с этим нерациональной растраты ресурсов.

Подобные призывы стали особенно часты после окончания “хо­лодной войны” и распада Советского Союза. Так, бывший пред­седатель комиссии ЕС Ж. Делор в январе 1991 г. заявил: “Я не могу изба­виться от мысли, что если в один прекрасный день ЕС станет очень сильным политическим союзом, ядерные вооружения мо­гут быть переданы этой политической власти. Ясно, что ядерная солидарность лежит в конце пути европейской соли­дарности”.

Эти тенденции приобретали все большую определенность и убедительность с приближением 1993 г., когда Договор о Европейском союзе вступил в силу. Это был качественно новый этап, с точки зрения европейской ин­теграции. Примечательно замечание одного из последователь­ных приверженцев идеи американского века С. Хантингтона о том, что хотя во всем мире люди толкаются в очередях у две­рей американских консульств в надежде получить иммиграци­онную визу, в Брюсселе целые страны выстроились в очереди за дверями ЕС, добиваясь вступления в него.

“Федерация демо­кратических, богатых, социально разнообразных стран со сме­шанной экономикой, — писал он, — может превратиться в мо­гущественную силу на мировой арене. Если следующий век — не американский век, то больше всего вероятно, что он будет европейским веком. Ключ мирового лидерства, который пере­шел в направлении Запада через Атлантический океан в на­чале двадцатого века, может двинуться обратно в восточном направлении столетие спустя”.

Таким образом, Европа сохраняет свой потенциал. С этой точки зрения, помыслы тех народов и стран, которые после краха восточного блока и тоталитаризма устремились “в Европу”, диктовались не только географической ее близостью, но не в меньшей степени и тем, что для многих из них она становится “градом на холме”, на роль которого в те­чение многих поколений единолично претендовали Соединенные Штаты. К этому следует добавить, что окончание “холодной вой­ны” положило конец такому аномальному явлению, как разделе­ние Европы “железным занавесом” на два враждебных лагеря. По сути дела, страны Центральной и Восточной Европы в букваль­ном смысле слова воссоединились с Западной Европой. Сами понятия “Восточная Европа” и “Центральная Европа” снова приобрели свое первоначальное политико-географическое и геополитиче­ское значения.