КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ГЛАВА 18. Беседа. Сайрес Смит и Гедеон Спилет
Беседа. Сайрес Смит и Гедеон Спилет. – Идея инженера. – Электрический телеграф. – Проволока. – Батарея. – Алфавит. – Лето. – Колония процветает. – Занятия фотографией. – Мнимый снег. – Два года на острове. – Бедняга! сказал Харберт, который бросился было к двери, но возвратился, увидев, что Айртон соскользнул по веревке подъемника и исчез в темноте. – Он вернется, – сказал Сайрес Смит. – Черт возьми, мистер Сайрес, – воскликнул Пенкроф, – что же это все означает? Как! Не Айртон бросил в море бутылку? Но в таком случае – кто же? Можно смело сказать, что моряк имел все основания задать этот вопрос. – Это сделал он, – сказал Наб. – Но только несчастный был уже наполовину помешан. – Это единственное объяснение, друзья мои, – с живостью подхватил Сайрес Смит. – Теперь я понимаю, почему Айртон мог точно указать местоположение Табора: ведь после событий, которые предшествовали его высадке на остров, он не мог не знать его координат. – Однако, заметил Пенкроф, – как могло случиться, что бумага не пострадала от сырости, если Айртон писал ее лет семь-восемь назад, когда он еще не превратился в животное? – Это доказывает, – ответил инженер, что Айртон лишился рассудка гораздо позже, чем он полагает – Да, это, должно быть, так, иначе происхождение документа необъяснимо, – сказал Пенкроф. Действительно, совершенно необъяснимо, ответил инженер, которому явно не хотелось продолжать этот разговор – Но сказал ли нам Айртон правду? – спросил моряк. – Да, ответил журналист – История, которую он рассказал, правдива от начала до конца. Я хорошо помню, что в газетах писали о попытке Гленарвана и о результатах, которых он достиг. – Айртон сказал правду, – прибавил Сайрес Смит. – Не сомневайтесь в этом, Пенкроф, так как он был слишком беспощаден к себе самому. Когда человек так себя обвиняет, он не лжет. На другой день, 21 декабря, колонисты спустились на берег и не нашли там Айртона Айртон ночью отправился в свое жилище в кораль, и колонисты сочли за лучшее не докучать ему своим присутствием Время должно было совершить то, чего не могли сделать никакие настояния. Харберт, Пенкроф и Наб вернулись к своим обычным занятиям В этот же день Сайрес Смит и журналист сошлись за общей работой в мастерской Труб. – Знаете, милый Сайрес, сказал Гедеон Спилет, – ваше вчерашнее объяснение по поводу бутылки нимало меня не удовлетворило. Как можно допустить, что этот несчастный написал записку и бросил бутылку в море, но не сохранил об этом ни малейшего воспоминания? – Бутылку бросил не он, дорогой Спилет. – Значит, вы думаете… – Я ничего не думаю, ничего не знаю! – прервал журналиста Сайрес Смит. – Я только присоединяю это событие к тем, для которых пока не имею объяснения. – Поистине, все это невероятно, Сайрес, – сказал Гедеон Спилет. Ваше спасение, ящик, выброшенный на песок, приключения Топа и, наконец, бутылка. Неужели же мы никогда не узнаем разгадку этой тайны? – Узнаем, хотя бы мне пришлось для этого перерыть самые недра острова! – с живостью ответил инженер. – Может быть, случай даст нам ключ к загадке, – заметил Спилет. – Случай! Спилет, я не верю ни в случаи, ни в тайны на этом свете. Всем этим необъяснимым происшествиям есть причина, и я ее найду. А пока будем наблюдать и работать. Наступил январь. Начинался 1867 год. Летние работы велись с большим усердием. В течение следующих дней Харберт и Гедеон Спилет, побывавшие в корале, могли установить, что Айртон вступил во владение приготовленным для него жилищем. Он наблюдал за многочисленными стадами, порученными его заботам, и колонисты были избавлены от труда раз в два-три дня посещать кораль. Однако они довольно часто бывали у Айртона, чтобы не оставлять его одного надолго. Некоторые подозрения инженера и журналиста заставляли их наблюдать за этой частью острова. В случае каких-нибудь происшествий Айртон не преминул бы сообщить о них обитателям Гранитного Дворца. Могло, однако, случиться, что произойдет какое-либо неожиданное событие, о котором необходимо будет тут же известить инженера. Не говоря уже об обстоятельствах, связанных с тайной острова Линкольна, многие другие события – например, появление судна в виду западного берега, кораблекрушение в этом районе, набег пиратов и т. п. – могли потребовать немедленного вмешательства колонистов. Поэтому Сайрес Смит решил обеспечить быструю связь кораля с Гранитным Дворцом. 10 января он поделился с товарищами своим планом. – Как же вы за это приметесь, мистер Сайрес? – спросил Пенкроф. – Уж не думаете ли вы устроить телеграф? – Вы угадали, – ответил инженер. – Электрический телеграф? – воскликнул Харберт. – Да, электрический, – подтвердил Сайрес Смит. – У нас есть все необходимые вещества, чтобы устроить батарею. Труднее всего будет вытянуть железную проволоку. Но я надеюсь, что при помощи волочильни мы и с этим справимся. – Ну, теперь я уже не сомневаюсь, что мы когда-нибудь будем кататься по железной дороге! – вскричал Пенкроф. Колонисты принялись за работу и начали с самого трудного, то есть с изготовления проволоки – ведь в случае неудачи было бы не к чему изготовлять батарею и остальное оборудование. Железо на острове Линкольна было, как известно, превосходно по качеству и, следовательно, очень пригодно для волочения. Прежде всего Сайрес Смит сделал волочильню, то есть стальную пластинку с коническими отверстиями различного диаметра; последовательно протягивая сквозь них проволоку, можно было довести ее до желаемой толщины. Этот кусок стали сначала накалили «на всю крепость», как говорят металлурги, потом устойчиво закрепили на раме, плотно врытой в землю всего в нескольких футах от большого водопада, который инженер снова хотел использовать как двигатель. Да, там стояла валяльная мельница. Она в это время не работала, но ее вал, приводимый в движение мощной силой воды, мог волочить проволоку, наматывая ее на себя. Это была очень тонкая операция, требовавшая большой тщательности. Железо предварительно было вытянуто в длинные тонкие прутья, концы которых обточили подпилком. Потом эти прутья вставили в большое отверстие волочильни, и вал намотал их на себя, вытянув до двадцати пяти – тридцати футов. Затем проволоку последовательно протягивали через отверстия меньшего диаметра. В конце концов инженер получил куски проволоки длиной от сорока до пятидесяти футов, которые нетрудно было соединить и протянуть на пять миль, отделявшие кораль от Гранитного Дворца. Чтобы закончить эту работу, понадобилось всего несколько дней. Как только машина была пущена в ход, Сайрес Смит предоставил товарищам волочить проволоку, а сам занялся изготовлением батареи. В данном случае необходимо было получить батарею постоянного тока. Как известно, в современных батареях элементы состоят обычно из ретортового угля, цинка и меди. Меди у инженера совершенно не было, и, несмотря на все свои поиски, он не обнаружил на острове никаких следов этого металла, так что приходилось обойтись без нее. Ретортовый уголь, то есть тот твердый графит, который остается в ретортах газовых заводов после того, как из каменного угля выделится водород, можно было бы получить, но для этого пришлось бы строить специальные аппараты и много трудиться. Что же касается цинка, то, как помнит читатель, ящик, найденный на мысе Находки, был покрыт чехлом из этого металла, и нельзя было найти для него лучшего употребления После зрелого размышления Сайрес Смит решил изготовить самую простую батарею, похожую на ту, которую изобрел Беккерель в 1820 году. В состав ее элементов входил один лишь цинк Что же касается других веществ – азотной кислоты и поташа, то они имели в изобилии Вот каким образом была устроена батарея, эффект которой основывался на взаимодействии кислоты и поташа. Инженер изготовил несколько стеклянных банок и наполнил их азотной кислотой Потом он заткнул каждую банку пробкой, пропустив через нее стеклянную трубку, нижний конец которой был заткнут глиняной втулкой, обмотанной куском тряпки. Через верхний конец этой трубки он влил раствор поташа, добытый ранее путем сжигания различных растений, и, таким образом, кислота и поташ могли действовать друг на друга через глину. Затем Сайрес Смит взял две цинковые пластинки и погрузил одну в азотную кислоту, а другую – в раствор поташа. Немедленно возник электрический ток, который пошел от пластинки, погруженной в банку, к пластинке, вставленной в трубку Когда эти пластинки были соединены металлической проволокой, пластинка в трубке превратилась в положительный, а пластинка в банке – в отрицательный полюс прибора. Получилось столько источников тока, сколько было банок. Соединение их оказалось вполне достаточным, чтобы привести в действие электрический телеграф. Таков был остроумный и чрезвычайно простой аппарат, который построил Сайрес Смит. При помощи этого аппарата он мог установить телеграфное сообщение между Гранитным Дворцом и коралем. 6 февраля началась установка столбов со стеклянными изоляторами, между которыми нужно было протянуть проволоку вдоль всей дороги в кораль. Несколько дней спустя проволока была протянута и готова передавать со скоростью ста тысяч километров в секунду электрический ток, который должен был возвращаться к исходному пункту через землю. Были изготовлены две батареи: одна для Гранитного Дворца, другая для кораля; ибо если кораль должен был сообщаться с Гранитным Дворцом, то в некоторых случаях могло понадобиться, чтобы и Гранитный Дворец сообщался с коралем. Что же касается приемника и манипуляторов, то они были очень просты. На обеих станциях провод был прикреплен к электромагниту – то есть куску мягкого железа, обмотанного проволокой. Если между обоими полюсами устанавливалась связь, то ток, исходивший от положительного полюса, проходил по проволоке, переходил в электромагнит, на время намагниченный, и возвращался через землю к отрицательному полюсу. Как только связь прерывалась, электромагнит тотчас же размагничивался Поэтому достаточно было поставить перед электромагнитом кусочек мягкого железа, который притягивался к магниту при прохождении тока и снова падал, когда тока не было. Получив таким образом подвижную пластинку, Сайрес Смит без труда мог прикрепить к ней иголку, укрепленную на диске, по ободку которого были расположены буквы алфавита, и так одна станция переписывалась с другой. Весь прибор был окончательно установлен 12 февраля. В этот день Сайрес Смит, пустив ток по проволоке, спросил, все ли обстоит хорошо в корале, и через несколько мгновений получил от Айртона удовлетворительный ответ. Пенкроф был вне себя от радости и каждый день, вечером и утром, посылал в кораль телеграммы, никогда не остававшиеся без ответа. Этот способ связи имел два вполне реальных преимущества: во-первых, он позволял установить присутствие в корале Айртона и, во-вторых, не оставлял последнего в одиночестве. Впрочем, Сайрес Смит не реже раза в неделю посещал его, и Айртон, с своей стороны, время от времени приходил в Гранитный Дворец, где всегда встречал радушный прием. Лето прошло в обычных работах Ресурсы колонии, особенно овощные и злаковые, увеличивались со дня на день. Посевы семян, привезенных с острова Табор, прекрасно взошли. Плато Дальнего Вида представляло собой очень успокоительное зрелище. Четвертый урожай хлеба оказался превосходным, и, как всякий понимает, никто не вздумал считать, дала ли жатва ожидаемые четыреста миллиардов зерен. Пенкроф, правда, попытался это сделать, но Сайрес Смит заметил ему, что если бы даже он мог считать по триста зерен в минуту, то есть восемнадцать тысяч зерен в час, ему понадобилось бы для его вычислений около пяти тысяч пятисот лет; и бравый моряк отказался от своего намерения Стояла прекрасная погода Днем температура была очень высокая, по вечерам морской ветер смягчал жару, а ночи были даже прохладны За лето пронеслось несколько гроз; они, правда, были непродолжительны, но обрушивались на остров Линкольна с необычайной силой Несколько часов подряд на небе полыхали молнии и непрерывно грохотал гром К этому времени маленькая колония достигла значительного процветания. Обитатели птичьего двора непрестанно размножались, и колонисты питались ими, так как необходимо было уменьшить население птичника до более скромных цифр. Свиньи принесли поросят, и понятно, что уход за этими животными отнимал у Наба и Пенкрофа много времени Онагги, принесшие двух красивых жеребят, чаще всего возили на себе Гедеона Спилета и Харберта, который под руководством журналиста стал прекрасным наездником Животных часто запрягали в повозку, чтобы доставлять в Гранитный Дворец дрова, уголь или различные полезные ископаемые, которые были нужны инженеру. За это время колонисты совершили несколько экспедиций в дремучие леса Дальнего Запада. Исследователи, направляясь туда, могли не бояться чрезмерно высокой температуры, так как солнечные лучи едва проникали сквозь густую листву, раскинувшуюся над их головой. Они обошли левый берег реки Благодарности, по которому тянулась дорога, ведшая из кораля к устью ручья Водопада Отправляясь в эти экспедиции, колонисты не забывали хорошо вооружаться, так как им часто попадались очень злые и дикие кабаны, с которыми приходилось вступать в бой. Как раз в этот период началась жестокая война с ягуарами Гедеон Спилет питал к ним особенную ненависть, и его ученик Харберт был ему хорошим помощником: прекрасно вооруженные, они нисколько не опасались встречи с одним из этих хищников Харберт проявлял безудержную отвагу, журналист отличался поразительным хладнокровием, и около двадцати великолепных шкур украшало большой зал Гранитного Дворца. Продолжая так, охотники могли вскоре достигнуть своей цели – окончательно истребить на острове породу ягуаров. Инженер иногда принимал участие в экспедициях в неисследованные области острова, которые он тщательно изучал В самых глухих частях леса он искал не следы животных, а иные следы, но ни разу глазам его не представилось ничего подозрительного Ни Топ, ни Юп, сопровождавшие инженера, не предвещали своим поведением ничего особенного; но собака не раз еще принималась лаять у отверстия колодца, куда безрезультатно спускался инженер Гедеон Спилет с помощью Харберта сфотографировал наиболее живописные части острова аппаратом, найденным в ящике и не бывшим до сих пор в употреблении. Кроме аппарата, снабженного мощным объективом, находился полный набор принадлежностей. Там были все вещества, необходимые фотографу, коллодий для обработки стеклянных пластинок; азотнокислое серебро, делающее их светочувствительными; гипосульфат для фиксирования полученного снимка; хлористый аммоний, в котором вылеживается бумага для позитивов; уксуснокислая сода и хлористое золото для пропитывания бумаги. Самая бумага, уже пропитанная хлором, тоже была приложена к аппарату, и, прежде чем наложить ее в рамке на негативы, оставалось только опустить ее на несколько минут в азотнокислое серебро, разведенное водой. Журналист и его помощник скоро стали прекрасными фотографами и сделали несколько отличных видовых снимков, как, например: снимок острова с плато Дальнего Вида, с горой Франклина на горизонте; устье реки Благодарности, живописно обрамленное высокими скалами; полянка и кораль, примыкающие к первым тропам горы; прихотливые очертания мыса Когтя, мыса Находки и т. д. Фотографы не преминули снять портреты всех без исключения обитателей острова. – Это увеличит население, – говорил Пенкроф. Моряк был в восторге при виде своих безукоризненно похожих портретов, украшавших стены Гранитного Дворца, и охотно рассматривал эту выставку, словно самую роскошную витрину на Бродвее. Но лучше всего, несомненно, удался портрет дядюшки Юпа. Дядюшка Юп позировал с неописуемой серьезностью и вышел как живой. – Он как будто собирается сделать гримасу! – кричал Пенкроф. Если бы дядюшка Юп остался недоволен своим портретом, он был бы слишком привередлив. Но обезьяна была в восторге и рассматривала свой портрет с выражением сентиментальности, не лишенной некоторого тщеславия. Сильная жара окончилась в марте. Несколько раз прошли дожди, но было еще тепло. В этом году март, соответствующий сентябрю в северных широтах, был не так хорош, как обычно. Быть может, это предвещало раннюю и суровую зиму. Однажды утром колонистам даже показалось, что выпал первый снег. Харберт, спозаранку подошедший к окну, закричал: – Посмотрите-ка, островок покрыт снегом! – Снег в такое время? – спросил журналист, подходя к Харберту. Остальные колонисты присоединились к ним и могли установить лишь одно: что не только островок, но и весь берег под Гранитным Дворцом был покрыт ровной белой пеленой. – Ба, действительно снег! -сказал Пенкроф. Или что-то очень похожее, – согласился Наб. – Но ведь только двадцать первое марта, и термометр показывает пятьдесят восемь градусов (14 градусов тепла по Цельсию), – заметил Гедеон Спилет. Сайрес Смит молча смотрел на этот белый покров; он не знал, как объяснить это явление в такое время года и при подобной температуре. – Тысяча чертей! – закричал Пенкроф. – Наши плантации померзнут! Моряк собирался спуститься вниз, когда его перегнал проворный Юп, соскользнувший на землю по веревке. Но не успел еще оранг коснуться земли, как безграничная снежная пелена поднялась и рассеялась в воздухе на бесчисленные хлопья, которые на несколько минут заслонили солнечный свет. – Птицы! закричал Харберт. Это действительно была стая морских птиц с ярко-белыми перьями. Сотни, тысячи их опустились на остров и на берег. Они взлетели и вскоре скрылись вдали, к величайшему изумлению колонистов, перед которыми, словно в феерии, зима мгновенно сменилась летом. К несчастью, эта перемена произошла так внезапно, что ни журналист, ни юноша не успели пристрелить хоть одну птицу, чтобы определить, какой она породы. Через несколько дней, 25 марта, исполнилось два года с того времени, как потерпевшие крушение в воздухе были выброшены на остров Линкольна.
|