Глава 18. Глубоко затянувшись, Валентин уперся рукой в торец окна

Глубоко затянувшись, Валентин уперся рукой в торец окна. Он не видел того, что происходило во дворе, куда был вперен его взгляд. Мужчина ничего не мог видеть, кроме чужих пальцев, лежащих на коже его Лины. Эта картина так и стояла перед его глазами. И, черт забери все, ему хотелось кого-нибудь убить. Владельца тех пальцев, предпочтительно.

Казалось, что он сможет, справится, сумеет себя убедить, не обращать внимания.

Но, она была его, дьявол всех забери! И он хотел, чтобы "этот" убрался от нее как можно дальше. На другой континент, возможно. На тот свет, желательно.

Он еще не смог смириться с самим фактом того, что у них, вне всякого сомнения, было. И ему не нужны были видимые доказательства этого, мать твою! Он не хотел этого видеть, не хотел слышать об этом. Не хотел представлять своим больным сознанием, как "этот" прикасался к его любимой.

Твою мать, а! Ну вот о чем он думает?! Будто это, ему себя в руки взять поможет!

Валик вытянул новую сигарету, понимая, что с такими темпами, ему сигарет хватит не больше чем на двадцать минут. А идти в машину за новой пачкой, оставляя "того" наедине с Линой - его вовсе не прельщало.

И все-таки, он мазохист. Чертов мазохист! Не о том, сейчас, стоило думать. Ничем он себе не поможет, лишний раз срываясь. И Лину не вернет, если "этого" хоть пальцем тронет. Как бы зол ни был Валентин, но мозг еще пытался работать, довлея над яростью.

Ну, вот почему все так у них выходит? Он же любит ее. Так любит, как никого в жизни.

Да он и жизнь так не любит, как Лину. Не нужна ему жизнь без нее. Только он не из тех, кто сдается. Валентин руки опускать не собирается.

Кого ему винить надо? Себя? Мать ее? Так ту, уже наказали. Не он, жизнь наказала.

Валик наказал бы сильнее.

Валентин только сильнее сжал пальцы, вспоминая, как чуть комнату не разгромил, когда добился-таки ответов от тети Марины. Хотя не мебель ударить хотелось, а сволочь эту.

До сих пор злость не ушла. И не уйдет никуда. И вина перед Линой. Господи! Каким же он идиотом был! Сразу выяснить все надо было! А не на поводу идти!

Скольких бы глупостей и ошибок он не сделал, если бы понимал, отчего она в комок сжимается?!

Мужчина не выдержал, выругался в голос. Опять, ни в чем, ни повинную стену ударил. И все равно, к каждому звуку за этой стеной прислушивался.

Не было у него уже сил сдерживаться. Так много всего в один миг всплыло, налетело ураганом, с ног сбивая. А он еще пытался выстоять.

Потому что, не смотря ни на что, он ее не отпустит. Она его. И точка. И сама Лина знает это. Она нуждается в нем.

Только ощущение того, как ее пальцы сжимают его ладонь, и давало ему силы держать себя в каком-то подобии сдержанности. Не позволяло выкинуть вот "этого" из квартиры, убирая его руки от своей любимой. Желательно, ломая при этом каждый палец.

Это ощущение… и то, что ей плохо было. А он помочь не мог тут.

Надо было в больницу везти. Плевать на этого "друга" и везти в больницу, чтобы Лина не говорила.

Только… он и так все испортил своим напором. И, что он ей мог сказать, если теперь знал, что ее изнасиловать пытались?

А он не защитил. Не смог. Кто виноват в такой ситуации, как не он сам?

Но, почему же она, дьявол все забери, ему никогда не говорила?! Он бы не так себя вел. Ведь Лина для мужчины была важнее всего! Валик бы смог себя переступить, измениться бы смог. Сдерживался бы больше. Ну почему, черт возьми, почему?!

Неужели она настолько ему не доверяла?

Ведь раньше, все по-другому было. Не так. Она все ему рассказывала. Смеялась и плакала с ним вместе. А потом…

Мужчина вытащил очередную сигарету, перестав заботиться о том, что запас подходит к концу. Как же много он курить теперь стал. Лины рядом не было, чтобы посмотреть на него с укором. Тихо упрекнуть, что он здоровье гробит. А на кой черт ему здоровье, если ее рядом нет, спрашивается? И даром не надо.

Только, не правильно так думать. Не имеет Валентин права такие мысли в голове держать. Он не сдастся. Что бы там ни было. Он любит ее. И она его любит. Не звонила бы иначе. Не сидела бы, ночи напролет, его бред в трубке слушая. "Этому" бы позвонила.

На квартиру не ушла бы. У "того" осталась бы. И не смотрела бы так на него сегодня. Как и он на нее смотрел. Потому что сил уже не было без нее быть.

Да, он сам виноват в том, что все вышло так. Но все равно. Нельзя было сдаваться.

Есть у них шанс. А если кто-то так и не думает, то Валик своими руками этот шанс сделает. Только не может он ее отпустить. Они умрут друг без друга. Не смогут жить. Потому что, любят один одного. Пусть и вот так, с болью, с горечью, с непониманием. Но любят. Ненавидя каждый себя. И любя другого до безумия. Так, что любовь на ненависть больше похожей стала. Но любят.

И он не опустит руки. Даже если она сама это видеть не хочет.

Валентин ей докажет. Объяснит. Он готов хоть голову разбить об стену, которой она отгородилась, но, все равно, достучится.

Звук шагов в коридоре, заставил Валика обернуться, с презрением и ненавистью встречая взгляд соперника. С вызовом. Потому что, она его была. Валика. И "этот" уже понимать это стал. Валентин видел сомнение в карих глазах, пусть и пряталось оно еще за такой же, лютой ненавистью.

* * *

- Что с ней? - Валик, опять, отвернулся к окну, он не хотел смотреть. Боялся, что не сдержится.

- Внутричерепное давление повысилось. - Дима говорил холодно и обвинительно, но тихо, как и сам Валентин, чтобы Лине не слышно было. - Оно еще после сотрясения не нормализовалась, а она на солнце перегрелась.

Мужчина замолчал, и на минуту, на кухне повисла тишина.

Но Валентин мог поклясться, что Лина лежит, и почти не дышит в зале, стараясь понять, что у них тут происходит. Вполне вероятно, вставать собралась, чтоб им отношения не дать выяснить. Надо было пойти и сказать ей, чтоб даже не думала двигаться. "Этот", все равно, не сделал этого. Не может он настоять на том, что ей делать надо. Даже не проверял, пила ли девушка таблетки.

Господи! Как же он мало Лину знает. Ведь она, и правда, так часто забывала, не о том думала, просто не считала это важным. Ей напоминать надо было. Даже заставлять, иногда.

- Ты уже можешь уезжать. - Сказал Дима после паузы. - Твоя помощь больше не нужна.

- Сейчас, как же. Разогнался. - Валентин даже усмехнулся. Хоть и не смешно было.

Совсем не смешно. - Что-то я не заметил, чтоб у тебя все под контролем было. - Скривился он своему отражению в окне.

- Если бы не ты, ей, вообще, не приходилось бы сейчас мучиться. - Дима не собирался давать сопернику забыть, кто был виновен в таком состоянии девушки. - Так что, нечего мне претензии выставлять. Сам разберусь. - Он облокотился на шаткий стол, складывая руки на груди, просто, чтоб сильнее кулаки сжать. Не дать глупому желанию в драку полезть, на волю вырваться. Не выход это был. И Дмитрий сам понимал это. Великолепно понимал. Как и еще, кое-что.

- Никуда я не поеду. И не надейся. - Не поворачиваясь, бросил Валентин. - И смысла в этом нет. Все равно, как только стемнеет, она мне позвонит. Потому что ей страшно будет. Я останусь. Пусть, хоть раз нормально за все эти дни выспится, зная, что я рядом. - Это был нечестный прием. Но никто и не говорил, что Валентин будет драться за Лину честно. Здесь все методы были хороши. И не было места для ложной скромности и благородства. Нет места благородству, когда за любимую дерешься. Если, конечно, и правда, любишь. - Лучше скажи, что ей сделать надо.

Черт его забери! Дима проглотил это. Потому что ответить нечего было. Прав он, однако, оказался. Действительно прав. И от этого больно было. Только, что он мог в ответ сказать? В конце концов, Лина его не прогоняла. А тут, она решать должна была. Что бы Дмитрий ни думал, и не хотел.

- Я сейчас куплю систему, поставлю капельницу. - Он не собирался объяснять свои действия этому мужчине. Но, создалось такое ощущение, что приходилось отчитываться. Это нервировало Дмитрия. Не заслужил Валентин того, чтобы объясняли ему что-то.

Но, не хотелось Лину скандалом беспокоить.

- Тем более, ее нельзя одну оставлять. Еще решит сделать что-то. - Валик насмешливо хмыкнул, пытаясь скрыть нарастающее напряжение, за напускной легкостью.

- Сколько можно ее доставать этим?! - Недовольно ввернул его оппонент. - Она нормальная. Что ты ей не доверяешь?! На себя бы посмотрел, лучше.

Валик медленно повернулся. Тяжело и жестко глядя на соперника.

- То, что она нормальная, я лучше тебя знаю. Не имеешь ты права, мне ничего говорить. - Его глаза были злыми и холодными, но он очень старался держать себя в руках. Очень. Так, что челюсти ломило, и судорогой сводило сжатые пальцы. Но он старался. - Ты никто. И ничего не знаешь о том, что она делает и как. Думаешь, видел ее несколько дней, и экспертом в поведении Лины стал? Ты ничего о ней не знаешь. И не узнаешь никогда.

Дима поднялся, непроизвольно отвечая на агрессию, которая выплескивалась из мужчины, хоть тот, очевидно, и старался ее подавить. Только так еще хуже было.

Еще опасней.

На кухне, казалось, можно было пощупать напряжение и злобу, которую источали они оба, замерев друг напротив друга.

Тихо было и в квартире. Только Валик, все равно, услышал слабый шорох, потому что знал, что так будет. Он ее знал, так, как никто в это мире.

- Лина! - Мужчина повысил голос, но не до крика, в такой тишине не было нужды кричать. - Ляг назад, малыш. Мы и сами разберемся. Не маленькие.

- Валик. - Голос девушки был укоряющим, но слабым.

- Ляг, малыш. Или мне самому уложить? - Твердо ответил он, продолжая смотреть в глаза Дмитрия. С намеком смотреть, свои слова подтверждая.

- Валик. - Почти жалобно произнесла она.

И мужчина не выдержал, пошел в комнату, зная, что и соперник следом идет. Не доверяет. Правильно. И он ему не доверял.

- Ну что такое, малыш? Что случилось? - Мужчина присел на корточки перед диваном, на котором девушка сидела, скрестив и поджав под себя ноги. - Тебе лежать надо.

Валентин не повернулся, но услышал, что Дмитрий в комнату не зашел. Она не его звала, в конце концов. А потом, услышал, как дверь хлопнула, "тот", наверное, за лекарствами пошел.

Он протянул руку, обхватывая ее ладонь. Погладил и, внезапно, даже для самого себя, поцеловал внутреню сторону запястья, как раньше. Ему так хотелось этого.

Хоть такого касания.

Лина вздрогнула, но не отстранилась, наоборот, наклонила голову, прижимая лоб к его макушке.

- Валик, не надо. - Прошептала она.

И он прекрасно понял, о чем девушка просила. Хотя, и не знал, за кого из них волновалась.

- Не буду. - Согласился он, хоть и не был уверен, что сможет сдержать обещание и не сорваться. - Если ты сейчас ляжешь, и будешь делать то, что велено, и я не буду. Устраивает?

Лина легонько качнула головой, выражая согласие.

- Тогда, ложись. - Валентин встал, наблюдая, как она ложится.

- Поешь, Валик. Ты же с работы. И с утра, небось, не ел ничего. - Прошептала Лина, прикрывая глаза из-за того, что головокружение от смены положения тела вернулось. Да и, не решалась она смотреть на него, сейчас. Совесть мучила.

- Хорошо. - Тихо ответил он, и вышел из залы. А она отвернулась к спинке дивана и беззвучно заплакала, ощущая себя последней дрянью.

* * *

Если быть честным с собой, то Валентин нормально не ел, не только сегодня, он последнюю неделю почти не питался.

Если только, никто не выяснил, что сигареты, вдруг, стали обладать высокой пищевой ценностью, конечно. В таком случае, его рацион был бы великолепно сбалансированным. Мужчина усмехнулся сам себе, открывая дверцу старого холодильника. Пробежался по полкам взглядом, раздумывая, что тут есть можно, чтоб наесться.

И вдруг, поймал себя на мысли, что стоит и глупо улыбается перед холодильником, глядя на затянутую в вакуум, упаковку "бри". Протянул руку, почти не веря, проверил марку. Да нет, все именно так и было. Лина для него всегда именно этот сыр покупала, демонстративно морща нос, и намекая на то, что плесень здоровья организму не добавит. И, все равно, покупала, хоть и сама часто в магазин ходила, без него.

Но, черт побери, ему нравился этот сыр. И, Валик мог позволить себе есть любимый продукт самой дорогой марки.

А вот Лина, судя по всему, сейчас его не очень могла себе позволить, даже, если и воспылала, вдруг, необъяснимой страстью к этому сыру. Иначе, какого дьявола поперлась на работу устраиваться в таком состоянии, спрашивается?

Так зачем же купила? И не распечатывала. Его, что ли, в гости звать собиралась?

Валентин серьезно сомневался в этом.

Валик хмыкнул, захлопывая дверцу, и ножом вскрыл упаковку. Поставил чайник на конфорку и, нарезав сыр, не утерпел, пошел в комнату.

- Он "бри" любит? - Без предисловия начал Валик.

Лина не повернулась к нему, и ссутулилась больше.

- Не знаю. - Тихо ответила она.

- Тогда, зачем купила? - Подошел мужчина ближе.

- Не знаю. - Повторила девушка.

- Лина. - Валентин вздохнул, и присел на диван, рядом с ней, проводя руками по каштановым волосам. - Может, давай, хоть раз за эти шесть лет, попробуем поговорить нормально?

* * *

Девушка вздрогнула, повернулась к нему лицом, но промолчала, не сказала ни слова.

Они сидели, глядя в глаза друг другу, понимая, что говорить надо. Но каждый боялся. Так страшно было начать разговор, который мог закончится непонятно чем.

Убежать всегда было легко. А вот нести ответственность за свои поступки - было, почти, нереально сложно. Так трудно, что горло перехватывало.

Лина, вновь, села, хоть мужчина и посмотрел выразительно, недовольный ее поведением.

Вздохнула тяжело и, вовсе встала, высвобождая руку, за которую Валик удержать ее попытался.

- Пусти. - Тихо сказала она.

И он отпустил.

Потому что, в ее голосе столько всего было, что Валентину страшно стало.

Но откладывать и оттягивать это, все равно, смысла не было.

- О чем ты поговорить хочешь? - Спросила Лина, неуверенно походя к окну, и открывая форточку. А потом, повернулась к нему лицом, опираясь на подоконник.

- Тебе со мной так плохо было? - Упираясь в нее взглядом, тяжело спросил Валик.

Девушка скривилась, подняла руки, тря лицо.

И мужчина увидел, как ее пальцы дрожат. Так, что ей их в кулаки сжимать приходится. Неужели, она его вот так боится?

Валик ужаснулся этой мысли. Он мог бороться с соперником. Справился бы. Но с ее страхом…

Тем более, что было у нее основание бояться. Как ни больно было это признавать Валентину. Лина могла его ненавидеть. Имела право. А он… он ничего сказать не мог против этого. Если она упрекнуть его решит.

- Нет, Валик. - Привлекла Лина его внимание. Она так и не смотрела на него, закрывая глаза ладонями. - Мне с собой плохо было. А сейчас… сейчас еще хуже.

Лина опустила руки, и подняла голову, глядя ему прямо в глаза.

- Я не вижу выхода, Валик. Нет его. Не для такой дуры, какой я оказалась.

Понимаешь? - Она резко обернулась к окну, так, что ее почти кинуло на подоконник, и Валик подскочил, боясь, что она упадет. - Отойди. - Коротко сказала она.- И уже тише, добавила. - Пожалуйста, Валик. Не мучай, отойди.

- Я не могу, малыш. Хоть и понимаю, что заслужил. Только… - Мужчина протянул к ней руку, но не решился, сжимая пальцы в кулак и, с силой, ударяя в бетон подоконника. - Черт побери! - Выругался он сквозь зубы. - Ты меня так сильно ненавидишь, да?

- Господи! Нет, конечно! Нет, Валик… - Она вздохнула, почти всхлипнула, и отошла от него сама, становясь в центре комнаты. - Я себя ненавижу, понимаешь?!

- Почти закричала она, и сама этому удивляясь. - Черт, истеричка я все-таки, - отвернулась девушка. - Я себя ненавижу, и хочу, чтоб меня любили. - Она развела руками. - Как такое возможно? Если сама знаю, что меня не за что любить? Ничего я не сделала, как надо. Из-за жалости к себе, и свою, и твою жизнь умудрилась испортить. Да еще, и его втянула.

Валентин начал серьезно волноваться за нее. Не стоило Лине сейчас так нервничать.

Надо было, потом поговорить. Опять он ей, только хуже сделает.

Что ему, в самом деле, до сих пор не понятно? Что уж, тут, яснее может быть?

- Лина, успокойся, малыш. Я понял все. Не дурак. - Он подошел ближе, опасаясь, что той хуже станет. - Ты его любишь, да?

Девушка посмотрела на него с такой болью, что Валентин задохнулся, но сцепил зубы, и приказал себе терпеть.

- Хорошо, малыш. Я понял.

- Что ты понял, Валик?! Что?! - Опять закричала Лина, но отступила, когда он к ней руку протянул, чтобы успокоить. - Ничего ты не понял. И я ничего не понимала.

Пока столько ошибок не сделала, что уже поздно стало. - Она еще шаг назад сделала, на шкаф спиной опираясь. - Я такая сволочь. Ненависть к себе, на тебя переносила. Не рассказывала ничего, и обижалась за то, что ты ничего не понимаешь. Сердилась, и только больше злила тебя, нарываясь специально. Чтобы себе потом сказать, что не ошиблась, было мне в чем упрекнуть тебя. Вместо того чтобы рассказать по-человечески.

- Лина, не надо. Успокойся, малыш. Тебе, наверное, не стоит сейчас так нервничать. - Валентин уже ничего не понимал. Черт, он был готов к тому, что у него выдержку от злости сорвать может, но Лина? - Успокойся, малыш. Пожалуйста.

- А я не нервничаю, Валик. - Усмехнулась она так, что Валентину страшно стало.

Словно они, вновь, на крыше той стояли. - Поздно уже нервничать. Раньше стоило.

И думать стоило. Когда еще поменять что-то можно было. Не сейчас, не после того, … - Она замолчала, опустошенно махнув рукой. - Мне казалось, что это так здорово, Валь. Так не похоже на все, что у меня в жизни было. Понимаешь? Человек, который не знает, не верит, что я такая. Дура я была. Не это главное. Только я тогда не понимала. В эйфории ходила. А потом, - она прижала свою ладонь к его губам, когда он сказать что-то хотел. Покачала головой. - Потом, он в любви мне признался. Мне казалось, что и не может быть такого. Ведь не за что меня любить.

Терпеть - можно. Хотеть - можно. Но любить? Я думала, что меня никто не любит.

Мне весь мир врагом казался. А он сказал, что любит.

Лина грустно посмотрела на него, так и держа ладонь у его губ. Перевела взгляд на руки, которые в кулаки сжались так, что костяшки побелели. Так, как она знала, что он сделает.

Она его лучше всех знала. Всегда. Потому что…

- Не смотри так, Валик. Я знаю, что сволочь. Я знаю, что я дура. Не утруждайся, не надо. Мне казалось, что ты меня не любишь. Терпишь только, потому что привык уже. Да и хотел ты меня всегда. Я такой злой была на всех. Что и в себе разобраться не могла. И дошло до меня, только после того, как на следующий день проснулась. Понимаешь? Даже тогда, когда я тебе изм…

Валентин не выдержал. Он все готов был терпеть. Заслужил, все-таки. Но слышать, как она сама ему это рассказывает - на это его выдержки не хватало. Теперь, уже его ладонь накрыла ее губы, прижимая сильно.

- Не надо. Не издевайся, Лина. Я не хочу это слышать. Не от тебя, тем более. Что бы там не думала. Что бы ни считала о моих чувствах. Я не выдержу этого. Не смогу. - Он смотрел в ее глаза, и знал, что Лина в его взгляде только боль, безумную, дикую боль видела.

Только, вместо страха, и в ее глазах боль плескалась. Ее губы мягко прошлись по его ладони, целуя. И он, ничего не понимая, поддался, когда тонкие пальцы обхватили его руки, от ее рта отводя.

- Я сама себя презирать потом начала, Валик. - Уже тихо, не крича, начала опять говорить Лина. - Знаешь, почему? Потому что, проснувшись утром и глядя на его лицо, я поняла, что эйфория ушла. И мне выть хотелось от того, что не ты рядом.

Я в твои глаза посмотреть с утра хотела. Не в его. В синие, понимаешь?

Я, больше, даже смотреть на себя в зеркало не могла, мне так противно было. - Валентин с трудом улавливал суть того, что она говорила. Не хотел он об этом слышать. Не о том, как она в постели с другим мужчиной просыпалась. Но Лина не останавливалась.

- Мне хотелось придти к тебе, и потребовать, чтобы ты, и в самом деле, избил меня, по-настоящему, дурь из головы выбивая. Наказывая. Только вот, я поняла, что никогда бы ты так не сделал. Я всю жизнь себя убеждала в том, чего никогда не было. А поняла только тогда, когда сама и разрушила все.

Лина выпустила его руку, которую так и держала все это время и отошла.

- Не люблю я его, Валик. Никогда, ни одной минуты не любила. Хотела - да, он казался мне таким манящим. Другим, словно вмещал все то, о чем я мечтала, не замечая, что у меня, уже, гораздо больше в руках было. - Она обхватила себя руками. - я не прощу прощения, Валь. Знаю, что не прощают такого. Сама бы кого угодно убила, если бы узнала, что ты изменил мне с ней. Я люблю тебя. И любила всегда. Только так себя ненавидела, что и тебя в том, какая я - обвиняла. - Лина так и не повернулась, не смотрела на него, в коридор, отвернувшись, когда она эти слова говорила, которые он столько лет хотел от нее услышать, пусть и сам никогда вслух не произносил.

Валентин не верил. Просто не мог понять и уловить то, что она так долго объясняла.

Но, ему надо было увидеть, что в ее глазах стояло. Жизненно необходимым казалось.

Он ничего другого видеть и слышать сейчас не мог.

- Уходи, Валик. Я не буду больше звонить. Не буду дергать. Знаю, что не заслужила. - Лина опустила голову, просто, чтобы та кружиться перестала. И еще, потому…

Только, он не дал так стоять, резко к себе разворачивая, забывая уже о том, что ей плохо было, но и, не давая упасть, крепко держа в своих руках. И так пристально посмотрел в ее глаза, что Лина дыхание задержала.

- Дура, - прошептал мужчина, сильно обхватывая ее лицо своими пальцами.

Заставляя поднять глаза, и удерживая ее в таком положении. - Какая же ты…

Твою мать, Лина! Я тебя больше жизни люблю, а ты мне про другого рассказываешь, чтобы в любви признаться? - Валентин почти улыбнулся, по ее глазам видя, что она не лгала. На сто процентов уверена была. И накрыл ее губы своими.

Целуя жестко, с напором. Потому что не мог сдерживаться.

Он так долго был без нее. Кто-то мог сказать, что неделю, для него - это была вечность. И потом, он никогда не мог насытиться ею. Не тогда, когда почти поверил, что потерял ее.

Его пальцы пробежались по ее щекам, обводя родные черты, и замерли, ощущая слезы.

Господи! Неужели, он опять ее испугал, тем что напролом прет? Валентин попытался отстраниться, чтобы спросить, но теперь уже пальцы Лины вцепились в его волосы, не отпуская. Заставляя еще сильнее ее губы целовать, так, что обоим, почти больно было. Только, они не останавливались. Не могли.

Они уже обо всем забыли, и что мир вокруг существует - забыли.

Так хотели один одного, что просто не в состоянии оторваться друг от друга были.

Его губы скользили по ее коже, заставляя Лину стонать, и хотеть, чтобы он пошел дальше. Сейчас, немедленно…

И она уже не стеснялась умолять об этом. Не казалось ей теперь, что просить любимого об удовольствии - значит унизить себя.

Да, она теперь точно знала, кого любит.

Потому и убежала от Димы на третий день. Потому и не дала ему даже поцеловать себя, после того, как утром в одной постели с ним проснулась. Хоть и был он хорошим, самым лучшим… Только ей не Дима нужен был.

И сейчас, когда Валик уже снимал ее кофту, накрывая горячими руками грудь, она с наслаждением поддавалась, не боясь и не сомневаясь. С радостью спиной в пол вжимаясь, ни о чем уже не думая.

Безумно благодарная за то, что он так любит ее. Что всегда любил, даже когда она только ненависти заслуживала.

У них не было никакого желания оттягивать то, чего оба так хотели. Не было в этот раз ни подготовки, ни ласк. Не до того им было.

И когда он вошел в нее, одним, резким и сильным толчком, Лина простонала его имя.

Да, в нем не было нежности.

Не был он таким. Валик был и оставался диким и требовательным. Только, попробовав другого, Лина знала, что никакая нежность, никакая ласка не заменят утра с любимым человеком. Не заменят запаха родной кожи, любимого цвета глаз.

Девушка стонала от каждого его движения, и просила, чтобы он не останавливался, только сильнее прижимала его голову, когда он, не удержавшись, чуть прикусил ее кожу. Она хотела этой боли. Которую теперь так ценила. Не потому, что сама боль ей удовольствие приносила. Нет. Потому что это было частью ее любимого. А она, наконец-то, смогла посмотреть на это по-другому.

Хоть и так ошиблась, для этого.

И сейчас, лежа на груди Валика, слушая, как затихает бешеный ритм его сердца, ощущая, как сильно он сжимает свои пальцы на ее затылке, собирая волосы в пригоршню, чтобы еще ближе притянуть к себе, еще крепче поцеловать, Лина вспомнила то, что осознала в руках Димы.

Да, ей было хорошо с ним, безумно хорошо. Только утром гормоны уже утихли, получив желанный плод, который лишь ночью казался сладким.

Она была так благодарна ему, что мужчина не отвернулся ночью, выслушав ее историю, что стыд разбирал оттого, что не хотела девушка его больше.

Наваждение, страсть - они ушли.

Лина многого не понимала и не ценила в своей жизни. Сама себе кислород перекрывая. И истинную любовь, просто страстью считала.

К Диме… к нему у нее, и правда страсть была, пусть и щедро приправленная нежностью, которую она просто никогда не давала Валику, считая, что мужчина не испытывает в ней необходимости. А вот Диме - дала. Но, именно с ним, а не с Валентином, девушка поняла истинное отличие страсти от любви.

Страсть эйфорична, ярка, покоряюща. Но, она имеет свойство так быстро перегорать, почти сразу по утолению этого дикого, гормонального желания.

Любовь… любовь это не только и не столько страсть и нежность.

Хотя в любви, это все длится не перегорая. Нет, любовь, это когда ты знаешь и так понимаешь человека, что тебе ни видеть, ни слышать его не надо, чтобы знать, что он чувствует, что он думает.

Любовь - это когда, даже совершив ошибку, ты безумно и неоправданно надеешься, что тебя поймут, хоть и сама знаешь, что не заслуживаешь.

И понимаешь, что нет на свете большего счастья. когда можешь снова, любимого обнять, припадая к его рту губами, зарываясь пальцами в его волосы. Осозная, что никакая страсть не заменит этого. Не сможет просто.

Когда не можешь новый день прожить, хоть голос его не услышав. И больше всего в мире, желаешь в лицо любимое посмотреть, даже готовясь осуждение и гнев в глазах увидеть.

Лине, для того, чтобы понять это, пришлось совершить ошибку. И она запомнит этот урок на всю жизнь, не забывая о том, какой ценой понимание досталось. Хоть и знала, что Валентин ей и слова больше никогда не скажет. И сам не вспомнит.

Потому что, для него не это главным было.

Она потерлась щекой о его грудь, прижалась к коже, запустила пальцы под рубашку, которую так и не расстегнула на нем до конца. И вздохнула, легко, счастливо, зная, что теперь, у нее есть для чего учиться жизнь любить.

И всегда было, только она не видела этого. Сама себе надевая на глаза шоры.

- Черт. - Тихо пробормотал Валик, обнимая ее крепче и целуя в шею. - Думаю, нам вставать надо, а то…

Лина положила свой палец на его губы, качая головой.

- Нет, не надо, Валик. Он не придет. Не вернется…

* * *

Дима вышел из машины, нажимая на брелок сигнализации, и направился к фонтану.

В вечернем воздухе, еще горячем от жары, которая весь день стояла, тихо и сонно щебетали птицы.

Он не очень хорошо слышал их. Дима думал над тем, как ошибся.

Ему казалось, что интуиция не подвела мужчину, обращая внимание на девушку, танцующую на бортике фонтана. Он, по короткому диалогу, сделал выводы и осудил.

Посчитал себя вправе вмешаться туда, куда никому никогда лезть не стоило.

Дмитрий стал третьим, нарушая отношения двоих.

Мужчина остановился, глядя на струи воды, которые били в небо.

Потер лицо ладонью.

Он не плакал, не с чего было.

Просто, Дмитрий много понял за несколько часов. Так много, что некоторые и за всю жизнь не понимают.

Он полюбил Лину, но… даже сам признавал, что никогда не смог бы любить ее так, как Валик любит. У него не было такой глубины эмоций.

Дмитрий и сам до конца не был уверен, что же чувствовал теперь.

Наверное, в его чувстве очень много всего намешалось.

И желание запретного, недоступного, и, ничем неоправданное, глупое и необоснованное рыцарство, построенное на сплошь ошибочных выводах. Как Дон Кихот, который бросался на свои ветряные мельницы, воображая их чудовищными великанами…

Он ошибся. И теперь, был способен признать это, хоть и больно было,… очень.

Только, Дима знал, что эта боль скоро пройдет.

Потому что, глядя из темноты коридора на то, как по ее лицу слезы текут, когда она ему в глаза смотря, в любви другому признавалась - Димка понял, что правильно это было. Он не любил ее настолько.

Не любил достаточно. Потому и ушел тихо, оставляя лекарства на полу в коридоре.

И она, никогда не полюбила бы его так, как Валентина своего любила, пусть и ненавистью свое чувство пропитывая…

Но, как бы там ни было, а две хорошие вещи, они все, все же сделали.

Мужчина был уверен, что не попадись он, со своим дурацким рыцарством на пути у Лины, и эти двое никогда могли бы не понять, как сильно любят друг другая, убивая свое чувство упреками и обидами, растаптывая недомолвками.

А еще, он вспомнил, что значит чувствовать вкус к жизни. И знал, что уже не забудет этого.

Дима улыбнулся, глядя, как вечер медленно опускался на город, засунул руки в карманы и…, просто пошел гулять, набирая номер сестры, чтобы вытащить ее куда-нибудь посидеть вместе…

Эпилог