М. Макарий. История Русской церкви. Том 4 4 страница. Мало утешительного представляли тогда и другие действия Александра по отношению к православным

Мало утешительного представляли тогда и другие действия Александра по отношению к православным. Стали пред ним бояре полоцкие и мещане с Полоцким владыкою Лукою о монастыре святого Николая на Лучне; бояре показали Евангелие, в котором было записано, что монастырь тот - издавна подаванье великого князя. И Александр взял Николаевский монастырь на Лучне к своему подаванью, а Полоцкому владыке приказал в тот монастырь не вступаться (1496). Какой-то Григорий Попович из Киева просил у Александра себе Киево-Михайловского Златоверхого монастыря, говоря, что монастырь тот есть издавна подаванье великого князя; это же подтвердил и полоцкий наместник Пацевич. И Александр повелел держать Михайловский монастырь Поповичу до его живота с условием, чтобы он постригся в монашество (1496). Князь Иван Дашкович просил у Александра для своей матери княгини Дашковой монастыря святых праведников Иоакима и Анны в Овруче и говорил, что хотя монастырь этот отдан Александром еще прежде овручской владелице Ленковой, но последняя получила от него и другой монастырь - Пречистой. И Александр постановил: Ленковой довольно держать один монастырь Пречистой, а монастырь святых Иоакима и Анны держать княгине Дашковой до ее живота (1496). Все такие распоряжения великого князя православными обителями не могли иметь добрых последствий. Только к Смоленскому владыке Иосифу заметно было благоволение Александра: в 1497 г. он пожаловал этому владыке значительный участок земли близ Смоленска с жившими там людьми и с дозволением поселить на ней еще до ста двадцати человек, пришлых из России, и с освобождением их от подсудности светским властям и от пошлин (марта 17-го); подтвердил за владыкою право на владение Чумловскою отчиною, в которой также дозволил селить людей (марта 17-го), и присудил в пользу владыки сад Дедковский, который домогался присвоить себе один смоленский мещанин (апреля 13). На этого владыку, как вскоре обнаружилось, у короля были особые виды.

IV

"В лето 7006 (1498), месяца маиа в 30 день, индикта 1 вел. князь Александр литовский даде митрополию Киевскую и всея Руси Иосифу, епископу Смоленскому, с епископиею Смоленскою", - говорит современный летописец, не объясняя, когда и как совершилось предшествовавшее тому избрание Иосифа на митрополию. Мы уже знаем, что на Смоленскую кафедру он взят был из настоятелей слуцкого Троицкого монастыря и что во время своего настоятельства ходил в Царьград в качестве посла от вновь избранного тогда митрополита Ионы Глезны для испрошения ему патриаршего благословения. Но кто же был Иосиф по происхождению? До последнего времени все писатели, как униатские и латинские, так и наши, единогласно признавали его за Иосифа Солтана из знатной фамилии Солтанов. Между тем из недавно открытых документов оказывается, что он был совсем другое лицо, отличное от Иосифа Солтана, и прозывался Болгаринович, происходил, верно, из благородной или шляхетской фамилии, потому что находился в близком родстве с Иваном Сапегою, бывшим тогда писарем великого князя Александра и канцлером супруги его Елены, и имел родовое имение, из которого завещал вносить ежегодно слуцкой Троицкой обители, где прежде настоятельствовал, по пяти бочек ржи и по пяти бочек овса, что и исполнялось женою брата его, Агрипиною Болгаринович, еще в 1528 г.

С самого избрания своего на митрополию Иосиф Болгаринович решился действовать в пользу унии с Римом, или даже еще до избрания, так как за это именно ему и обещана была митрополия. Решаясь на такое дело, он предварительно снесся с Цареградским патриархом Нифонтом, если только признать достоверным послание к нему названного патриарха, передаваемое униатскими писателями. Послание не обширно и содержит в себе следующее: "Нифонт, Божиею милостию архиепископ Константинополя, нового Рима, и Вселенский патриарх, - благочестивому и боголюбивому Иосифу, брату и сослужителю, митрополиту Киевскому и всея Руси, здравия и пр. Мы получили от твоей милости письмо, посланное к нашей мерности, в котором ты извещаешь, что епископы Римского Костела, живущие на Руси и в Литве, для вас несносны и принуждают вас к унии, установленной во Флоренции. Иначе, говоришь, вы подвергнетесь великой опасности потерять привилегии и льготы, которые дарованы вам польскими королями в то время, когда состоялась эта уния. Посему от нашей мерности просишь руки помощи и рекомендательного письма к вашему могущественному королю. Сверх того, желаешь знать о том (Флорентийском) Соборе, как он происходил, чтобы вы могли дать ответ искушающим вас и сильно вас притесняющим. Да будет же вам известно, что Собор тот был созван и утвержден торжественно, с общею радостию, в присутствии нашего светлейшего государя Иоанна Палеолога и святейшего патриарха Цареградского блаженной памяти Иосифа, который недавно был пред нами и в присутствии наместников братии нашей, патриархов, и иных архиепископов и князей, бывших представителями Восточной Церкви, а также и в присутствии Римского епископа с своими. Но некоторые из народа нашего, остававшиеся дома, не захотели принять унии и держаться ее, вероятно, из ненависти к латинянам. С тех пор у нас происходит замешательство и неурядица; вверенные нам овцы, над которыми мы имеем высшую власть, думают управлять нами, и мы не в состоянии укротить их. А кто знает, не за то ли так тяжко наказал нас Господь Бог и ныне еще наказывает, что мы не допускаем святого единения (унии)? Мы утратили всякую поддержку, и латиняне не только не высылают нам доселе никакой помощи, но и весьма нам не сочувствуют. Неудивительно, если и вам они причиняют затруднения. Впрочем, твоя милость будешь иметь немалую отговорку и извинение, когда станешь говорить, что без решения Цареградского, т. е. своего, патриарха ничего делать не можешь. Мы же, если бы и сильно желали, решительно не можем ничего делать по тем делам, по которым от нас многое зависит. Итак, пусть не жалуются на нас, но пусть лучше, тронувшись сожалением над нашим несчастьем, молят о нас Господа Бога, чтобы мы, освободившись из неволи, вновь соединились по милости Божией. А твоя милость отнюдь не сопротивляйся им слишком, но имей с ними дружеское общение (как позволили мы и нашим священникам, живущим на островах под властию сиятельного сената венецианского, совершать собрания и молитвы с латинянами), но веру отеческую и все церковные обычаи Восточной Церкви бдительно сохраняй, ибо предки наши под тем только условием соединились с латинянами во Флоренции, чтобы все права наши оставались ненарушенными и сохранялись. Ты имеешь во всей Руси и Литве немало князей, детей духовных, которые чтут Греческую Церковь и искренно уважают нашу мерность, им мы дали наши письма и поручения, чтобы они предстательствовали за тебя пред всесветлейшим королем и защищали наше право. Лета 7005, апреля 5, индикта 11, от Рождества же Сына Божия 1497". Этого послания, или грамоты, патриарха нельзя признать подлинною, если не предположить, что в ней при напечатании ее или при переводе с подлинника допущены были некоторые неточности и ошибки. В начале грамоты Иосиф назван митрополитом Киевским и всея Руси, а в конце грамоты помечено, что она написана 5 апреля 1497 г., индикта 11. Но тогда Иосиф не был митрополитом, а святительствовал еще митрополит Макарий, скончавшийся 1 мая означенного года и индикт был не 11, а 15. Да и Нифонт едва ли был тогда патриархом; он патриаршествовал два раза: в первый раз около трех лет (1487 - 1490), во второй - будто бы около года (1498 - 1499). В самой грамоте, по-видимому, есть указания на то, когда она могла быть написана. Иосиф, как видно из грамоты, просил патриарха написать о нем рекомендательное письмо литовскому государю, и патриарх действительно послал свои письма и поручил православным князьям в Литве предстательствовать за Иосифа пред государем. Такая рекомендация и предстательство всего уместнее и нужнее для Иосифа были в то время, когда происходило его избрание на митрополию и когда он был уже избран, но еще не утвержден государем, т. е. между 1 мая 1497 г., днем кончины митрополита Макария, и 30 мая 1498 г., днем утверждения Иосифа на митрополии государем. Следовательно, грамота могла быть написана патриархом 5 апреля не 1497, а 1498 г., незадолго до утверждения Иосифа в митрополитском звании, и не 11, а 1 индикта. В то время Иосифу пред самим вступлением на должность первосвятителя Литовской Церкви весьма естественно было просить у патриарха и наставлений, как смотреть на Флорентийскую унию и действовать по отношению к латинским епископам, и патриарх Нифонт, отвечая Иосифу как уже избранному на митрополию, мог из деликатности назвать его прямо митрополитом, хотя он еще не был утвержден государем. Грамота патриарха Нифонта, если признать ее подлинною, могла иметь для Иосифа весьма важное значение. Он мог на нее опираться и показывать ее православным, когда начал открыто склонять их к принятию унии, хотя патриарх в этой грамоте вовсе не уполномочивал его простираться так далеко, а советовал только не противиться слишком латинским бискупам и иметь с ними дружеское общение, но бдительно хранить отеческую веру; на требования же их относительно унии отговариваться тем, что он, Иосиф, ничего не может делать без решения Цареградского патриарха.

Открытые действия Иосифа в пользу унии начались или к концу еще того же 1498 г., или в начале следующего. Первое известие о них достигло Москвы 30 мая 1499 г. Вяземский наместник князь Оболенский писал государю, что получил письмо от находившегося при великой княгине Елене подьячего Федора Шестака, дошедшее до него, наместника, частным путем чрез несколько рук и представил государю самое это письмо. А в письме говорилось: "Здесь у нас, господине, произошла великая смута между латинами и нашим христианством. В нашего владыку Смоленского дьявол вселился (удерживая за собою по воле великого князя и Смоленскую епархию, Иосиф продолжал называться владыкою Смоленским и только нареченным митрополитом Киевским и всея Руси), и вместе с Сапегою отметником (который, как мы уже знаем, был близким родственником Иосифу) они восстали на православную веру. Великий князь неволил государыню нашу вел. княгиню Елену в проклятую латинскую веру, но государыню нашу Бог научил, да помнила она науку государя отца своего, и она отказала мужу так: "Помнишь, что обещал ты государю отцу моему, и я без воли государя отца моего не могу того сделать; обошлюсь с ним, как он меня научит". Да и все наше православное христианство хотят окрестить, оттого наша Русь с Литвой в сильной вражде. Ты бы эту записку послал до государя: государь сам того не знает. Больше писать не смею; коли б было с кем на словах пересказать". Заметим, кстати, что Иван Сапега не напрасно назван здесь отметником: он еще в 1492 г., находясь в Риме, отступил от православия и принял латинство или унию с Римскою Церковью. Получив такую весть о действиях Смоленского владыки Иосифа и отметника Сапеги от лица, находившегося вблизи Елены, Иван Васильевич в тот же день (30 мая) послал в Литву боярского сына Ивана Мамонова и велел ему сказать Елене наедине: "Дошел до нас слух, что муж твой Александр нудит тебя и иных людей отступить от своего греческого закона к римскому. Ты в этом мужа своего не слушай; пострадай до крови и до смерти, но к римскому закону не приступай, чтобы от Бога душою не погибнуть, а от нас и всего православного христианства не быть в проклятии, и сраму от иных вер православию не делай. Извести нас обо всем этом, правда ли то, и мы тогда пошлем к мужу твоему, зачем он делает против своего слова и обещания". То же писала к Елене Ивановне и мать Софья Фоминишна. Но едва Мамонов отправился, как в Москву прибыл (6 июня) гонец от Александра с известием, что Елена Ивановна занемогла. И Иван Васильевич послал (10 июня) в Вильну другого боярского сына, Андрея Кутузова, чтобы он разведал подробно о болезни Елены, а также передал ей грамотки от отца и матери, в которых они снова убеждали дочь свято хранить греческую веру и тем заслуживать Божия и их родительского благословения. В августе прибыли в Москву литовские послы, маршалок Станислав Глебович и писарь Иван Сапега для переговоров по делам политическим, но и во время этих переговоров Иван Васильевич сказал послам через своих бояр: "Александр теперь дочь нашу нудит к римскому закону и тем явно показывает, что он доброго жития с нами не хочет", а отпуская послов, сам наказал им передать Александру, чтобы он не принуждал своей жены к перемене веры, если не желает "нежитья" с ним.

В начале 1500 г. получены были в Москве новые известия о покушениях Иосифа вместе с латинянами к совращению православных. "Прислал, - повествует летописец, - к вел. кн. Ивану Васильевичу бить челом князь Семен Иванович Бельский о том, чтобы пожаловал его и принял на службу с его вотчиною, а сказывал, что на них в Литве пришла великая нужда о греческом законе: посылал-де вел. кн. Александр к своей вел. кн. Елене отметника православной веры Иосифа, владыку Смоленского, да бискупа своего Виленского, и чернецов бернардинов, чтобы приступила к римскому закону, да и к князьям русским посылал, и к виленским горожанам, и ко всей Руси, которые держат греческий закон, и нудят их приступить к закону римскому". Иван Васильевич принял к себе на службу князя Бельского, прибывшего в Москву 12 апреля, и тогда же послал боярского сына Димитрия Загряжского сказать Александру: "В докончальных грамотах записано, чтоб нам князей служебных с отчинами не принимать на обе стороны, но когда всем православным в Литве пришла такая нужда о греческом законе, которой наперед от твоего отца и предков не бывало, то мы ради той нужды приняли князя Семена в службу с отчиною - то бы тебе было ведомо, и ты бы в отчину нашего слуги не вступался и людям его обиды и силы не делал". Вслед за Бельским в том же месяце апреле били челом московскому государю и были приняты им князья Семен Иванович Можайский и Василий Иванович Шемяка с богатыми волостями: первый с Черниговом, Стародубом, Гомелем, Любечем; последний с Рыльском и Новгородом Северским и менее значительные князья - Трубчевские, Мосальские, Хотетовские и другие, - все они жаловались, что пришла на них в Литве нужда о греческом законе. Литовский великий князь Александр прислал (23 апреля) в Москву своих послов и говорил через них своему тестю: "Бельский тебе не умел правды поведать; он лихой человек и наш изменник, мы его уже три года и в глаза не видали. У нас, по милости Божией, в Литовском великом княжестве много князей и панов греческого закона, получше того изменника, а никого и никогда силою и нуждою ни предки наши, ни отец, ни мы к римскому закону не приводили и не приводим. Так ты бы, брат наш, держал крестное целование, данное нам, а Бельского и других наших изменников нам выдал". На это Иван Васильевич отвечал послам: "Как же он не нудит к римскому закону, когда к нашей дочери, да и к князьям, и панам русским, и ко всей Руси посылает, чтоб приступили к римскому закону? А ныне учинил еще новое насилие Руси, какого прежде при его отце и предках не бывало: сколько повелел он поставить божниц римского закона в русских городах - Полоцке и других! Да жен от мужей отнимают, детей от родителей и силою скрещивают в римский закон - так-то ли он не нудит Руси к римскому закону?.. Про Бельского же ведомо дополна про то дело, что он, не желая быть отступником от греческого закона и потерять своей головы, перешел служить к нам с своею отчиною, - в чем же тут его измена?" Вслед за тем Иван Васильевич отправил в Вильну своего гонца, Ивана Телешова, уведомить Александра о принятии в московскую службу князей Можайского и Шемячича ради притеснений их в вере, и Александр вновь уверял, что никакого притеснения не было, что не посылал к ним ни бискупа Виленского Войтеха, ни нареченного митрополита Киевского и всея Руси владыку Смоленского Иосифа, что князья эти - изменники и пр. Вместе с Телешовым послал Иван Васильевич к Александру Афанасия Вязмитина с складною грамотою, т. е. с объявлением войны. В грамоте было сказано: "Вел. князь Александр по докончанью не правит, вел. княгиню Елену, князей и панов русских к римскому закону нудит, поэтому вел. кн. Иван Васильевич складывает с себя крестное целование и за христианство хочет стоять, сколько Бог ему поможет". Война действительно началась: 3 мая выступила из Москвы в Литовскую землю первая рать под начальством Якова Захарьевича и взяла города Брянск - причем взят был и владыка Брянский и отправлен в Москву - и Путивль; другая рать с воеводою Юрием Захарьевичем направилась к Дорогобужу и завладела им; на помощь Юрию выслана была еще третья рать - сила тверская под начальством князя Даниила Щени. Все эти воеводы московские встретились с литовским войском, бывшим под начальством великого гетмана князя Константина Ивановича Острожского, на Митьковом поле, у реки Ведроши 14 июля и одержали совершенную победу; сам князь Острожский и множество других вождей и панов взяты в плен и отправлены в Москву. Радость в Москве была великая.

Между тем как происходили все эти сношения великих князей, московского и литовского, окончившиеся войною, в Вильне подготовлялось и совершилось мирное церковное торжество. Прибыл из Царьграда от патриарха Иоакима (1499 - 1504) посол, крестоносец Авраамий, и в 10-й день мая 1500 г., с благословения патриарха, поставили митрополитом Киевским и всея Руси Иосифа, епископа Смоленского, литовские епископы: Лука Полоцкий, Кирилл Луцкий и Вассиан Туровский - таким образом, обещание великого князя Александра, данное Иосифу за его ревность к унии, окончательно исполнилось. После того Иосиф решился сделать дальнейший шаг к избранной им цели: 20 августа он написал грамоту к папе Александру VI, без сомнения, по совету Виленского епископа Альберта Войтеха и с соизволения великого князя, которые и с своей стороны написали о том же к папе. При чтении грамоты Иосифа нельзя не чувствовать, что он имел под руками подобную же грамоту митрополита Мисаила, писанную в 1476 г. к папе Сиксту IV, потому что не только повторяет из нее мысли, но некоторые выражает даже теми же словами и оборотами речи, хотя вообще грамота Иосифа несравненно короче. Прежде всего он изображает, весьма подробно и многословно, величие папы; называет его единственным светильником всего мира и Церкви, достойнейшим викарием Христа; прилагает к папе (как мы видели и в Мисаиловой грамоте) сказанное святым апостолом о Христе: Таков нам подобаше архиерей... безсквернен, отлучен от грешник (Евр. 7. 26); говорит (по примеру той же грамоты), что папа - второй Моисей, славнее и выше Аарона и Самуила, Давида и Соломона и что никакое слово человеческое не может достойно восхвалить и прославить его и т. д. Затем продолжает: "Я верую и исповедую, что ты пастырь всех верующих и глава Вселенской Церкви и всех св. отцов и патриархов. Пред тобою мы смиренно склоняем главы наши со всею покорностию доброй воли, не по принуждению или необходимости, но по усердию веры и сердечной любви; желаем от твоей святыни святейшего благословения, потому что тебе преданы ключи Царства Небесного и власть вязать и решить. Посему отныне мы молим твою святыню (из Мисаиловой грамоты): будь милостив к нам, живущим далече в северных странах, где области России под обрядом и уставом Восточной Церкви, содержащим св. седмь Вселенских Соборов, а с ними также и осмой, Флорентийский... Мы веруем во единого Бога Отца, Вседержителя... и во единого Господа Иисуса Христа... по Никейскому Символу. Веруем и в Духа Святого, исходящего от Бога Отца, также (similiter) и от Сына единым духновением... О прочем, - заключает митрополит, - мы не пишем твоей святыне, а поручаем пересказать нашему сыну, и брату, и родственнику Ивану Сапеге, от которого и просим выслушать все наши просьбы. Мы уверены, повергаясь пред тобою на землю и целуя ноги твои, что ты исполнишь желание сердца нашего, утешишь нас, пребывающих в скорби, и не отвергнешь прибегающего под твое покровительство". Папа, однако ж, не удостоил Иосифа своего ответа и только чрез восемь месяцев написал - сперва (28 апреля 1501 г.) к Виленскому епископу Альберту Войтеху, а потом (7 мая) и к великому князю Александру.

"Великую радость, - начинает папа свою грамоту к епископу, - принесло мне твое письмо, в котором ты извещаешь о твоей пламенной ревности и крайнем усердии в приведении к единству Римской Церкви народов, обитающих в великом княжестве Литовском и особенно в митрополии Киевской и всея России (а великий князь Александр и его послы постоянно уверяли московского государя, будто Войтех никого из православных не обращал!), и говоришь, что лучшего случая к тому не может быть, как настоящий, когда сам Иоанн - Иосиф, признаваемый киевлянами и всеми русскими за пастыря и вождя, предложил тебе готовность покориться Римской Церкви и, насколько достанет сил, привести к ней и других из названных народов по смыслу Флорентийского Собора, о чем он отнесся и к нам чрез свое письмо и посла. Посему просишь, чтобы мы выслушали посла Ивана Сапегу и дали тебе ответ, как поступать в этом деле". В ответе своем, восхваляя ревность епископа по вере, папа говорит, что хотя он верит искреннему желанию Иоанна - Иосифа покориться Римской Церкви и весьма желал бы, чтобы с ним покорились и другие, но, зная непостоянство дел человеческих и как много в мире соблазнов, считает нужным соблюдать большую осторожность и потому посылает книгу определений Флорентийского Собора, чтобы епископ внимательно обследовал, под каким условием Иосиф и другие русские желают покориться Римской Церкви и как понимают они и исповедуют эти определения. "Мы получили, - продолжает папа, - известие, что они ни в Символе веры, ни при совершении церковных служб вовсе не исповедуют исхождения Св. Духа и от Сына. Нам также донесено, что таинство Евхаристии они совершают на квасном хлебе под формою незаконною и недостойною и для преложения в Кровь употребляют не вино, а другую жидкость и, смешав оба вида - Тела и Крови, под обоими приобщают даже младенцев. Мы слышали, что они не согласны с Собором Флорентийским относительно чистительного огня в чистилище и молитв за умерших. Мы узнали еще, будто названные народы дерзко отвергают, что апостол Петр получил от Господа первенство над всею Церковию и власть вязать и решить и что Римский первосвященник есть преемник ап. Петра, викарий Христа, глава Церкви. Надобно, наконец, внимательно рассмотреть, как совершают они таинства, под какою формою и материею, чрез каких священнослужителей и не отвращаются ли они пользующихся таинствами по обряду Римской Церкви, не удаляют ли их из своих церквей, не избегают ли общения с ними". Переходя к просьбам, выраженным послом митрополита Иосифа Иваном Сапегою, папа пишет: "Сапега просил нас, чтобы мы рекомендовали Иосифа нашему сыну, князю литовскому Александру, как истинного архиепископа-митрополита и примаса по обряду греческому и предоставили ему власть раздавать индульгенции и грекам, и латинянам, присутствующим при его богослужении. Мы охотно исполнили бы желание Иосифа, если бы были убеждены, что он от искреннего сердца обращается к нашей вере. Кроме того, известно, что Цареградский патриарх, под властию которого состоит Киевский митрополит, вот уже пятьдесят лет проживает при Римской Церкви (разумеется, патриарх униатский), и мы не знаем, как мог Иосиф без его и моего согласия достигнуть Киевской митрополии. А потому не иначе можем исполнить его просьбу как, если он, отвергшись от поставления, или посвящения, на означенную митрополию, полученного им отынуды (т. е. от православного Цареградского патриарха), примет поставление от нас и апостольского престола. Просил также нас Сапега, чтобы крещенных по обряду греческому не перекрещивать, когда они соединяются с Римскою Церковию; эту просьбу мы постараемся исполнить, когда объяснят нам, под какою формою и чрез каких священнослужителей они были крещены. Еще просил Сапега о разрешении строить каменные церкви греческого обряда (значит, запрещение строить эти церкви дано было не без соизволения папы) и о том, чтобы допускались в общение с Римскою Церковию желающие держаться греческого обряда; когда мы удостоверимся, что они хранят определения Флорентийского Собора и ни в совершении таинств, ни в членах веры не разнятся с Римскою Церковию, тогда - пусть знают - мы с любовию примем их в лоно Римской Церкви". Под конец своего письма папа наказывал епископу Войтеху убеждать Иосифа и других с ним, чтобы они обратились к Римской Церкви, последуя своим отцам, бывшим на Флорентийском Соборе, и поручал собрать возможно точные сведения, в чем разнятся русские обряды от латинских, и доставить в Рим.

В послании к великому князю литовскому Александру папа извещает князя, что получил его рекомендательное письмо об Иосифе, митрополите Киевском, и что также и посол его, князя, Вителлий, и посол самого Иосифа Сапега весьма хвалят его как способного привести вверенный ему народ к покорности Римской Церкви по определению Флорентийского Собора. Но, имея в виду, продолжает папа, что "такого рода приведение по определению названного Собора столь часто предпринималось и столько раз прерывалось (saepius tentata et toties interrupta existit - вот свидетельство самого папы о том, что доселе у нас были только попытки к унии, оканчивавшиеся ничем, а самой унии еще не было!), мы, дабы не поступить легкомысленно, хотели послать к тебе нашего нунция, который бы порассудил с тобою об этом деле. Посол твой, однако ж, упросил нас помедлить посылкою нунция, чтобы чрез нее не вооружить против тебя московского князя, и мы отлагаем ее, пока ты не известишь нас о более удобном к тому времени. А теперь поручаем тебе передать Иосифу и другим с ним, что желание их обратиться к нашей Церкви нам весьма приятно и мы молим Бога о сохранении в них этого желания, пока не откроется возможность его исполнить. О том же, чтобы утвердить Иосифа в его достоинстве, даровать ему право раздачи индульгенций и разрешить строение русских каменных церквей, благовременно будет подумать тогда, когда мы ясно уразумеем, как он поставлен. Ныне нет иного Цареградского патриарха, кроме достопочтенного брата нашего Иоанна, епископа Портуенского, кардинала Св. Ангела, и мы не знаем, каким образом нам и святейшему престолу признать поставление на митрополию, совершенное еретиком Иоакимом, который возведен на Цареградскую кафедру святотатственною рукою турецкого тирана (вот как смотрели папы на православных патриархов, живших в Царьграде!). Впрочем, если Иосиф согласен принять определения Флорентийского Собора, признать и другие Вселенские Соборы и не разниться ни в чем от католической веры, удерживая только греческую обрядность, дозволенную Церковию на Вселенских Соборах; если он обещает и будет содействовать, чтобы и весь русский народ принял Флорентийский Собор и отрекся от своих заблуждений, осужденных Вселенскими Соборами, тогда мы простим Иосифу прежние его согрешения и утвердим его или сами, или чрез Цареградского патриарха Иоанна в митрополитском достоинстве. Когда он и другие с ним примут все члены - об исхождении Св. Духа и от Сына, о приматстве папы, о чистилище, о наградах и наказаниях по смерти, мы дозволим тогда и не перекрещивать крещенных в третьем лице по обряду греческому, и совершать Евхаристию на квасном хлебе, и под обоими видами преподавать ее мирянам, и священникам греческим иметь своих жен. Все это передай Иосифу и обсуди с Виленским епископом и свои соображения сообщи нам, чтобы мы или прислали нунция, или поручили Виленскому епископу совершить полное присоединение Иосифа и других с ним".

Вслед за посланиями о митрополите Иосифе слал папа в Литву свои грамоты и о великой княгине Елене. В грамоте к великому князю Александру (8 июля 1501 г.), восхваляя его ревность и старание об обращении русских от схизмы к римской вере (а пред государем московским Александр отвергал это!), папа пишет: "По словам посла твоего, ты дал клятву своему тестю никогда не принуждать Елену к римской вере и даже, если бы она сама захотела, не дозволять того, и ты уже пять лет честно исполняешь обещание, сам не принуждая жены, но другие, светские и духовные, сколько ни убеждают ее (и это отвергал Александр пред московским государем!), она остается непреклонною. Поэтому ты спрашиваешь нашего совета, что тебе делать. Мы хочем и обязываем тебя, чтобы ты, несмотря на данные обещания и клятвы, от которых тебя освобождаем, позаботился еще побудить свою жену к принятию римской веры. Если же Елена опять не согласится, то мы поручаем Виленскому епископу, чтобы он убеждал ее и в случае нужды принуждал мерами церковного исправления и другими законными средствами, а если и затем останется непреклонною, то отлучил бы ее от сожительства с тобою и совершенно удалил от тебя". Виленскому епископу Войтеху действительно тогда же (8 июля) послана была от папы особая грамота с полномочием убеждать Елену и, когда не покорится, совершенно отлучить ее от мужа, удалить из его дома и все ее имущество объявить конфискованным. Такую же грамоту чрез несколько месяцев (26 ноября) послал папа и к кардиналу Польши Фридриху (это был родной брат великого князя Александра литовского, архиепископ Краковский), поручая ему в случае непреклонности Елены объявить ей, что с нею будет поступлено по форме церковного суда и она будет наказана, сколько заслуживает ее упорство в заблуждениях.

Тогда же принимаемы были меры для привлечения и вообще православных к покорности римскому престолу. В Вильне существовал уже с 1468 г. монастырь бернардинов, которые и трудились теперь в деле латинской пропаганды между русскими. Великому князю Александру захотелось еще основать в Вильне дом, или монастырь, для монахов доминиканского ордена, занимавшихся преимущественно проповедью католицизма и потому носивших имя проповедников (praedicatores), чтобы они направили свою проповедь против местных схизматиков и еретиков и обращали их в латинство. Папа разрешил это (9 июля 1501 г.), и монастырь доминиканский действительно был основан в Вильне при церкви Святого Духа, бывшей приходскою, и получил разные угодья. Войтех, епископ Виленский, выпросил себе у великого князя Александра право светского меча (gladii secularis), для того будто бы, чтобы пользоваться им в защиту себя, своего духовенства и своих церковных имений от нападений и обид со стороны иноверцев - татар, армян, русских схизматиков и других, но, разумеется, и для того, чтобы побуждать их к принятию латинства. Папа утвердил (9 июля 1501 г.) за епископом это право светского меча. В 10-й день сентября того же года издан папою декрет и относительно крещения православных. Получив известие, говорилось в декрете, что некоторые русские великого княжества Литовского, живущие в областях Виленской, Киевской, Луцкой, Жмудской и других местах, желали бы отказаться от своих греческих заблуждений и принять католичество, но не хотят вновь креститься, папа на основании Флорентийского Собора объявляет не перекрещивать никого из крещенных и по греческому обряду в третьем лице (крещается раб Божий...) и не возбранять им держаться своей церковной обрядности, если только они наперед отрекутся от всех своих заблуждений и обрядов, несогласных с Римскою Церковию и ее обрядом.