Стр. 81

сценически предполагаем ставить пьесу, делал я. По окончании чте­ния поднялись горячие прения, в которых участвовали букваль­но все бывшие на этом вечере: и члены правительства, и кри­тики, и писатели, и драматурги, и актеры, и режиссеры.

Эта дискуссия дала нам очень много в работе над пьесой, когда мы перешли с драматургом к нашей дальнейшей буд­ничной работе над текстом. Каждый акт, более того — каждый кусок акта, который фактически соответствовал законченной сцене, требовал изменений и переделок, на которые не так-то легко шел автор. Но актеры и я убеждали молодого драматур­га понять, что существуют законы сцены, что требования ак­теров, исполняющих роли, справедливы и что нужно писать для театра таким образом, чтобы в процессе диалогов или мо­нологов возникало действие.

Приходилось бороться с писателем против литератур­щины в пьесе. Но Леонов настолько сложный и интересный писатель, что было необходимо очень осторожно двигаться по ходу действия в глубь пьесы, чтобы не выбросить самого глав­ного, чтобы не испортить своеобразия леоновского языка, его понимания жизни и изображения человека. Мы все пре­красно чувствовали, что леоновская пьеса требует иного словопроизношения, ритма, может быть, своеобразного сцениче­ского пафоса, однако же при непременном сохранении просто­ты и искренности, а также четкости сценического поведения каждого персонажа.

И, как всегда бывает при постановке пьес Леонова, слож­нейшим элементом является нахождение внешнего образа спектакля: выбор художника и работа с ним, работа с костю­мером, работа над внешним образом каждого из действующих лиц в таком направлении, чтобы внутренний рисунок роли в точности слился с его внешним воплощением.

На репетициях в репетиционном помещении и на сцене К. С. Станиславский был безжалостен в своей суровой прав­дивости, когда беседовал с драматургом. Он ему говорил от­кровенно и прямо, чего он, как режиссер, как сценический деятель, не может принять в литературных приемах Леонова. Он учил его отжимать и сокращать. Он показывал ему, идя на сцену, как желаемое для Леонова действие мож­но выразить не многословной тирадой или высказыванием по этому поводу ряда действующих лиц, а поведением, отноше­нием героя плюс какие-то две фразы, нужные и меткие для данного положения.

К. С. Станиславский сам проигрывал целые куски за Бусло-ва («растригу»), медлительного от непомерной силы своей, за Червакова, Редкозубова, Аполлоса, Манкжина, даже за жену Буслова Раису Сергеевну, которую играла В. С. Соколова. В репетиционном помещении или на сцене МХАТ, играя, дей­ствуя, говоря от себя слова по существу действия,