ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ Ж.ДЕРРИДЫ И М.ФУКО.

Как известно, постмодернизм возникает в 1960-х гг. в архитектуре и приобретает философское значение с нач. 1980-х гг. годов в дискуссиях вокруг книга Лиотара “Состояние постмодерна” (1979). Постмодернизм чаще связывается с опытом современного искусства, а постструктурализм — с современной литературой и литературной критикой. Однако в России, напр., и художники, и писатели, и философы с равной готовностью именуют себя постмодернистами. В любом случае постструкгурализм существует в лоне методологического наследования структурализму и отталкивания от него, а постмодернизм — в более широком идеологическом контексте дискуссий, которые ведутся в политическо-экономической сфере (вокруг т. н. постиндустриального общества), в социальной сфере (вокруг отношения к современности или к “модерну”) и в эстетической сфере (вокруг модернистского искусства и литературы).

Ядро концепции Деррида — т. н. деконструкция. Это выявление в “сказанном” “несказанного”, прочтение текста прежней эпохи в контексте нашей эпохи и тем самым столкновение языковых наслоений различных культурных ситуаций, возведение тех или иных текстовых противоречий, конфликтов, неувязок к главным философским предпосылкам мысли Запада — и в этом последнем смысле любая деконструкция всегда так или иначе сводится кдеконструкции метафизики. Запрос надеконструкцию, по Деррида, обусловлен разрывом между денотативно-логическим языком понятий и риторико-метафорической подоплекой любых интеллектуальных процессов. Остатки логических смыслов, то, что просеивается через категориальную сетку как бессмысленное, может стать значимым в ином отношении и ином контексте. Закрепляясь в языковой ткани текста, эти элементы подспудно сопровождают логически “полновесные” смыслы — путают, перекраивают, одновременно и обедняют, и обогащают их. В процессе деконструкции риторические наслоения высвечиваются чаще всего на одних понятиях и не высвечиваются на других — т. о., деконструктивный анализ руководствуется “чутьем”, а не методом.Как и любые др. культурные явления, постструктурализм (и постмодернизм) несамодостаточен: его подходы и приемы возможны лишь на фоне других, более “нормальных”, более “рациональных” образований жизни, упорядоченной общественным разделением труда, институтами и рынками, в рамках которых разыгрывается любое отношение писателя и читателя, творца и потребителя. Постструкгурализм — это яркая реакция на ситуацию, в которой традиционные способы философствования лишаются жизненного смысла.

136. «АНТИСОЦИАЛЬНАЯ» ТЕОРИЯ Ж. БОДРИЙЯРА.

«Конец социального». Что стоит за высказанным Бодрийяром постулатом о «конце социального»? По его мнению, это означает, что социальное растворяется, разжижается в массе. Такие социальные реалии как класс или этнос просто растворяются при создании огромной, недифференцированной массы, которая мыслится им как статистическая категория, а не социальная общность. В таком понимании социальное отмирает. А если социальное отмирает, то с ним исчезает и классическая социология, предметом которой как раз является социальное. Тогда возникает потребность о новом типе теоретизированияоб окружающем мире. И Бодрийяр предпринимает такую попытку создания принципиально новой теории об обществе.

Речь идет об «антисоциальной» теории с принципиально новыми понятиями. Бодрийяр свою теорию ассоциирует с «патафизикой» – «наукой воображаемых решений», заявляя, что это единственный путь отражения реальности, в которой сегодня оказалось человечество. Отнюдь не случайно, ряд ученых относят работы Бодрийяра к научной социологической фантастике, в которой арочито утрируются реальные тенденции и при этом исследуется, каким может быть будущее, если люди не вмешаются в нынешний ход жизненных процессов. При этом само исследование осуществляется не в привычных научных понятиях, а подчас посредством неординарных трактовок старых понятий, в которые вкладывается новый смысл (упоминавшаяся выше «масса»), с помощью афоризмов и даже стихов и анекдотов. Такова форма теории постмодерна, таков её научный инструментарий, к которому, очевидно, придется привыкать всем, кто серьезно относится к этому научному направлению.

137.БАУМАН:ПРИЗНАКИ ПОСТМОДЕРНИЗМА.

З. Бауман исходит из того, что есть множество определений постмодерна, каждое из которых отражает те или иные стороны этой новой реальности. Для самого Баумана постмодерн – это определенное состояние ментальности, отличное от ментальности модерна. Вот лишь некоторые основные черты постмодерна, выделенные З. Бауманом, одним из создателей социологии постмодерна в книге «Признаки постмодерна»: – плюрализм культур, который распространяется на буквально все: традиции, идеологии, формы жизни и т. д.; – постоянно происходящее изменение; – отсутствие каких-либо властных универсалий; – доминирование средств массовой информации и их продуктов; – отсутствие основной реальности, ибо все, в конечном счете, представляет собой символы.

Особенно нормативность размывается в сфере морали, которая становится амбивалентной и крайне противоречивой. По Бауману, мораль постмодернистского общества выглядит так:

1) Люди перестают быть плохими или хорошими. Они просто «морально амбивалентны».

2) Моральные явления не отличаются регулярностью и устойчивостью.

3) Моральные конфликты не могут быть разрешены в силу отсутствия устойчивых моральных принципов.

4) Нет такого явления как универсальная, общая для всех мораль.

5) Соответственно, нет рационального порядка, ибо нет механизма морального контроля.

6) Но мораль не исчезает вообще. Она трансформируется в этическую систему, касающуюся межличностного взаимодействия. Особую значимость приобретает потребность быть для другого.

7) Люди обречены на жизнь с неразрешимыми моральными дилеммами2.

Это отличие выражается, прежде всего, в рефлексивности постмодернистов, в их критичности не только по отношению к окружающим реалиям, но и к себе, своим идеям и действиям. Постмодернистская ментальность позволяет индивидам преодолевать власть структур, характерную для общества модерна, которая задавала вполне определенные жизненные ориентиры. Более того, постмодернистская ментальность дает индивидам также возможность выйти за пределы влияния социальных структур. Это позволяет им лучше реализовать свой интеллектуальный потенциал вне зависимости от социального происхождения. Постмодернистское мышление, по существу, предполагает принятие амбивалентности как естественного положения вещей. Поэтому это мышление толерантно, ибо оно принимает существование различий как естественную данность. В самых общих чертах социология постмодерна включает в себя следующее:

1. Её предметом является сложная непредсказуемая общественная система, прежде всего, в виде потребительского общества.

2. Изучение разнообразных агентов, которые практически не зависят друг от друга и в целях достижения своих, свободно выбираемых целей, стремятся преодолеть централизованный контроль.

3. Она исследует хаотическое пространство и хроническую неопределенность, состояние беспокойства, в котором оказываются интеллектуалы интерпретаторы.

4. Изучение идентичности агентов, которая постоянно изменяется, но не развивается в определенно ясном направлении.

5. Она изучает то, как люди относятся к своему телу, имея в виду как воздействие внешних институтов, так и внутреннее выражение свободы.

6. С учетом того, разнообразные агенты практически не зависят друг от друга, тем не менее, исследуются их временные выборы, объединения, распады связей, о чем свидетельствуют символические признаки, которые и могут быть предметом изучения.

7. Она исследует символические признаки, которые в условиях неопределенности выражают определенную значимость для определенных категорий агентов.

8. Особую значимость приобретает исследование знания, которое в условиях постмодерна знаменует свободу доступа к жизненным ресурсам и возможность их выбора. Знание также становится одним из основных источников конфликта, нацеленного на перераспределение ресурсов среди агентов.

138.ПОСТМОДЕРНИСТЫ О ПОТРЕБИТЕЛЬСКОМ ОБЩЕСТВЕ. ПОНЯТИЕ «КОДА СИГНИФИКАЦИИ». СИМУЛЯКРЫ И СИМУЛЯЦИЯ.

«Симулякры и симуляции» – так называется работа Бодрийяра, в которой раскрываются механизмы формирования гиперреальности.

Под симулякрами Бодрийяр понимает знаки или образы, отрывающиеся по смыслу от конкретных объектов, явлений, событий, к которым они изначально относились, и тем самым выступающие как подделки, уродливые мутанты, фальсифицированные копии, не соответствующие оригиналу.

В этой связи симулякры выступают как знаки, приобретающие автономный смысл и вообще не соотнесенные с реальностью. Тем не менее симулякры могут и широко используются в коммуникативных процессах современного общества. Они воспринимаются людьми благодаряассоциации с конкретными объектами, явлениями, событиями. Иными словами, благодаря замене реального знаками реального происходит утверждение иллюзии реальности, творчества, прекрасного, доброты и т. д.

Как считает Бодрийяр, современное общество основано на симулякрах: Диснейленд – более привлекателен, чем естественная природа; модная вещь – лучше той, которая прекрасно функционирует; порнофильмы сменяют сексуальность, мыльные оперы – любовь и т. д.

Симуляция в интерпретации Бодрийяра означает обретение знаками, образами, символами самодостаточной реальности. Социолог полагает, что сегодня развитие человеческой цивилизации идет в направлении утверждения мира симулиций, которые буквально распространились на все сферы общественной жизни.

Люди знали, что действительно они имели.

Ломаются и уходят в прошлое прежние образы «друзей» и «врагов». А где же новые нормы взаимодействия между странами? Их реальные контуры даже не выкристаллизовываются. Нормой же становится симуляция «стратегического партнерства», до которого, чтобы оно стало реальным, надо политически и экономически дозреть. Пока же имеет место явный или латентный отказ международных структур от ранее призвавшихся норм. Естественно, что реально Мир не становится от этого более безопасным и стабильным. Пожалуй, наоборот – возрастают риски, связанные с неопределенностью, непредсказуемыми флуктуациями политических интересов.

Бодрийяр считает, что выход из создавшегося положения состоит в том, чтобы, полагаясь на патафизику и научную фантастику, повернуть систему против самой себя: «Система должна сама совершить самоубийство как ответ на многочисленные вызовы убийств и самоубийств».

139.ГИПЕРРЕАЛЬНОСЬ В ПОСТМОДЕРНИЗМЕ.

Символический обмен приводит к утверждению «гиперреальности». Под гиперреальностью Бодрийяр понимаетсимуляции чего-либо. Социолог добавляет при этом, что гиперреальность для стороннего наблюдателя более реальна, чем сама реальность, более правдива, чем истина, более очаровательна, чем само очарование. В качестве примера гиперреальности Бодрийяр приводит Диснейленд. В парке жизненный мир воспринимается, как более реальный по сравнению с тем, что есть «реальность» за его воротами. Обслуживание опять-таки здесь более замечательное, чем то, с которым мы сталкивается в реальной жизни. Видение фауны и флоры океана куда лучше, чем её можно познать при реальном контакте с морской водой. Превращение символов в гиперреальность, по Бодрийяру, осуществляется благодаря серии последовательных превращений символов:

1) символ отражает сущностную характеристику реальности;

2) символ маскирует и искажает сущность реальности;

3) символ уже скрывает отсутствие сущности реальности;

4) он перестает соотноситься с реальностью вообще, представляя лишь подобие или видимость чего-либо.

Гиперреальность имеет дело с фрагментами или вообще видимостью реальности.

По Бодрийяру, общественное мнение отражает не реальность, а гиперреальность.

Респонденты не выражают собственное мнение. Они воспроизводят то, что ранее уже было создано в виде системы символов средствами массовой информации. Политика, как считает Бодрийяр, также обретает форму гиперреальности. Партии не отстаивают и не борются за что-либо реальное. Тем не менее, они противостоят друг другу, «симулируя оппозицию». Бюрократическая система контроля, адекватная экономическому обмену, уступает место «мягкому контролю, осуществляемому с помощью симуляций». Все социальные группы в итоге преобразуются в «единую огромную симулируемую массу». «Революция нашего времени есть революция неопределенности», – заключает Бодрийяр. Её результатом является то, что индивиды становятся индифферентными относительно времени и пространства, политики и труда, культуры и секса (все больше людей склонны к тому, чтобы хирургически или семиотически изменить пол) и т. д.

140.ШИЗОАНАЛИЗ Ж. ДЕЛЁЗА И Ф.ГВАТТАРИ.

Через все работы Гваттари проходит мысль о том, что бессознательное имеет отношение не к конкретному индивиду и его мифическим и семейным координатам, но ко всему общественному, экономическому и политическому пространству. Либидо в его представлении — то, что инвестирует и дезинвестирует разнородные потоки желания и сексуальности в социальном пространстве.

Гваттари вновь говорит о том, что для понимания бессознательного необходимо обращать самое пристальное внимание на общество, в рамках которого происходит его формирование. Шизоанализ выступает не только и не столько как анализ, но как практика конституирования субъективностей.

Бессознательное, говорит Гваттари, никогда не бывает сугубо индивидуальным. Оно всегда в той или иной мере носит коллективный характер. При этом коллективность, как мы знаем из истории, имеет многообразные формы. Что общего между баскскими сепаратистами, арабскими террористами или итальянскими неофашистами? Всё это малые группы, однако есть ещё и большие. И свести функционирование бессознательного всех этих людей к единой схеме не представляется возможным. Когда мы сталкиваемся с типами субъективности, не вписывающимися в схемы классического психоанализа, мы не должны их игнорировать, разрушать или интерпретировать в соответствии с теми или иными априорными схемами. Напротив, следует изучать механизмы их функционирования и играть по их правилам. Не устраивать общественные судилища над бессознательным на индивидуальном и коллективном уровнях, но заниматься систематическим «прочтением» и реквалификацией значений желания и экзистирования. Это значит, что изучение сингуляризации следует производить средствами искусства, а не науки, ведь наука заботится об общих закономерностях, а в отношении субъективности заботиться нужно не об унификации, но о многообразии. Феликс Гваттари задумывал свои семинары в виде, как он выражался, «полигона», в котором должны были соединиться терапевтические размышления, психоаналитическая практика и критическая работа, которой он занимался совместно с Ж. Делёзом. Как отмечал Гваттари, эта работа должна заключаться в освобождении всего ценного, что ещё осталось в психоаналитических руинах, и что достойно переосмысления с теоретических позиций, «менее редукционистских, нежели фрейдовские и лакановские»150. Гваттари предупреждает свою аудиторию, что многие его положения могут показаться «спорными», поскольку его мысль рискует двигаться там, куда рациональное мышление обычно не заглядывает. Здесь нет ни педагогики, ни методов научного сопоставления; «полигон» шизоанализа — пространство, в котором все участники движутся собственным путём в надежде, что эти пути будут пересекаться в многочисленных точках, образуя «ризому». Этот режим функционирования Гваттари определяет как «мета-моделирование».