Б. Спиноза о происхождении и 3 страница

⁶ В советской психологии идея о существовании базовых модальностей отстаи­вается в работах А. Е. Ольшанниковой и ее сотрудников (1978).

ческим развитием, условиями возникновения и т. д.), поэтому можно согласиться с У. Макдауголлом, утверждавшим, что, если мы Ьерестанем смешивать эти классы эмоций, «научные исследования 1станут значительно более ясными и точными». Основания и теоре­тические последствия данного классификационного деления эмоций ^мы попытались обобщить и развить в предложении различать ве­дущие и производные (ситуативные) эмоциональные явления (Вилюнас, 1976, гл. 4.3).

Динамика эмоций. В данном подразделе речь будет идти о представлениях, касающихся внутренних закономерностей протека­ния и развития эмоционального процесса. Этот аспект проблемы эмоций практически не освещается в современных концепциях, склонных рассматривать эмоциональную сферу как систему незави­симых реакций на определенные условия и ситуации. В концепциях прошлого, подчеркивавших взаимодействие и взаимообусловлен­ность эмоциональных переживаний в генетическом и ситуатив­ном их развитии, вопрос о динамике эмоций занимает, как правило, весьма важное место. Можно выделить несколько тенденций, характерных для изображения динамики эмоций в психологической теории.

Даже если рассматривать эмоции как изолированные реакции на определенные воздействия, естественно встает вопрос о том, обнаруживают ли эти реакции некоторое временное развитие, или же остаются без изменения. Этот вопрос рассматривался В. Вундтом, однако только в отношении специфического класса эмоций, полу­чивших в его концепции название аффектов (так как только они являются реакциями, имеющими независимое, самостоятельное раз­витие) . Вундт считает, что это развитие заключается как в коли­чественном, так и в качественном изменении эмоционального пе­реживания и что специфический'характер, «форма» этого изменения собственно и отличает один аффект от другого. Достигнув стадии аффекта, эмоциональный процесс подчиняется уже не внешним воз­действиям, а именно «форме» этого аффекта, которую он должен пройти, постепенно угасая или приводя к формированию волевого побуждения.

Подавляющее большинство обычных, «умеренных» эмоциональ­ных переживаний не являются, согласно Вундту, автономными, так как с момента своего возникновения они вливаются в общий поток других переживаний, вступая с ними во взаимодействие и видо­изменяясь Таким образом, в учении Вундта отчетливо обозна­чено еще одно положение, касающееся динамики эмоций — поло­жение о соединении, слиянии, суммации отдельных эмоций в более сложные эмоциональные образования. О значении этой особенности эмоций мы говорили, обсуждая их проявление в качестве син­тезирующей основы образа. Важно подчеркнуть, что именно пред­ставления о трехкомпонентном составе любой эмоции, служащем как бы общей основой для их слияния, позволили Вундту ставить вопрос об универсальных принципах этого процесса. В частно­сти, было показано существование как пространственного взаимо-

действия и суммации эмоциональных впечатлений, переживаемых одновременно (например, при восприятии пейзажа, архитектурного ансамбля), так и временной суммации переживаний, следующих друг за другом (например, при восприятии музыкального произ­ведения).

Для многих теорий возможность соединения эмоций служит важнейшим принципом, объясняющим возникновение сложных эмоций из более простых. Согласно X. Вольфу, одно из опреде­лений эмоций («номинальное») и заключается в раскрытии состав­ляющих ее элементов. Так, сострадание Р. Декарт (1950) объ­ясняет соединением печали и любви, ревность, согласно Б. Спинозе -*-. сложный аффект, состоящий одновременно из любви и ненависти к любимому лицу и зависти к тому, кого он любит.

В комплексе эмоциональных переживаний, соединяющихся в бо­лее сложные образования, иногда можно найти элементы, связанные причинно-следственными отношениями. Такая способность эмоций порождать и обусловливать друг друга является еще одним а, пожалуй, самым интересным моментом, характеризующим их дина­мику;*

В выявлении и описании конкретных закономерностей порож­дения одних эмоций другими больше всего было сделано Б. Спинозой. Приводимый им материал показывает, что эмоциональные отноше­ния, развивающиеся при различных обстоятельствах из некоторой исходной эмоции, в отдельных случаях могут быть весьма сложны и разнообразны. Так, субъект, охваченный любовью, сопереживае! аффекты того, кого он любит. Вследствие такого сопереживания любовь может распространиться на другое лицо: того, кто причи­няет предмету нашей любви удовольствие, мы будем тоже любить^ а того, кто причиняет ему неудовольствие, мы будем ненавидеть;

Одно из последствий любви заключается в том, что она порож-, дает желание взаимности, которое, будучи неудовлетворенным, вы-;

зывает неудовольствие. Если человек при этом считает, что его не любят по его же вине, он будет охвачен аффектом прини­женности, если же он так не думает, он будет испытывать нена­висть к тому, кого он полагает причиной получаемого от нераз­деленной любви неудовольствия. Такой причиной может быть сам предмет любви или, например, тот, кого он любит. В последнем' случае возникает особый вид ненависти — ревность.

Независимо от того, полностью ли мы согласимся с утвержде­ниями, содержащимися в этом примере (он мог бы быть продолжен), или будем считать, что в него нужно внести некоторые поправки,— он свидетельствует о том, что изучение отдельных эмоциональных реакций не может привести к пониманию эмоционального пове­дения, важнейшей детерминантой которого является взаимосвязан­ность этих реакций, их способность изменяться и порождать друг друга, по мере того как этого требуют изменяющиеся условия. Иначе говоря, в полном своем виде эмоциональная реакция является как бы разветвленной и каждая из таких ветвей означает потен­циальную возможность ее дальнейшего развития, отвечающего то-;

му или иному варианту изменения ситуации. Понятно, что такая ор­ганизация эмоциональных реакций является важным эволюционным Цнриобретением, существенно повысившим возможность гибкого |адаптивного поведения.

| В представлениях об обусловленности эмоций друг другом ^особое место занимает положение о взаимопорождении оцениваю­щих (удовольствие-неудовольствие и их производные) и побуждаю­щих (желания, влечения) переживаний. Значение этих простых естественных положений (неприятное порождает желание от него избавиться, неудовлетворенное желание вызывает неудовольствие и т. д.) заключается в том, что их принятием или отвержением решается, как мы уже говорили, вопрос об отношении эмоций и мотивации, в конечном счете — о «выходе» эмоций в действие.

Физиологические механизмы эмоций. Наряду с работами, для которых вопрос о физиологических механизмах эмоций является естественным продолжением вопроса об условиях их возникновения, приводящих эти механизмы в движение (в этом отношении харак­терна теория П. К. Анохина, имеющая структуру условия — меха­низмы—функции эмоций), существует целый ряд теорий, для ко­торых этот вопрос является главным, а порой и единственным. Важную роль в появлении этих теорий сыграла «периферическая» теория У. Джемса и К. Г. Ланге (1890), впервые сформулировавшая объяснение природы эмоций ссылкой на определенный физиологи­ческий процесс. Вызвав оживленную и продолжительную дискуссию (см., например, Schachter, 1970), «периферическая» теория стала своего рода образцом для большого числа альтернативных теорий, отличающихся лишь тем, какой именно физиологический процесс рассматривался главной детерминантой возникновения эмоций вместо предложенного Джемсом — Ланге нервного возбуждения, ис­ходящего из висцеральных органов: таламический (Cannon, 1927;

Bard, 1934), лимбический (Гельгорн, Луфборроу, 1966; Papez, 1937), диффузно-активационный (Линдслей, 1960; Pieron, 1928; Prince, 1928; Arnold, 1967) и др. (см. обсуждение этих теорий в работах Ж. -П. Сартра, Р. У. Липера).

Не вникая в содержание этих работ, внесших большой вклад в выяснение физиологической основы эмоциональных процессов, в качестве общего их недостатка отметим характерное для них недифференцированное отношение к эмоциям. Как показал Э. Кла-паред, только из-за предвзятой и ничем не оправданной унифи­цированной интерпретации эмоций кажутся непримиримыми клас­сические и «периферическая» теории эмоций. Достаточно отказаться от отношения к эмоциям как к процессам, протекающим по неко­торому единому образцу, и мы получаем возможность провести элементарное классификационное их деление, позволяющее объяс­нить один класс эмоций согласно классическим представлениям, Другой — согласно «периферической» теории. В советской психоло­гии идею о том, что органические изменения играют роль в раз­витии определенных эмоциональных состояний, защищал С. Л. Ру­бинштейн (1946, с. 481).

2S

Вопрос о физиологических механизмах эмоций имеет непосред­ственное отношение к проблеме выражения эмоций в мимике, пан-томимике, вегетативных функциях организма и т. п. Эта проблема, интенсивно изучаемая экспериментально, является предметом раз­вернутого обсуждения также и в отдельных теоретических работах. Исключительно ей посвящен, например, большой труд Ч. Дарвина (1953). Нельзя не видеть некоторой симптоматичности в том, что выходом в свет именно этой работы, столь же односторонней, как и «периферическая» теория, обычно датируется начало современно­го этапа в исследовании эмоций. Среди современных авторов срав­нительно большое внимание вопросу о выражении эмоций уделяет К. Изард (1980).

Завершая обзор основных проблем психологии эмоций, подчерк­нем, что в нем были затронуты лишь традиционные вопросы, об­суждаемые в классических и современных концепциях. Это значит, что представленный перечень вопросов знакомит с тем, как эмоции изучаются, но не как должны или могли бы изучаться в психологии. Не является тайной, что в области эмоций существует еще очень много тончайшего фактического материала, который психологичес­кая теория не способна систематически осмыслить и объяснить. Бросается в глаза, например, тот факт, что в теориях эмоций хронически обходится вопрос об их онтогенетическом развитии. Конечно, неосвещенность такого рода вопросов не может быть случайной. Некоторое объяснение этому дают данные, тоже теорети­чески недостаточно осмысленные, о патологических изменениях и индивидуальных различиях в эмоциональной жизни (с этими дан­ными знакомят работы П. Б. Ганнушкина, К. Г. Юнга; см. также Додонов, 1978), в частности данные о возможном резком измене­нии основных характеристик эмоциональной жизни (например, вне­запное возникновение тревожности, жизнерадостности) под влия­нием патогенного фактора. Действительно, как изобразить продук­том продолжительного развития то, что способно в самые сжатые сроки исчезнуть, уступив место другому, новому, совсем непохожему и даже противоречащему тому, что исчезло? Не может быть сомне­ний, что за этим кроется одна из многочисленных тайн, столь характерных для психологии эмоций.

Можно выразить надежду, что данная книга будет способство­вать как ознакомлению с тайнами эмоций, так и.увеличению числа заинтересованных в их разгадке. Ее редакторы-составители благо­дарны А. А. Пузырею, составившему биографические справки об авторах, Е. Ю. Патяевой, А. А. Пузырею, Е. Е. Насиновской, Ф. Е. Василюку, О. С. Копиной, подготовившим ряд переводных текстов, а также многим сотрудникам ф-та психологии МГУ и друзь­ям, помогавшим при подготовке этой книги к изданию.

ЛИТЕРАТУРА

Архипкина О. С. Реконструкция субъективного семантического пространства, означающего эмоциональные состояния. — Вести. Моск. ун-та. Сер. Психология. 1981, № 2.

Бюлер К. Духовное развитие ребенка. М., 1924.

Васильев И. А., Поплужный В. Л., Тихомиров О. К. Эмоции и мыш­ление. М., 1980.

Вилюнас В. К. Психология эмоциональных явлений. М., 1976. Вудвортс Р. Экспериментальная психология. М., 1950. В у и д т В. Основы физиологической психологии, т. 2. Б. м. и г. Выготский Л. С. Спиноза и его учение об эмоциях в свете современной пси­хоневрологии. — Вопросы философии, 1970, № 6. Гельгорн Э., Луфборроу Дж. Эмоции и эмоциональные расстройства. М.,

1966.

Грот Н. Психология чувствований в ее истории и главных основах. Спб., 1879—1880. Гуревич К. М. Психологические вопросы изучения профессиональной пригодно­сти работников энергосистемы. — В кн.: Типологические особенности высшей нервной деятельности человека. М., 1965.

Дарвин Ч. Выражение эмоций у животных и человека.—Соч., т. 5. М., 1953. Декарт Р. Страсти души. — Избранные произведения. М., 1950. Додонов Б. И. Классификация эмоций при исследовании эмоциональной направ­ленности личности. — Вопросы психологии, 1975, № 6^ Додонов Б. И. Эмоция как ценность. М.. 1978. Запорожец А. В., Неверович Я. 3. О генезисе, функции и структуре эмо­циональных процессов у ребенка. — Вопросы психологии, 1974, № 6. Изард К. Е. Эмоции человека. М., 1980. Кеннон В. Физиология эмоций. Л., 1927. Ланге К. Г. Аффекты. Спб., 1890.

Леонтьев А. Н., Судаков К. В. Эмоции. — БСЭ, т. 30. М., 1978. Линдслей Д. Б. Эмоции.—В кн.: Экспериментальная психология, т. 1. М., 1960. Макдауголл У. Основные проблемы социальной психологии. М., 1916. Ольшанникова А. Е. К психологической диагностике эмоциональности.—

В кн.: Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии. М., 1978. Петражицкий Л. И. Введение в изучение права и нравственности. Основы

эмоциональной психологии. Спб., 1908. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М., 1979. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. Симонов П. В. Что такое эмоция? М., 1966. Тихомиров О. К., Виноградов Ю. Е. Эмоции в функции эвристик.—В кн.:

Психологические исследования. М., 1969.

Фресс П. Эмоции. — В кн.: Экспериментальная психология, вып. 5. М., 1975. А п d г ё a n i Т. Les conduites emotives. Paris, 1968. Arnold М. В. An excitatory theory of emotion.—In: Reymert M. L. (ed.).

Feelings and emotions. N. Y., 1967. Arnold M. B. Emotion, motivation and the limbic system.—Ann. N. Y. Acad.

Sci., 1969, v. 159, N 3. Arnold M. В. Perennial problems in the field of emotion. — In: Arnold M. B.

(ed.). Feelings and emotions. N. Y., 1970. Arnold M. B„ Gasson J. A. The human person. N. Y., 1954.

Bard P. On emotional expression after decortication with some remarks on cer­tain theoretical views, p. I, p. II. — Psychol. Rev., 1934, v. 41, N 4, N 5. "indra D. A unified interpretation of emotion and motivation. — Ann. N. Y.

Acad. Sci., 1969, v. 159, N 3. Cannon W. B. The James—Lange theory of emotion: a critical examination

and an alternative theory. — Amer. J. Psychol., 1927, v. 39, N 1—4. "embo Т. Der Arger als dynamisches Problem. — Psychol. Forsch., 1931, Bd. 15. "" f f у Е. Leeper's «Motivational theory of emotion». — Psychol. Rev., 1948,

v, 55, N 6. •lodge F. A. The emotions in a new role. — Psychol. Rev., 1935, v. 42, N 6.

27

Lazarus R. S. Emotion as coping process.—In: Arnold M. B. (ed.). The na­ture of emotion. Baltimore. 1968.

Leeper R. W. A motivational theory of emotion to replace «emotion as disor­ganized response».—Psychol. Rev., 1948, v. 55, N 1. Papez I. W. A proposed mechanism of emotion.—Arch. Neurol. Psychiat., 1937.

v. 38, N 4. Pieron H. Emotions in animals and man.—In: Reymert M. L. (ed.). Feelings

and emotions. Worcester, 1928. Plutchik R. The evolutionary basis of emotional behavior.—In: Arnold M. B.

(ed.). The nature of emotion. Baltimore, 1968. Prince M. Can emotion be regarded as energy?—In: Reymert M. L. (ed.)

Feelings and emotions. Worcester, 1928. Schachter S. The assumption of identity and peripheralist-centralist controversie.s

in motivation and emotion.—In: Arnold M. B. (ed.). Feelings and emotions.

N. Y., 1970. Tom kins S. S. Affect as the primary motivational system.—In: Arnold M. B

(ed.). Feelings and emotions. N. Y., 1970. Young P. T. Motivation and emotion. N. Y., 1961.

Спиноза (Spinoza)Бенедикт (24 нояб­ря 1632 — 21 февраля 1677) — нидер­ландский философ. За свои взгляды, а также научные и дружеские связи подвергся руководителями еврейской общины Амстердама, к которой пер­воначально принадлежал, так называе­мому «великому отлучению». Спасаясь от преследований, поселился в деревне, где зарабатывал себе на жизнь шли­фовкой оптических стекол, а затем в предместье Гааги — Рейнсбурге; в то время были написаны основные его философские работы. Решающим в формировании Спинозы как философа оказалось знакомство с сочинениями Р. Декарта. Однако Спи­ноза дал свое, часто резко отличаю­щееся от картезианского, решение ос­новных проблем философии. В центре философии Спинозы стоит призванное преодолеть картезианский дуализм мышления и протяжения учение о суб­станции, понимаемой как единственное, вечное и бесконечное начало, как «[по­рождающая природа», исчерпывающая все сущее и являющаяся <причиной самой себя». Бесконечное же разнооб­разие отдельных вещей рассматрива­ется Спинозой как совокупность моду­сов, или частных и единичных прояв­лений этой единой и единственно су­ществующей субстанции. При этом Спи­ноза выступал радикальным сторонни­ком детерминизма и противником телео­логии, что нашло выражение и в его антропологии, в частности в учении о страстях. Эта сторона учения Спинозы особенно отмечалась Л. С. Выготским в его поисках исходной точки для преодо­ления кризисного положения в понима­нии высших, собственно человеческих эмоций, сложившегося в современной ему психологии (см. большую остав­шуюся незавершенной работу Л. С. Вы­готского «Проблема эмоций»). Сочинения: Избранные произведе­ния, т. 1—2. M., 1957. Литература: Маркс К., Эн­гельс Ф. Соч., т. 2, с. 139—142, 144—146, 154; т. 20, с. 350; т. 29, с. 457;

Л ен и н В. И. Философские тетради. — Поли. собр. соч., т, 38; Фишер К. История новой философии, т. 2. Спб., 1906.

Б. Спиноза о происхождении и

ПРИРОДЕ АФФЕКТОВ'

Большинство тех, которые писали об аффектах и образе жизни людей, говорят как будто не об естественных вещах, следующих общим законам природы, но о вещах, лежащих за пределами природы. Мало того, они, по-видимому, представляют человека в природе как бы государством в государстве: они верят, что человек скорее нарушает порядок природы, чем ему следует, что он имеет абсолютную власть над своими действиями и опреде­ляется не иначе, как самим собою. Далее, причину человеческого

"Спиноза Б. Избранные произведения, т. I. M., 1957, с. 454—506; 521;

"29—542; 556—569; 581—604; 617—618. Пропущенный материал многоточиями не °бозначен, за исключением пропусков внутри воспроизводимых структурных единиц ^кста — теорем, примечаний и др.

бессилия и непостоянства они приписывают не общему могуществу природы, а какому-то недостатку природы человеческой, которую они вследствие этого оплакивают, осмеивают, презирают или, как это всего чаще случается, ею гнушаются, того же, кто умеет красно­речивее или остроумнее поносить бессилие человеческой души, считают как бы божественным. (...)

Им, без сомнения, покажется удивительным, что я собираюсь исследовать человеческие пороки и глупости геометрическим путем и хочу ввести строгие доказательства в область таких вещей, кото­рые они провозглашают противоразумными, пустыми, нелепыми и ужасными. Но мой принцип таков: в природе нет ничего, что можно было бы приписать ее недостатку, ибо природа всегда и везде остается одной и той же; ее сила и могущество действия, т. е. законы и правила природы, по которым все происходит и изменяется из одних форм в другие, везде и всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания природы вещей, каковы бы они ни были, должен быть один и тот же, а именно — это должно быть познанием из универсальных законов и правил при­роды. Таким образом, аффекты ненависти, гнева, зависти и т. д., рассматриваемые сами в себе, вытекают и.ч той же необходимости и могущества природы, как и все остальные единичные вещи, и, следовательно, они имеют известные причины, через кото­рые они могут быть поняты, и известные свойства, настолько же достойные нашего познания, как и свойства всякой другой вещи, в простом рассмотрении которой мы находим удоволь­ствие. (...)

Под аффектами я разумею состояния тела, которые увеличи­вают или уменьшают способность самого тела к действию, благо­приятствуют ей или ограничивают ее, а вместе с тем и идеи этих состояний. (...)

Теоремы

2. Ни тело не может определять душу к мышлению, ни душа не может определять тело ни к движению, ни к покою, ни' к чему-либо другому (если только есть что-нибудь такое).

Схолия². Это яснее можно понять... из того, что душа и тело составляют одну и ту же вещь, в одном случае представляемую под атрибутом мышления, в другом — под атрибутом протяжения. Отсюда и происходит то, что порядок или связь вещей одни и те же, будет ли природа представляться под вторым атрибутом или под первым, а следовательно, что порядок активных и пас­сивных состояний нашего тела по своей природе совместен с по­рядком активных и пассивных состояний души. (...)

² Схолия — греческое слово, означающее «примечание, пояснение к тексту».

6. Всякая вещь, насколько от нее зависит, стремится пребы­вать в своем существовании (бытии).

7. Стремление вещи пребывать в своем существовании есть не что иное, как действительная (актуальная) сущность самой вещи.

9. Душа, имеет ли она идеи ясные и отчетливые или смутные, стремится пребывать в своем существовании в продолжение неопре­деленного времени и сознает это свое стремление.

Схолия. Это стремление, когда оно относится к одной только душе, называется волей; кпгда же оно. относится вместе и к душе и к телу, оно называется влечением, которое поэтому есть не что иное, как самая сущность человека, из природы которого необходимо вытекает то, что служит к его сохранению, и, таким образом, человек является определенным к действованию в этом направлении. Далее, между влечением и желанием существует только то различие, что слово желание большей частью относится к людям тогда, когда они сознают свое влечение, поэтому можно дать такое определение: желание есть влечение с сознанием его. Итак, из всего сказанного ясно, что мы стремимся к чему-либо, желаем чего-нибудь, чувствуем влечение и хотим не вследствие того, что считаем это добром, а, наоборот, мы потому считаем что-либо добром, что стремимся к нему, желаем, чувствуем к нему влечение и хотим его.

П. Идея всего того, что увеличивает или уменьшает способ­ность нашего тела к действию, благоприятствует ей или ограни­чивает ее, — увеличивает или уменьшает способность нашей души к мышлению, благоприятствует ей или ограничивает ее.

Схолия. Итак, мы видим, что душа может претерпевать боль­шие изменения и переходить то к большему совершенству, то к меньшему, и эти пассивные состояния объясняют нам, что такое аффекты удовольствия и неудовольствия. Под удовольствием (радостью), следовательно, я буду разуметь в дальнейшем такое пассивное состояние, через которое душа переходит к. большему совершенству, под неудовольствием (печалью) же такое, через которое она переходит к меньшему совершенству. Далее, аффект удовольствия, относящийся -вместе и к душе и к телу, я называю приятностью или веселостью; такой же аффект неудовольствия — болью или меланхолией. Но должно заметить, что приятность и боль относятся к человеку тогда, когда аффекту подвергается одна его часть преимущественно перед другими; веселость же и мелан­холия — тогда, когда подвергаются аффекту все части одинаково. Далее, что такое желание, я объяснил в сх. т. 9 этой части, и кроме этих трех я не признаю никаких других основных аффектов и покажу далее, что остальные аффекты берут свое начало от этих трех. (...)

12. Душа, насколько возможно, стремится воображать то, что увеличивает способность тела к действию или благоприятствует ей.

13. Когда душа воображает что-либо такое, что уменьшает спо­собность тела к действию или .ограничивает ее, она стремится,

э<

насколько возможно, вспоминать о вещах, исключающих сущест­вование этого.

Схолия. Из этого мы ясно можем понять, что такое любовь и что такое ненависть. А именно любовь есть не что иное, как удовольствие (радость), сопровождаемое идеей внешней причины, а ненависть — не что иное, как неудовольствие (печаль), сопро­вождаемое идеей внешней причины. Далее, мы видим, что тот, кто любит, необходимо стремится иметь любимый предмет налицо и сохранять его; наоборот — тот, кто ненавидит, стремится удалить и уничтожить предмет своей ненависти. Но обо всем этом подроб­нее будет сказано впоследствии.

14. Если душа подверглась когда-нибудь сразу двум аффектам, то впоследствии, подвергаясь какому-либо одному из них, она будет подвергаться также и другому.

15. Всякая вещь может быть косвенной причиной удовольствия, неудовольствия или желания.

Королларий³. Вследствие одного того, что мы видели какую-либо вещь в аффекте удовольствия или неудовольствия, производя­щей причины которого она вовсе и не составляет, мы можем ее любить или ненавидеть.

Схолия. Отсюда мы видим, каким образом происходит то, что мы любим или ненавидим что-либо без всякой известной нам при­чины, единственно, как говорится, из симпатии или антипатии. (...)

16. Вследствие одного того, что мы воображаем, что какая-либо вещь имеет что-либо сходное с таким объектом, который обыкновенно причиняет нашей душе удовольствие или неудовольст­вие, мы будем любить или ненавидеть эту вещь, хотя бы то, в чем она сходна с тем объектом, и не было производящей при­чиной этих аффектов.

17. Если мы воображаем, что вещь, которая обыкновенно причиняет нам неудовольствие, имеет что-либо сходное с другой вещью, обыкновенно причиняющей нам столь же большое удоволь­ствие, то мы будем в одно и то же время и ненавидеть и лю­бить ее.

18. Образ вещи прошедшей или будущей причиняет человеку такой же аффект удовольствия или неудовольствия, как и образ вещи настоящей.

Схолия 1. (...) Так как люди, много испытавшие, большею частью колеблются всякий раз, как смотрят на вещь как на будущую или прошедшую и крайне сомневаются в исходе такой вещи.., то отсюда происходит то, что аффекты, возникающие из подоб­ных образов вещей, не так постоянны и весьма часто нарушаются образами других вещей, пока людям не станет известен исход дела.

Схолия 2. Из только что сказанного для нас становится понятно, что такое надежда, страх, уверенность, отчаяние, веселость и подав­ленность. А именно: надежда есть не что иное, как непостоянное

³ Королларий — латинское слово, означающее «добавление, следствие, вывод»

удовольствие, возникшее из образа будущей или прошедшей вещи, g исходе которой мы, сомневаемся; страх, наоборот, есть непо­стоянное неудовольствие, также возникшее из образа сомнительной вещи. Далее, если сомнение в этих аффектах уничтожается, то надежда переходит в уверенность, страх — в отчаяние, т. е. в удовольствие или неудовольствие, возникшее из образа вещи, ко­торой мы боялись или на которую возлагали надежды. Далее, наслаждение есть удовольствие, возникшее из образа прошедшей вещи, в исходе которой мы усомнились. Наконец, подавленность есть неудовольствие, противоположное радости.

19. Кто воображает, что то, что он любит, уничтожается, бу­дет чувствовать неудовольствие, если же оно сохраняется, — будет чувствовать удовольствие.

20. Кто воображает, что то, что он ненавидит, уничтожается, будет чувствовать удовольствие.

21. Кто воображает, что предмет его любви получил удоволь­ствие или неудовольствие, тот и сам также будет чувствовать удовольствие или неудовольствие, и каждый из этих аффектов будет в любящем тем больше или меньше, чем больше или меньше он в любимом предмете.

22. Если мы воображаем, что кто-либо причиняет любимому нами предмету удовольствие, мы будем чувствовать к нему лю­бовь. Наоборот, если воображаем, что он причиняет ему неудоволь­ствие, будем чувствовать к нему ненависть.

Схолия. Теорема 21 объясняет нам, что такое сострадание, которое мы можем определить как неудовольствие, возникшее вследствие вреда, полученного другим. Какое должно дать название удовольствию, возникшему вследствие добра, полученного другим, я не знаю. Далее, любовь к тому, кто сделал добро другому, мы будем называть благорасположением, наоборот, ненависть к тому, кто сделал зло другому, — негодованием. Наконец, должно заме­тить, что мы чувствуем сострадание не только к такому предмету, который мы любим (как мы показали это в т. 21), но также и к такому, к которому мы до того времени не питали никакого аффекта, лишь бы мы считали его себе подобным (как я покажу это ниже); следовательно, благорасположение мы можем чувст­вовать также и к тому, кто сделал добро подобному нам, и наобо­рот — негодовать на того, кто нанес ему вред.