Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Идеи принципа сперматозоида у Шопенгауэра 2 страница




Но выказывать благородство следует в соответствии с заслугами, иначе гордость будет дешевой. «Самая дешевая гордость — это гордость национальная. Она обнаруживает в зараженном ею субъекте недостаток индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться; ведь иначе он не стал бы обращаться к тому, что разделяется кроме него еще многими миллионами людей. Кто обладает крупными личными достоинствами, тот, постоянно наблюдая свою нацию, прежде всего подметит ее недостатки. Но убогий человек, ничего не имеющий, чем бы он мог гордиться, хватается за единственное возможное и гордится нацией, к которой принадлежит; он готов с чувством умиления защищать все ее недостатки и глупости». Можно и не комментировать этот и приведенные ниже отрывки и их роль для личностно ориентированных методов психотерапии. Здесь призыв менять свою личность, чтобы изменить отношение к миру. Я ежедневно транслировал бы их по радио и телевидению.

«Нельзя не признать, что в национальном характере мало хороших черт: ведь субъектом его является толпа. Попросту говоря, человеческая ограниченность и испорченность принимают в разных странах разные формы, которые и именуются национальным характером… Каждая нация насмехается над другими, и все они в одинаковой мере правы. Правы только в том, что насмехаются над смешными чертами характера, но не правы в том, что насмехаются. От этого‑то и вражда».

К тому, что человек из себя представляет, относятся также чин, честь и слава.

Ценность чина, с точки зрения Шопенгауэра, условна, и из‑за него не стоит биться. Что касается чести, то Шопенгауэр определяет ее как мнение других о нашей ценности с объективной точки зрения и как страх перед этим мнением — с субъективной.

Он выделяет несколько видов чести: гражданскую, служебную, воинскую, половую (женскую и мужскую) и самый глупый вид чести — рыцарскую, которую он осуждает больше всего по следующим причинам.

Эта честь заключается не во мнении, а в ВЫРАЖЕНИИ этого мнения. Можно презирать человека, но не высказывать этого, и тогда все будет в порядке. Честь зависит только от того, что говорят и делают другие: она находится в руках, висит на кончике языка каждого встречного; стоит ему захотеть — и она потеряна навеки. «Поведение человека может быть чрезвычайно порядочным, благородным, его характер — прекрасным и ум — выдающимся, и все же его честь каждое мгновение может быть отнята: стоит лишь обругать его первому попавшемуся, который хотя и сам не нарушал законов чести, но в остальном — последний из негодяев, тупейшая скотина, бездельник, картежник, запутан по уши в долгах — словом, личность, не годящаяся оскорбленному в подметки. В большинстве случаев именно такие типы и оскорбляют порядочных людей… Насколько постыдно быть обруганным, настолько почетно быть оскорбителем». Восстановить рыцарскую честь можно только поединком, дуэлью. Сейчас дуэлей нет, но как болезненно люди воспринимают оскорбления от негодяев! Когда я зачитываю своим пациентам этот отрывок, они успокаиваются, а когда они обучаются психологическому айкидо и научаются отвечать на такие оскорбления, их настроение заметно улучшается.

Сократа во время его диспутов часто оскорбляли действием, что он спокойно переносил: получив раз удар ногой от обидчика, он хладнокровно отнесся к этому и удивил обидчика словами: «Разве я пошел бы жаловаться на лягнувшего меня осла?» Другой раз ему сказали: «Разве тебя не оскорбляют ругательства этою человека?» На что он ответил: «Нет, ибо все это неприложимо ко мне».

Рыцарскую честь Шопенгауэр называет умственной несуразностью, и победить ее сможет только философия. А я считаю, что и психотерапия.

Слава — это бессмертная сестра смертной чести — также входит в разряд того, что мы из себя представляем. Слава может происходить от деяний и творений. Слава от деяний быстро возникает, быстро проходит и зависит от случая.

Творение зависит от автора, и слава зависит от качеств творения. О деяниях до потомков доходят только рассказы, а творения могут дойти до них сами по себе. Такая слава приходит позже, но она прочнее. В своей работе я пользуюсь этим положением и предлагаю своим подопечным создавать. Сам процесс творчества носит оздоравливающий характер, а слава может тогда и украсить жизнь. А если слава померкла после смерти, значит, она была ненастоящей, незаслуженной, возникшей благодаря временному ослеплению. Из этого вытекает, что нельзя гоняться за славой. Делай дело, и слава тебя найдет. А если ты за ней гоняешься, то можешь не поймать. Но если поймаешь, а она не заслужена, то неприятностей не избежать. «Каждое существо живет ради себя, в себе и для себя. Чем бы человек ни был, тем он и является Прежде всего и преимущественно для самого себя; если он в этом отношении малоценен, то он вообще немногого стоит. Наш образ в чужом представлении есть нечто второстепенное, производное и подчиненное случаю, лишь косвенно и слабо связанное с нашим существом. Сколь смешанное общество собирается в храме славы! Полководцы, министры, шарлатаны, певцы, миллионеры… и достоинства этих господ оцениваются гораздо беспристрастнее и уважаются больше достоинств духовных, особенно высших категорий…» Напрашивается вывод, что жить ради славы не стоит. Но тем не менее, как писал Гоббс, «слава — последняя слабость благородных людей — есть то, что побуждает выдающиеся умы пренебрегать наслаждениями и жить трудовой жизнью».

«Так вот, эта слава есть, бесспорно, нечто производное — эхо, отражение, тень, симптом заслуг, а так как во всяком случае объект ценнее самого восторга, то, следовательно, источник славы заключается не в славе, а в том, чем она добыта, т. е. в самих заслугах. Лучшим, чем может быть человек, он должен быть для самого себя; как это отразится в головах других, чем он окажется в их мнении — это неважно и должно представлять для него второстепенный интерес. Поэтому тот, кто только заслужил, хотя и не приобрел славы, обладает главным, и это главное должно утешить его в отсутствие того, что неважно. Человек достоин зависти не за то, что нерассудительная, часто одураченная толпа считает его великим, а за то, что он действительно велик; не в том счастье, что его имя дойдет до потомства, а в том, что он высказывал мысли, достойные того, чтобы их хранили и о них раздумывали столетиями». Прочитайте еще раз этот отрывок, дорогие мои гениальные читатели, и успокойтесь, если дело только в том, что к вам не пришла слава, и придумайте еще что‑нибудь гениальное. Рано или поздно ценители найдутся!

«Ставить кому‑либо памятник при жизни — значит объявить, что нет надежды на то, что потомство его не забудет». Жаль, что этого не читали наши вожди. А теперь изречение для молодых: «Слава и молодость — это слишком много для смертных… Молодость и так богата сама по себе и должна этим довольствоваться. К старости, когда желания и радости умирают, как деревья зимой, как раз время для вечнозеленого дерева славы; ее можно уподобить поздним грушам, зреющим летом, но годным в пищу лишь зимой».

Высказывания Шопенгауэра о соотношении чести и славы имеют психотерапевтическое значение. «Честь субъекта показывает лишь, что он не составляет исключения, слава же — что он является именно исключительной личностью. Поэтому славу приходится завоевывать, честь же — только хранить, не терять». Когда человек гонится за славой, он вынужден что‑то делать. При этом можно прославиться, но потерять честь. Приобрести быстро славу и сохранить при этом честь — дело чрезвычайно трудное.

А следующий отрывок специально для тех, кто занимается фундаментальными науками и одновременно хочет прославиться.

«Трудность создать славу путем творений по легко уяснимым причинам обратно пропорциональна числу людей, составляющих „публику“ этих творений. Трудность эта гораздо значительнее при творениях поучающих, нежели тех, которые созданы ради развлечения. Труднее всего приобрести славу философскими произведениями; обещаемое ими знание, с одной стороны, недостоверно, с другой — не приносит материальной выгоды; поэтому они известны вначале лишь соперникам, т. е. тем же философам. Эта масса препятствий на пути к их славе показывает, что если бы авторы гениальных творений создавали бы их не из любви к ним самим, не для собственного удовлетворения ими, а нуждались бы в поощрении славы, человечество редко или совсем не видело бы бессмертных произведений. Тот, кто стремится дать нечто прекрасное и избегнуть всего дурного, должен пренебречь суждением толпы и ее вожаков… Справедливо заметил Озорий, что слава бежит от тех, кто ее ищет, и следует за теми, кто ею пренебрегает: первые подлаживаются к мнению толпы, вторые же не считаются с ними(выделено мною. — М. Л.)».

Шопенгауэр придает славе относительную ценность, ибо она основана на отличии данного человека от других. Она вовсе исчезла бы, если бы все стали такими же, как знаменитый человек. Вот почему постоянно находится в беспокойстве человек, который хочет выделиться, прославиться, например тем, что модно одевается. «Ценность абсолютна лишь тогда, если она сохраняется при всяких условиях; такова ценность человека „самого по себе“… Поэтому ценна не слава, а то, чем она заслужена; это сущность, а сама слава — лишь придаток; она является для носителя преимущественно внешним симптомом, лишь подтверждающим его высокое о себе мнение… Но она — не безошибочный симптом, ибо бывают заслуги без славы и слава без заслуг. Лессинг удачно выразился: „Одни бывают знаменитыми, другие заслуживают этого“.

Мы, когда жаждем славы, ориентируемся на мнение других о нас. Мы как бы смотримся в зеркало. Но если зеркало кривое или замутненное, неужели внешность наша от этого меняется? Нет, конечно. Просто мы видим не себя, а искаженное изображение или вообще ничего. И виновата не рожа, а зеркало.

«Легче всего приобрести славу, путешествуя: путешественник удостаивается славы за то, что он видел, а не за то, как он мыслил». Кроме того, в данном случае «гораздо легче передать другим и сделать им понятным то, что довелось видеть, чем то, о чем довелось размышлять; в связи с этим публика гораздо охотнее читает первое, чем второе. Уже Асмус говорил: „Кто совершил путешествие, тот может многое порассказать“. Однако при личном знакомстве со знаменитостями этого сорта легко может прийти на ум замечание Горация: „Переехав море, люди легко меняют климат, но не душу“.

Тому, кто все‑таки хочет добиться большой славы, Шопенгауэр советует браться человеку за решение великих проблем, касающихся общих, мировых вопросов, и поэтому крайне сложных. Он «…не проиграет, конечно, если станет по возможности расширять свой кругозор, но он должен это делать равномерно, по всем направлениям, не забираясь слишком далеко в специальные области… а тем паче увлекаться мелкими деталями… Именно то, что открыто для всех, дает ему материал к новым и правильным комбинациям. Поэтому и заслуга его будет признана всеми теми, кому известны эти данные, т. е. большей частью человечества. Вот на чем основано крупное различие между славой поэта и философа и той, какая выпадает на долю физика, химика, анатома, минералога, зоолога, историка и т. д.».

Шопенгауэр не советует гоняться за славой, ибо если ты прославился, тебя замучают завистники. «Ведь слава, приобретенная человеком, воздымает его над всеми остальными и настолько же понижает каждого другого; выдающаяся заслуга всегда удостаивается славы за счет тех, кто ничем не отличился… Отсюда понятно, почему в какой бы области ни появилось прекрасное, тотчас же все многочисленные посредственности заключают между собой союз с целью не дать ему хода, и если возможно — погубить его. Их тайный лозунг «А bas le merite» — долой заслуги. Но даже те, кто сами имеют заслуга и ими сами добыли себе славу, без удовольствия встречают возникновение чьей‑либо новой славы, лучи которой заставят померкнуть их собственный блеск».

Большой психотерапевтической ценностью являются «Правила и поучения» Шопенгауэра. Некоторым из них я посвящаю целые занятия.

Вот, в частности, весьма полезные рассуждения, в которых довольно подробно изложен основной принцип гештальттерапии — жить ЗДЕСЬ и ТЕПЕРЬ.

«Один из важнейших пунктов житейской мудрости заключается в том, в какой пропорции мы разделяем наше внимание между настоящим и будущим: не следует слишком уделять внимание одному в ущерб другому. Многие живут преимущественно настоящим, это — люди легкомысленные; другие— будущим, это — люди боязливые и беспокойные. Редко кто соблюдает должную меру. Люди, живущие будущим, несмотря на написанную на их лицах серьезность, подобны тем ослам, которых в Италии заставляют идти быстрее, привешивая к концу палки, укрепленной на их голове, охапку сена, которую они видят близко перед собою и вот‑вот надеются ее достать. Люди эти обманываются в существе своего существования и до самой смерти живут в ad interum — нелепо, неизвестно зачем. Итак, вместо того, чтобы исключительно и постоянно заниматься планами и заботами о будущем, мы должны помнить, что лишь настоящее реально, лишь оно достоверно, будущее же, напротив, почти всегда оказывается не таким, каким мы его себе представляли…<…> Одно настоящее истинно и действительно, лишь оно — время реально текущее, и только в нем протекает наше бытие. Поэтому следовало бы всегда приветливо относиться к нему и, следовательно, сознательно наслаждаться каждой сносной минутой, свободной от неприятностей и боли; не следует омрачать такие минуты сожалением о несбывшихся в прошлом мечтах или заботами о будущем. Крайне неразумно лишать себя светлых мгновений в настоящем или портить их досадой на минувшее или сокрушением о грядущем. Заботам и раскаянию следует отводить особые часы. Что касается минувшего, надо сказать себе: «Предадим, хотя бы и с сожалением, все прошлое забвению и заглушим в себе всякую досаду»; о будущем — «Все в Божией власти» и о настоящем — «считай, что каждый день — новая жизнь» (Сенека), — и старайся сделать единственное реальное время по возможности приятным».

Если ты тревожишься о будущем или печалишься о прошлом, прочитай несколько раз этот абзац.

Конечно, о будущем беспокоиться следует. «Но беспокоить нас должны лишь те предстоящие беды, в наступлении и в моменте наступления коих мы твердо уверены. Но таких бед очень мало: они или только возможны, хотя и маловероятны, или же они несомненны, но совершенно неизвестен момент их наступления. Если считаться с теми и другими, то у нас не останется ни одной спокойной минуты. Следовательно, чтобы не лишаться спокойствия из‑за сомнительных или неопределенных бед, мы должны приучиться думать — о первых, что они никогда не наступят, о вторых — что они, если и наступят, то не скоро». Поэтому приучитесь думать, что в холодную погоду вы не простудитесь, что самолет, в котором вы летите, не разобьется, поезд, в котором вы едете, не потерпит крушения, а смерть, которая неизбежна, придет не скоро.

Далее Шопенгауэр предупреждает, что «чем меньше нас тревожат опасения, тем больше беспокоят желания, вожделения и притязания. Любимые слова Гете « Ich hab meine Sache auf gestellt» (ничего мне на свете не надо) означают, что только освободившись от всех возможных притязаний и примирившись с неприкрашенной жалкой судьбою своею, человек может приобрести тот душевный покой, который позволяет находить прелесть в настоящем, а следовательно, и в жизни вообще». Уже позднее У. Джеймс писал, что стоимость человека определяется дробью, в числителе которой то, что человек собой представляет, а в знаменателе — то, что он о себе думает. Он советовал уменьшить уровень притязаний, и тогда у ваших ног окажется весь мир. Без сомнения, он читал Шопенгауэра.

«Нам следует твердо помнить, что „сегодня“ бывает только один раз и никогда уже не повторится. Мы же воображаем, что оно возвратится завтра же; однако „завтра“ — это уже другой день, который наступает тоже лишь один раз. Мы забываем, что каждый день — интегральная, незаменимая часть жизни.

Мы лучше ценили бы настоящее и больше наслаждались бы им, если бы в те хорошие дни, когда мы здоровы, сознавали бы, как во время болезни или в беде, всякий час, когда мы не страдали и не терпели, казался нам бесконечно радостным, чем‑то вроде потерянного рая или встреченного друга. Но мы проживаем хорошие дни, не замечая их; лишь когда наступают тяжелые времена, мы жаждем вернуть их и становимся вдвойне несчастными. Мы пропускаем с кислым лицом тысячи веселых и приятных часов, не наслаждаясь ими, чтобы потом в дни горя с тщетной грустью вздыхать по ним. Следует по достоинству оценить сносное настоящее, хотя бы самое обыденное, которое мы обычно равнодушно пропускаем мимо себя и даже стараемся отбыть как можно скорее. Не надо забывать, что настоящее сейчас же отходит в область прошлого, где оно, освещенное сиянием вечности, сохраняется нашей памятью, и когда эта последняя в тяжелый час снимет завесу, мы искренне будем жалеть о его невозвратности».

На занятиях для иллюстрации этих серьезных положений Шопенгауэра я читаю коротенький рассказ А. П. Чехова «Жизнь прекрасна (Покушающимся на самоубийство)».

Жизнь пренеприятная штука, но сделать ее прекрасной очень нетрудно. Для этого недостаточно выиграть 200 000, получить Белого Орла, жениться на хорошенькой, прослыть благонамеренным — все эти блага тленны и поддаются привычке. Для того, чтобы ощущать в себе счастье без перерыва, даже в минуты скорби и печали, нужно: а) уметь довольствоваться настоящим и б) радоваться сознанию, что «могло бы быть и хуже». А это нетрудно:

Когда у тебя в кармане загораются спички, то радуйся и благодари небо, что у тебя в кармане не пороховой погреб.

Когда к тебе на дачу приезжают бедные родственники, то не бледней, а торжествуя восклицай: «Хорошо, что это не городовые!»

Когда в твой палец попадает заноза, радуйся: «Хорошо, что не в глаз!»

Если твоя жена или свояченица играет гаммы, то не выходи из себя, а не находи себе места от радости, что ты слушаешь игру, а не вой шакалов или кошачий концерт.

Радуйся, что ты не лошадь конножелезки, не коховская «запятая», не трихина, не свинья, не осел, не медведь, которого водят цыгане, не клоп… Радуйся, что ты не хромой, не слепой, не глупый, не немой, не холерный… Радуйся, что в данную минуту ты не сидишь на скамье подсудимых, не видишь перед собой кредитора и не беседуешь о гонораре с Турбой.

Если ты живешь не в столь отдаленных местах, то разве нельзя быть счастливым от мысли, что тебя не угораздило попасть в столь отдаленные?

Если у тебя болит один зуб, то ликуй, что у тебя болят не все зубы.

Радуйся, что ты имеешь возможность не читать «Гражданина», не сидеть на ассенизационной бочке, не быть женатым сразу на трех…

Когда ведут тебя в участок, то прыгай от восторга, что тебя ведут не в геенну огненную.

Если Тебя секут березой, то дрыгай ногами и восклицай: «Как я счастлив, что меня секут не крапивой!»

Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству.

И так далее… Последуй, человече, моему совету и жизнь твоя будет состоять из сплошного ликования.

Шопенгауэр считает, что счастью мешает зависть, и ее надо задушить. Он советует чаще смотреть на тех, кому живется хуже нашего, чем на тех, кто кажется счастливее нас. «Тем, кому завидуют , следует подальше держать эту рать завистников и по возможности избегать всякого соприкосновения с ними так, чтобы их вечно разделяла широкая пропасть; если это невыполнимо, то остается равнодушно переносить и нападки, источник которых иссякнет сам собою».

Шопенгауэр подчеркивает, что не следует без необходимости трогать ничего важного, нарушать существующий покой, и обосновывает эту мысль: прежде чем браться за выполнение какого‑либо намерения, надо несколько раз хорошенько его обдумать. Кроме того, «следует принять в расчет несовершенство людского познания, из‑за коего всегда возможно наступление обстоятельств,., способных опрокинуть наши расчеты». «Но раз решение принято, раз мы уже взялись за дело… то нечего волновать себя размышлениями о деле уже предпринятом и тревожиться возможными опасениями; наоборот, надо совершенно выкинуть это из головы, всякую мысль о нем и утешить себя сознанием, что в свое время это дело было основательно обдумано». Идея эта прослеживается в положениях экзистенциального анализа, согласно которому нужно постараться действовать после принятия обдуманного решения.

Далее философ рекомендует спокойнее относиться к неудачам, ибо все наши планы подчинены случаю и подвержены ошибкам. Это может привести к страданиям. Но с точки зрения экзистенциального анализа, страдания не лишены смысла.

«Если произошло какое‑либо несчастье, которого уже нельзя поправить, то отнюдь не следует допускать мысли о том, что можно было бы его предотвратить: такие думы делают наши страдания невыносимыми, а нас — самоистязателями. Лучше брать пример с Давида, неотступно осаждавшего Иегову мольбами о своем сыне, пока тот лежал больным; когда же он умер, Давид только пожал плечами и больше о нем не вспоминал».

Шопенгауэр советует «сдерживать свое воображение во всем, что касается нашего счастья или несчастья; прежде всего не строить воздушных замков: они обходятся слишком дорого, так как приходится вскоре и с грустью их разрушать. Но еще больше надо остерегаться рисовать с себе возможные несчастья… Такие думы нам труднее стряхнуть себя, чем радужные мечты… Поэтому то, что касается нашего счастья или несчастья, должно рассматриваться через призму разума, рассудка, спокойного холодного размышления и при посредстве одних абстрактных понятий. Воображение не должно участвовать в этом, ибо оно не рассуждает, а лишь рисует картины, бесплодно, а нередко болезненно волнующие нас. Особенно строго следует соблюдать это вечером… Вечер непригоден для серьезных, а тем паче неприятных размышлений. Для этого, как и для всех вообще занятий без исключения, как умственных, так и физических, самое подходящее время — утро. Утро — это юность дня — все радостно, бодро и легко; мы чувствуем себя сильными и вполне владеем нашими способностями. Не следует укорачивать его поздним вставанием, тратить его на пошлые занятия или болтовню, а видеть в нем Квинтэссенцию жизни, нечто священное. Вечер — это старчество дня; вечером мы устали, болтливы и легкомысленны. Каждый день — жизнь в миниатюре: пробуждение и вставание — это рождение, каждое свежее утро — это юность, и засыпание — смерть.

Обуздывая наше воображение, необходимо еще запретить ему восстанавливать и раскрашивать когда‑то пережитые несправедливости, потери, оскорбления, унижения, обиды и т.п.; этим мы только разбудим давно задремавшую в нас досаду, гнев и другие низкие страсти, и тем загрязним нашу душу… Как в каждом городе радом с благороднейшими и выдающимися людьми живет всякий сброд, так и каждый, даже лучший, благороднейший человек обладает с рождения низкими и пошлыми свойствами человеческой, а то и звериной натуры. Не следует возбуждать эти элементы к восстанию, ни даже позволять им вообще высовываться наружу… К тому же малейшая неприятность, причиненная людьми или вещами, если постоянно ее пережевывать и рисовать в ярких красках и в увеличенных масштабах, может разрастись до чудовищных размеров и лишить нас всякого самообладания… Как маленькие предметы ограничивают поле зрения и все закрывают собою, если поместить их близко от глаза, — так и люди и предметы, ближайшим образом нас окружающие, как бы ни значительны и ни интересны они ни были, чрезмерно занимают наше воображение и мысли, доставляя одни неприятности и отвлекая от важных мыслей. С этим необходимо бороться».

Абсолютно верно! Вот только техники такой борьбы не дает Шопенгауэр. Она разработана современными психотерапевтическими направлениями.

А следующий совет помогает избавиться от зависти. «При виде того, что нам не принадлежит, у нас часто появляется мысль: „А что, если бы это было моим?“ И мысль эта дает чудовищное лишение. Вместо этого следовало бы почаще думать: „А что, если бы все это не было моим?“; другими словами, мы должны стараться смотреть иногда на то, что у нас есть, так, как будто мы этого недавно лишились, ибо только после потери мы узнаем ценность чего бы то ни было — имущества, здоровья, друзей, возлюбленной, ребенка, лошади, собаки и т.д. Если усвоить предлагаемую мною точку зрения, то, во‑первых, обладание этими вещами доставит нам больше непосредственной радости, чем раньше, и, во‑вторых, заставит нас принять все меры, чтобы избежать потерь…»

Идеи будущего экзистенциального анализа, который делает упор на деятельность, можно увидеть в призыве всегда быть чем‑то занятым в меру своих способностей. «Как вредно влияет отсутствие планомерной деятельности, — это показывают долгие увеселительные поездки, во время коих нередко чувствуешь себя крайне несчастным, так как, будучи лишен настоящих занятий, человек как бы вынут из родной стихии. Трудиться, бороться с препятствиями — это такая же потребность для человека, как рыться в земле — для крота…

Главное его наслаждение — одолевать препятствия, будь то препятствия материальные, как при физическом труде и в житейских делах, или духовные, как в науке и исследовании, все равно — борьба с ними и победа дают счастье. Трудно при праздности найти покой».

Шопенгауэр неоднократно подчеркивает роль разума, мышления в жизни человека. Позднее Фрейд назвал своим богом разум. «…Надо всегда господствовать над впечатлениями настоящего и вообще всего реально существующего. Впечатления эти несоразмерно сильнее мыслей и знаний… благодаря своей реальности и непосредственности… Нетрудно заметить, что все реально существующее действует на нас сразу со всей силой, мысли же и доводы обдумываются по частям. Вследствие этого удовольствия, от которых мы по размышлении отказались, продолжают дразнить нас, пока мы их видим; точно так же десять доводов против существования опасности перевешиваются кажущейся ее наличностью. Женщины особенно часто подпадают под влияние впечатления, да и у немногих мужчин окажется такой перевес разума, который охранял бы их от этого влияния». Не поддаться впечатлению позволяет более сильное впечатление. Один итальянец перенес пытки потому, что все время видел перед собой виселицу, на которую он попал бы, если бы из него вырвали признание.

Шопенгауэр затрагивает и проблемы общения. Он советует быть осторожным и снисходительным. Осторожность охраняет от вреда и потерь, снисходительность — от споров и ссор «Живя с людьми, мы должны признавать каждого, считаться с его индивидуальностью, какова бы она ни была, и думать лишь о тем, как использовать ее, сообразуясь с ее свойствами и характером, отнюдь не надеясь на ее изменение и не осуждая ее за то, что она такова. Вообще разумно было бы почаще говорить себе: „Изменить это я не могу, остается извлекать из этого пользу“.

В следующем отрывке Шопенгауэр описывает правило проекции. «Никто не может видеть выше себя. Этим я хочу сказать, что человек может видеть в другом лишь столько, скольким он сам обладает, и понять другого он может лишь соразмерно с собственным умом. Если последний у него очень невелик, то даже величайшие духовные дары не окажут на него никакого действия, и в носителе их он подметит лишь одни низкие свойства, т. е. слабости и недостатки характера и темперамента. Для него этот человек только и будет состоять, что из недостатков; все его высшие духовные способности так же не существуют для него, как цвета для слепых. Любой ум остается незамеченным тем, кто сам его не имеет; всякое уважение к чему‑нибудь есть произведение достоинств ценимого, умноженных на сферу понимания ценителя».

Шопенгауэр подметил, что «большинство людей настолько субъек тивны, что, в сущности, их не интересует никто, кроме самих себя. Из этого получается, что о чем бы ни зашла речь, они думают о себе; любая тема, если она имеет хотя бы случайное, весьма отдаленное отношение к их личности, до такой степени овладевает их вниманием, что они не в силах понять и судить об объективной стороне дела… Кроме своего «я», все остальное их не касается; не понимая правдивости, меткости, красоты, тонкости или остроумия чужой речи, они высказывают утонченную чувствительность ко всему, что хотя бы самым отдаленным, косвенным путем может задеть их мелочное тщеславие, вообще выставить в невыгодном свете их драгоценное «я». С этой обидчивостью они походят на маленьких собачек, которым так легко нечаянно наступить на лапу, от чего те поднимают отчаянный визг… У иных дело доходит до того, что высказать, а то и просто не суметь скрыть свои достоинства и свой ум — значит нанести им оскорбление: правда, сначала они скрывают обиду, и только позже неопытный собеседник их тщетно будет ломать себе голову, стараясь понять, чем он мог навлечь на себя их гнев и обидеть».

Вспоминаю, как на одном из совещаний жестко и за мелочи критиковали одного сотрудника, который работал весьма продуктивно. Оправдываясь, он просто перечислил, что им сделано. Оппонент обвинил его в хвастовстве. Ты уже догадался, что у того в плане работы ничего не было за душой.

«Жалкая субъективность людей, вследствие которой они все сводят на себя и из любой идеи прямым путем возвращаются опять‑таки к себе, великолепно подтверждается астрологией, приурочивающей движение огромных космических тел к жалкому человеческому «я» и ставящей появление комет в связь с земными раздорами и гнусностями». Очень точно. Как будто о наших временах. Можно все узнать о себе и о других, выяснив, под каким созвездием кто родился. А думать не надо!


Поделиться:

Дата добавления: 2015-05-08; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.009 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты