ISBN 5-699-00510-2 © Издательство «Сова», 2001 13 страница. А сейчас, в последние месяц-два, мы, сталкиваясь с такой ситуацией, говорим себе: «Через каких-нибудь пару месяцев нам предстоит отправиться буквально на край

А сейчас, в последние месяц-два, мы, сталкиваясь с такой ситуацией, говорим себе: «Через каких-нибудь пару месяцев нам предстоит отправиться буквально на край света, в страну, где мы будем оторваны от всего, к чему привыкли, и все, что у нас будет, это мы сами и наши дети». И теперь, если мы начинаем из-за чего-нибудь ссориться или Дениза делает что-то не так, я сразу думаю: «Боже мой, готов ли я жить с этой женщиной где-то на краю света?»

В каком-то смысле городская жизнь и общество друзей служат убежищем на случай возникающей в браке напряженности. А когда начинаешь понимать, что такого

убежища у тебя больше не будет — по крайней мере, в течение какого-то времени, — что ты отправишься в страну, где будешь совершенно чужим и одиноким, где совсем другая, незнакомая тебе культура и вокруг очень мало людей, тогда брак становится для тебя как бы коконом.

Вот пример. Существует два вида ссор, по крайней мере у нас, и, как я подозреваю, у многих других — тоже. Один из них — когда мы обижаемся или сердимся друг на друга — нас тогда просто распирает от ненависти. И вся злость, которая долгое время скапливалась из-за самых разных неприятностей, вырывается наружу. А другой вид ссор — когда что-то задевает одного из нас за живое. Ты становишься подлинным, настоящим, спрашиваешь себя, кто мы такие, чего хотим и во что верим, и ты понимаешь, насколько нестерпимо стало поддерживать одну только видимость, мириться с нечестностью, с неосуществимостью лучших замыслов, которые со дня на день всё откладываются. И тогда ты говоришь: «Я этого добьюсь и на меньшее я не согласен».

Вот и сейчас мы сказали себе: «Господи, это необходимо как-то исправить, иначе мы просто погибнем». Ведь у нас — может быть, конечно, я выражаюсь с излишним пафосом — последний шанс решить, стоит ли нам жить вместе. Потому что сейчас мы действительно должны будем жить вместе и на ближайшие два-три года лишимся возможности играть в игры. Мы должны будем в полном смысле прилепиться друг к другу, так, как никогда раньше. Именно об этом я и говорю.

Я (к Денизе): А что ты обо всем этом думаешь?

Дениза: Я с ним согласна, хотя не думала об этом в таком ключе. То есть кое-что он мне высказал во время ссоры, но не так решительно и окончательно.

Я: Поясни немножко.

Дениза: Эрик сказал, что все эти мысли овладели им во время последней ссоры. Но они не были подсказаны мною — он сам до этого додумался. Я понимала, что нам

будет трудно, но я не думала, что это может вообще разрушить или ослабить наши брачные узы, повлиять на них больше, чем что-либо другое. В этом вся разница. Я не думаю, что это может разъединить нас больше, чем все остальное. Знаешь, мы уже прошли через огонь и воду и перед нами не раз вставал вопрос — жить или не жить нам вместе, — так что такими пустяками нас уже не проймешь.

Эрик: Я считаю наше решение очень важным, и скажу почему. Видишь ли, есть разница между тем, как едешь в другую страну ты, и тем, как еду в другую страну я. Ты достаточно хорошо знаешь, чего хочешь, и достаточно уверена, что найдешь там это. Ты ждешь, что у тебя будет сколько-то грядок и ты сможешь на них копаться, то есть заниматься простыми вещами, о которых ты так долго мечтала. И все это завязано на семье. На этот счет ты чувствуешь себя совершенно спокойно.

А я еду с совершенно другими чувствами, связанными с моей профессиональной деятельностью. Для меня ежедневные радости и ежедневный энтузиазм основаны на общении с моими настоящими друзьями, поддерживающими и подбадривающими меня, на моих профессиональных успехах, на занятиях со студентами и т. п. Это объясняется тем, что я действительно люблю ту социальную среду, в которой мы вращаемся. Но я не думаю, что так будет и там. Какое-то время, по крайней мере, мы будем чувствовать себя чужими в незнакомой стране, а я еще и очень одиноко — в интеллектуальном, профессиональном и социальном смысле. Откровенно говоря, я не думаю, что люди там окажутся такими симпатичными, что я сразу смогу найти с ними общий язык. Я думаю, что это будет очень скользкий и трудный путь к установлению дружбы, выстраиванию взаимоотношений, путь по длинному и узкому мосту. А это значит, что поддержку мне все больше и больше придется черпать в собственной семье, рассчитывая на тебя и на детей. Поэтому, видя на такую перспективу, я говорю: «Ой-ой-ой, у нас все должно быть как можно лучше. Потому что если уж и дома я буду злиться, огорчаться и чувствовать

себя неудовлетворенным, нас ждет настоящий ад». Я не смогу переключаться на что-то другое, как здесь, — вот что я имею в виду.

Три фазы их брака

Эрик: Когда мы сюда летели, у меня появилась еще одна мысль, которою, наверно, стоит поделиться. Мне пришло в голову, что в нашем браке мы прошли через три основные, главные, стадии.

Период социальных «надо»

Эрик: Для меня совершенно ясно, что в первый период брака наши поведение, ожидания и взаимоотношения в основном обусловливались набором определенных социальных норм. Я имею в виду, мы вступили в брак, имея готовые представления о том, как мы должны себя вести и что чувствовать по отношению друг к другу. Было также известно, что мы должны испытывать по отношению друг к другу в сексуальном плане, как часто нам надо заниматься любовью. Понимаешь, мы были научены — не только родителями, но всей нашей культурой, — что мужчина, если он мужчина, должен много трахаться, ну и соответственно вести себя по-мужски. И мы жили согласно этому набору социальных норм, по некоему шаблону брака, лет пять-шесть, до полного краха. В общем это оказалось для нас убийственным. Да и как еще это назвать, если Дениза дошла до психического расстройства, а я мучался и чувствовал себя совершенно несчастным?

«Чувственный» период

Эрик: И мы решительно от этого отказались. Пришло время, когда мы оба в достаточной степени оправились от кризиса, уселись друг против друга и очень спокойно сказали: «Это дерьмо, про которое нам говорили, что оно должно быть основой нашего брака, никуда не годится. Нам при-

дется найти другой способ строить наши отношения». И именно в тот момент мы начали всерьез участвовать в таких вещах, как групповые встречи и тренинги; немножко увлекаться наркотиками — травкой и ЛСД; заниматься такими вещами, как экспериментальные сексуальные отношения с другими людьми. Мы решили: позволим себе открываться навстречу любым взаимоотношениям и посмотрим, что из этого выйдет». Это был «чувственный» период нашего брака, время открытости для того, что подсказывают нам наши чувства и ощущения по поводу того, как нам на самом деле надо жить, вопреки всем социальным шаблонам.

Жизнь по внутренним ритмам

Эрик: А сейчас, я полагаю, мы вступаем в другую фазу. Чувственная жизнь — это такая штука, под которой люди обычно подразумевают чувственную восприимчивость, более глубокое проникновение в суть вещей. Теперь же мы переходим к фазе, главным принципом которой является следование естественным, внутренним, ритмам наших тел. Вот даже взять такую вещь, как еда. Мы сейчас едим, когда проголодаемся. У нас нет завтрака, обеда и ужина. Иногда мы ничего не едим, а бывает — весь день обжираемся. И мы предпочитаем заниматься любовью, когда чувствуем сексуальный подъем, желание, а не так: «Сейчас ночь, мы одни, давай трахаться» или «Мы не трахались три дня, пора бы уже». И отношения с детьми у нас стали правильнее — как-то естественнее, что ли. Сам не знаю, почему так получилось.

Конечно же, отчасти это происходит благодаря биоэнергетике и йоге, но вдобавок мы все дальше и дальше уходим от социальных стереотипов, так долго влиявших на нашу жизнь. После периода некоторого хаоса, вызванного раскрытием всех чувств, мы стали прислушиваться к самим себе, к собственной интуиции, и это помогает нам по-новому строить наши взаимоотношения. По-моему, это правильно сказано, как ты считаешь, Дениза?

Дениза: Да.

Психическое расстройство Денизы и утрата ею собственного «Я»

Я (к Денизе): Не знаю, согласна ли ты с его делением вашей совместной жизни на три фазы, но я хотел бы, чтобы ты рассказала немного о первом периоде, когда вы, по всей видимости, жили строго по правилам.

Дениза: Мое психическое расстройство произошло после пятой годовщины нашей свадьбы. До этого момента я большую часть времени проводила в каком-то розовом тумане. Я не понимала, почему муж чувствует себя несчастным и почему у нас не складывается единство, так как сама я почти все время была вполне удовлетворена своим статус-кво. Эти первые пять лет уже так далеки, их не вернуть, но я помню, насколько по-разному мы относились друг к другу накануне этого значительного события — пятой годовщины нашей совместной жизни. У меня не сохранились в памяти все несчастья, которые ты тогда переживал. Я была слишком поглощена маленьким Аланом, появившимся на втором году нашего брака, — он занимал все мое время и диктовал естественные ритмы моего дня.

Но я согласна с тобой насчет этих заморочек с социальными нормами. Я помню, как читала книжки и переносила их на практику, ожидая, что жизнь будет соответствовать социальным нормам. Мол, что признано нормальным и среднестатистическим, то и должно происходить. Я читала Спока, истово выполняя все его рекомендации. Все это продолжалось довольно долго, и мое психическое расстройство стало неким рубежом — я это вижу теперь, после прохождения курса психотерапии и перехода к новой фазе нашего брака.

Я: В этом месте я хотел бы задать один вопрос. Ты ощущала, что все получается, как и должно быть, и что ты живешь нормальной семейной жизнью — конечно же, не без своих неприятностей, однако более-менее удовлетворительно. Почему же ты дошла до психического расстройства?

Дениза (после паузы): Я тогда приписывала себе больше зрелости, чем у меня было ее на самом деле. Когда вспоминаешь, трудно даже представить, какой я тогда была ребячливой. Помню, выходя замуж, я считала себя гораздо более взрослой и думала, что намного лучше умею справляться с проблемами, чем оказалось в последующие годы. Тогда я поняла, что я совсем не такая взрослая, как думала. Я не умела улаживать конфликты, и мы все время топтались на месте. Я не могу вспомнить, когда у нас начались серьезные кризисы и в чем они заключались. Не могу восстановить ощущение, как все это было. Но я уверена, что должны были быть какие-то признаки того, что у нас что-то не заладилось, поскольку на пятую годовщину брака я ему прямо сказала: «Ну что ж, если ты так несчастен со мной, давай разведемся». Из-за чего-то ведь дело приняло такой оборот, но мне никак не...

Эрик (вмешивается): А я сказал: «Отличная идея» (смеется).

Дениза (продолжает): Но дело было не только в нашем браке — дело было в религии, в религиозных поисках, в том, что мои родители оказались неспособными понять мои искания.

Эрик: Я полагаю, что брак был вторичной причиной ее расстройства. Думаю, все началось с религиозных проблем, и она сосредоточилась на...

Я: Она происходит из довольно консервативной...

Эрик: ...ортодоксально религиозной среды. Дениза еще долгое время чувствовала себя очень виноватой, поскольку под моим влиянием отказалась от всего этого, но, в сущности, почти ничего не нашла взамен. Ведь я не верю в то, что пользоваться губной помадой — грех. А родители ее донимали: «Так во что же ты веришь? За что ты продала свое первородство? Ты отдала его слишком дешево. У Зрика нет последовательной жизненной философии», — ну и тому подобное.

В конце концов, стала чуточку больше читать и чуточку больше задумываться и смогла по-иному рассуждать о

том, во что верит. Конечно, через некоторое время она решила: «Теперь я смогу поговорить со своими родителями и найти с ними общий язык, ведь я уже в состоянии поделиться с ними тем, что происходит внутри меня». Разумеется, когда она попыталась сделать это, у нее ничего не вышло.

Я: Мне понятно все, что касается религиозного аспекта, но хотелось бы поподробнее узнать о том моменте, когда Дениза сказала: «Ну что ж, давай разведемся», — а ты ответил: «Отличная идея». Ведь именно это, по сути дела, и привело к катастрофе.

Дениза: Все это происходило одновременно. Между разговором с моими родителями и годовщиной свадьбы промежуток был буквально в два-три дня. Но я хотела бы еще добавить пару слов о том, что сейчас осознаем мы оба. Тот кризис спас наш брак. Потому что после него мы — удивительное дело — стали совершенно другими людьми. Когда я снова пришла в норму, у нас словно бы появился реальный шанс как-то наладить наши отношения. А до того — Эрик прав — мы не смогли бы ничего подобного сделать, это точно.

Я: Какой ты была до того? Ты говоришь, что потом ты действительно стала личностью и это укрепило ваш брак. А какой ты была до того?

Дениза (после долгого молчания): Меня никто об этом раньше не спрашивал и мне никогда не доводилось выражать это словами. Я, безусловно, была настоящей дочерью своих родителей, это бесспорно. Я очень многое ценила в себе, но в общем-то я себя не любила. Но мне кажется, что я была хорошим человеком.

Я: Отчасти потому, что ты вполне соответствовала требованиям родителей?

Дениза: Да, я принадлежала к пай-девочкам. Какой я была? (Пауза и нерешительность.) Трудно сказать. Я соглашалась с тем, что говорили обо мне другие, и поэтому мне сейчас трудно отвечать, ведь моя самоидентификация была основана на усвоенных мной чужих пред-

ставлениях обо мне- Сначала это были родители, потом Эрик. А когда дошло до конфликта, тогда, через пять лет брака, все это сказалось.

Эрик: В Денизе было очень мало индивидуального __ только то, что вложили в нее окружающие. Ее

родители вложили одно, я — другое, и это оказалось абсолютно несовместимо. Дениза из-за этого разрывалась на части. У нее было, так сказать, «раздвоение личности», индуцированное извне. От чего-то предстояло отказаться.

Брак, спасенный кризисами

Эрик: Знаешь, Карл, наш брак всегда спасали кризисы. Вот если выписать по порядку самые ужасные и губительные вещи, которые только могут произойти в браке, то у нас они все произошли, и эти события стали моментами самых больших наших достижений, выходов на новый уровень взаимоотношений. И практически получается так, что именно в такие кризисные периоды настолько оживаешь, становишься настолько энергичным, а где-то даже и отчаянным, что рождается нечто новое. В остальное же время просто стараешься как-то соответствовать и подстраиваться.

Я: Бывают моменты, когда приходится взглянуть проблемам в лицо.

Эрик: Когда у нее случилось расстройство — все старое ушло. Нужно было все начинать заново. Прежние предпосылки оказались ложными, и нам предстояло изыскать новые. Когда мы переживали период, о котором я уже говорил (когда У нас были связи с другими людьми), мы вступили в отношения с одной супружеской парой. Отношения эти сделались чрезвычайно драматическими и напряженными. Это стало еще одной причиной появления у нас новых представлений друг о друге, а также нового уровня откровенности между нами.

Я: И нового вида кризиса.

Эрик: Это, безусловно, был кризис. Кризис, который угрожал разрушить наш брак. Но из него родился такой уровень откровенности в нашем общении, в раскрытии друг перед другом своих мечтаний, страхов, фантазий о других партнерах — о любовных приключениях и прочем, — что это совершенно изменило саму основу наших взаимоотношений. Были еще и другие, самые настоящие кризисные ситуации.

Дениза: Мне кажется, что кризисы шли нам на пользу, потому что мы по-настоящему сильно этого хотели, — мы действительно этого добивались. Мы выдержали самый трудный этап — мы не бросились наутек. Мы не испугались. А ведь много раз гораздо легче было бросить все и бежать без оглядки. Скажем, Эрика одолевал очень сильный соблазн бросить все во время моего психического расстройства — это он мне сам сказал. И я пару раз готова была махнуть на все рукой и сбежать — во время той связи с другой парой, о которой он рассказывал. Убежать от боли. Но если можешь достаточно долго выдержать боль, будешь вознагражден. Правда, для этого и в тебе, и в отношениях обязательно должно быть что-то сильное, иначе не выдержишь. Ты должен стараться так же сильно, как испытываешь любовь.

Связующая нить — различные точки зрения

Я: Как ты считаешь, чем объясняется ваша глубокая привязанность друг к другу, которая так ощущается в твоем рассказе. Когда внешне все, казалось бы, идет прахом — ты в расстройстве чувств, а ваш брак в кризисе из-за той, другой, пары? Почему у вас не исчезает стремление стараться? Как ты, Дениза, сказала, вы действительно старались — и это произвело на меня впечатление, хотя бы как на постороннего наблюдателя. И все-таки — почему?

Дениза: Это — карма (смеется). Я убеждена, что у нас кармическая связь. В душе я в этом ничуть не сомне-

ваюсь. Если ты способен в это поверить, поверь. Это поверхностный ответ, однако я недавно поверила в реинкарнацию, и она хорошо объясняет то, что с нами происходило. Мы, безусловно, должны быть вместе.

Эрик: Думаю, одно из объяснений — самые простые социологические причины: оба мы происходим из ортодоксально религиозной среды, нам свойственно придерживаться принципов. В нашем детстве развод был немыслим, абсолютно немыслим. С этим мы выросли, такие вещи очень глубоко проникают в систему ценностей — отсюда и привязанность.

А вторая причина заключается в том, что мы очень подходим друг другу сексуально. Причем у каждого из нас было достаточно сексуального опыта с другими партнерами, чтобы понять: дело тут не в нашей неискушенности, это действительно особое свойство наших сексуальных отношений.

И еще одна причина, очень важная для меня, — мне трудно ее сформулировать, но я попытаюсь. Я ведь провожу много времени с довольно интересными людьми — с коллегами, студентами и многими другими, и все-таки время от времени они нагоняют на меня скуку. Каждый из них, без единого исключения. Меня просто утомляет их общество, и мне приятнее побыть одному. Но с Денизой у меня никогда не бывает такого чувства. Мне никогда не было скучно с ней — ни разу за все пятнадцать лет. Понимаешь, я мог ее ненавидеть, она доводила меня до исступления. Я мог думать, что она воплощение зла и моя погибель, но скучно мне с ней не было никогда.

И, знаешь, дело здесь не только в рассудочном восприятии, типа «Последний год был скучноватым», ничего подобного. Ни разу не было так, чтобы я захотел оказаться где-то в другом месте, лишь бы не с ней, просто потому, что мне стало скучно. Бывали случаи, когда я предпочел бы оказаться где-то в другом месте, потому что разозлился или что-то в этом духе, но только не из-за скуки.

Так вот, если уж в этом разбираться, то на каком-то глубинном уровне между нами существует прочная связь. Я, кстати, так же как и Дениза, верю в карму. Я полагаю, что в биологии нашего организма есть такие тайны, о которых мы не слишком-то много знаем. И еще я думаю, что между двумя людьми, когда их объединяют общие дети, устанавливается действительно тесная связь. Причем это не абстракция, не социологическое понятие, а то, что реально происходит с их биологией. У них возникает особое родство — вот таким образом, через третьих лиц, которые становятся их порождением, объединением их генов и биологии.

Дениза: Так ты, значит, думаешь, что теперь мы с тобой другие, не такие, какими были, когда только-только поженились?

Эрик: Совсем другие. И, по-моему, сейчас у нас есть еще одна причина оставаться вместе — причина, важная для любых супругов, имеющих детей. Она состоит в том, что, на мой взгляд, на каком-то глубинном уровне человек совершает страшное искажение своего статуса в мироздании, когда разрушает отношения, в которых участвуют дети.

Так что это одна из причин, из-за которых... Ну, собственно говоря, во время нашего последнего, достаточно серьезного, кризиса я готов был на разрыв, на бегство. В моих переживаниях по этому поводу со всей определенностью проявилось, что я твердо верю в такую связь и ощущаю ее. И я не смог бы разорвать ее на каком-то сознательном уровне, на рассудочном основании, понимаешь? По-моему, оба мы стали гораздо приверженнее мистицизму, но наш мистицизм несколько различается. Я больше склонен к своего рода биологическому мистицизму, а Дениза — к астральному.

«Как ты стала личностью?»

Я: Это просто замечательно. Теперь я хотел бы вернуться к другим вопросам, которые у меня накопились. Ты говорила, что до своего психического расстройства |

была личностью, как бы созданной другими. Ты упомянула, что проходила психотерапию. Она ли сделала тебя самостоятельной личностью или ты сама добилась этого с помощью ваших взаимоотношений? Словом, каким образом ты стала совершенно другой личностью?

Дениза: Прежде всего благодаря различным формам психотерапии — и это, конечно, не единственный ответ, но первоочередной. Я несколько лет проходила стандартную психотерапию, у двух разных специалистов. Потом был перерыв в полтора года, после чего я полгода проходила биоэнергетическую психотерапию у второго психотерапевта, который за это время поднаторел в биоэнергетике и стал применять оба вида психотерапии. Эти полгода стали краеугольным камнем. Результаты оказались глубже и полнее, чем за предыдущие два с половиной года, что он работал со мной, и тогда я окончательно сформировалась как самостоятельная личность. И еще я бы упомянула чтение твоей книги. Это было, по-моему, до начала курса у того психотерапевта. Твоя книга «О становлении личности» оказала на меня глубокое влияние. Благодаря ей у меня впервые зародилось подозрение, что ответ находится внутри меня, а не где-то вовне, и что я могу довериться себе. Мне вспоминается... О, это была просто фантастика, как она на меня повлияла! Это стало пробуждением моей личности — когда я прочитала книгу и осознала, что я могу доверять какой-то части себя, а затем взрастить эту часть и довести ее до полного расцвета, что и произошло в последующие годы, однако...

Наш брак в тот период тоже, конечно, имел для меня свою ценность, но... Я ведь привыкла приписывать все достижения Эрику. Так вот, в данном случае я могу кое-что отнести на его счет, но все остальное — лично мое. Это мой личный успех. Я пару раз ходила на психотерапию без его одобрения, и даже против его желания, — ив этом заключалась огромная разница. Я тогда поняла, что способна стоять на собственных ногах, хотя и не очень

твердо, и не полагаться все время на его одобрение, прежде чем что-то сделать. И для меня было достаточно важно, что я сама этого добилась. Тебя устраивает такой ответ?

Я: Ладно, если тебе придет в голову еще что-нибудь, рад буду это услышать, но пока примем это как частичный ответ. Хочу просто заметить в качестве отступления: на мой взгляд, превращение такого, я бы сказал безличностного, существа, сформированного другими людьми, в полноценную личность — это одна из самых замечательных вещей, которые только могут произойти в жизни.

Эрик: Я хотел бы сделать дополнение относительно психотерапии Денизы. Как мне представляется, первые несколько лет психотерапии у доктора Г., в сущности, помогли ей противостоять жестокой реальности и научили справляться с проблемами, так что Дениза в каком-то смысле приспособилась к жизни. Понимаешь, проблемы ее уже не слишком расстраивали, и она могла как-то с ними справляться. Благодаря этому у нее образовался некоторый досуг, чтобы начать радоваться жизни, найти в ней капельку счастья. Мы с ней стали вместе развлекаться. Мы оба стремились к таким вещам и научились жить как бы играючи. Вплоть до этого времени значительная часть ее энергии уходила на поддержание нездоровой структуры характера — как кто-то выразился. То есть она использовала энергию на поддержание своей системы самозащиты.

Однако вторая фаза психотерапии, во время которой она занималась биоэнергетикой и йогой, — это было совсем другое дело. Ничего общего ни с приспособлением, ни с борьбой. Это был путь к тому, чтобы начать фактически выращивать в себе некую силу. Понимаешь, выпустить наружу то, что зреет в тебе. Первая фаза должна была защитить ее от излишних травм при столкновении с действительностью, а следующая фаза стала началом процесса раскрытия. Ее занятия биоэнергетикой стали настоящим переломным моментом.

Эпизод с Маргарет

Однако мы еще не поговорили об эпизоде с Маргарет, который сыграл решающую роль во всем, что с ними произошло.

Дениза: Именно тогда я в первый раз сказала «нет». Я множество раз говорила «да», но никогда не говорила «нет». Это было три года назад. Я тогда еще не занималась биоэнергетикой. Я побывала только на одном семинаре, и Эрик тоже. Мы знали о ее существовании и составили себе первое впечатление, но я еще...

Эрик влюбился в студентку из своего колледжа, и несколько месяцев я не знала, что у них связь. Я тогда уехала к его родителям — отвезла им детей на месяц. Когда я вернулась, он мне все рассказал, и я почувствовала, что это сильнее, чем все те интрижки, которые были у него на стороне. И он из-за этого разрывался на части, так что, в конце концов, ему пришлось... В общем, Эрик сам об этом расскажет. Но из этого вышло...

Я: Расскажи свою часть истории, как это выглядело с твоей точки зрения.

Дениза: Я была совершенно потрясена. Я оказалась совсем к этому не готова и постаралась отгородиться. Это был не то первый, не то второй год его преподавания в другом городе. Он регулярно уезжал туда на три дня, а потом возвращался домой. А я, знаешь, очень гордилась, что мой муж располагает такой свободой и что я ему доверяю, поэтому услышать от него подобное было ужасным потрясением.

Оглядываясь назад, я думаю, что с моей стороны было очень бестолково и глупо оказаться не готовой к тому, что это произойдет, но я вела себя как страус, который прячет голову в песок.

Я: Я хотел бы кое-что уточнить. Совершенно очевидно, что дело было не в самом факте его связи с девушкой, — не это тебя потрясло, ведь такое случалось и раньше, если я правильно тебя понял. Дело было в том, что у

него действительно сложились очень серьезные отношения с этой девушкой.

Дениза: Да. Именно так. Но я хотела бы добавить вот что: одной из причин, почему это стало неожиданностью, было также то, что мы уже, наверное, пару лет не занимались никакими экспериментами в области отношений и все строже и строже придерживаясь моногамии — я, например, абсолютно. Я не понимала, что Эрик ее не придерживается в такой степени, как я. И в этом был элемент неожиданности. Ведь прошла уже пара лет с тех пор, как имело место что-либо подобное. Мы сочли продолжение этих исследований слишком болезненным, не стоящим таких эмоциональных затрат. Такой стиль жизни отнимал очень много сил, и мы решили не особенно с этим усердствовать.

В итоге я попыталась освоиться с идеей о появлении у нас трехсторонних взаимоотношений. И я зашла в своем согласии на это настолько далеко, насколько смогла. Из этого, помнится, ничего не вышло, прежде всего из-за самого Эрика. Он вовсе не хотел, чтобы отношения стали трехсторонними. Однако я не могла примириться с тем, чтобы у него были две разные жизни, отдельно с ней и со мной. Если бы все это было вместе — одно дело, но две разные жизни, в двух разных местах, с двумя разными женщинами — я просто не могла бы с этим примириться. Поэтому я сказала «нет». И точка. Это было грандиозное «нет». Я никогда в жизни не чувствовала себя такой сильной.

Эрик: Однако такой образ жизни был именно тем, к чему я стремился. Для меня это выглядело чертовски привлекательно. Иметь возможность жить с моей семьей, с Денизой, и в то же время уезжать на три дня в неделю. Жить с другой женщиной, которую я очень любил, которая совсем по-другому возбуждала меня и которая была согласна на такой образ жизни. Для меня это было очень-очень притягательно, так неотразимо притягательно, что я

на этом настаивал. Я ведь действительно говорил: «Это то, что мне нужно, такова моя природа, это то, что я хочу и могу получить, и чего ради я должен от этого отказываться?» Еще я говорил: «В таком образе жизни есть свое особое возбуждение, своя особая сила, которая мне очень нравится, — и меня это заводит».

Отказ Денизы казался порождением ревности и всех этих дремучих социальных табу. Ты наверняка знаешь, как это бывает, когда оказываешься в такого рода ситуации. Так что я сказал: «Я не собираюсь отказываться от этого шанса на совершенно особый восторг и очарование в моей жизни, чтобы, знаешь ли, жить согласно всем этим траханым правилам, которые мы давно отменили, и потакать твоему ощущению угрозы для себя». Знаешь, я не устаю твердить Денизе и считаю это правдой, что в каком-то смысле наши отношения никогда не были лучше, чем в тот период. И я сказал: «Из-за чего ты возражаешь? Возможно, все это вызвано не более чем самой заурядной ревностью и ощущением угрозы, а это чувства мелочные».

И тогда такое произошло! Дениза словно превратилась в рассвирепевшую львицу, могучую, властную, отстаивающую свое право на то, что она хочет и чего она требует, и эта ее требовательность, эта сила в ней порождали своеобразное очарование и неотразимость, которых прежде совсем не было. Понимаешь, сила личности, которой я, например, обладал. Это было проклятием нашего брака. Ну какая там у Денизы сила личности, кто она вообще? Кроме того, что она — эхо других и тому подобное. И отношения между нами стали такими энергичными и активными, что я словно бы забыл о той женщине. Я имею в виду, когда я не виделся с Маргарет три-четыре дня, а мы с Денизой погружались во все это, — понимаешь, у меня была возможность поехать и повидаться с Маргарет, но мне не хотелось, я предпочитал оставаться с Денизой и не расставаться с тем, что происходило