Н.Рерих

Друзья!

Четыре камня положите в основание действий ваших.

Первый — почитание Иерархии.

Второй — сознание Единения.

Третий — сознание Соизмеримости.

Четвертый — применение Канона

«Господом твоим».

Озарение, § 234

Н.К.Рерих

ДЕРЖАТЕЛИ

ОН

В полном безветрии затрепещет ли ветка на де­реве, думаете вы: Он ли? На тихом лугу вдруг за­вьется, закружится травинка, а движения воздуха не слышно. — Он ли? Из далей протянется зовущий звук, точно бы звучание рога или чей-то призыв. — Он ли?

Со скалы покатился камешек. — Он ли? Конь прервал бег и, одинокий, в степи слушает что-то. Поднята голова, ноздри напряжены, грива и хвост развеялись по ветру. — Он ли? Собака вдруг остано­вилась. Поднята морда, слегка машет хвостом, гла­за устремлены. — Он ли? Зашуршал на скате песок. — Он ли? Человек вышел из юрты, что-то слушает, куда-то глядит. — Он ли? Ветер запел еще неслыхан­ную мелодию, гремит и звенит, в нем слышится ка­кое-то, почти внятное, слово. — Он ли? Загрохотал гром, молния блеснула, все встрепенулись, оберну­лись. — Он ли? Все так замолкло, так напряглось в молчании и так наполнилось. — Он ли?

Присутствие, великое присутствие наполняет природу. С чего бы колыхаться травинке, почему трепетать ветке дерева, откуда хруст валежника, по­чему срывается песок с горы, почему и куда всмат­ривается напряженно собака? — Он идет, Он при­ближается. Если сосчитать удары сердца, то в их ускоренности, в их наполнении можно понять, на­сколько сущность наша знает это приближение.

Он неслышно идет. Он не испугает. Он обережет, и если даже дотронется в ведении, то и это прикос­новение будет непередаваемо земным словом. Он — всегда жданный, всегда внутренне ощущенный. Он — запечатленный в глазу и все же незримый. Он — всегда слышимый, но в буднях невнятный. Он — пламенный и рассеивающий тьму. Его прохождение прекрасно.

Его ждут и даже не понимают напряженности этого скрытого ожидания. И свет незримый, и гром неслышимый все-таки и зримее, и слышнее самых обыденных звучаний. В глубокой пещере звучат удары барабана. И в другой пещере они слышны. А то, другое, хотя и не слышимо, но заставляет еще сильнее биться сердце.

Можно загрубеть. Можно натереть мозоли на душе и сердце. Можно намозолить язык паскудны­ми выражениями. Можно дойти до усмешки над тем, что заслуживало бы лучшего почитания. Вот уже и сердце как будто окаменело. Но когда неслышимая поступь коснется близлежащего камня, когда дрог­нет под шагом тихим и спешным песчинка, то и са­мое окаменевшее сердце содрогнется. Как бы ни бахвалилось сердце человеческое, в какую бы мох­натую шкуру оно ни пыталось зашить себя, все-таки от неслышного гласа оно вздохнет о чем-то возмож­ном, о чем-то отогнанном.

Кто же заставил отогнать то, что уже было так близко? Кто же понуждал затыкать уши, когда благий голос взывал и просил опомниться? Ведь оде­ревенение не только происходит в каких-то крова­вых преступлениях. Кровь сердца проливается и словами, и помышлениями. Изгнана любовь, испу­гана вера, отброшена надежда и скорбно отошла София-Премудрость. А ведь она крылом своим уже касалась.

Ведь по псалму:

Когда утверждал основание Земли,

Тогда я была при Нём строительницей.

Я была Ему каждый день веселием,

Непрестанно радуясь пред лицом Его...

Теперь послушайте меня, дети,

И блаженны суть хранящие пути мои.

Послушайте наставления.

И сделайтесь мудрыми и не отступайте:

Блажен человек, слушающий меня.

Бодрствующий каждый день при дверях моих,

Ожидающий при столбах у ворот моих,

Потому что нашедший меня нашёл жизнь

И получит благословение от Господа.

Но согрешивший против меня

Наносит вред душе своей.

Все ненавидящие меня

Любят смерть.

Он всегда заповедует о жизни, о жизни вечной. Он знает великую строительницу. Он знает пути ко Господу. Он говорит: «Исполните все пути мирные, испытайте всю меру мира, и тогда победа за вами». Он благословит битву после того, как удостоверит­ся, что пути мирные исчерпаны. Он допустит все ис­пытания и в них укажет прочные камни перехода и всхода.

Он никогда не обременит непосильно. Он укажет путь, всегда новый, неожиданный в своем несказу­емом значении. Он придет в минуту последнюю, там, где вера и под пламенем жара продолжает цве­сти благоухание. Он, познавший видение Владычи­цы, знает, как может трепетать сердце. Он никогда не нарушит доброе сердце человеческое. Он оценит каждое сердечное устремление. Он знает, что такое признательность. Он умеет направить на путь крат­чайший.

Он дает хорошие пути. Он не считает расстояния, ибо знает меры нездешние. Он скажет идущему на запад: «Поверни к востоку». Он обернет устремлен­ного к северу на юг. Он шепнет не расседлывать ко­ня на ночь и не закрывать входа шатра. Он указыва­ет наступление там, где по-людскому предполагает­ся отход. Он знает лучшее приближение даже там, где люди в стесненности полагают уход. Он говорит отходящему: «Ты приближаешься». Он торопит, не считая меры земные.

Он ведет к поспешанию. Он знает невидимые ме­ры времени. Он оборачивает стрелы демонов. Он проницает тьму светом незримым. Он всегда не­далек. Он пройдет иногда близко и человечески слышимо, чтобы напомнить и обострить ухо люд­ское. Он воссияет мгновенно, чтобы просветить и глаз человеческий. Если отемневает глаз, то засия­ет и просветление — было бы сердце преданно и трепетно.

Он не покинет, если не отринуть руку водящую. Он сказал о вере, о доверии. Он сказал о надежде — знании.

Надежда — знание. Творяща вера. И любовь окрыляюща. Он скажет ли идти назад? Он знает толь­ко продвижение, но вехи путей разноличны.

Ему сослужил Пламенный. Сам Пламенный со­служил и даже дал себя видеть. Кто же может утвер­ждать, что никогда не увидит, и откуда пришло бы такое утверждение, не от смерти ли? Жизнь говорит — захоти и увидишь, пожелай и познаешь.

Он — воевода ведущий. Он ведет неутомимо и непрестанно. Маловеры, неужели подумаете, что остановитесь? Неужели помыслите об отступлении? Он со знаменем, с утверждением ведет. Он доведет. Он построит.

Он уже несет град сложенный. В Звенигороде ко­локола новые. Он дал им язык. Он слил металлы горные с воздушными силами, чтобы удостовери­лись.

Он идет — и неслышно, и ветка не хрустнет. Он проходит — и скалы сокрушаются. Он поспешает — и гром гремит, и сияет молния.

Он идет — Воевода.

Тимур Хада

10 августа 1935