ДЕРЖАТЕЛИ

«Держатели бывали и в наших аилах. Никто не знает, когда они проедут. Неизвестно, откуда и куда, но большею частью поспешают. Говорят, что они ищут клады, а другие говорят, что они что-то зало­жат там, где нужно. Иногда места прохождений их люди отмечали субурганами или хотя бы простыми обо. Когда узнают люди о приезде их, то надолго водворяется радость в окрестных аилах. Слышно, что и болезни минуют эти места. А также приходит всякая удача и в помышлениях, и в делах». — Так рассказывал старый бурят; и по его проникновенно­му говору можно было понять, что предмет для него и близок, и торжественен.

Мы спросили: «Если говоришь, что помыслы и дела становятся удачнее, может быть, внушается это в мыслях? Ведь часто известны такие внушения».

«Про эту силу мы знаем и сами думаем, что удача посылается. Однажды, говорят, самого его спроси­ли: правда ли, что по мысли его совершаются разные полезные дела; а также спросили, как это он внуша­ет? Говорят, что он ответил: и так, и этак, а главное то, что вы делаете потом так, как нужно. И поспе­шают они, чтобы дать людям больше добрых мыс­лей, чтобы повсюду люди могли сделать самое по­лезное ко времени».

«По правде сказать, только немногие их призна­ют. А другие как-то только после ухода одумывают­ся. И тогда опять начинают ждать. Глупые люди, когда что приходит — не соглашаются, а только сто­ит уйти — начинают опять ждать».

Мы спросили: «А если они приезжают, то где они останавливаются?»

«Иногда и в своей палатке, а то больше куда-то уезжают, и никто о них толком не знает, из-за каких гор и куда ляжет путь. Но умные люди ждут их, силь­но ждут. А уж если пройдет слух о проезде, то повсюду как бы пролетит радость. От аила к аилу скачут гон­цы. А не успеет собраться народ — он уже и уехал. Ко­нечно, говорят, что у них есть и подземные ходы, но только этого никто не знает. Когда они появляются посреди пустыни, то можно задуматься, откуда же и как совершен этот долгий безводный путь? Может прийти в голову, что где-то и есть ходы подземные. Даже находили такие долгие-долгие пещеры, и кон­ца-краю не видно. Может быть, что-то и есть в них, но никто в этой тьме пещерной не нашел хода».

Мы спросили: «Все это из давнего прошлого или же и теперь бывает?»

«И было, и есть, и будет. Они берегут людей. Они держат справедливость. Они посылают новые мыс­ли. И недавно, и теперь, а может и сегодня покажет­ся всадник. Или один, а не то и вдвоем, никто путей их не знает».

Мы спросили: «А есть ли какие-нибудь признаки их приезда?»

«Вот уж никаких, никогда. Да ведь и все чудное бывает нежданно. Уж так нежданно, что и уму не помыслить. Но сердце, может быть, и чует. Когда надлежит им приблизиться, может быть, и тоскует, и стремится сердце, и летит навстречу. Сколько раз, как птица, трепещет сердце, — а ведь, может быть, что они проезжают поблизости? Сколько раз конь заржет, неведомо от чего — может быть, их коней за­чуял? Сколько раз собаки насторожатся и уйдут на­зад — потому как пес на них не залает. И в карава­нах бывает, на ночлегах. Увидят, что будто едет кто-то, а начнут слушать — ничего не слыхать. Бывает, что особый запах замечательный, как от лучших цве­тов, пронесется среди песков. Тоже говорят, что это от их приближения. Видели как-то и белую собаку, будто бы борзую. Старые люди говорили, что их со­бака. А бежит она одна, как бы за делом. На зов не откликается. Наверное, поспешает. Тоже говорят, что видели иногда белых птиц, как бы голубей. Ду­мают, что ими они посылаются. Вообще, много зна­ков и в нашей пустыне. Уж такие иногда замечатель­ные камни находим. Не иначе, что кто-то заложил их. Потому как обделаны они — иногда с надпися­ми, а иногда как бы круглые, что твое яйцо».

Мы сказали: «Вот, вы видите много знаков в пу­стыне, а для проезжих все одна дичь и мертвен­ность».

«А потому, что вы не знаете наших языков пус­тынных. Вы и ветра не разберете, и запахов не ус­лышите, да и они, если проедут, то вы их не призна­ете».

Мы добавили: «А каковы же они из себя? Ведь ви­дели их люди».

«А так, как по месту нужно. Так, чтобы людей по­напрасну не удивлять. Вот мне говорили, что в од­ном становище их приняли за торговцев, а в другом — за табунщиков, а где-то еще — за военных людей, каждый судит по-своему. Но они нашим суждениям не обижаются. Один признавший допытывался, а как ему понять, что он сделает так, как нужно? А он ему ответил: "Об этом не беспокойся, но твори доб­ро всегда и во всем". Они всегда учат добро делать».

Мы опять спросили: «Но почему же они терпят пустыни неплодородные?»

Собеседник посмотрел на нас очень хитро и ска­зал: «И это придет вовремя. И реки подымутся, и леса встанут, и трава побежит всюду. Всему срок. Как ушло по погрешности людской, так и придет по держательской мысли. Они пошлют, когда нужно, когда мы сумеем опознать и принять».

Мы спросили: «А нет ли у кого каких-нибудь зна­ков или вещей от них?»

«Может быть, и есть. И даже наверное имеется. Но только если кто получил, тот о них уже не скажет».

Мы спросили: «А имена их знаете ли?»

«Они могут быть под разными именами, но, опять же, если кому выпало счастье знать имя, то он ни­когда никому не повторит его. Никто не преступит это уложение».

Собеседник замолчал и долго следил за какой-то двигавшейся точкой на дальних барханах. Может быть, он думал: «А вдруг!» В глазах его загорелась нежданная жданность. Виделось, что он знает, слы­шал и видел еще многое. Но сколько же нужно про­сидеть у одного костра, чтобы отворилось сердце! Даже если бы оно и хотело отвориться, то воля зна­ет, насколько эти врата могут открываться проезже­му. Для нас, для проезжих, несказанны многие тай­ны пустыни. Она их может поведать лишь своему. Лишь тому, в ком есть окончательная уверенность. Тому, кто может мыслить спокойно и о прошлом, и о будущем, кто может довольствоваться тем малым, что даже не учтено для нынешней роскоши.

Пустыня приняла тот лик, в котором видит ее проезжий, чтобы сокрыть свое значение и свое ве­личие. Серединная Азия притаилась, со всеми сво­ими богатствами, со всеми глубоко захороненными знаками, а сыны ее умеют беречь заповеданное.

Цаган Куре

9 апреля 1935

ВЕХИ

Другу моему жаловалась одна знакомая: «Всю жи­знь жду я знака. Посылаю лучшие мысли и не имею ответа. Справедливо ли?»

Друг мой попросил рассказать ему ее жизнь. Ока­залось следующее: «Я была очень богата, и это дава­ло мне возможность помогать людям и поддерживать очень многих. Затем, не по моей вине, пришло разо­рение. Правда, я еще не голодаю, но уже лишена воз­можности приносить прежнюю помощь. И в этом мое постоянное горе. И я не могу понять, зачем нуж­но было лишать меня средств и тем самым ставить меня в вечную жалобу на невозможность помочь?»

Мой друг разъяснил ей: «Видите ли, — жданный Вами ответ уже состоялся. Но Вы не поняли его. Вы приняли совет блага за несчастье. Ведь Вы, к сожа­лению, вообразили, что помощь может быть лишь де­нежной. Тем самым Вы уничтожили самое ценное сознание о том, что духовная помощь может дости­гать гораздо больших результатов, нежели просто де­нежная. Сознайтесь, что Вам было приятно давать от избытка, не подвергая себя ни лишениям, ни опас­ностям, ни затруднениям. Вот и сейчас, ведь вовсе не все у Вас отнято. Вы далеко не голодаете. И, казалось бы, могли бы еще больше помогать людям Вашим жизненным опытом, Вашим состраданием. Сколько новых полезных советов Вы могли бы давать. На соб­ственном опыте Вы могли бы указать на ничтожность материальных средств, если они так легко разруша­ются. Но если Вы будете считать свое положение несчастьем, то какой же дальнейший ответ Вы може­те ожидать? Только когда Вы осознаете полезность своего теперешнего состояния, когда поймете, что деньги, как таковые, были извращены в Вашем про­шлом представлении, тогда придет и дальнейшее».

Тот же друг мой рассказал и другой случай. Ему было указано показать одной особе в Чикаго извест­ный портрет. Особа эта необыкновенно взволнова­лась при виде портрета и сказала: «Откуда Вы знае­те о драме жизни моей? — Однажды в Париже мы бы­ли с нашими американскими друзьями и сидели в ма­леньком кафе. Вошел тот самый, чей портрет Вы мне показали, и, сев около двери, начал пристально смот­реть на меня. Я поняла своим сердцем, что должна подойти к нему, и в этом будет заключаться цель моей жизни. Но, с другой стороны, условности приличия шептали мне, что было бы недопустимо на глазах моих друзей подойти к незнакомцу. Большая борь­ба происходила во мне, а он продолжал смотреть, ожидая, как я решу судьбу свою. Прошло еще неко­торое время, условные приличия приковали меня к месту, а незнакомец встал и вышел. Я поняла, что не сумела ответить на зов и решила судьбу свою по ус­ловным приличиям. В этом драма жизни моей».

Другой мой друг рассказал мне еще одну приме­чательную веху. Ему было указано открыть в одном городе просветительное учреждение. После всяких поисков возможностей к тому, он решил перего­ворить с одной особой, приехавшей в этот город. Она назначила ему увидеться утром в местном музее. Придя туда, в ожидании мой друг заметил высокого человека, несколько раз обошедшего вокруг него. Затем незнакомец остановился рядом и сказал по поводу висевшего перед ним гобелена: «Они знали стиль жизни, а мы утеряли его». Мой друг ответил незнакомцу соответственно, а тот предложил сесть на ближайшую скамью и, положив палец на лоб (причем толпа посетителей — а это был воскресный день — не обратила внимания на этот необычный жест), сказал: «Вы пришли сюда говорить об извес­тном Вам деле. Не говорите о нем. Еще в течение трех месяцев ничего не может быть сделано в этом направлении. Потом все придет к Вам само». Затем незнакомец дал еще несколько важных советов и, не дожидаясь, быстро встал, приветливо помахал рукой со словами «хорошего счастья» и вышел.

Конечно, мой друг воспользовался его советом. Ничего не сказал о деле приехавшей затем знакомой, а через три месяца совершилось все, как было ска­зано. Мой друг и до сих пор не может понять, каким образом он не спросил имени чудесного незнаком­ца, о котором более никогда не слыхал и не встре­чал его. Но именно так и бывает.

Еще веха. Приятель художник рассказывал, что во время его выставки в одном приморском городе ему безотлагательно нужна была определенная сумма де­нег. Но при всем внешнем успехе выставки продажа не продвигалась. Казалось, чем внутренне больше желал мой приятель, тем затруднительнее станови­лось положение. Тем более, что ему не хотелось опо­вещать нужду в деньгах. Точно бы всевозможные непредвиденные обстоятельства ополчились: кто-то заболел, кто-то уехал или еще не вернулся. Выстав­ка шла к концу, и приятель находился в очень огор­ченном состоянии. За несколько дней до закрытия, утром, еще не было и восьми часов, раздался телефон и молодой женский голос спешно и нервно сказал:

«У меня всего пятнадцать минут времени до от­хода парохода. Я нахожусь у дверей Вашей выстав­ки и во что бы то ни стало должна иметь Вашу кар­тину. Будьте добры, приезжайте немедленно посове­товать мне выбор». Нечего и говорить, что мой друг поспешил приехать и нашел у входа очень милую ба­рышню из Гонолулу, которая с чеком ожидала реше­ния о картине. Решив покупку, она тут же сняла кар­тину со стены и, несмотря на протест заведующего выставкой, устремилась к ожидавшему ее автомоби­лю. Конечно, вы не сомневаетесь, что чек оказался именно на нужную моему приятелю сумму. Так же вы не сомневайтесь и в том, что эта молодая особа не знала и не могла знать, какая именно сумма нуж­на моему другу. Именно так и бывает.

Помню и другой многозначительный эпизод. Мои друзья собрались ехать в одну страну, тогда как им была указана именно совсем другая часть света. Из добрых намерений друзья мои, тем не менее, упорствовали и даже уже озаботились билетами в желанную им страну. Но все же указание должно было быть выполнено, и произошло нечто необы­чайное. Все приготовленные для поездки средства самыми странными путями в течение двух-трех дней растворились и исчезли. И таким образом моим дру­зьям ничего не оставалось, как выполнить указание. Такая веха очень определенно показывает, какие меры иногда должны быть принимаемы, чтобы охра­нить предуказанное.

И еще веха. Один из моих друзей должен был по­видать человека, чрезвычайно для него опасного. Ко­нечно, все помыслы были к тому, чтобы по возмож­ности избежать этого рокового свидания. Странным образом, несколько раз это свидание не состоялось — появлялись какие-то неожиданные препятствия. Но, в конце концов, по-видимому, избежать этого опасного часа было уже невозможно. Видимо, сила посылаемой мысли уже не могла помочь. Итак, мой друг, явившись в назначенное место, ожидал. Время уже настало. Опасный человек еще не появился. Вдруг поднялось какое-то волнение, и оказалось, что этот злобный человек все-таки не доехал — сердце лопнуло. И такие меры бывают, когда уже нельзя иначе предотвратить.

А вот еще веха долгой памяти. Тетка моей жены, с мужем и сыном, в зимнюю стужу ехали в дальнее поместье. Заблудились. Настала ночь. Вьюга усили­лась. Нужно было думать о каком-либо ночлеге. Вдруг замечают какую-то незнакомую усадьбу. Подъ­ехали. Оказалось, что владельцы давно не живут, но сторож согласился отпереть дом для ночлега. Как только сани остановились у крыльца, приехавшая, никогда не видавшая этого места, воскликнула в ужа­се: «Я ни за что не войду сюда. Здесь произошли страшные дела».

Когда же муж и сын стали ее убеждать, она ска­зала: «Войдите и убедитесь». И затем она описала им внутреннее устройство дома и точно сказала об одной комнате, где должен был висеть большой портрет женщины в белом платье. Когда встрево­женные путники прошли в дом, они в трепете узна­ли все описанное, а когда дошли до конца комна­ты с портретом, то и сами, потрясенные, спешно оставили это несчастливое жилище. И таких вех бывает много, если только мы находим достаточно внимательности в себе, чтобы рассмотреть их.

И еще веха ответа. Наши друзья переезжали в но­вый дом. Вещи уже были перевезены. Среди них ста­ринные, испорченные, никогда не заводившиеся ча­сы. Хозяйка нового жилья задумалась: «Долго ли придется прожить на этом месте?» И вдруг, никем не заведенные, испорченные часы звонко пробили де­сять раз. Это было число лет, прожитых потом в этом доме. А ведь многие и не обратили бы внимания на какой-то бой часов.

Еще веха. Было указание о том, что придет очень ценная посылка. Время прошло. Приехав в Париж, друзья наши уже как бы забыли об этом обстоя­тельстве. Однажды из банка «Бенкерс Трест» приносят оповещение о получении пакета. Оказалось, что этим обычнейшим путем была доставлена самая нео­бычная посылка. Как видите, и так бывает.

А сколько было писем, неизвестно откуда при­сланных, а сколько книг, нужных и как бы случайно указанных. А сколько сроков очень примечательных может быть услышано внимательным ухом. Сколь­ко добрых знаков подается в жизни. Если знаки эти ведут к добру, если их единственное назначение — помощь человечеству, то это уже будут, истинно, добрые знаки. Некоторые недомыслящие люди опа­саются, как им рассмотреть, добро ли? Но посмотри­те в увеличительное стекло будущего и послушайте в мегафон грядущего, и вы ясно увидите, каково на­значение этих знаков блага.

Если знак подается для возвышения сердца, для исцеления, для преоборения трудностей, для веры и восхищения, значит, полезен такой знак и его нужно уметь рассмотреть. И опять повторим, что не нуж­но ждать знаков по самости, по эгоизму ограничен­ному, ибо всякий эгоизм уже туп и ограничен. Сле­дует найти в себе достаточно благовместимости, что­бы воспринять знак в той форме, в том выражении, в котором он свыше признан наилучшим.

Когда люди молятся об охранении от ночных призраков, это будет одним из очень насущных мо­лений. Действительно, нужно охраниться от всяких темных признаков, от всего погружающего во тьму, а, прежде всего, охраниться от невежества. Нежела­ние знать, нехотение воспринять, ведь это уже будет подпадение под власть темных призраков. Человек, уходящий от земли и не помысливший о будущем, ведь это будет подобно получившему в дар прекрас­ную книгу и не раскрывшему ее ради переплета.

Внимательность в жизни не будет какой-то услов­ной и мрачной отвлеченностью. Наоборот, чем вни­мательнее человек, тем больше красоты для него откроется. Каждую минуту сосредоточения и молча­ния он признает как бы еще одно погружение в высь прекрасную. Он обдумает и уложит бережнее накоп­ленное им ранее. И накопленное не призрачно, но в духе нетленном.

Помню один морской рассказ достоверный. Не­кий капитан корабля впал в неизлечимую болезнь и должен был быть помещен в лечебницу, навсегда ос­тавив любимое им судно. Новый капитан, тоже хо­рошо знавший дело, проходя невдалеке от одного каменистого острова, прилег отдохнуть. В это вре­мя, сквозь дремоту, он слышит голос: «Право на борт». Но он все же не поднялся. Тогда второй раз он слышит тот же приказ. И, наконец, оглушитель­но он слышит его в третий раз. Тогда капитан вско­чил и выбежал в рубку, повторяя приказ: «Право на борт». И было самое время, ибо судно шло прямо на буруны береговых рифов. В то же время, в далекой больнице, бывший капитан корабля выбросился из окна с тем же самым приказом на устах. Адмирал Т. подтвердит этот подлинный эпизод.

Некоторые люди называют всякие такие вехи свя­точными рассказами или незаслуживающими вни­мания совпадениями. Большинство из этих якобы скептиков очень боязливы и потому опасаются даже подумать о том, что помимо их повседневности, по­мимо их лопуха огородного, существует еще нечто, что мощно заставляет помыслить и отнестись вни­мательнее к жизни. Спазматические обращения к вере или к урывочному чтению соответствующих книг помогают мало, ибо для всего требуется упор­ное, бережное и зоркое устремление. Еще ничего не значит, если человек иногда допускает некоторую внимательность со своей стороны. Нужно уметь быть внимательным всегда. Нужно вчитываться в окружающие обстоятельства, как в глубокую, пре­красную книгу, данную для повседневного приложения. Опять-таки, некоторые неразумцы назовут этот образ мышления отвлеченной философией. Ведь они понимают это высокое слово в каком-то обиход­ном, нежизненном смысле. Но ведь из любви к здра­вому размышлению складываются самые твердые, непреоборимые факты. Это же мышление упасет и от жестокости, и от грубости. Ведь утончение и воз­вышение сознания могут идти лишь рука об руку.

Какое чудное впечатление оставляет человек, в котором можно быть уверенным, что он не допустит ни жестокости, ни грубости. К тому же, однажды до­стигнутое, утонченное сознание уже спасает от опас­ного одичания. Если вы встречаете человека опус­тившегося, одичавшего, то можно быть уверенным, что ранее он не потрудился и над общей пользою, и над самим собой.

На засыпанной снегом равнине иногда торчат жалкие веточки, кем-то установленные для показа­ния скрытой дороги. Иногда путник зорко усмотрит их и направит коня по этим вехам. Но бывают и со­мнительные проезжие, которые, удивляясь неразга­данным изгибам пути, отправляются, не приняв этих указаний в соображение. Сколько неожиданных за­труднений и опасностей они могут навлечь на себя среди скрытых бугров и лощин! Опытный ямщик, увидав потом след, отбившийся от заботливо указан­ного пути, сожалительно машет рукою: «Эх, понес­ла их нелегкая!»

Именно темная сила, именно невежество и само­мнение отвлекают неразумных от вех, заботливо для них сбереженных. Уроки внимательности будут и опытами благожелательства, и на этих путях уже приуготовлена верная охрана.

По этим вехам пройдут путники.

Цаган Куре

10 апреля 1935