Глава 86. Проверка многомерной гипотезы 3 страница

Мужчина в шрамах навис над столом директора:

— Он обуза. Наивный. Ни черта не знает о том, что такое война. Я хочу, чтобы его отсюда убрали и стёрли ему все воспоминания об Ордене, пока кто-нибудь из слуг Волди не вытащил их у него из головы…

— Вообще-то, я окклюмент.

Шизоглаз Хмури пристально посмотрел на директора, который в ответ кивнул.

Тогда он повернулся лицом к Гарри, и их взгляды встретились.

Внезапная яростная легилиментная атака едва не сбросила Гарри с кресла. Раскалённый добела клинок вонзился в воображаемую личность на переднем крае его разума. У Гарри не было возможности практиковаться со времени обучения у мистера Бестера, и он чуть было не потерял контроль над воображаемой личностью, которая изображала основную часть его разума. Весь мир его воображаемой личности превратился в кипящую лаву и бешеный поток вопросов. Гарри с огромнейшим трудом удавалось лишь притворяться, что у него галлюцинации, лишь притворяться личностью, которая кричит от шока и боли от того, что легилименция рвёт её рассудок на части и заставляет верить, что она горит…

Гарри удалось разорвать зрительный контакт, опустив взгляд на подбородок Хмури.

— Ты мало занимаешься, парень, — сказал Хмури. Гарри не смотрел на его лицо, но голос был мрачен. — И я предупреждаю тебя в первый и последний раз. Волди не похож ни на кого из известных легилиментов. Ему не нужно смотреть тебе в глаза. И если твои щиты настолько никчёмные, то он прокрадётся в твой разум так тихо, что ты ничего даже не заметишь.

— Принято к сведению, — сказал Гарри подбородку в шрамах. Мальчика трясло сильнее, чем он был готов признать. Мистер Бестер и близко не был настолько силён, и никогда не испытывал Гарри подобным образом. Притворяться кем-то, испытывающим такую боль… У Гарри не хватало слов, чтобы описать, что значит поддерживать воображаемую личность, страдающую от такой боли, но это точно не было нормальным.

— Но я имею право на какое-то доверие, раз я всё-таки окклюмент?

— То есть ты думаешь, что уже совсем взрослый, да? Смотри мне в глаза!

Гарри усилил свои щиты и посмотрел ещё раз в тёмно-серый глаз и сверкающий голубой.

— Видел когда-нибудь чью-то смерть? — спросил Шизоглаз Хмури.

— Моих родителей, — ровно ответил Гарри. — В январе, когда я оказался перед дементором, чтобы выучить заклинание Патронуса, ко мне вернулось это воспоминание. Я помню голос Сами-Знаете-Кого… — у Гарри озноб пошёл по коже, палочка в руках дрогнула. — Могу доложить, что Сами-Знаете-Кто способен произнести Смертельное проклятие меньше, чем за полсекунды, но, вероятно, вы это уже и так знаете.

Со стороны профессора МакГонагалл послышался вздох. Лицо Северуса напряглось.

— Хорошо, — мягко сказал Шизоглаз Хмури. Губы на лице в шрамах искривились в странной еле заметной улыбке. — Я сделаю тебе то же предложение, которое бы сделал любому аврору-стажёру. Дотронься до меня, парень — один удар, одно заклинание — и я признаю твоё право спорить со мной.

— Аластор! — воскликнула профессор МакГонагалл. — Это совершенно неразумная идея! Несмотря на все прочие его достоинства, у мистера Поттера нет сотни лет боевого опыта!

Гарри быстро окинул кабинет взглядом: его взор прошёлся по странным устройствам, скользнул мимо Дамблдора, Северуса, Распределяющей Шляпы, задерживаясь то тут, то там. Со своего места Гарри не мог видеть профессора МакГонагалл, но это не имело значения. Он хотел взглянуть лишь на одно устройство, все остальные взгляды были нужны лишь, чтобы замаскировать нужный.

— Хорошо, — сказал Гарри и вскочил со своего кресла, не обращая внимание на вздох профессора МакГонагалл и скептическое фырканье профессора Снейпа. Дамблдор приподнял брови, а Хмури оскалился как тигр.

— Пожалуйста, разбудите меня через сорок минут, если он меня вырубит, — Гарри принял начальную стойку для дуэли, его палочка смотрела в пол. — Что ж, начнём…

* * *

Гарри открыл глаза. Казалось, его голову набили ватой.

В кабинете директора уже никого не было, огонь в камине почти потух. Лишь Дамблдор по-прежнему сидел за столом.

— Здравствуй, Гарри, — тихо сказал директор.

— Я даже не заметил его движения, — восхищённо заявил Гарри и, проигнорировав протест мышц, сел.

— Ты стоял в двух шагах от Аластора Хмури, — ответил Дамблдор, — и отвёл взгляд от его палочки.

Гарри кивнул, вытаскивая из кошеля Мантию Невидимости.

— Ну да… я принял дуэльную стойку, чтобы он подумал, что я обычный идиот и недооценил меня… Но должен признать, это было впечатляюще.

— То есть, ты так и планировал с самого начала? — спросил директор.

— Конечно, — ответил Гарри. — Обратите внимание, что я перешёл к действиям сразу же, как проснулся, а не стал тратить время на обдумывание.

Гарри натянул на голову капюшон Мантии и бросил взгляд на настенные часы, на которые он незаметно успел посмотреть раньше.

В тот раз они показывали двадцать три минуты девятого. Сейчас — пять минут десятого.

* * *

Минерва, распахнув глаза, смотрела, как мальчик принимает дуэльную стойку. Палочку он держал низко, и на секунду Минерва задумалась, что, может быть, Гарри действительно способен… нет, это совершенно нелепо, перед ним стоит сам Шизоглаз Хмури, и победа для Гарри находится за пределами возможного. Конечно, то же самое она думала и о частичной трансфигурации…

— Что ж, начнём, — сказал Гарри и упал.

Северус усмехнулся:

— Вынужден признаться, у мистера Поттера есть свои достоинства. Я бы ни за что не произнёс это, будь он в сознании, и если вы повторите ему мои слова, я буду всё отрицать, ибо его самомнение и так уже слишком раздуто. У мистера Поттера действительно есть свои достоинства, Шизоглаз, пусть дуэлирование и не входит в их число.

Шизоглаз в ответ усмехнулся даже более зловеще:

— О, да. На дуэлях дерутся только дураки. Он встал вот так и ждал, когда я нападу. О чём он вообще думал? Пожалуй, мне стоит оставить ему шрам на память…

— Аластор! — гаркнул Альбус. Одновременно Минерва крикнула: «Стойте!», Северус метнулся вперёд, а Шизоглаз Хмури демонстративно направил палочку на тело Гарри Поттера.

— Ступефай!

Шизоглаз молниеносно развернулся на своей деревянной ноге — Минерва никогда не видела, чтобы человек двигался настолько быстро без помощи магии, его тело, казалось, размазалось в пространстве. Красный сгусток Оглушающего проклятия прошёл сквозь внезапно опустевший воздух, чуть не попал в Северуса и врезался в противоположную стену. Когда взгляд Минервы метнулся обратно к Хмури, она увидела семнадцать светящихся сфер, сформировавших знак Сагитта Магика. Через мгновенье из них вырвался яркий свет, который попал в кого-то. Раздался глухой звук падающего на пол тела…

* * *

— Ещё раз здравствуй, Гарри, — сказал Дамблдор.

— Не могу поверить, что он так быстро среагировал, — Гарри поднялся с пола, где лежал невидимым для предыдущей версии себя, и отряхнул Мантию. — И что он так быстро движется — тоже. Мне нужно придумать какой-нибудь способ достать его, не произнося заклинаний, потому что это меня выдаёт…

* * *

… и тут же Шизоглаз метнулся вниз, упав на руки. Минерва едва заметила, как две тонкие белые нити прошили пространство, где он только что был. Её глаза отвлеклись на синюю вспышку, которая случилась, когда нити врезались в одно из директорских устройств, а когда она снова посмотрела на Шизоглаза, тот уже вскочил на ноги, и его палочка двигалась немыслимо быстро. Раздался очередной звук падения…

* * *

— Ещё раз здравствуй, Гарри.

— Простите, директор, но не могли бы вы открыть вашу лестницу, а потом впустить меня обратно, прежде чем я совершу последний прыжок назад? Мне потребуется больше часа на подготовку…

* * *

Минерва, открыв рот, смотрела на Шизоглаза Хмури, который не опустил палочку ни на дюйм. Северус, судя по его лицу, был близок к шоку.

— Ну что, парень? — спросил Шизоглаз Хмури. — Что ещё у тебя есть?

Невидимая рука сняла капюшон мантии-невидимки, и в воздухе появилась парящая голова Гарри Поттера.

— Этот глаз, — глаза самого мальчика дерзко сверкнули. — Это не какой-то обычный артефакт. Он позволяет видеть сквозь мою мантию-невидимку. Вы увернулись от моего трансфигурированного тазера, как только я начал его поднимать, хотя я не произносил никаких заклинаний. А теперь, когда я пронаблюдал всё с самого начала… Вы увидели все мои «я», вернувшиеся в прошлое, сразу же, как вышли из камина, так?

Хмури ухмыльнулся. Точно такой же оскал Минерва видела на его лице в тот раз, когда они столкнулись с самим Волдемортом.

— Потрать сотню лет, охотясь на Тёмных волшебников, и будешь видеть всё, — сказал Хмури. — Однажды я арестовал молодого японца, который использовал похожий трюк. Он на собственной шкуре обнаружил, что приём с теневыми копиями не тянет против моего глаза.

— Вы видите во всех направлениях, — глаза Гарри Поттера всё также сверкали. — Не важно, куда направлен глаз, он видит всё вокруг.

Тигриная усмешка Хмури стала шире.

— Сейчас в комнате остался только один ты, — сказал он. — Как ты думаешь, это потому что ты сдашься после этого раза или потому что ты выиграешь? На что поставишь, сынок?

— Это моя последняя попытка, потому что я решил поставить три оставшихся часа на один заход, — ответил Гарри Поттер. — Что же насчёт того, выиграю ли я…

Весь воздух в кабинете директора превратился в неясное марево. Шизоглаз Хмури с невероятной скоростью рванулся в сторону, а мгновением позже голова Гарри отпрянула назад, и мальчик крикнул:

— Ступофай!

Три мерцающие линии прошли мимо движущейся головы Гарри. Одновременно от Гарри полетел красный сгусток, который проскочил мимо Хмури, когда тот увернулся в другую сторону…

Если бы Минерва моргнула, она бы это проглядела — красный сгусток резко развернулся в воздухе и ударил Хмури в ухо.

Хмури упал.

Парящая голова Гарри Поттера рухнула на высоту первокурсника, упавшего на четвереньки. Затем опустилась ещё ниже. На лице было заметно внезапное истощение сил.

— Во имя Мерлина! **Что… — воскликнула Минерва МакГонагалл.

* * *

— Стало быть, ты пошёл к Флитвику, — сказал Хмури. Отставной аврор сидел в кресле, потягивая восстанавливающее зелье из фляги, которую снял с пояса.

Гарри Поттер кивнул, теперь он сидел в своём кресле, а не на подлокотнике.

— Я сперва направился к профессору Защиты, но… — мальчик поморщился. — Он был… недоступен. Ну, я решил, что стоит рискнуть пятью баллами факультета, и если говоришь себе, что риск того стоит, то нет смысла возмущаться, когда приходится платить. В любом случае, я понял, что если ваш глаз видит то, что не видят другие, то, как показал Айзек Азимов в своём «Втором Основании», оружием в данном случае будет яркий свет. Знаете, прочитав достаточно научной фантастики, вы прочитаете обо всём как минимум один раз. В общем, я сказал профессору Флитвику, что мне требуется заклинание, которое бы создало множество ярких и мерцающих объектов, способных заполнить целый кабинет, но при этом остающихся невидимыми, чтобы только ваш глаз мог их видеть. Я понятия не имел, как вообще можно создать иллюзию, а потом сделать её невидимой, но я понял, что если я об этом не стану распространяться, то профессор Флитвик так или иначе всё сделает — и он сделал. Оказалось, что самостоятельно использовать такое заклинание мне не под силу, но Флитвик сотворил для меня одноразовый артефакт — хотя мне пришлось убедить его, что тут нет никакого жульничества, поскольку вряд ли хоть что-нибудь может считаться жульничеством в сражении с аврором, который дожил до отставки. И я по-прежнему не понимал, как в вас можно попасть, раз вы движетесь так быстро. Так что я спросил про самонаводящиеся заклинания, и вот тогда-то Флитвик и показал мне то заклинание, что я использовал в конце, Рыскающий сногсшибатель. Это одно из собственных изобретений профессора Флитвика — он же не только профессор Заклинаний, но и чемпион дуэлей…

— Я в курсе, сынок.

— Простите. В общем, профессор сказал, что в его бытность дуэлянтом ему так и не довелось использовать это заклинание, потому что оно работает только как добивающий удар против лишённого щитов противника. Заклинание устремляется к цели, насколько позволяет изначальная траектория, а как только оно определяет, что цель удалилась, оно разворачивается прямо в воздухе и снова направляется к цели. Развернуться оно может только один раз — но, поскольку звучит оно очень похоже на Ступефай, да и цвета оно того же самого — красного, враг может решить, что это обычный сногсшибатель и попытаться увернуться, и вот тут-то разворот его и достанет. Да, и профессор просил, чтобы никто из нас не упоминал про этот его особый приём — просто на случай, если когда-нибудь ему выпадет шанс использовать его в соревнованиях.

— Но… — начала профессор МакГонагалл. Она посмотрела на Шизоглаза Хмури, который одобрительно кивнул, и на Северуса, который хранил нарочито безразличное выражение лица. — Мистер Поттер, вы только что оглушили самого Шизоглаза Хмури! **Самого знаменитого охотника на Тёмных Волшебников за всю историю аврората! Это же невозможно!

Хмури мрачно ухмыльнулся.

— И что ты на это скажешь, парень? Мне любопытно.

— Ну… — протянул Гарри. — Во-первых, профессор МакГонагалл, ни один из нас не сражался всерьёз.

— Ни один из вас?!

— Разумеется, — сказал Гарри. — В настоящей битве мистер Хмури сбил бы все мои копии незамедлительно и не ждал бы, пока они нападут. Что до меня, если бы мне действительно было необходимо сразить самого знаменитого аврора за всю историю, я бы устроил так, чтобы за меня это сделал директор Дамблдор. И кроме того… поскольку это был не настоящий бой… — Гарри запнулся. — Как бы объяснить? Волшебники привыкли к тому, что на дуэлях они некоторое время бросаются заклинаниями. Но если два магла стреляют друг в друга в маленькой комнате — то тот, кто попал первым, тот и победил. И если один из них намеренно пропускает свою очередь стрелять и даёт второму один шанс за другим — как мистер Хмури давал мне один шанс за другим — в общем, проиграть при этом было бы довольно стыдно.

— Ну, не так уж стыдно, — Хмури слегка угрожающе ухмыльнулся.

Но Гарри этого, похоже, не заметил.

— Можно сказать, что мистер Хмури проверял меня, попытаюсь ли я с ним сразиться или попытаюсь победить. То есть буду ли я играть лишь роль того, кто сражается — использовать известные мне стандартные заклинания, даже если не ожидаю, что последовательность таких действий приведёт к победе — или же буду пробовать необычные подходы, пока не найду что-нибудь, что могло бы принести победу. Это как разница между учеником, который сидит в классе, потому что все сидят, и учеником, которому не всё равно, и который спрашивает себя, что нужно, чтобы на самом деле изучить материал, и практикуется соответственно — понимаете, профессор МакГонагалл? Если посмотреть на дело под таким углом — принять во внимание, что мистер Хмури давал мне шанс за шансом и что нападать вообще не стоило, если бы я не надеялся победить — тогда я не так уж и преуспел, ведь мне потребовалось целых три попытки, чтобы его достать. Кроме того, как я уже говорил, в настоящем бою мистер Хмури стал бы невидимым сам, или закрылся щитом…

— Не очень-то полагайся на щиты, парень, — встрял Шизоглаз. Аврор в кожаных доспехах сделал ещё один глоток из фляжки с восстановительным зельем. — То, чему учат в первый год в академии, не остаётся вечной истиной — не против сильнейших Тёмных Волшебников. Для любого щита найдётся проклятие, которое проходит прямо сквозь него, если только ты не достаточно быстр, чтобы защититься контрзаклинанием. И ещё есть заклинание, которое проходит вообще через что угодно, и именно его будет использовать любой Пожиратель Смерти.

Гарри Поттер серьёзно кивнул.

— Верно, некоторые заклинания невозможно блокировать. Я запомню это на случай, если кто-нибудь использует против меня Смертельное проклятие. Снова.

— Сообразительность такого рода убивает людей, парень, не забывай об этом.

Мальчик-Который-Выжил печально вздохнул.

— Я знаю. Простите.

— Итак, сынок. Тебе есть что сказать, прежде чем мы с Альбусом отправимся за Локхартом?

Гарри открыл уже рот, но замер.

— Не мне вам говорить, как воевать, — сказал наконец Мальчик-Который-Выжил. — У меня в этом вообще нет опыта. Просто учтите моё предположение, что Локхарт, возможно, невиновен, так что если вы можете не причинять ему вреда, не рискуя при этом… — мальчик пожал плечами. — Я не знаю цену. Просто, пожалуйста, если сможете, постарайтесь не причинить ему вреда, если он невиновен.

— Если смогу, — сказал Хмури.

— И ещё — вы же намереваетесь просмотреть его разум, чтобы найти доказательства вмешательства Тёмного Лорда, так? Я не знаю, каковы правила в магической Британии насчёт допустимых доказательств — но знаю, что любой человек какой-нибудь закон да нарушил, законов просто чересчур много. Поэтому если речь не будет идти про Тёмного Лорда, не сдавайте его министерству, просто сотрите ему память и уйдите, хорошо?

Шизоглаз нахмурился.

— Сынок, никто не получает силу так быстро, если он не замышляет что-нибудь.

— Тогда оставьте это обычным аврорам, когда и если они найдут доказательства обычным путём. Пожалуйста, мистер Хмури. Зовите это издержками моего магловского воспитания, но если речь не о войне, то я не хотел бы, чтобы мы стали злыми полицейскими, которые врываются в дома посреди ночи, роются в мозгах, а потом отправляют людей в Азкабан.

— Не вижу в этом смысла, но думаю, что могу оказать тебе такую любезность.

— Что-нибудь ещё, Аластор? — спросил Альбус.

— Да, — ответил Хмури. — Насчёт вашего профессора Защиты…

Гипотеза: Гилдерой Локхарт: КОНЕЦ

* * *

Гипотеза: Дамблдор
(9 апреля 1992 года, 17:32)

Когда профессор Защиты медленно поднял свою чашку с чаем, та слегка дёрнулась. Тёмная полупрозрачная жидкость лишь едва перехлестнула через край, всего только три капли поползли вниз по стенке. И до, и после этого рука профессора Квиррелла твёрдо сжимала чашку, и Гарри мог бы ничего и не заметить, если бы в тот момент он не наблюдал пристально за движениями профессора.

Если это маленькое резкое движение перейдёт в постоянный тремор, профессору Защиты останется только беспалочковая магия. Волшебная палочка не допускает дрожащих пальцев. Гарри не представлял, насколько это ослабит профессора Квиррелла — если ослабит вообще. Конечно, профессор Защиты сможет пользоваться беспалочковой магией, но всё же обычно для чего-то крупного он использовал палочку. С другой стороны, для него это мог быть исключительно вопрос удобства…

— Безумие, — заметил профессор Квиррелл и острожно глотнул из чашки, не отрывая от неё глаз и не смотря на Гарри, что для него было нехарактерно, — само по себе может быть почерком.

В небольшом кабинете профессора Защиты было тихо, комната была защищена заклинаниями от любого шума, сильно этим отличаясь от кабинета директора. Иногда они с Гарри одновременно завершали вдох или выдох, и тогда комнату заполняла тишина, звеневшая в ушах.

— В каком-то смысле я согласен, — ответил Гарри. — Если кто-то говорит мне, что все глазеют на него и что его нижнее белье посыпано гипнотическим порошком, то этот человек — психопат, потому что это стандартные признаки психоза. Но ваше утверждение, что любое непонятное происшествие указывает на вмешательство Альбуса Дамблдора, кажется мне… перебором. Если я не вижу какой-то цели, это ещё не значит, что цели вообще нет.

— Отсутствие цели? — переспросил профессор Квиррелл. — Но безумие Дамблдора — это не отсутствие цели, это избыток целей. Директор мог запланировать это, чтобы заставить Люциуса Малфоя отбросить свою игру ради мести вам… или тут может иметь место дюжина других интриг. Кто знает, какие действия директор сочтёт разумными, когда он уже натворил множество странного?

Ранее Гарри вежливо отказался от чая, даже понимая, что профессор Квиррелл догадается, что это значит. Сначала он собирался принести свою банку с газировкой, но отказался от этой идеи, сообразив, что, пусть они и не могут напрямую использовать магию друг против друга, профессор Защиты легко может телепортировать в неё капельку зелья.

— К настоящему времени я немного узнал Дамблдора, — заметил Гарри. — Если, конечно, всё, что я видел, не было ложью, то мне сложно поверить, что он мог планировать отправить любого ученика Хогвартса в Азкабан. В принципе.

— О, — тихо сказал профессор Защиты, в его бледных глазах блеснуло отражение чашки. — Но, возможно, это ещё один след, мистер Поттер. Вы ещё не поняли особенностей людей того типа, к которому относится Дамблдор. Положим, ему нужно во имя достаточно благородной цели пожертвовать учеником — кого он мог бы выбрать, как не ту, что объявила себя героиней?

Эти слова заставили Гарри задуматься. Это могло быть просто эффектом послезнания, но, тем не менее, при этой гипотезе то, что кто-то подставил Гермиону, казалось более вероятным. Подобным же образом профессор Квиррелл уже предсказал, что мишенью Дамблдора может стать Драко…

Но если за этим стоите вы, профессор, вы могли планировать подставить директора и заранее позаботиться о том, чтобы на него пало подозрение.

Концепция «свидетельства» приобретает другое значение, когда имеешь дело с кем-то, кто заявляет, что играет «на один уровень выше, чем вы».

— Я понимаю вашу точку зрения, профессор, — голос Гарри звучал спокойно, не выдавая и намёка на его мысли. — То есть вы считаете наиболее вероятным, что именно директор подставил Гермиону?

— Не обязательно, мистер Поттер, — профессор Квиррелл допил свой чай одним глотком и отставил чашку (та звонко стукнулась об стол). — Есть ещё Северус Снейп, хотя я не могу понять, какую выгоду он может извлечь из этой ситуации. Поэтому он также не является моим главным подозреваемым.

— Тогда кто это? — спросил Гарри, слегка озадаченный. Профессор Квиррелл явно не собирался ответить «Сами-Знаете-Кто»…

— У авроров есть правило, — ответил профессор Квиррелл. — Начинать расследование с жертвы. Многие так называемые преступники воображают, что если они кажутся жертвой преступления, то это ставит их вне подозрений. Этот подход так распространён, что любой из авроров постарше видел подобное с дюжину раз.

— Вы всерьёз пытаетесь убедить меня, что это Гермиона…

Профессор Защиты сузил глаза и направил на Гарри один из тех своих взглядов, которые означали, что тот сморозил глупость.

Драко? Драко допрашивали под сывороткой правды… но у Люциуса было достаточно власти, чтобы заставить авроров… ох.

— Вы думаете, что Люциус Малфой подстроил покушение на своего сына? — спросил Гарри.

— А почему бы и нет? — мягко ответил профессор Квиррелл. — Из записи показаний мистера Малфоя я почерпнул, что вам удалось добиться некоторых успехов в изменении его политических взглядов. Если Люциус Малфой узнал об этом раньше… он мог решить, что его теперь бывший наследник стал обузой.

— Я не куплюсь на это, — решительно сказал Гарри.

— Вы непростительно наивны, мистер Поттер. Исторические книги полны примеров, когда семейные распри приводили к убийствам, и происходило это из-за куда меньших неудобств и беспокойств, чем те, что доставил мистер Малфой своему отцу. Полагаю, следующим вашим аргументом будет то, что Пожиратель Смерти Лорд Малфой слишком кроток, чтобы причинить своему сыну такой вред, — сказал профессор с оттенком тяжёлого сарказма.

— Ну, честно говоря, да, — ответил Гарри. — Любовь действительно существует, профессор, это феномен, проявления которого очевидны. Разум реален, эмоции реальны, и любовь — такая же часть реального мира, как яблоки или деревья. Если вы делаете экспериментальное предположение, не беря в расчёт родительскую любовь, вам понадобится уйма времени, чтобы объяснить, почему родители не отправили меня в детский дом после Инцидента с научным проектом.

Профессор Защиты никак на это не отреагировал.

Гарри продолжил:

— Со слов Драко следует, что Люциус ставит его превыше голосований в Визенгамоте. Это значимое свидетельство, ведь существуют менее дорогостоящие возможности изобразить любовь, если вы хотите просто её изобразить. И нельзя сказать, что априорная вероятность того, что отец любит своего ребенка, мала. Я считаю возможным, что Люциус просто играл роль любящего отца, и что он отказался от этой роли, узнав, что Драко связался с маглорождённой. Но, как говорится, нужно отличать возможность от вероятности.

— Тем лучше преступление, — по-прежнему тихо сказал профессор Защиты, — если настоящего преступника никто не заподозрит.

— И, прежде всего, как бы Люциус изменил память Гермионы, не накладывая на неё чар? Он не преподаёт в Хогвартсе… а, вы, наверно, думаете, что это сделал профессор Снейп.

— Неверно, — сказал профессор Защиты. — Люциус Малфой не доверил бы такую миссию слуге. Но, предположим, одна из профессоров Хогвартса, достаточно знающая, чтобы наложить чары Ложной памяти, но недостаточно искусная в бою, пошла погулять в Хогсмид. Из тёмного переулка выступил Малфой, одетый в чёрное — он сделал бы это сам — и сказал ей одно-единственное слово.

— Империо.

— Скорее, Легилименс, — сказал профессор Квиррелл. — Я не знаю, среагировали бы защитные чары Хогвартса на вернувшегося профессора, на которого наложено проклятие Империус. И если я не знаю, Малфой, вероятно, тоже не знает. Но Малфой — превосходный окклюмент, и, возможно, он способен использовать легилименцию. Что касается цели… возможно, Аврора Синистра: никто не станет расспрашивать профессора астрономии, почему она гуляет по ночам.

— Или, что даже более напрашивается, профессор Спраут, — сказал Гарри. — Потому что она последняя, кого можно заподозрить.

Профессор Защиты немного поколебался.

— Возможно.

— Кстати, — Гарри демонстративно наморщил лоб, — полагаю, вы не скажете навскидку, кто из нынешних преподавателей был в Хогвартсе, когда в 1943-м году подставили мистера Хагрида?

— Дамблдор вёл трансфигурацию, Кеттлберн — волшебных существ, Вектор вела арифмантику, — тут же ответил профессор Квиррелл. — И, кажется, Батшильда Баблинг, которая сейчас преподаёт Древние руны, была старостой Когтеврана. Но, мистер Поттер, нет причин подозревать, что в том деле был замешан кто-то, кроме Сами-Знаете-Кого.

Гарри притворно пожал плечами.

— Просто решил спросить — на всякий случай. Впрочем, профессор, я согласен: возможно, что кто-то посторонний использовал легилименцию на ком-то из штата Хогвартса — и затем стёр память об этом, такое невозможно забыть. Но мне не кажется вероятным, что за этим планом стоял Люциус Малфой. Возможно, пусть и маловероятно, что вся внешняя любовь Люциуса к Драко проистекала лишь из чувства долга, и что она испарилась, как дым. Возможно, пусть и маловероятно, что всё выступление Люциуса перед Визенгамотом было лишь игрой. Люди снаружи не всегда похожи на себя внутри, как вы говорите. Но есть одно свидетельство, которое совершенно не вписывается.

— Какое же? — спросил профессор Защиты, полуприкрыв глаза.

— Люциус попытался отказаться от ста тысяч галлеонов в уплату за жизнь Гермионы. Я видел, как удивился Визенгамот, когда Люциус заявил, что, несмотря на правила чести, он отказывается. Визенгамот этого явно не ожидал. Почему он просто не сделал вид, что негодует, не стиснул напоказ зубы и не взял деньги? Если на самом деле ему не было так уж важно отправить Гермиону в Азкабан.

Профессор Квиррелл помолчал.

— Возможно, Люциус слишком вошёл в роль, — наконец ответил он. — Это порой случается, мистер Поттер, люди увлекаются и теряют голову.

— Не исключено, — сказал Гарри. — Но всё же это ещё одна довольно маловероятная деталь, которую приходится брать как условие. И раз теория требует столько дополнительных усложнений, она не может быть основной. Как по-вашему, среди прочих возможностей есть ещё что-то, о чём мне следует поразмыслить?

Профессор Квиррелл опустил взгляд на свою пустую чашку, он казался необычно отстранённым.

— Думаю, мне приходит в голову ещё один подозреваемый, — наконец сказал профессор Защиты.

Гарри кивнул.

Профессор Защиты, казалось, не заметил этого, и просто продолжил:

— Директор говорил вам что-либо — хотя бы намёком — о пророчестве, которое сделала профессор Трелони?

— Хм!? — машинально произнёс Гарри, пряча внезапное изумление за самой лучшей маской, которую мог изобразить. Вероятно, это было притворство не того уровня, чтобы обмануть профессора Квиррелла, но Гарри определённо не мог взять тайм-аут на то, чтобы обдумать ответ — постойте, но как, во имя всего святого, профессор Квирелл мог узнать об этом? — А что, профессор Трелони сделала пророчество?

— Вы же сами были там, и слышали начало, — нахмурившись, сказал профессор Квиррелл. — Вы закричали на всю школу, что пророчество не может быть о вас, потому что вы не грядёте, вы уже здесь.

ОН ГРЯДЁТ. ТОТ, КТО РАЗОРВЁТ…

Всё, что успела произнести профессор Трелони до того, как Дамблдор сгрёб её в охапку и исчез.

— А, это пророчество, — сказал Гарри. — Извините! Совершенно про него забыл.