СКАЗИТЕЛИ

Сказителями на Русском Севере называли исполнителей бы­лин и других эпических произведений.

Интерес к личности сказителя возник в начале 1860-х гг. пос­ле того, как стали выходить из печати "Песни, собранные П. Н. Рыбниковым"[109]. В 1861 г. была опубликована их первая часть. В ней было напечатано 88 былин и других эпических песен (вклю­чая варианты), которые были собраны в Олонецкой губ., т. е. недалеко от Петербурга. В томе было указано, где и от кого произведены записи. Однако приведенные сведения не удов­летворили любителей народной поэзии: некоторые сомневались в подлинности опубликованных произведений. В 1864 г. в тре­тьей части "Песен..." была помещена "Заметка собирателя", в которой Рыбников кратко обрисовал состояние эпической тра­диции Прионежья, рассказал о своих встречах со сказителями, условиях их жизни, роде занятий, репертуаре. Иногда со слов современников он приводил сведения о талантливых певцах прошлого. В ряде случаев собиратель отметил, от кого сказитель перенял ту или иную былину, кто был его учителем.

Ценны наблюдения Рыбникова над напевами былин. Он писал: "На­певы былин довольно однообразны: например, у Рябинина их, собствен­но, два; но перехваты и колена голоса дают каждой былине особый ха­рактер. Один и тот же быстрый голос очень весел в "Ставре", в "Поты-

ке как-то заунывнее, а в "Вольге и Микулушке" выходит торжествен­ным. Протяжный напев звучит мужественно в "Двух королевичах из Крякова" и "Илье Муромце" и делается грозным в "Илье и паленице". У Козьмы Иванова Романова тоже три или два напева, и все его пение на каких-нибудь трех нотах, но вибрации голоса удивительно помогают ему разнообразить напевы. По-видимому ни с того ни с сего старик вдруг ускорит пение и точно расколет голос, а выйдет отлично и совер­шенно под лад содержанию. <...> У Бутылки напев один для всех бы­лин. <...> Вообще теперь я пришел к убеждению, что напев для былин почти один и тот же в настоящее время; чем искуснее певец, тем больше он умеет его разнообразить; усвоить же голос какой-нибудь старины со всеми оттенками очень трудно, потому что пение ее составляет постоян­ную импровизацию на один лад"[110].

Всего в собрании Рыбникова опубликовано 224 произведе­ния, которые были записаны от 33 сказителей (включая также несколько безымянных записей).

В 1871 г. в ту же Олонецкую губ. поехал А. Ф. Гильфердинг. Он писал: "Мне давно хотелось побывать на нашем Севере, чтобы составить себе понятие о его населении, которое до сих пор живет в эпохе первобытной борьбы с невзгодами враждебной природы. В особенности манило меня в Олонецкую губернию желание послушать хоть одного из тех замечательных рапсодов, каких здесь нашел П. Н. Рыбников. <...> Я расположил свою поездку так, чтобы посетить местности, которые были мне ука­заны г. Рыбниковым как пребывание лучших "сказителей"..."[111] В течение двух месяцев Гильфердинг встретился с 70 сказителями и записал от них 318 былин и других эпических песен.

Гильфердинг впервые составил сборник по репертуару ска­зителей, предпослав краткие биографические справки. Этим он положил начало изучению творческой личности в фольклоре.

А. Е. Грузинский, готовя второе издание "Песен, собранных П. Н. Рыбниковым" (1909—1910), также расположил былины по певцам, с биографическими справками. При их составлении Грузинский использо­вал сведения, которые были в "Заметке собирателя" Рыбникова и в из­дании Гильфердинга[112].

Изучение сказителей было продолжено другими исследова­телями. В конце XIX и в XX в. на Север выезжали новые фоль­клорные экспедиции.

Талантливые сказители пользовались большим уважением и любовью слушателей. Сохранились воспоминания пожилых лю­дей, которые свидетельствуют о том, что в конце XVIII — пер­вой половине XIX в. крестьяне с огромным вниманием слушали исполнение былин. Так, например, один из сказителей — крес­тьянин лет 80, говорил П. Н. Рыбникову, что в прежнее время бывали сказители не такие, как он: "...Еще он помнит, как, бы­вало, целая волость в несколько тысяч душ призывала к себе такого, древнего летши, сказителя и заставляла его сказывать старины, былины и побывальщины, и заслушивалась вся от мала до велика, по нескольку дней сряду, забыв и работы в поле, и хозяйство в дому"[113].

Еще один пример. В праздничные дни на Ладожском озере рыболовы собирались в один круг слушать Трофима Григорье­вича Рябинина. Когда наступала его очередь дежурить у лодки, то кто-нибудь заменял его, а Трофим Григорьевич исполнял былины. "Если б ты к нам пошел, Трофим Григорьевич, — гова­ривали рыболовы, — мы бы на тебя работали: лишь бы ты нам сказывал, а мы тебя все бы слушали"[114].

Сказители исполняли былины не только в свободное время, но и за работой. "В старину соберутся, бывало, старики и бабы вязать сети, и тут сказители, а особенно Илья Елустафьевич, станут петь былины. Начнут они перед сумерками, а пропоют до глубокой ночи" (из рассказа Козьмы Романова). Сказите­ли — крестьянские портные также исполняли былины во время работы. Например, Абрам Евтихиев (по прозвищу Бутылка, из Пудожского погоста) ходил по деревням Заонежья, занимался портняжеством и во время работы постоянно пел былины. За работой, в избе кижанина, распевал былины и другой бродячий крестьянский портной — Щеголенок[115].

Трофим Григорьевич Рябинин (1791-1885) был родоначаль­ником целого поколения сказителей. Из его детей лучше всех выучился петь младший сын Иван — впоследствии известный сказитель (он выступал в аудиториях Петрозаводска, Петербур­га, Москвы и других городов, выезжал за границу). От Ивана Трофимовича Рябинина перенял былины его пасынок Иван Ге-

расимович Рябинин-Андреев. От Ивана Герасимовича былины выучил его сын Петр Иванович Рябинин-Андреев, а также внук Ивана Трофимовича — Петр Васильевич Рябинин и внук Тро­фима Григорьевича — Кирик Гаврилович Рябинин.

От отцов переняли былины сказители Андрей Сорокин и Абрам Евтихиев. Отец последнего был великим сказителем[116].

Наличие семейной традиции в XIX в. было зафиксировано и в Сибири. В окрестностях Барнаула краевед С. И. Гуляев встре­тил крестьянина Леонтия Гавриловича Тупицына, исполнявше­го значительное количество былин[117]. Он унаследовал свой ре­пертуар от отца, который в свою очередь перенял его от деда. Прадед Леонтия Гавриловича был выходцем "откуда-то из Рос­сии". Следовательно, в семье Тупицыных былины хранились в течение четырех поколений, переходя от отца к сыну. У Леон­тия Гавриловича было семь сыновей, но ни один из них не пе­ренял от отца былин, и традиция прекратилась.

Былины исполняли также женщины. Известная в XX в. ска­зительница Марфа Семеновна Крюкова (1876-1954) переняла былины от своей матери Аграфены Матвеевны Крюковой.

На Севере существовали целые школы сказителей. Впервые на них обратил внимание А. Ф. Гильфердинг. "Между Кижами и Толвуей, — писал он, — нет ни природной, ни администра­тивной границ, а манера у певцов былин в том и в другом крае совершенно особенная. <...> Потому думаю, что можно при-онежских рапсодов разделить на две, так сказать, школы — киж-скую и толвуй-повенецкую..." Это заключение Гильфердинг под­твердил свидетельством самих крестьян.

В деревне Горки Пудожгорского погоста стоят рядом, бок о бок, избы двух замечательных сказителей: Абрама Евтихиева (Бутылки) и Петра Калинина. Калинин спел былину о Добрыне не так, как пел Абрам Евтихиев, что и отметили слушатели: "Как странно, два такие близкие соседа, а сказывают былины совер­шенно разно!" Абрам Евтихиев тотчас объяснил, чем это вызва­но. "Петр Лукич, — говорил он, — понял былины от своего отца, а я от своего; батюшка же мой не тутошний, он родом из Киж, с Космозера, и переселился со мною на Пудожскую гору, когда мне уже было лет 20; оттого я и пою былины как кижане, а не как здешние". Дальше Гильфердинг объяснил, в чем состо­ит различие двух названных школ[118].

В дальнейшем о школах сказителей упоминали многие авторы, обстоятельно же их рассмотрел В.И. Чичеров[119]. Чичеров выделил и охарактеризовал три школы сказителей Заонежья (главы: «Елустафьевско-рябининская школа», «Школа Конона с Зяблых Нив», «Сказители Толвуя и Повенца и космозерская традиция былин»).

Собирательница и исследовательница былин Севера А. М. Астахова разделила сказителей на три типа. К первому она отнесла тех, которые перенимали тексты совершенно точно) и в таком виде исполняли. Ко второму типу были отнесены сказители, которые усваивали лишь общую схему сюжета, отбирали типические места иивырабатывали собственный постоянный текст, который старательно сохраняли, варьируя лишь детали. Третий тип – импровизаторы. Запомнив сюжетную схему, они не вырабатывали, не создавали постоянного текста, а каждый раз изменяли его, пользуясь всем арсеналом сюжетов, мотивов, образов, формул, которыми владели. Эти три типа сказителей Астахова определила путем анализа творчества большого количества народных певцов, живших в XIX – 30-х гг. XX в. В первом типе она выделила Ивана Трофимовича Рябинина, во втором – Трофима Григорьевича, в третьем – Василия Петровича Щеголенка[120].

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РУССКОГО ЭПОСА

Эпические песни известны в фольклоре многих народов. Иногда они были объединены в циклы, составлявшие большие поэмы-эпопеи: греческие "Илиада" и "Одиссея", немецкая "Песнь о Нибелунгах", французская "Песнь о Роланде". У не­которых народов эпические поэмы содержали несколько десят­ков тысяч стихотворных строк. Самый большой в мире киргиз­ский эпос "Манас", записанный от исполнителя Каралаева, имеет 500 000 строк, что в 18 раз больше "Илиады" и "Одиссеи" вме­сте взятых. Обширные эпические памятники — якутское олонхо (т. е. эпическая поэма) "Строптивый Кулун Куллустуур", кал­мыцкий эпос "Джангар", азербайджанский "Кёр-оглы".

Некоторые эпические поэмы были составлены филологами или поэта­ми в позднее время из сравнительно небольших народных эпических песен

и преданий. Так, бурятский "Гэсэр" был составлен из улигеров (бу­рятских эпических песен) писателем Намжилом Балдано (первая публ.— 1959 г.). Армянский "Давид Сасунский" составлен группой писателей из песен о Давиде из Сасунчи. "Калевалу" составил финский фолькло­рист Э. Лённрот из собранных им карело-финских рун (эпических песен) о Калеви (первая редакция — 1835 г., вторая — 1849 г.). "Лачплесис"

— национальный эпос латышского народа — был создан по народным преданиям поэтом А.Пумпуром (в 1888 г.). "Калевипоэг" — эстонский национальный эпос — был составлен основоположником эстонской лите­ратуры Ф. Р. Крейцвальдом на основе отдельных народных произведе­ний о богатыре Калевипоэге (впервые опубл. в 1857—1861 гг.).

В 1843 г. в Киеве была издана поэма "Украина. Зложив П. Кулиш. Од початку Вкраины до батька Хмельницького". Составитель писал М. Погодину, что хочет создать "другую 'Одиссею'". Поэма состояла из стихов самого П. Кулиша, украинских народных дум и фальсифициро­ванных под думы произведений. Не получилось ни второй "Одиссеи", ни сколько-нибудь значительного художественного произведения.[121]

Составлялся сводный текст и из русских былин. Через сто лет после поэмы П. Кулиша вышла книга: Русский народный эпос: Сводный текст / Сост. Н. В. Водовозов, послесл. С. К. Шамбинаго. — М., 1947. Книга имела две части: "Слово о стольном князе и русских богатырях" и "Гос­подин Великий Новгород". Но национальной эпопеи не получилось.

Русский эпос не сложился в цельную эпопею. Как писал А. Н. Веселовский, это эпос, "состоящий из рядов песен, группирую­щихся вокруг чисто внешнего центра... Но почему же эти ряды песен не связаны внутренним единством? — спрашивал иссле­дователь. И отвечал: — Потому что борьба с татарами <...> кон­чилась в то время, когда условия жизни уже не могли способ­ствовать созданию цельного эпоса"[122].

В силу объективных исторических причин русские эпические песни оказались разрозненными, но в них содержится тенден­ция к циклизации — как по месту действия (Киев, Новгород), так и по героям.

Представители мифологической теории выделяли две группы былин соответственно двум типам богатырей: о старших богатырях, в образах которых сильно отразились мифологические элементы (Волх, Святогор, Сухман, Дунай, Потык), и о младших богатырях, в образах которых

мифологические следы незначительны, а сильны исторические черты (Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Василий Буслаев).

Глава исторической школы В. Ф. Миллер делил былины на два типа: богатырские и новеллы. Для первых он считал характерной героическую борьбу богатырей и ее государственные цели, для вторых — внутренние столкновения, социальные или бытовые.

В фольклористике выделялись два цикла былин по месту действия; киевские и новгородские (впервые в 1841 г. их назвал и охарактеризовал В. Г. Белинский).

Мы рассмотрим былины мифологического содержания, ки­евские былины (героические и новеллистические) и новгородс­кие былины.