КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2
Сцена пятая Бернард ходит взад-вперед по комнате, в руке у него пачка исписанныхлистков. Он читает вслух. Слушатели: Валентайн, Хлоя и Гас. Гас сидит чутьпоодаль и, возможно, слушает не очень внимательно. Валентайн ест бутерброди, вынимая из него листья салата, скармливает их своей черепашке. Бернард. "Произошло ли это на самом деле? Могло ли произойти?Безусловно, могло. Всего лишь тремя годами ранее ирландский поэт Том Муртакже вышел к барьеру, чтобы расквитаться с Джеффри за рецензию в"Эдинбургском обозрении". Такие дуэли редко приводили к фатальному исходу ичаще напоминали фарс, но потенциально дуэлянт-победитель обязан был отвечатьперед законом как самый обыкновенный убийца. Что до убитого, то смертьтретьеразрядного поэта Эзры Чейтера могла остаться в дербиширской глушисовершенно незамеченной. Он канул в безвестность, подобно его современнику иоднофамильцу, третьеразрядному ботанику, погибшему в лесах Вест-Индии. Вглазах истории они значат не больше укусившей ботаника обезьяны.Шестнадцатого апреля 1809 года, через несколько дней после возвращения изСидли-парка, Байрон пишет своему поверенному Джону Хенсону: "Пускайпоследствия моего отъезда из Англии будут в десять раз губительнее, чем Выпредрекаете, - выбора у меня все равно нет. По ряду причин отъезд неизбежени ехать надобно незамедлительно". Комментарий к этому письму в собранииписем лорда Байрона звучит так: "Причины, побудившие Байрона к внезапномуотъезду, неизвестны и по сей день". Письмо отправлено из Ньюстедскогоаббатства, родового поместья в Ноттингемшире. Один день верхом - держа курсна северо-запад, - и вы в Сидли-парке, поместье Каверли, семейства гораздоболее знатного, чем Байроны. Еще Карл II пожаловал им титул графовКрумских". Быстро входит Ханна. В руке у нее листок. Ханна. Бернард! Вэл!.. Бернард. В чем дело? Ханна кладет листок перед Валентайном. Хлоя (сердито). Ханна! Ханна. Что такое? Хлоя. Какое хамство! Ханна (смешавшись). Что? Что я сделала? Валентайн. Бернард читает нам лекцию. Ханна. Я знаю. (Затем, сообразив.) Ой, прости, я тебя прервала. Прости,Бернард. Валентайн (с листком в руках). Что это? Ханна (Бернарду). След привел в библиотеку Индийского департамента.(Валентайну.) Там есть подлинник письма Павлини. Прислали копию. Хлоя. Ханна! Заткнись! Ханна (присаживаясь). Да-да, простите. Бернард. Я могу и про себя читать, если вам не... Хлоя. Нет. Ханна забирает письмо Павлини. Ханна. Продолжай, Бернард. Я сильно опоздала? Пропустила что-нибудьважное? Бернард смотрит на нее сердито. Продолжает лекцию. Бернард. "В 1809 году ньюстедские Байроны были малочисленны:эксцентричная вдова и ее ничем не примечательное "хромое отродье". Титуллорда он получил в возрасте десяти лет, а до этого грубая и хвастливая матьквартировала то здесь, то там и перебиралась из дома в дом, толкая передсобой коляску с сыном-хромоножкой..." (Ханна поднимает руку.) Возражениеотклоняется. "В апреле же 1809 года этот молодой человек - двадцати одногогода и четырех месяцев от роду - не имел за душой ничего, кроме гениальностии долгов. Социального равенства между Байронами и Каверли не было и быть немогло. Единственным связующим звеном - доселе неизвестным - был некийСептимус Ходж, друг Байрона по Харроу и Кембриджу". (Ханна снова поднимаетруку.) Возражение принимается. (Делает пометку серебряным карандашиком.)"Соученик Байрона по Харроу и Кембриджу, который проживал в поместье Каверлии обучал дочь лорда Крума, Томасину Каверли. Из писем Байрона мы знаем, гдеон был восьмого и двенадцатого апреля. Был он в Ньюстеде. Зато десятого онопределенно был в Сидли-парке, что отмечено в сохранившихся до наших днейохотничьих книгах: "10 апреля, 1809 года, утро. Ясно, сухо, временамиоблака, ветер юго-восточный. Я, Огастес, лорд Байрон. Четырнадцать голубей,один заяц (Лорд Б.)". Однако, как нам теперь известно, в Сидли-паркеразыгралась в этот день истинная драма. Секс и литература поставили на картуотнюдь не голубиные, а человеческие жизни". Валентайн. Голубям тоже несладко пришлось. Бернард. Могу вовсе вычеркнуть голубей. Вам же хотел сделать приятное. Хлоя. Бернард, да плюнь ты на него! Переходи к дуэли. Бернард. Но Ханна даже не слушает! Ханна. Слушаю, слушаю. Я часто работаю с включенным радио. Бернард. Спасибо за комплимент. Ханна. А конец скоро? Хлоя. Ханна! Ханна. А что? Все потрясающе интересно. Захватывающий сюжет. Я простовыясняла, долго ли до конца. Надо срочно спросить у Валентайна насчет этого(кивает на письмо). Прости, Бернард, продолжай. Я подожду. Валентайн. Да, Бернард. Прости. Хлоя. Ну же, Бернард! Бернард. На чем я остановился? Валентайн. На голубях. Хлоя. На сексе. Ханна. На литературе. Бернард. А, на истинной драме. Верно. "Самым красноречивым томусвидетельством являются процитированные мною выше три письма. Суровоетребование уладить дело личного свойства; вопль отчаяния - "муж послал запистолетами" - и, наконец, письмо-перчатка, брошенная одиннадцатого апреляобманутым мужем и оскорбленным поэтом Эзрой Чейтером. Конверты несохранились. Определенно известно одно: у Байрона до 1816 года хранились всетри письма. Хранились они в книге "Ложе Эроса", которую семью годами ранееБайрон позаимствовал в поместье Сидли-парк у Септимуса Ходжа". Ханна. Позаимствовал? Бернард. Вопросы попрошу в конце. А лучше - конструктивные замечания.Для этого, собственно, я и устраиваю пробную читку в провинции. Онапредваряет мой доклад в Байроновском обществе. Ну а дальше - публикация,публикация, публикация... Кстати, Валентайн, хочешь прославиться? "Охотничьякнига, найденная недавно таким-то"? Валентайн. Она никогда не терялась. Бернард. Ну "предоставленная в наше распоряжение"... Вообщерасшаркиваться не в моих привычках, но научные статьи - они вродебракоразводного процесса: желательно, чтоб прозвучало имя какого-нибудьаристократа. В этом есть особый шик. Я упомяну твое имя в рекламном текстеперед лекцией и в пресс-релизе. Годится? Валентайн. Вы очень любезны. Ханна. В пресс-релизе? А куда делся "Вестник новейших исследований поанглийской литературе"? Бернард. Та публикация появится позже - более научная, достойная, сосправочным аппаратом. Сухо, скромно, без малейшего злорадства. Эти сонныемухи под потолок взовьются. Но сначала - пресс-релиз. "Спешите! Спешите! Ктоне успел, тот опоздал!.." Так на чем я остановился? Валентайн. На охотничьей книге. Хлоя. На Эросе. Ханна. На "позаимствовал". Бернард. Верно. "... позаимствовал у Септимуса Ходжа. Можно липредположить, что письма уже находились в книге, когда Байрон взял ее уХоджа?" Валентайн. Да. Хлоя. Вэл, заткнись! Валентайн. Почему? Это вполне вероятно. Бернард. "Неужели Ходж одолжил Байрону книгу, не вынув из неепредварительно три личных письма?" Валентайн. Да нет... Я только имел в виду, что Байрон мог взять книгубез разрешения. Ханна. Верно. Бернард. Тогда почему Ходж не забрал письма потом? Ханна. Не знаю. Меня там не было. Бернард. Вот именно, черт подери! Тебя там точно не было. Хлоя. Продолжай, Бернард. Бернард. "Убеждает именно третий документ, то есть собственно вызов надуэль. Чейтер, "как мужчина и как поэт", указывает пальцем на "клеветника впрессе". Понятно, что Чейтера на страницах газет ежедневно не поминали - никак мужчину, ни как поэта. Следовательно, под клеветой он навернякаподразумевает рецензию на "Индианку", опубликованную в "Забавах Пиккадилли".Был ли Септимус Ходж связан с лондонскими периодическими изданиями? Нет. АБайрон? Да! Двумя годами ранее он напечатал рецензию на Вордсворта. Два годаспустя напишет на Спенсера. А располагаем ли мы какими-нибудьсвидетельствами о том, как Байрон оценивал Чейтера-поэта? Да! Кто, кромеБайрона, мог вписать карандашом в "Английских бардов и шотландскихобозревателей", принадлежавших леди Крум, следующие строки..." Ханна. Да кто угодно! Бернард. Дорогуша! Ханна. Я не дорогуша. Бернард. Хорошо, значит, идиотка. По-твоему, человек, которого Чейтерназывает "мой друг Септимус Ходж", мог трахнуть его жену и смешать с дерьмомего книгу? Ханна. Запросто. Хлоя (серьезно). Ханна, вероятно, ты когда-то пережила жестокую обиду иразочарование? Ханна. Разве разочарования юности сравнятся с сегодняшним?! ПочемуБайрон ни в одном письме не упоминает о рецензиях в "Пиккадилли"? Бернард. Совершенно понятно! Потому что он убил того, о ком писал. Ханна. Но первая - на "Индианку" - появилась годом раньше! Он что,ясновидящий, твой Байрон? Хлоя. Письма могли потеряться. Бернард. Благодарю! Именно! И все же существует некое - гипотетическое- письмо, которое все подтверждает. Письмо утрачено, но тем не менеенеистребимо живо - как радиоволны, которые вечно бродят по Вселенной. "Мойдорогой Ходж, пишу тебе из Албании, и ты единственный на всем свете знаешь,почему я здесь. Бедняга Ч.! Я вовсе не желал ему зла - так, пощипал немногов "Пиккадилли". Но эта женщина, Ходж! Всему виной эта женщина! Какоенесчастье! Впрочем, для поэзии такой исход дела оказался лучшим. Твойнавеки, Б. - Постскриптум. Письмо сожги". Валентайн. Как Чейтер выяснил, что рецензентом был Байрон? Бернард (раздраженно). Не знаю, я же там не был, правда? (Пауза.Обращается к Ханне.) Хочешь что-то сказать? Ханна. Moi? Хлоя. Знаю! Байрон сам проговорился! Он рассказал о рецензии миссисЧейтер. В постели. А на следующий день он ее бросил. Вот она на него ипокатила. И пришила ему "изнасилование на свидании". Бернард (с омерзением). Куда пришила? Ханна. На то самое место. И дату поставила - 10 апреля. Бернард с возмущенным возгласом поворачивается к двери, намереваясьуйти. Шум, гам, уговоры. Бернард. Все! Конец! Ни слова не вытянете! Ханна. Прости. Бернард. Ни за что! Одни колкости, издевательства, детские глупости. Валентайн. Я тоже провинился?.. Бернард. Самое сенсационное литературное открытие века! И никакогодоверия! Хлоя. Зря вы его так! Бернард, они просто завидуют! Ханна. Молчу. Валентайн. Да-да, продолжай, Бернард. Мы обещаем... Бернард (сменяет наконец гнев на милость). Ладно. Только при условии,что здесь наконец перестанут кормить черепах. Валентайн. Но ей пора обедать. Бернард. И при условии, что мне будет оказано элементарное уважение -как ученому среди ученых. Ханна. Клянусь, я молчу как рыба, пока ты не закончишь. Бернард. После чего принимаются комментарии - в приемлемых в научноммире... Ханна. ... выражениях. Ты прав, Бернард. Бернард. ...терминах. Ханна. Терминах. Отлично. Научная лексика. Обещаю. Бернард снова раскладывает листочки, которые только что демонстративноскладывал, и ищет, где остановился, с подозрением поглядывая на своихслушателей: вдруг опять смеются? Бернард. Последний абзац. "Без сомнения, Эзра Чейтер послал кому-товызов на дуэль. И если эта дуэль состоялась в рассветном тумане десятогоапреля 1809 года в Сидли-парке, его соперником, по-видимому, был некийкритик - великий насмешник и к тому же большой любитель женского пола. Ктоон? Ответ напрашивается сам собой. Далее. Миссис Чейтер к 1810 году былавдовой. В чем причина столь ранней, безвременной смерти Эзры Чейтера? Ответнапрашивается сам собой. Далее. Лорд Байрон - на взлете своей литературнойславы - покидает страну. Это настоящее бегство, паническое и тайное. Онпроводит за границей два года. И это в то время, когда путешествия в Европубыли редки и опасны. Почему он уехал из Англии? Ответ опять-такинапрашивается сам собой". Он откровенно доволен своими разглагольствованиями. Многозначительноемолчание. Ханна. Чепуха. Хлоя. А по-моему, так оно и было. Ханна. Все, что не вписывается, ты попросту выкинул. Байрон давнособирался за границу, трезвонил об этом на каждом углу; есть письмо,февральское, адре... Бернард. Но не уехал же! Ханна. Он и в апреле не уехал! Только в начале июля! Бернард. Тогда вообще жили очень неспешно. Другие времена. Он просиделдве недели в Фалмуте - то ли попутного ветра ждал, то ли... Ханна. Бернард! Я даже не знаю, зачем я так завелась. Тебя все равно непеределать. В науке ты - самонадеянный хапуга, не признающий ни рамок, ниправил. Едва что-то померещилось, ты - раз-два, с наскоку, с налету...Такого напридумывал! Получишь по шапке - и поделом. Ты просто сбрендил. Ая... я лезу не в свое дело, потому что ты похож на ребенка, который гонит кобрыву на трехколесном велосипеде. Я невольно бросаюсь, чтоб тебя удержать.Так вот. Если Байрон убил Чейтера на дуэли, тогда я... наследная принцесса!Да, ты прославишься! Так прославишься, что из дому придется выходить вкапюшоне или мешке. Прорежешь дырки для глаз - и вперед. Валентайн. В самом деле, Бернард, с точки зрения ученого-естественника,в вашей теории есть пробелы. Бернард. Но я не естественник. Валентайн (терпеливо). А я как естественник должен вам сказать... Бернард (кричит). Возражайте по существу! Ханна. Никому в голову не придет убить человека, а потом поднять насмех его книгу. В крайнем случае, в обратном порядке. То есть, выходит, он"позаимствовал" книгу, накропал рецензию, отослал ее по почте, соблазнилмиссис Чейтер, стрелялся с ее мужем и благополучно отбыл. Все за какие-тодва-три дня! Кто на это способен? Бернард. Байрон. Ханна. Ты безнадежен. Бернард. А тебе не дано понять Байрона. Достаточно прочесть твойроманчик и... Ханна. Мой что? Бернард. Ах, прости! Ты ведь написала книгу века! В корне пересмотрелаисторию литературы! Испорченный ребенок Байрон, возвышенный не собственнымталантом, а духом времени. И затворница Каролина, интеллектуалка, недопущенная мужчинами-снобами в высший круг. Валентайн. Где-то я это читал... Ханна. Это его рецензия. Бернард. Неплохо, между прочим, сказано. (Разговор принимает неприятныйоборот, но Бернарда это, очевидно, не смущает.) Ты поменяла их местами,дорогуша. На самом деле твоя Каролина - романтическая пустышка без проблескалитературного таланта. А Байрон - рационалист из XVIII века, отмеченныйпечатью гения. И Чейтера он убил!!! Ханна. Отойду-ка я, пожалуй, в сторонку. Вперед! Жми на педали! Бернард. Так и сделаю. В чужом глазу ты и соринку видишь. А самаприляпала на суперобложку черт-те кого. Ханна. Что не так с обложкой? Валентайн. А компьютерные данные? Не понравились? Решили не упоминать? Бернард. Неубедительно! Валентайн (Ханне). Я проверил на компьютере: статьи в "Пиккадилли"сильно отличаются от других байроновских рецензий. Ханна (Бернарду). Что значит "черт-те кого"? Бернард (пропустив ее вопрос мимо ушей). Другие рецензии друг от другатоже отличаются. Валентайн. Безусловно. Но по иным параметрам. Бернард (издевательски). Параметры! Байрона не засунешь в компьютер!Кишка тонка! Гений - это тебе не дичь. Валентайн (невозмутимо). Все это достаточно тривиально. Бернард. Что?!! Валентайн. Кто написал, что написал, когда... Бернард. Тривиально?! Валентайн. Незначительно. Замыкается на личностях. Бернард. Как ты сказал? Тривиально? Валентайн. Это технический термин. Бернард. Ну уж нет! В литературе это термин отнюдь не технический! Валентайн. Понимаете, Бернард, вы ставите несущественные вопросы. Вродеспора о том, кто изобрел дифференциальное исчисление. Англичане говорят -Ньютон, немцы - Лейбниц. Но по сути это совершенно неважно. Зачем спорить оличностях? Главное - само дифференциальное исчисление. Научный прогресс.Познание. Бернард. Неужели? А почему? Валентайн. Что "почему"? Бернард. Почему научный прогресс важнее личностей? Валентайн. Он шутит или всерьез? Ханна. Шутит. Причем тривиально. Послушай, Бернард... Валентайн (перебивает ее, обращается к Бернарду). Имейте мужество!Признайте свое поражение! Бернард. Ну, пропал! Сейчас меня забодают пенициллином и пестицидами.Оставьте вашу прогрессивную гадость при себе. А то припомню атомную бомбу иаэрозоли. А главное - не путайте прогресс с совершенством. Великий поэтвсегда рождается вовремя. Великий философ нужен всегда и позарез. А вот сэрИсаак Ньютон мог бы и подождать. Человечество без него было вполнесчастливо. Лично я и сейчас предпочитаю Аристотелеву модель Вселенной.Пятьдесят пять хрустальных сфер - что еще человеку надо? Бог крутанет ручкуи - пошло-поехало. А главная тривиальщина, по-моему, - скорость света.Кварки, квазары, черные дыры, бах, трах... Да кому это все нужно? Вы,ученые, вышибаете из нас не только деньги! Вы лишили нас гармонии! И рады!Чему вы рады? Хлоя. Бернард, ты что? Против пенициллина? Бернард. И ты с ними заодно? (Снова обращается к Валентайну). Нет, этовы несетесь к обрыву! И я вас охотно подтолкну. Всех до единого! Пускай меняпроклянут! Но калеки и убогие поймут! Ибо пострадали от вашего прогресса! Ханна (громко). Да объяснишь ты наконец что с обложкой? Бернард (не обращает не нее внимания). Познание без самопознания ничто.Оно никому не нужно. Вселенная расширяется? Ну и что? Сжимается? Ну и фиг сней! А может, стоит на одной ножке и поет "У Пегги жил веселый гусь"? Мнена-пле-вать! Свою Вселенную я и без вас расширю. Она идет во всей красе - Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все В ее очах заключены. Так-то. Пришел гений с вечеринки и сочинил. Просто взял - и сочинил! (Сязвительной вежливостью.) Кстати, Валентайн, чем ты там с дичью занимаешься?Расскажи, сделай милость! Валентайн встает, и внезапно становится видно, что он вот-вотрасплачется. Валентайн (Хлое). Он не против пенициллина. А я не против поэзии. И оноб этом знает. (Бернарду.) А дичью я не занимаюсь. Бросил. Ханна. Ты шутишь? Валентайн (идет к двери). Я больше не могу. Ханна. Почему? Валентайн. Слишком шумно. Слишком много лишних шумов. С этими словами Валентайн выходит. Хлоя - расстроенная, в слезах -вскакивает и принимается колотить Бернарда кулаками. Не больно, понарошку. Хлоя. Какой же ты гад, Бернард! Выбегает. Следом за ней - Гас. Пауза. Ханна. Ну вот. Столкнул всех до единого. Не забудь и Молнию передуходом пнуть. Бернард. Н-да... Очень жаль. Лучше иметь дело с профессионалами, верно? Ханна. Верно. Бернард. Ну ладно... (Начинает собирать бумаги с текстом лекции и вдругвспоминает.) Да, ты спрашивала про обложку? "Лорд Байрон и Каролина Лэм вКоролевской академии"? Этюд? Тушь, перо? Автор - Генри Фюзели? Ханна. Ну, и что дальше? Бернард. Это не они. Ханна (взрывается). Кто сказал? Бернард вынимает из портфеля "Вестник Байроновского общества". Бернард. В Байроновском обществе появился эксперт по Фюзели. Вот,прислали мне свежий номерок... Как уважаемому коллеге, хотя и не члену... Ханна. Почему не они?! Это известнейшая вещь... Бернард. Известнейшее заблуждение. (Ищет место в тексте.) А, вот. "Неранее 1820 года". Он сканировал этюд, проверил его слой за слоем. (Передаетей журнал.) Почитай на досуге. Ханна (иронизирует, подражая Бернарду). Сканировал? Бернард. Не спорю, очень милый набросок. Но Байрон был уже в Италии. Ханна. Бернард, это они. Я знаю. Бернард. Откуда? Ханна. Ниоткуда. Просто знаю. Сканировал-онанировал... Бернард. Не выражайся. Ханна. Он заблуждается. Бернард. А, научный инстинкт сработал?! Кишки-печенки? Ханна (без всяких эмоций). Он заблуждается. Бернард захлопывает портфель. Бернард. В конце концов, все это тривиально и незначительно. Может,поедем? Ханна. Куда? Бернард. Со мной. Ханна. В Лондон? Зачем? Бернард. Затем. Ханна. А, послушать твою лекцию? Бернард. Хрен с ней, с лекцией. Возляжем. В койку... Ханна. А?.. Нет. Спасибо... (затем протестующе). Бернард! Бернард. Тебе бы не повредило. Недооцениваешь роль секса в нашей жизни. Ханна. Я? Вообще я не против секса. Бернард. Нет, против. А ты бы себя отпустила... Глядишь, и книжку быполучше написала. Во всяком случае, поближе к реальности. Ханна. Секс и литература. Литература и секс. Если не вмешиваться, ваширассуждения так по кругу и ходят. Точно два шарика на блюдце катаются. Иодин из шариков всегда секс. Бернард. Естественно. На то мы и мужики. Ханна. Вот именно! Эйнштейн - секс и теория относительности. Чиппендейл- секс и мебель. Галилей - крутится земля или лежит в койке бревном? Вы что- рехнулись? Меня звали замуж, и не раз. Как представлю - в дрожь бросает.Ради регулярного секса надо поступиться последней свободой - даже пукнуть всвоей постели, и то не смей! Так какая книга будет поближе к реальности? Бернард. Только романтик способен вытянуть Каролину Лэм в героини. А тырационалистка и рождена для Байрона. Пауза. Ханна. Ну, счастливо. Пока. Бернард. Да, знаешь, я приеду на танцы. Хлоя пригласила. Ханна. Вот добрая душа. Но я не танцую. Бернард. Нет... Ты не поняла. Я танцую с ней. Ханна. А, ну-ну. Я-то не танцую. Бернард. Я - ее партнер. Sub rosa. Только не говори ее матери. Ханна. Она скрывает от матери? Бернард. Скрываю я. Видишь ли, я прежде не имел дела с земельнойаристократией. Всего боюсь. А у страха, как известно, глаза велики. Ханна. Бернард! Ты соблазнил девочку? Бернард. Соблазнишь ее, как же... Только повернешься - она уже настремянке, под потолком библиотеки. В конце концов я сдался. Но между ног унее я кое-что приметил... И тут же подумал о тебе. (Получает в ответувесистую оплеуху, но остается невозмутим. Достает из кармана маленькуюкнижицу. Продолжает как ни в чем не бывало.) Издательство "Пикс"."Справочник путешественника". Джеймс Годольфин, 1832 год. К сожалению, безиллюстраций. (Открывает книгу на заложенной странице.) "Сидли-парк вДербишире, собственность графа Крума..." Ханна (в оцепенении). Мир катится в тартарары в тележке старьевщика... Бернард. "... пятьсот акров, из коих сорок занято озером. Парк,созданный Брауном и Ноуксом, изобилует готическими прелестями: подвеснымимостиками, гротами и т.п. В эрмитаже уже двадцать лет обитает безумныйотшельник; общается он исключительно с черепахой по имени Плавт, которуюнеохотно, но все же дает погладить любопытствующим детям". (Протягивает ейкнигу.) Черепашка. Редкое постоянство. Ханна (берет книгу, но не сразу). Спасибо. К двери подходит Валентайн. Валентайн. Такси со станции у подъезда. Бернард. А-а... Спасибо... Да, а у Павлини-то нашлось что-нибудьпутное? Ханна. Кое-что. Бернард. Имя отшельника и его послужной список? (Берет листок с копиейписьма.) "Дорогой Теккерей..." Какой же я, оказывается, молодец. Угадал.(Кладет письмо обратно на стол.) Что ж, пожелай мне удачи... (Валентайну,неопределенно.) Прости за... ну, сам знаешь... (Ханне.) И за твою... Валентайн. Брысь. Бернард. Понял. (Уходит.) Ханна. Не принимай близко к сердцу. Это же словоблудие. Сплошнаяриторика. В древности уроки риторики были вроде физкультуры. Истину отдавалина откуп философам, а остальных занимало только искусство болтовни. Бернардрепетировал негодование - готовится выступать по телевизору. Валентайн. А я не желаю служить боксерской грушей! (Рассматриваетписьмо.) Так что наш безумец? Ханна (забирает у него письмо и читает вслух). "Свидетельство безумцадолжно послужить предупреждением против слепого следования французскоймоде... поскольку именно французский, точнее, офранцузившийся математикпривел его к печальной уверенности в том, что впереди нас ждет мир без жизнии света... подобный деревянному очагу, который неизбежно поглотит себя иобратится в единую неразличимую золу. Мир утратит весь жар Земли..." Валентайн (оживленно и заинтересованно). Так-так, интересно. Ханна. "Он умер в возрасте сорока и семи лет, дряхлый, как Иов,сморщенный, как кочерыжка, сам - лучшее доказательство своих пророчеств. Нодо последнего часа он трудился, пытаясь вернуть миру надежду посредствомдоброй старой английской алгебры". Валентайн. Все? Ханна (кивает). В этом есть какой-нибудь смысл? Валентайн. В чем? Что все мы обречены? (Небрежно.) Вообще-то это второйзакон термодинамики. Ханна. И давно он известен? Валентайн. Поэтам и безумцам - с незапамятных времен. Ханна. А серьезно? Тогда о нем знали? Валентайн. Нет. Ханна. Это как-то связано... ну... с открытием Томасины? Валентайн. Она ничего не открыла. Ханна. А с записями в тетрадке? Валентайн. Нет. Ханна. Значит, совпадение? Валентайн. Какое совпадение? Ханна (читает). "Он умер в возрасте сорока и семи лет". Это случилось в1834 году. Значит, родился он в 1787-м. Как и учитель. Он сам написал лордуКруму, когда нанимался на работу. "Год рождения - 1787". Отшельник родился втот же год, что и Септимус Ходж. Валентайн (помолчав). Эпидемия! Тебя что - Бернард в ногу укусил? Ханна. Как ты не понимаешь? Я думала, мой отшельник - идеальный символ.Идиот в пейзаже. Но так еще лучше! Эпоха Просвещения изгнана в пустынюРомантизма! Гений Сидли-парка уходит жить в хижину отшельника. Валентайн. Ты этого не знаешь. Ханна. Знаю. Знаю. И где-нибудь наверняка есть подтверждение... Толькобы найти. Сцена шестая Комната пуста. Повтор: раннее утро - отдаленный выстрел - грай ворон. В предрассветном полумраке комнаты появляется Джелаби со свечой.Выглядывает в окно. Что-то привлекает его внимание. Он возвращается к столу,ставит лампу и, открыв стеклянную дверь, выходит в сад. Джелаби (снаружи). Господин Ходж! Входит Септимус, следом Джелаби, который закрывает дверь в сад.Септимус в пальто. Септимус. Спасибо, Джелаби. Я боялся, что все двери заперты и в дом непопасть. Который час? Джелаби. Половина шестого. Септимус. Н-да, и на моих то же самое. Удивительная, знаете ли, штука -рассвет. Очень вдохновляет. Бодрит. (Вынимает из внутренних карманов пальтодва пистолета и кладет их на стол.) Птички, рыбки, лягушки, кролики...(Вытаскивает из глубин пальто убитого кролика.) Красота. Жаль только, чторассвет всегда случается в такую рань. Я принес леди Томасине кролика.Возьмете? Джелаби. Но он дохлый. Септимус. Убит. Леди Томасина любит пирог с крольчатиной. Джелаби неохотно забирает кролика. На нем пятна крови. Джелаби. Господин Ходж, вас искали. Септимус. Захотелось поспать этой ночью в лодочном павильоне. Я неошибся, от ворот действительно отъехала карета? Джелаби. Карета капитана Брайса. С ним уехали господин и госпожаЧейтер. Септимус. Уехали? Джелаби. Да, сэр. А лошадь лорда Байрона оседлали еще к четырем утра. Септимус. И лорд Байрон уехал? Джелаби. Да, сэр. Все на ногах, дом бурлит всю ночь. Септимус. Но у меня его охотничьи пистолеты! Что с ними делать? Накроликов охотиться? Джелаби. Вас не было в комнате, вас искали. Септимус. Кто? Джелаби. Ее сиятельство. Септимус. Она заходила ко мне в комнату? Джелаби. Я сообщу ее сиятельству, что вы вернулись. (Направляется кдвери.) Септимус. Джелаби! А лорд Байрон не оставлял для меня книгу? Джелаби. Книгу? Септимус. Он брал у меня книгу. Почитать. Джелаби. Его светлость не оставили в комнате ничего. Ни монетки. Септимус. Хм... Ну, будь у него монетка, он бы ее непременно оставил.Держите-ка, Джелаби, вот вам полгинеи. Джелаби. Премного благодарен, сэр. Септимус. Так что тут стряслось? Джелаби. Сэр, от слуг все держат в тайне. Септимус. Ладно, будет вам. Или полгинеи уже не деньги? Джелаби (вздохнув). Ее сиятельство повстречали ночью госпожу Чейтер. Септимус. Где? Джелаби. На пороге комнаты лорда Байрона. Септимус. А... Кто же из них входил и кто выходил? Джелаби. Выходила госпожа Чейтер. Септимус. А где был господин Чейтер? Джелаби. Пил бренди с капитаном Брайсом. Лакей поддерживал огонь вкамине до трех часов по их приказу, сэр. А потом наверху начался скандали... Входит леди Крум. Леди Крум. Ну и ну, господин Ходж! Септимус. Миледи... Леди Крум. И вся эта затея - чтобы убить зайца?! Септимус. Кролика. (Она бросает на него пристальный взгляд.) Да, выправы. Зайца. Просто он очень похож на кролика. Джелаби направляется к двери. Леди Крум. Принесите мой настой. Джелаби. Слушаюсь, миледи. Выходит. В руках у леди Крум два прежде незнакомых зрителю письма вовскрытых конвертах. Она бросает их на стол. Леди Крум. Как вы посмели?! Септимус. Это мои личные записи, и прочитаны они без разрешения. Вы неможете меня обвинять. Леди Крум. Письмо адресовано мне! Септимус. И оставлено в моей комнате. Только в случае моей смерти вы... Леди Крум. Какой смысл получать любовные письма с того света? Септимус. Такой же, как с этого. Но второе письмо и вовсе адресовано невам. Леди Крум. Право матери - вскрыть письмо, адресованное дочери. Не важно- живы вы, умерли или окончательно спятили. С какой стати вы учите ееразмешивать рисовый пудинг? Бедняжку постиг такой удар! Смерть близкогочеловека! Септимус. Кто-то умер? Леди Крум. Вы! Вы, идиот вы этакий! Септимус. А-а, понятно. Леди Крум. Даже не знаю, какое из ваших сочинений сумасброднее. Одинконверт набит рисовым пудингом, другой - скабрезными описаниями различныхчастей моего тела... Впрочем, одно из двух еще можно вытерпеть. Септимус. Которое же? Леди Крум. Хм... Какими бойкими мы становимся на прощанье! Ваш друг ужеотбыл восвояси. И потаскушку Чейтершу с муженьком я тоже выставила. И братцамоего заодно - за то, что привез их сюда. Таков приговор. Друзей надовыбирать с умом. Иначе - изгнание! Лорд Байрон - негодяй и лицемер. Чемскорее он покинет Англию, тем лучше. Ему под стать только левантийскиеразбойники. Септимус. Вижу, это была ночь откровений и расплаты. Леди Крум. Да. Уж лучше б вы с Чейтером прострелили друг другу головы -благопристойно, со всеми церемониями, как подобает в аристократическом доме.А так, господин Ходж, здесь не осталось никаких секретов. Все выплеснулосьнаружу - среди воплей, клятв, слез... К счастью, мой супруг с раннегодетства питает пристрастие к стрельбе и потому давно оглох на одно ухо. Аспит на другом. Септимус. Боюсь, я все-таки не понимаю, что случилось ночью в этомдоме. Леди Крум. Вашу шлюху застали в комнате лорда Байрона. Септимус. А-а... И кто же ее застал? Господин Чейтер? Леди Крум. Кто же еще? Септимус. Простите, мадам, простите великодушно за то, что я ввел в вашдом моего недостойного друга. Он еще поплатится. Даю слово, я призову его кответу! Леди Крум хочет что-то сказать, но в эту минуту входит Джелаби с"настоем". Это оловянный подносик на ножках с чайничком, подвешенным надспиртовкой. Еще на подносике чашка, блюдце и серебряная "корзинка" с сухимитравами и чайными листьями. Джелаби ставит подносик на стол и, готовыйпомочь, остается рядом. Леди Крум. Я справлюсь. Джелаби. Хорошо, миледи. (Обращается к Септимусу.) Сэр, вам письмо.Лорд Байрон оставил его у камердинера. Септимус. Спасибо. Септимус берет письмо с подноса. Джелаби намеревается уйти. Леди Крумвнимательно смотрит на письмо. Леди Крум. Когда он оставил письмо? Джелаби. Перед самым отъездом, ваше сиятельство. Джелаби выходит. Септимус кладет письмо в карман. Септимус. Позвольте? Поскольку она не возразила, Септимус наливает ей чай и передает чашкупрямо в руки. Леди Крум. Не знаю, пристойно ли с вашей стороны получать в моем домеписьма от персоны, которой от этого дома отказано? Септимус. В высшей степени непристойно, миледи, совершенно с вамисогласен. Бестактность лорда Байрона - неиссякаемый источник огорчения длявсех его друзей, к коим я отныне себя не причисляю. И я не вскрою этогописьма, покуда не последую за его автором, также приговоренный к изгнанию. Она на мгновение задумывается. Леди Крум. Того, кто читает письмо, еще можно оправдать. Но написавшемунет прощения! Септимус. Почему вы не родились в Афинах эпохи Перикла?! Философы искульпторы передрались бы за каждый ваш час и миг! Леди Крум (протестующе). Ах, в самом деле?!. (Протестуя уже слабее.)Ах, перестаньте... (Септимус вынимает из кармана письмо Байрона и поджигаетуголок от пламени спиртовки.) Перестаньте... Бумага вспыхивает в руке Септимуса, он роняет ее на оловянный поднос.Письмо сгорает дотла. Септимус. Ну вот. Письмо лорда Байрона, которое не суждено прочесть ниодной живой душе. Я отправлюсь в изгнание, мадам, как только вы пожелаете. Леди Крум. В Вест-Индию? Септимус. Почему именно в Вест-Индию? Леди Крум. Вслед за Чейтершей. Разве она не сказала вам, куда едет? Септимус. За время знакомства мы не обменялись и тремя словами. Леди Крум. Естественно. Она приступает к делу без лишних разговоров.Чейтерша уходит в море с капитаном Брайсом. Септимус. Бравым матросом? Леди Крум. Нет. Женой своего мужа. А он взят в экспедицию собирателемрастений. Септимус. Я знал, что он не поэт. Оказывается, его истинное призвание -ботаника. Леди Крум. Он такой же ботаник, как поэт. Братец выложил пятьдесятфунтов, чтобы опубликовать его вирши, а теперь заплатит сто пятьдесят, чтобыЧейтер целый год рвал в Вест-Индии цветочки, а братец с Чейтершей будутсобирать ягодки. В постели. Капитан Брайс не остановится ни перед чем. Неморгнув глазом обманет Адмиралтейство, общество Карла Линнея и даже Главногокоролевского ботаника, сэра Джозефа Бэнкса из Кью-гарден. Брайс неукротим,раз уж воспылал такой страстью. Септимус. Ее страсть столь же кипуча, но направлена не столь узко. Леди Крум. У Бога особое чувство юмора. Он обращает наши сердца к тем,кто не имеет на них никакого права. Септимус. Верно, мадам. (Помолчав.) Но разве господин Чейтеробманывается на ее счет? Леди Крум. Он упорствует в своем заблуждении. Жену считаетдобродетельной оттого, что сам готов за эту добродетель драться. А капитанБрайс на ее счет нисколько не заблуждается, но поделать с собой ничего неможет. Он готов за эту женщину умереть. Септимус. Думаю, он предпочел бы, чтобы за нее умер господин Чейтер. Леди Крум. Честно говоря, я никогда не встречала женщины, достойнойдуэли... Но и никакая дуэль не достойна женщины, господин Ходж. Ваше письмоко мне весьма странно соотносится с вашими шашнями с госпожой Чейтер. Можнопроизнести или написать слова любви и тут же их предать - такое в моей жизнибывало. Но предать, еще не окунув перо в чернила?! И с кем? С уличнойпотаскухой! Вы намерены оправдываться? Септимус. Миледи, я находился в бельведере наедине со своей любовью.Госпожа Чейтер застала меня врасплох. Я был в агонии, моя страсть жаждалавыхода... Леди Крум. О-о... Септимус. Я на миг поверил, что, задрав Чейтерше юбки, я обману своичувства, я погнался за иллюзией счастья, о котором иначе не мог и помыслить. Пауза. Леди Крум. Вот уж, воистину, престранный комплимент, господин Ходж.Полагаю, в описанной вами позиции я дам Чейтерше изрядную фору. А она носитподштанники? Септимус. Носит. Леди Крум. Да-да, говорят, теперь это модно. Но это так не по-женски.Как жокеи на бегах... Нет, не одобряю. (Она поворачивается, тряхнув юбками,и направляется к двери.) А о Перикле и афинских философах я ничего не знаю.Могу уделить им часок. В гостиной, после купания. В семь часов. Захватитекакую-нибудь книгу. Выходит. Септимус берет свои письма и сжигает их на спиртовке. Сцена седьмая Валентайн и Хлоя у стола. Гас тоже в комнате. В руках у Хлои двесубботние газеты. Она в будничном платье эпохи Регентства, без головногоубора. Валентайн печатает на портативном компьютере. На нем тоже костюм встиле Регентства, довольно неряшливый. Вся эта одежда, очевидно, извлечена из огромной плетеной корзины скрышкой. Гас продолжает рыться в ней, подыскивая одежду для себя. Находитпальто эпохи Регентства, примеривает. На столе появились два геометрических тела, пирамида и конус, высотой вполметра; такие обычно используют на уроках рисования. Еще на столе горшок скарликовыми далиями - на современные далии они не похожи. Хлоя (читает). "Даже в Аркадии. Секс, литература и смерть вСидли-парке". Рядом - портрет Байрона. Валентайн. Почему не Бернарда? Хлоя (читает). "Байрон дрался на дуэли, оказавшейся роковой, -утверждает ученый..." Валентайн, я первая до этого додумалась? Валентайн. Нет. Хлоя. Но я же еще ничего не объяснила. Слушай! Будущеезапрограммировано, как компьютер. Правильно? Валентайн. Да, если принять теорию о детерминированной Вселенной. Хлоя. Вот видишь! А все почему? Потому что все - включая нас с тобой -состоит из атомов. Атомы прыгают, катаются, стукаются друг об друга, какбильярдные шары. Валентайн. Верно. Еще в двадцатых годах прошлого века один ученый - непомню имени - утверждал, что, опираясь на законы Ньютона, можнопредсказывать будущее. Естественно, для этого нужен компьютер - огромный,как сама Вселенная. Но формула, так или иначе, существует. Хлоя. Но она не срабатывает! Ведь правда же? Согласись! Несрабатывает!!! Валентайн. Согласен. Расчеты неверны. Хлоя. Расчеты ни при чем. Все из-за секса. Валентайн. Да ну? Хлоя. Я уверена. Хотя - спору нет, Вселенная детерминирована, Ньютонбыл прав; вернее, она пытается соответствовать его законам, но все времясбоит. Буксует. А причина одна-единственная: люди любят не тех, кого надо.Поэтому сбиваются все планы и искажается картинка будущего. Валентайн. Хм... Притяжение, которое Ньютон сбросил со счетов?.. Однояблоко трахнуло его по башке, а другое подкинул змей-искуситель?.. Да.(Пауза.) Пожалуй, ты додумалась до этого первая. Входит Ханна с бульварной газеткой и кружкой чая. Ханна. Как вам такой заголовочек? "Блудливый Байрон убил поэта". Хлоя (довольно). Давай скорей почитаем! Ханна отдает ей газету; улыбается Гасу. Валентайн. Смотри, какая огласка! Как они только разнюхали? Ханна. Не будь наивным. (Хлое.) Эту газетку твой папа просил вернуть. Хлоя. Ладно, ладно. Ханна. Вот идиот. Хлоя. Ты просто завидуешь. По-моему, он великолепен. (Встает,направляется к выходу. Обращается к Гасу.) Клевый костюмчик. Только не скроссовками. Пойдем, одолжу тебе пару туфель без каблука. По стилю как разподойдут. Ханна. Привет, Гас. Вы все так романтично нарядились. Гас идет за Хлоей. Неуверенно улыбается Ханне. Хлоя (напористо). Ну, ты идешь? Она придерживает дверь для Гаса и выходит следом за ним. Но шлейф еенеодобрения остается в комнате. Ханна. Главное - уметь вовремя начихать на мнение молодежи. (Сноваобращается к газетам.) Валентайн (с тревогой). Надеюсь, она не влюбилась в Бернарда? Ханна. За Хлою не беспокойся. Уже не маленькая, имеет право и ножкираздвинуть. Ага, "Байрон дрался на дуэли, оказавшейся роковой, утверждаетученый". (Повторяет скептически.) "Утверждает ученый". Валентайн. Возможно, все это - чистая правда. Ханна. Чистая? А как ты поставишь пробу? Пусть будет хотя бы не грязнаяложь. Валентайн (довольно). Все как у нас в науке. Ханна. Если Бернард ухитрится пускать пыль в глаза до самой смерти -его счастье. Валентайн. Ну точь-в-точь как в науке. Только страх перед судомпотомков... Ханна. Не думаю, что это так затянется. Валентайн. ...А потом загробная жизнь. И кому-то она принесет немалоразочарований. "А, Бернард Солоуэй! Познакомьтесь с лордом Байроном". Райнебесный! Ханна. Валентайн, неужели ты веришь в загробную жизнь? Валентайн. Похоже, тебе наконец удастся меня огорчить. Ханна. Огорчить? Чем же? Валентайн. Спором о науке и религии. Ханна. А я не спорю... Кто, что, с кем... Скукотища. Валентайн. Ханна! Невеста. Сжалься. Давай заключим пробный брак! Аутром его расторгнем. Ханна (развеселившись). Таких предложений мне еще никто не делал. Валентайн (с интересом). А других - много было? Ханна. Все тебе расскажи... Валентайн. А что в этом плохого? Твоя сдержанность - на самом делезажатость. Она - от привычки, причем дурной. Нервы ни к черту. Ханна. Мне выйти? Валентайн. Кто ничего не дает, ничего и не получает. Ханна. Я ни о чем не прошу. Валентайн. Останься. Валентайн возвращается к работе. Ханна устраивается на "своем" концестола; перед ней небольшие, карманного формата тетради - "садовые книги"леди Крум. Ханна. Ты чем занимаешься? Вэл?! Валентайн. Множеством точек на комплексной плоскости, полученных врезультате... Ханна. Это дичь? Валентайн. Дичь. Черт бы ее побрал. Ханна. Не бросай эту работу. Не сдавайся. Валентайн. Почему? Разве ты не согласна с Бернардом? Ханна. А, ты об этом... На самом деле тривиально и незначительно все:твоя дичь, мой отшельник, Байрон, который так занимает Бернарда. Цель, всущности, ничто. И возвышает нас не цель, а сама жажда познания. Иначе мыпокинем сей мир так же тихо, как пришли. Поэтому я и говорю, что в загробнуюжизнь ты верить не смеешь. Верь во что хочешь: в Бога, в отделение души оттела, в высший дух, в ангелов, если угодно, - но только не в эту великуюсходку, на которой все наконец встретятся и все обсудят. Если ответы в концекниги, я еще подожду. И то это ужасно нудно. Уж лучше бороться - хотяпоражение неотвратимо и необратимо. (Смотрит из-за плеча Валентайна на экранкомпьютера.) Ого!.. Красиво! Валентайн. Закат семейства Каверли. Ханна. Закат Каверли? Господи, Валентайн! Валентайн. Дай-ка пальчик. (Несколько раз нажимает ее пальцем наклавишу.) Видишь? Островки совершенного порядка в океане праха. Формы,возникающие из ничего. Снова и снова. Каждая картинка - увеличенный фрагментпредыдущей. И так далее. До бесконечности. Здорово, правда? Ханна. Это что-то важное? Это серьезно? Валентайн. Интересно. Можно публиковать. Ханна. Поздравляю! Валентайн. Не меня. Томасину. Я просто прогнал ее уравнения черезкомпьютер - в миллион, в несколько миллионов раз дальше, чем успела она сосвоим карандашиком. (Достает из старой папки тетрадку Томасины и передаетХанне. Слышатся звуки рояля.) Спасибо, можешь забрать. Ханна. И все-таки - что это означает? Валентайн. Не то, чего ты ждешь. Ханна. Почему? Валентайн. Ну, во-первых, она бы прославилась при жизни. Ханна. Не успела. Она умерла слишком рано. Валентайн. Умерла? Ханна. Сгорела заживо. Валентайн (осознав). Ах, так это девушка, погибшая в огне! Ханна. Пожар вспыхнул ночью, накануне ее семнадцатилетия. На фасадевидно - не хватает мансардного окна. Там, под самой крышей, была ее комната.В парке - памятник. Валентайн (раздраженно). Я знаю. Это мой дом. Валентайн снова поворачивается к компьютеру. Ханна возвращается на своеместо. Листает учебник математики. Ханна. Вэл, а ведь Септимус был ее учителем. И они вместе могли... Валентайн. Занимайся своим делом. Пауза. Два исследователя за работой. Пятнадцатилетний лорд Огастес, в одежде 1812 года, врывается в дверь,что напротив музыкальной комнаты. Смеется. Ныряет под стол. Его преследуетразгневанная шестнадцатилетняя Томасина. Она немедленно определяет, гдеОгастес. Томасина. Ты же клялся! Ты крест на сердце клал! Огастес выбирается из-под стола. Томасина снова бросается в погоню -вокруг стола. Огастес. Я маменьке скажу! Все маменьке скажу! Томасина. Какая же ты дрянь! Она хватает Огастеса в тот миг, когда в комнату входит Септимус скнигой, графинчиком, бокалом и папкой с бумагами. Септимус. Тише! Что случилось! Милорд! Прошу всех успокоиться.(Томасина и Огастес расцепляются.) Благодарю вас. (Проходит к своему местуза столом. Наливает себе бокал вина.) Огастес. А, добрый день, господин Ходж! На губах его ухмылка. Томасина принимается прилежно рисовать пирамиду иконус. Септимус открывает папку. Септимус. Не составите ли нам сегодня компанию, лорд Огастес? У насурок рисования. Огастес. Я рисую лучше всех в Итоне, господин Ходж. Но мы предпочитаемобнаженную натуру. Септимус. Что ж, рисуйте по памяти. Томасина. Какая гадость! Септимус. Прошу тишины. Он достает из папки проверенную тетрадь Томасины и бросает ей черезстол. Она ловит, открывает. Томасина. Никаких отметок?! Тебе не понравилось кроличье уравнение? Септимус. Не усматриваю связи с кроликами. Томасина. Они же поедают собственное потомство. Септимус (после паузы). Я сразу не понял. (Протягивает руку.) Томасина (возвращая ему тетрадь). Дальше сделать - просто места нехватило. Септимус и Ханна листают удвоенные временем страницы. Огастес вялорисует геометрические тела. Ханна. Ты хочешь сказать, что мир все-таки спасен? Валентайн. Нет. Мир по-прежнему обречен. Но если он зарождался именнотак, то, возможно, и следующий мир возникнет по этому образцу. Ханна. Из доброй английской алгебры? Септимус. И так - до бесконечности, нуля или полного абсурда. Томасина. Нет. Если отбросить отрицательные корни, все снова обретаетсмысл. Септимус перелистывает страницы. Томасина начинает рисоватьгеометрические тела. Ханна закрывает учебник и переключается на "садовые книги". Валентайн. А чай-то стынет. Ханна. Я не пью горячий. Валентайн (не слушая ее). Нет, ты вдумайся. Твой чай стынет сам посебе. А нагреваться сам по себе не может. Странно, правда? Ханна. Нет. Валентайн. Не спорь. Конечно, странно. Только от горячего к холодному.Улица с односторонним движением. Чай будет стынуть и стынуть - до комнатнойтемпературы. Так происходит везде и всюду. Солнце и звезды тоже остынут. Нетак быстро, как чай, но в конце концов все на свете придет к комнатнойтемпературе. Во времена твоего отшельника этого не понимал никто. Но -ладно, допустим, что в тысяча восемьсот лохматом году этот полоумныйдействительно разбирался в термодинамике - единственный во всем мире. Даромчто жил затворником в дербиширской глухомани. Ханна. Он - выпускник Кембриджа. Ученый. Валентайн. Да хоть десять раз. Спорить не буду. А девчонка была егоученицей, ученицей гениального наставника. Ханна. Или наоборот. Валентайн. Как угодно. Главное - суть. А до сути они докопаться немогли! Как уж он спасал мир с помощью доброй английской алгебры - не знаю.Но только не так. Ханна. Почему? Потому что у них не было калькулятора? Валентайн. Нет. Да. Потому что существует определенный порядок, ходсобытий. Нельзя открыть дверь несуществующего дома. Ханна. На то и гений. Валентайн. Увы - это гений безумцев и поэтов. Пауза. Ханна. Я видел Сон, не все в нем было сном. Погасло солнце яркое, и звезды Без света, без путей в пространстве вечном Блуждали, и замерзшая земля Кружилась слепо в темноте безлунной. Валентайн. Твои стихи? Ханна. Байрон. Пауза. Снова - ученые за работой. Томасина. Септимус, как ты думаешь, я выйду замуж за лорда Байрона? Огастес. Кто еще такой? Томасина. Автор "Паломничества Чайльд Гарольда". А Чайльд Гарольд -самый поэтичный, самый возвышенный и самый храбрый герой. А еще - самыйсовременный и самый красивый, потому что для нас, тех, кто знаком с автором,Чайльд - это сам Байрон. Ну же, Септимус?! Септимус (сосредоточен на другом). Нет. (Он убирает тетрадь Томасины впапку и берется за свою книгу.) Томасина. Почему? Септимус. Во-первых, Байрон даже не помнит о вашем существовании. Томасина. Но, когда он был в Сидли-парке, мы обменивалисьмногозначительными взглядами. Странно, почему он до сих пор не объявился, -ведь уже год, как он вернулся из своих странствий. Септимус. Короче, миледи, это маловероятно. Огастес. Ах, этот лорд Байрон! Помню. Он присвоил моего зайца, хотя явыстрелил первым. А он заявил, будто я промахнулся. Большой шутник. Но натебе, Томсик, он конечно, не женится. Он ведь не слепой, а только хромой... Септимус. Все, господа, тихо. Мертвая тишина до без четвертидвенадцать. Нельзя непрерывно отвлекать наставника. Это невыносимо. Огастес. Вы - не мой наставник. Я пришел к вам на урок по собственнойволе. Септимус. На всякую волю есть ньютонов детерминизм, милорд. Томасина смеется - собственно, фраза для нее и сказана. Огастес злится,чувствуя себя лишним. Огастес. Ваш покой меня нисколько не волнует. Раскомандовался тут! Томасина (предостерегающе). Огастес! Септимус. Я не командую, милорд. Я вдохновляю. Я благоговею передПросвещенностью и тем самым вдохновляю учеников на умножение познаний,посредством которых они приблизятся к Богу. За лучший конус и пирамиду,нарисованные в полной тишине и представленные не ранее чем без четвертидвенадцать, полагается награда - шиллинг. Огастес. Сэр, вам не купить мое молчание! Я знаю тайну, которая стоиткуда дороже. Отбросив альбом и карандаш, он с достоинством покидает комнату.Захлопывает дверь. Пауза. Септимус вопросительно смотрит на Томасину. Томасина. Я рассказала ему, что ты меня поцеловал. Но он непроговорится. Септимус. Я? Целовал вас? Когда? Томасина. Вчера! Септимус. Как?!. Томасина. Как? В губы! Септимус. Где? Томасина. В эрмитаже, Септимус! Септимус. В губы в эрмитаже! Ах, вот вы о чем! Разве это поцелуй? Ни нашиллинг, ни на полшиллинга не тянет. Я о нем уж и позабыл совсем. Томасина. Какой ты жестокий! Ты что - и уговор наш позабыл? Септимус. Боже милостивый! Какой уговор? Томасина. Ты учишь меня танцевать вальс! Подписано и скрепленопоцелуем. А следующий поцелуй - когда я буду танцевать, как маменька. Септимус. А, ну да, ну да. Мы, бывало, вальсировали в Лондоне ночинапролет. Томасина. Септимус! Я непременно должна научиться! Иначе все меня будутпрезирать. Вальс - самый модный, самый веселый и самый дерзкий танец!Лучшее, что изобрели в Германии. Септимус. Ладно, оставим немцам вальс. Главное, что дифференциальноеисчисление открыл Ньютон, а не Лейбниц. Томасина. Маменька привезла из города целый сборник вальсов, они будутиграть с князем Зелинским. Септимус. К чему напоминать, сколь печальна моя участь? Князь такнемилосердно колотит по клавишам "Бродвуда" и его сыновей- я даже читатьвынужден на счет три. Томасина. А что ты читаешь? Септимус. Эта статья получила приз Парижской научной академии. Авторзаслуживает вашего благосклонного внимания, поскольку вы - апологет егоидей. Томасина. О чем он пишет? О вальсе? Септимус. Да. Он составил уравнение, которое описывает распространениетеплоты в твердых телах. А пока составлял, впал в ересь, поскольку обнаружилприродное противоречие законам сэра Исаака Ньютона. Томасина. Ого! Он оспаривает детерминизм? Септимус. Нет!.. А впрочем... Пожалуй. Он показывает, что атомыдвигаются не по Ньютону. Томасина переключается - с характерной для нее легкостью - и спешитвзять книгу в руки. Томасина. Дай-ка... Ой! На французском? Септимус. Представьте. Париж - столица Франции. Томасина. Покажи, откуда читать. (Он забирает книгу и находит нужнуюстраницу. Тем временем музыка за стеной становится все более громкой истрастной.) В четыре руки заиграли. Маменька влюблена в князя. Септимус. Это в Польше он князь. А в Дербишире - фортепьянныйнастройщик. Томасина уже взяла книгу и погрузилась в чтение. Музыка достигаетбурного экстаза и вдруг обрывается - на полузвуке. В соседней комнатевоцаряется настолько выразительная тишина, что Септимус невольно смотрит надверь. Томасина ничего не замечает. Тишина позволяет нам расслышатьотдаленный стук и гул парового двигателя - о нем пойдет речь позже. Вскореиз музыкальной комнаты появляется леди Крум. То, что класс не пуст, для неенеприятная неожиданность. Однако она быстро овладевает собой. Плотнозакрывает дверь и остается: понаблюдать равнодушно, праздно и тихо, непрерывая урока. Завидев ее, Септимус встает, но она кивком усаживает егообратно. Хлоя, в платье эпохи Регентства, входит из комнаты, что напротивмузыкальной. Видит Валентайна и Ханну, но, не обращая на них внимания,направляется к музыкальной комнате. Хлоя. А где Гас? Валентайн. Не знаю. Хлоя скрывается за дверью. Леди Крум (раздраженно). Ох! Опять этот Ноукс со своей паровой машиной! Она выходит в сад через стеклянные двери. Хлоя возвращается в комнату. Хлоя. Черт побери! Леди Крум (кричит). Господин Ноукс! Валентайн. Он недавно был здесь. Леди Крум. Эй! Эгей! Хлоя. Сейчас будут фотографировать. Он одет? Ханна. А Бернард уже приехал? Хлоя. Опаздывает. (Звуки фортепьяно слышатся снова, но их перекрываетстук парового двигателя. Леди Крум входит обратно в комнату. Хлоя выходит всад. Кричит.) Гас! Леди Крум. Удивляюсь вашему терпению, господин Ходж! Заниматься подтакой аккомпанемент! Сочувствую. Возвращается Хлоя. Валентайн (вставая с места). Перестань всеми командовать. Леди Крум. Нестерпимый шум! Валентайн. Фотограф подождет. Он ворчит, но все же идет за Хлоей - в комнату, откуда она вошлавначале. Дверь за ними закрывается. Ханна погружена в свои размышления. Втишине громко и ритмично стучит паровой двигатель. Леди Крум. Нескончаемо! Тупо! Монотонно! Я с ума схожу! Придетсявернуться в город. Септимус. Ваша светлость может остаться здесь. А князь Зелинский пустьвозвращается в город и не докучает вам своей музыкой. Леди Крум. Да я о паровой машине Ноукса! (Понизив голос, Септимусу.) Вычто же - дуетесь? И дочь, чего доброго, научите угрюмству? Не потерплю. Томасина (не вслушиваясь). Что, маменька? Томасина по-прежнему погружена в чтение. Леди Крум прикрываетстеклянную дверь. Шум двигателя стихает. Ханна захлопывает одну из "садовых книг", открывает следующую. Изредкаделает пометки в блокноте. Музыка смолкает. Леди Крум (Томасине). И чем мы сегодня занимаемся? (Пауза.) Ясно, чтоне хорошими манерами. Септимус. Мы рисуем. Леди Крум (бросает взгляд на работу Томасины). Геометрия. Одобряю. Септимус. Одобрение вашей светлости - моя главная и неизменная цель. Леди Крум. Не отчаивайтесь, мой друг. Старайтесь. (Нетерпение гонит еек окну.) Где же Ноукс? Все-таки Дар Браун был воистину дар, а Ноукс -настоящая бездарь!!! (Раздраженно выглядывает.) А-а, теперь он ищет своюшляпу. Больше ему перед дамой и снять нечего. (Возвращается к столу,дотрагивается до горшка с далиями.) Ханна сидит, откинувшись на стуле. Она поглощена чтением "садовойкниги". Леди Крум. За далии, что прислала вдова, можно простить даже женитьбубрата. Слава Богу, обезьяна укусила мужа, а не жену. Во-первых, несчастноеживотное непременно бы отравилось. А во-вторых, мы теперь единственные вкоролевстве обладатели далий. Ханна встает, продолжая читать. Я послала одну далию Чатсвортам. Герцогиня была в восторге. Когда яприехала с визитом в Девонширский дом, она рассыпалась в благодарностях.Кстати, ваш друг обретается там в качестве придворного поэта. Ханна выходит за дверь, за которой скрылись Валентайн и Хлоя. Томасина хлопает книгой об стол. Томасина. Я же говорила! Ньютон рассчитывал, что наши атомы покатятсяот рождения к смерти прямиком, согласно законам движения. Ан нет! Я знала,что детерминизм несовершенен, он же прет напролом! И, похоже, этот господиннашел причину. Леди Крум. Причину чего? Томасина. Поведения нагретых тел. Леди Крум. Это геометрия? Томасина. Это? Нет. Я презираю геометрию. (Дотрагивается до далий идобавляет - почти про себя.) Госпожа Чейтер тоже знает, как распаляютсятела. Она может опровергнуть Ньютона в два счета. Септимус. Гоббс утверждает в "Левиафане", что геометрия - единственнаянаука, которую Господь с радостью дал человечеству. Леди Крум. И что он имел в виду? Септимус. Господин Гоббс или Господь? Леди Крум. Я не поняла ни одного, ни другого. Томасина. К черту Гоббса! Горы - это не пирамиды, а деревья - неконусы. Господь, наверно, любит только архитектуру да артиллерийскую пальбу- иначе дал бы нам еще какую-нибудь геометрию, не евклидову. Она ведьсуществует - другая геометрия. И я ее открою, уже открываю - методом проб иошибок. Верно, Септимус? Септимус. О да, миледи. Весь пыл расходуется пока на пробы и ошибки.Очень верно сказано. Леди Крум. Сколько тебе стукнуло сегодня? Томасина. Шестнадцать лет и одиннадцать месяцев, маменька. И еще тринедели. Леди Крум. Шестнадцать лет и одиннадцать месяцев. Надо побыстрее выдатьтебя замуж, иначе останешься старой девой - от избытка образованности. Томасина. Я выйду замуж за лорда Байрона. Леди Крум. Вот мужлан! Не удосужился меня известить! Томасина. Ты с ним говорила? Леди Крум. Разумеется, нет. Томасина. Где ты его видела? Леди Крум (с некоторой горечью). Везде. Томасина. А ты, Септимус? Септимус. В Королевской академии, куда я имел честь сопровождать вашумаменьку и князя Зелинского. Томасина. Что делал лорд Байрон? Леди Крум. Позировал. Септимус (тактично). В стенах Академии его рисовал профессор живописи,господин... Фюзели. Леди Крум. Позы были самые разные. Запечатлеть удалось далеко не все. Аспутница Байрона вообще опрокинула все устои Академии. У них принято, чтобыдамы-зрительницы тело прикрывали, а модели открывали. А она была чересчур...одета. Ладно. Все! Кончено! Пусть катится ко всем чертям и Каролинам!.. Атут еще Ноукс! Ведет себя в саду, точно слон в посудной лавке. Входит Ноукс. Томасина. Император Нерегулярных парков! Она принимается чертить график, который окажется третьим предметом впапке, дожившей до наших дней. Леди Крум. Господин Ноукс! Ноукс. Ваше сиятельство... Леди Крум. Что вы со мной делаете? Ноукс. Все идет превосходно, уверяю вас. Медленнее, чем намечалось, но- клянусь - плотину починят в течение месяца. Леди Крум (бьет кулаком по столу). Тихо! (В тишине слышен только стукпарового двигателя.) Слышите, господин Ноукс? Ноукс (довольный и гордый). Усовершенствованный паровой насос -единственный в Англии. Леди Крум. Вот именно! Если б такая штука была у каждого, что ж... Я быприняла это зло как неизбежное, без жалоб и упреков. Но терпеть единственныйна всю Англию усовершенствованный паровой насос! Нет, сэр, я этого невынесу! Ноукс. Миледи... Леди Крум. А главное, ради чего?! От моего озера осталась заболоченнаяяма. Зачем - непонятно. Может, вы хотите собрать на этом болоте бекасов ивальдшнепов из окрестных графств, да перестрелять всех до единого? Вынарисовали лес, а на деле? Жалкая плантация! И листва у вас грязная! Иводопад - жидкая грязь. А гора - просто грязный карьерный отвал, из котороговы берете грязь для ваших грязных нужд. (Указывает в окно.) А там что закоровник? Ноукс. Эрмитаж, миледи. Иными словами: скит, приют отшельника. Леди Крум. Нет, коровник! Ноукс. Мадам, уверяю вас, домик получится вполне удобный. Мы отвелиподземные воды, положили фундамент, там будут две комнаты, чулан под скатомкрыши, каменный камин с дымоходом... Леди Крум. И для кого все это? Ноукс. Как? Для отшельника. Леди Крум. Ну и где он? Ноукс. Простите, не понял... Леди Крум. Какое право вы имеете строить эрмитаж без отшельника? Ноукс. Но, мадам!.. Леди Крум. Не спорьте, господин Ноукс. Если я заказываю фонтан,подразумевается, что в нем будет вода. Итак. Какими отшельниками вырасполагаете? Ноукс. У меня их нет, мадам... Леди Крум. Нет?! А у меня нет слов! Ноукс. Отшельник найдется, мадам! Можно дать объявление. Леди Крум. Объявление? Ноукс. Ну да. В газету. Леди Крум. Если отшельник читает газеты, на него нельзя положиться. Ноукс. Не знаю, что и делать, миледи. Септимус. А место для пианино там есть? Ноукс (обескураженно). Для пианино? Леди Крум. Нет, господин Ходж, так не годится. Мы вам мешаем. Учебноевремя уходит впустую. (Ноуксу.) Пойдемте отсюда, сэр! Томасина. Господин Ноукс! Печальные новости из Парижа! Ноукс. Про императора Наполеона? Томасина. Нет. (Вырывает из альбома лист с графиком.) Это касаетсявашего парового насоса. Усовершенствуйте его сколько влезет - ваших затратвам все равно не покрыть. Наибольшая отдача: одиннадцать пенсов назатраченные двенадцать. А оставшуюся монетку - вот этому автору. Она передает Септимусу график. Тот пристально его рассматривает. Ноукс (опять весьма озадаченно). Спасибо, миледи. (Выходит в сад.) Леди Крум (Септимусу). Вы-то хоть ее понимаете? Септимус. Нет. Леди Крум. Тогда с учебой покончено. Я вышла замуж в семнадцать лет. Cesoir il faut qu'on parle franзais, je te demande, Томасина, из уважения ккнязю. И надень, пожалуйста, синее бархатное платье. Я пришлю Бриггcауложить тебе волосы. Шестнадцать лет и одиннадцать месяцев... (Идет вслед заНоуксом в сад.) Томасина. Лорд Байрон был с дамой? Септимус. Да. Томасина. Хм! Септимус забирает у Томасины свою книгу. Одновременно листает книгу,изучает график и рассеянно поглаживает черепашку. Томасина берет карандаш ибумагу и начинает рисовать портрет Септимуса с Плавтом. Септимус. Почему из этого следует, что двигатель Ноукса вырабатываетодиннадцать пенсов на затраченный шиллинг? Где это сказано? Томасина. Нигде. Я попутно сообразила. Септимус. Автора не особенно интересует детерминизм... Томасина. А... Ну да, правильно. Ньютоновским уравнениям все равно,куда движется тело - хоть вспять. А теплота так не умеет. Поэтому насосгосподина Ноукса не может снабжать энергией сам себя. Септимус. Это всем известно. Томасина. Да, Септимус, известно. Про двигатели и насосы. Септимус (после паузы; смотрит на часы). Без четверти двенадцать. Наэтой неделе вместо письменной работы дайте толкование вашего графика. Томасина. Я не смогу. Не справлюсь с математикой. Септимус. Можно без математики. Томасина все это время рисовала. Теперь она выдирает лист из альбома иотдает Септимусу. Томасина. Держи. Я нарисовала тебя с Плавтом. Септимус (смотрит на рисунок). Необыкновенное сходство. Особенно Плавт.Как живой. Томасина смеется и выходит из комнаты. У двери в сад появляется Огастес. Он держится несколько застенчиво.Септимус складывает бумаги и поначалу его не замечает. Огастес. Сэр... Септимус. Милорд?.. Огастес. Я обидел вас, сэр. Простите. Септимус. Милорд, я не обижен, но - рад, что вы извинились. Огастес. Я хотел спросить, господин Ходж... (Пауза.) Ведь Септимуспо-латыни "седьмой". Вы были седьмым в семье? Наверно, у вас есть старшийбрат? Септимус. Да, милорд. Он живет в Лондоне. Редактор газеты "ЗабавыПиккадилли". (Пауза.) Вы это хотели спросить? Огастес явно чем-то смущен. Принимается разглядывать портрет Септимуса. Огастес. Нет... Не только... А это вы?.. Можно, я возьму? (Септимуссогласно кивает.) Есть такие вещи... Друзей не спросишь, неловко. Окарнальном... Сестра рассказала мне... У нее в голове такое! Я дажеповторить не могу, честное слово. Септимус. В таком случае не повторяйте. Пойдемте-ка прогуляемся дообеда, как раз успеем обойти парк. Я вам все объясню: дело-то простое,обыкновенное. Ну а вы уж потом займетесь просвещением сестры, договорились? Снаружи доносится шум и громкий, взволнованный голос Бернарда. Бернард (еще за дверью). Нет! Нет! Нет же, черт побери!!! Огастес. Спасибо, господин Ходж. По рукам. (Прихватив рисунок, выходитв сад вместе с Септимусом.) Появляется Бернард - из той двери, в которую вышла Ханна. Вместе с нимвходит Валентайн. Он оставляет дверь открытой, и вскоре появляется Ханна с"садовой книгой" в руках. Бернард. Нет! Не может быть! Нет! Ханна. Мне очень жаль, Бернард. Бернард. Я облажался? Однозначно? И все из-за какой-то далии? Скажи,Валентайн. Скажи честно! Я облажался? Валентайн. Да. Бернард. Черт!... И двух мнений быть не может? Ханна. Боюсь, что нет. Бернард. Не верю. Покажи, где это сказано. Хочу увидеть своими глазами.Нет... Лучше прочитай. Нет, подожди... (Подсаживается к столу. Готовитсяслушать, словно слушанье - это некое замысловатое восточное искусство.) Вот.Читай. Ханна (читает). "Первое октября 1810 года. Сегодня под руководствомгосподина Ноукса на южной лужайке вырыли партер для цветника, которыйобещает в следующем году радовать глаз и быть единственным утешением на фоневторого и третьего планов, которые устроены в так называемом живописномстиле и являют собой сущую катастрофу. Далия разрастается в теплице снеобыкновенной быстротой, путешествие через океан пошло ей только на пользу.Капитан Брайс назвал ее "Любовь" - по имени своей невесты. На самом деленазывать надо было в честь ее мужа. Сам-то он нашел приют в землеВест-Индии, поменявшись местами с далией и променяв светлый день на вечнуюночь". Пауза. Бернард. Чересчур витиевато. Что это значит? Ханна (терпеливо). Что Эзра Чейтер, связанный с поместьем Сидли-парк, -это тот самый Чейтер-ботаник, который описал карликовую далию на Мартинике в1810 году и умер там от укуса обезьяны. Бернард (взрывается). Чейтер был не ботаник, а поэт! Ханна. Он был разом и плохой ботаник, и плохой поэт. Валентайн. А что тут страшного? Ну, ботаник... Бернард. Это конец! Я же выступал по телевизору! В программе "Во времязавтрака"! Валентайн. Это даже не означает, что Байрон не дрался на дуэли. ПростоЧейтер не был убит. Бернард. Думаешь, меня пригласили бы на "Завтрак", если б Байронпромахнулся?! Ханна. Успокойся, Бернард. Валентайн прав. Бернард (хватаясь за соломинку). Ты полагаешь? Ну конечно! Рецензии-тов "Пиккадилли" были! Две абсолютно неизвестные рецензии Байрона! И строки,которые он приписал в "Английских бардов". Я внес весомый вклад! Ханна (тактично). Возможно. Вполне правдоподобно. Бернард. Правдоподобно?! К дьяволу! Не правдоподобно, а ясно как дваждыдва. Я доказал, что Байрон был здесь. Убил зайца. И написал эти строки. Жальтолько, сделал основной упор на дуэли и смерти Чейтера. Почему вы меня неостановили?! Это же выплывет... Ошибка... Превратное толкование собственногооткрытия... Как ты думаешь, неужели какой-нибудь педант-ботаник спуститцепных псов? И когда? Ханна. Послезавтра. Письмо в "Таймс". Бернард. Ты?.. Ханна. Работа грязная, но кто-то же должен марать руки. Бернард. Дорогая. Прости. Ханна... Ханна. У тебя свое открытие, у меня - свое. Бернард. Ханна. Ханна. Бернард. Бернард. Ханна. Ханна. Да заткнись ты! Все будет сухо, скромно, без малейшегозлорадства. А может, пусть лучше напишет какой-нибудь собрат-байронист? Бернард (с жаром). Ни в коем случае!!! Ханна. А потом, в твоем письме в "Таймс", ты... Бернард. В моем письме? Ханна. Ну, разумеется. Надо же поздравить коллегу. Достойно,доброжелательно. На языке, принятом в научных кругах. Бернард. Дерьмо хлебать... Ханна. Считай, что это шаг вперед в изучении далий. Из сада вбегает Хлоя. Хлоя. Почему вы не идете?! Бернард? Ты еще не одет! Давно приехал? Бернард смотрит на нее, потом на Валентайна и впервые осознает, чтоВалентайн в необычном костюме. Бернард. Зачем ты так вырядился? Хлоя. Быстрее же! (Принимается рыться в корзине, подыскивая одежду дляБернарда.) Надевай что понравится. Нас всех сейчас будут фотографировать.Кроме Ханны. Ханна. Я приду посмотреть. Валентайн и Хлоя помогают Бернарду облачиться в камзол, прилаживаюткружевной воротник. Хлоя (Ханне). Мама спрашивает, нет ли у тебя теодолита. Валентайн. Хлоюшка, а ты-то у нас сегодня кто? Пастушка? Хлоя. Джейн Остин! Валентайн. Как же я сразу не понял! Ханна (Хлое). Теодолит? Он в эрмитаже. Бернард. Разве уже пора? Для чего будут фотографировать? Хлоя. Как всегда, для местной газеты. Они всегда приходят к началу балаи хотят, чтоб в кадр влезли все. Гас просто великолепен... Бернард (с отвращением). В газету! (Выхватывает из корзины подобиеепископской митры и натягивает на уши и лицо, закрывая его почти целиком.Приглушенно.) Я готов! Вслепую идет следом за Валентайном и Хлоей. За ними выходит Ханна. Освещение меняется. Вечер. На улице зажигаются бумажные фонарики. Изсоседней комнаты доносятся звуки рояля. Входит Септимус с масляной лампой
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 112; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |