Глава 2: Всему есть место

Башня Тенпони, будучи самопровозглашённым оплотом цивилизации на бескрайних просторах Пустоши, всегда была интересным и важным местом для посещения. Ее обитатели с радостью покупали мои свежие фрукты и чудесные ликеры Касы каждый раз, когда я привозил их на продажу. Однако, вопреки моему великодушному отношению ко всем мёртвым, я не чувствовал абсолютно никакого раскаяния за то, что обдирал здешних жителей до последней крышечки. Они ненавидели и поносили меня и мою миссию столь долго, что однажды я чуть было не сдался. Как-то раз один из охранников поинтересовался, где изготовлено то яблочное виски, что я пил в отчаянии. После этого мой статус торговца в башне был на волоске. Когда жители башни узнали, чем я занимаюсь, они сочли это ужасным и отвратительным, едва не вышвырнув меня прочь. Мне повезло, что кто-то сверху заступился за меня, поддержав мою идею, и мне разрешили продолжить торговлю. Желая отблагодарить за помощь, я попытался найти своего таинственного благодетеля, некоего Ди-джея Пон-3. Встретиться с ним лично мне не посчастливилось, однако я смог найти его ближайшего помощника. С глубокой признательностью я подарил серой кобылке огромную корзину чистых и свежих яблок, несколько бутылок виски и на всякий случай оставил визитную карточку.

Когда я ещё только начинал исследовать офисные здания Мэйнхеттена, во многих письменных столах я находил небольшие бумажки, содержащие краткую информацию об их бывших владельцах. Именно благодаря этим карточкам я смог определить имена многих погибших, и даже решил перенять эту идею себе. Гаучо сумел создать специальную печать для моих визиток: маленький стальной квадрат с аккуратно выдавленными на нём именем и профессией. Края были остры, словно лезвие бритвы, но покрыты резиной, дабы в нужный момент не оказались затупленными. Визитка была небольшим подарком для того, кто был готов выслушать моё послание.

Разобравшись с делами в Башне, я направился обратно домой. Несколько стычек с рейдерами отняли у меня немало времени, поэтому мне пришлось остановиться на ночлег в ближайшей деревушке. Здесь я не был ни с кем знаком, и потому мне в очередной раз пришлось объяснять под направленным в мою сторону дулом пистолета, почему я перевозил груду тел. А всё из-за одного особо любопытного жеребёнка, решившего заглянуть под брезент, накрывавший груз. Я разъяснил им издержки моей работы, заключающейся очистке пустоши от трупов и костей старого мира, о пользе погребения, приносящей новую жизнь и надежду грядущим поколениям. Жители быстро успокоились и разрешили мне остаться. Правда, как и всегда, с одним условием: моя повозка останется снаружи, за территорией деревни. Ко мне подошёл жеребец цвета горчицы.

— Вы принимаете заказы? — поинтересовался он.

— Я буду рад помочь умершему обрести покой, — ответил я ему.

Меня привели к старому, приземистому бетонному зданию, наполовину погребённому под толщей земли на склоне холма. Чудом уже был сам факт того, что оно ещё не развалилось за прошедшие две сотни лет. Я решил, что это здание изначально было засыпано землёй, учитывая отсутствие окон и кучу грязи на крыше. Жеребец показал мне его изнутри, и я обнаружил, что пони нашли для себя убежище среди руин, поселившись в этом здании. Некоторые создали там лавочки и магазины, другие переделывали заброшенные офисы под небольшие квартирки для сдачи в аренду, гоняясь за любой сделкой, какую только можно было совершить. Мои расспросы про умерших поначалу были восприняты в штыки, пока мой проводник не разъяснил им, что я не гуль, а гробовщик, отдающий последние почести всем несвоевременно покинувшим этот мир. Их отношение ко мне смягчилось, и меня отвели в подвал. При виде того, что там творилось, клянусь, я пришёл в такую ярость, что даже если бы он был под завязку загрязнён радиацией, я бы не смог разозлиться сильнее.

Сотни скелетов лежали там, в подвале, сваленные в безобразные кучи. Вместо того, чтобы похоронить мертвых с тем уважением, которого они заслуживали, местные жители предпочли не утруждать себя этим, избавляясь от их останков, словно от мусора, стараясь забросить их как можно глубже в подвал цивилизации. Или, в данном случае, вполне реальный подвал. Я назвал свою цену за вывоз тел, пусть и слегка завышенную. Это будет им платой за их чёрствость и неуважение по отношению к мёртвым. Горчичного цвета пони согласно закивал в ответ, и спросил, когда я смогу закончить с этим. Если бы несколько пони согласились помочь мне довезти тележки до дома, я мог бы управиться за один день. Жеребец вновь утвердительно закивал, и мы стукнулись копытами.

Поздний вечер вступил в свои права, и небольшой городок погрузился в умиротворенную тишину, защищенный от атак бандитов и рейдеров по крайней мере на одну ночь. Бдительные часовые надёжно стерегли покой селения со своих построенных из фургонов стен, пристально вглядываясь во тьму Пустоши и внимательно следя за любыми возможными опасностями. Я же, лежа на спине, глядел на мерцающие в вышине звезды сквозь редеющие облака. Дождя не ожидалось, впрочем, наверное, как не стоило его ждать и весь следующий месяц. Грядущая засуха мало меня беспокоила, в основном благодаря тому, что мои оранжереи могли сохранить достаточно влаги, чтобы фруктовые сады были в состоянии пережить любую погоду.

В тот вечер я вспоминал своего старого друга, покинувшего меня много лет назад. Когда я в последний раз навещал его могилу, я обнаружил на ее месте высокую, прекрасную яблоню. Медленно и упорно раздвигая окружающий его бетон, дерево расцвело с необычайной красотой и величием. Дерево, росшее на могиле рейдера, не могло похвастать подобными результатами, но до сих пор несло плоды. Оно доказало, что не так важно, кем ты был при жизни: пред ликом смерти все равны.

Когда я проснулся на следующее утро, горчичного цвета жеребец привел мне четверых самых больных и тощих пони, которых я когда-либо видел. Я очень сомневался в том, что они смогут оказать мне хоть какую-то помощь. Боюсь, они станут очередными пассажирами моей телеги ещё раньше, чем закончится наш путь. Я начал вытаскивать скелеты из подвала, кладя их на носился и укрывая кусками брезента. Местные пони игнорировали меня, делая вид, что я — призрак, пришедший казнить их за грехи прошлого.

Ушло целое утро на то, чтобы заполнить тележки моих ассистентов. Один из них, увидев, что ему предстоит делать, попросту отказался помогать и удрал из подвала. Остальные, к счастью, оказались покрепче, и начали помогать мне загружать останки старого мира в тележки. Телегу сбежавшего «помощника» я прицепил к своей собственной. Скелеты давно умерших были куда легче, чем тела тех, кто совсем недавно покинул этот мир. Поэтому тащить две телеги вместо одной оказалось совсем не так трудно, как я представлял. Похоже, что побег одного из работников был не таким уж серьёзным происшествием. Я уже был готов выезжать, когда ко мне подошел пьяный единорог, таща за собой василькового цвета единорожку. У неё была необычная кьютимарка: красная и синяя сферы, вращающиеся вокруг жёлтой. Молодая кобылка закричала от боли, когда жеребец направился ко мне. От него жутко разило дешёвым пойлом и скипидаром.

— Эт ты тот парень, который платит за дохлых пони? — невнятно прохрипел он.

— Я не покупаю тела, — осёк я его. — Но могу предать земле любого вашего умершего родственника или знакомого, если вы того пожелаете.

— Я тебе тело привёл, — он сплюнул. — Гони десяток крышек и оно твоё.

Он ужасающе рыгнул, наполняя воздух смертельным зловонием.

— Я не покупаю тела, — повторил я. — Когда-то они были такими же пони, как и вы сами, и относиться к их останкам как к товару для продажи — это надругательство над их жизнями.

Девчушка всхлипнула. Он ударил её.

— Ну, тогда ты можешь просто забрать это, — сказал он, небрежно толкнув единорожку ко мне. Она упала на землю, едва сдерживая слёзы. — Сучка ни на что не годна.

— Я имею дело только с теми, кто покинул этот мир, — возразил я.

— Только с мёртвыми? — вопросительно прохрипел он, — Я могу это исправить.

Произнося последние слова, он вытащил револьвер из седельной сумки и прижал его дуло к затылку единорожки.

Я выбил револьвер из магической хватки пьяного единорога и нанёс ему удар в висок. Он упал наземь мешком, отчасти от моего удара, отчасти от того, что он был мертвецки пьян. Я бросил револьвер в телегу и приказал группе двигаться вперёд. Единорожка последовала за мной, прочь из города. Пройдя около ста метров после того, как мы вышли за городскую черту, я остановился и обернулся к ней, чтобы задать несколько вопросов.

— Что ты делаешь? — спросил я её.

— Пожалуйста… Просто возьми меня с собой, — молила она.

Вздохнув устало, я взглянул на город. Пьяный единорог неспешно брёл прочь.

Несмотря на то, что у меня не было времени заботиться ещё и о живых, оставлять эту кобылку здесь умирать было бы грехом, за который я никогда бы себя не простил. Мой дом, быть может, и не идеальное место для жеребёнка, но это несоизмеримо лучше Пустоши, где её жизнь и добродетель не будут стоить и гроша. Я приказал ей идти в центре каравана и бежать при любой угрозе.

Спустя три часа пути двое и без того истощавших пони, как я и предполагал, замертво упали на бетон. Проклиная судьбу, я прицепил их телеги к своей. Только сейчас, спуская уже четыре телеги вниз по склону, я начал всерьёз опасаться нападения со стороны рейдеров. Если это произойдет, мне придется бросить телеги, но к тому моменту я буду слишком слаб для того, чтобы дать им отпор. Кобылка предложила буксировать одну из телег, но я отказался от ее помощи.

— Тебе есть куда идти? — спросил я. — Там, куда мы сейчас направляемся, безопасно, но жизнь там очень нелегка.

— Мне некуда податься, — ответила она, опустив взгляд. — Кроме того, он заплатил вам за вывоз моего тела.

— Но ведь ты жива, — ответил я. — Да и он мне не платил.

— Вы ведь забрали его оружие, верно?

Мне пришлось признать это. Я лишь надеялся, что кобылка не чувствовала себя так, будто принадлежит мне.

Когда приусадебный забор, состоящий из вагонных колес, показался невдалеке, стало ясно, что наше путешествие подходит к концу. Безопасная тропа была обозначена предельно четко; любой, кто хоть немного отклонится от неё, рискует нарваться на смертоносный залп автоматических турелей Гаучо. Еще когда он только занимался их установкой, я выразил свои сомнения по поводу необходимости использования автономных машин-убийц, работающих без участия пони. В ответ Гаучо заверил меня, что безопасные пути к усадьбе будут чётко обозначены, и что он установит таблички с предупреждением на языках пони, зебр и на всех тех странных языках, какие он только знает, а также яркие разноцветные знаки, предупреждающие об опасности. И, в очередной раз, мне пришлось согласиться с ним.

Четвертый и последний из сопровождавших меня пони испустил дух от истощения, как только мы достигли низины, и упал в грязь. Выбора не было, так что мне пришлось подключить к делу кобылку, передав ей одну из телег, а мёртвое тело забросить в свою собственную. Я шел молча, в то время как она гримасничала, стараясь справиться с тяжелой повозкой. Сила явно не была её особым талантом. Я остановился, как только последняя тележка моего «поезда» пересекла стальные ворота и въехала во двор. Отцепив упряжь, я с удовольствием потянулся.

Слишком много происшествий для одного дня. Я с нетерпением ждал того момента, когда смогу попасть за стол, съесть всё, что приготовит Каса, и пойти спать. По пути в гостиную я заглянул на кухню, и обнаружил там счастливую Касу, готовящую что-то у плиты. Судя по ее взъерошенной гриве и улыбке на лице, они с Гаучо неплохо воспользовались моментом моего отсутствия. Я хотел показаться рассерженным за их бесстыдство, но вместо этого всего лишь улыбнулся. Их беззаботная, взаимная, бесстыдная любовь всегда приносила мне радость. Я незаметно подкрался к столу, нацелившись на стоящую на нем тарелку с печеными яблоками.

— Мы уже столько лет знаем друг друга, — сказала Каса. — Ты пропустил все мои уроки этикета мимо ушей?

Я понятия не имел, о чем она говорила. Вежливо улыбнувшись, она уточнила:

— Ты собираешься представить меня этой юной леди?

Я обернулся и обнаружил, что единорожка шла за мной все это время, и теперь стояла позади меня. Мне, вероятно, следовало бы удивиться, но я устал настолько, что уже не мог выражать никаких эмоций.

— Каса, это…

Я вновь растерялся. Мы целых восемь часов шли вместе, и, за исключением пары фраз, совершенно не разговаривали друг с другом.

— Меня зовут Шарм, — произнесла она. — Приятно с вами познакомиться, мисс Каса.

— Миссис, — улыбнувшись, поправила её Каса. — Уверена, что мой муж также захочет познакомиться с тобой. Пожалуйста, присаживайся за стол. У нас так редко бывают гости!

— Прошу прощения, мэм, но я не гость, — ответила Шарм. — Сэру заплатили за то, чтобы он меня забрал.

Вся доброта Касы вмиг улетучилась, уступая место неистовому гневу, в то время как я пытался объясниться, стараясь не подавиться её стряпнёй.

— Какого чёрта, Садовник? — возмущенно воскликнула Каса. — Ты что, купил раба?! Выходит, что все твои разговоры о свободе и щедрости были ложью?

— Всё не так! — прохрипел я сквозь кашель. — Шарм не раб. Мне заплатили за вывоз её тела, но это не то, с чем я обычно имею дело.

— Это правда? — требовательным тоном спросила она Шарм. Единорожка сжалась под ее грозным взглядом.

— Да, мэм, — ответила Шарм, закусив губу.

— И ты можешь уйти тогда, когда захочешь? — спросила она, адресуя вопрос скорее мне, чем единорожке.

— Она сама шла за мной, — заверил я её. — И может уйти или остаться, как сама того захочет. Я ей хозяин не больше, чем тебе или Гаучо.

Каса облегчённо вздохнула, расслабив застывшие в напряжении плечи. Взяв тарелку с запечёнными яблоками, она поставила её напротив Шарм.

— Прости за что, что тебе пришлось увидеть всё это, — произнесла она. — Извините, я должна немного прийти в себя.

Она вышла из столовой и направилась в свою спальню. Вернувшись из гаража, Гаучо поинтересовался, что же такого я сказал его жене, отчего она повысила голос.

— Она подумала, что я купил эту молодую особу, — объяснил я.

И Гаучо в очередной раз начал рассказывать, откуда Каса родом, и про ее отношение к рабству.

— Да, да, Гаучо, ты это говорил уже раз десять, — напомнил я ему. — Шарм, это Гаучо. Гаучо, Шарм.

Шарм неохотно кивнула полумеханическому пони, изо всех сил стараясь не таращиться на его колеса. Поприветствовав Шарм, он укатил в свою спальню, чтобы поговорить с женой.

Отодвинув тарелку в сторону, я пошел в гостиную. Она была обставлена довольно просто: пара скамей посередине, где ранее находился демонстрационный зал, несколько книжных полок с разнообразными книгами и пара столиков. Главной достопримечательностью, однако, были окна. Когда-то старые, невзрачные стёкла были заменены прекрасными витражами с изображениями Селестии, что ласково звала к себе пони, трудящихся средь яблочных садов. Я хотел заплатить мастеру своим урожаем яблок, но единорог, который сумел выполнить столь тонкую работу, отказался, не приняв ничего, кроме моей праведной верности Эквестрии.

Стеклодув, как называл себя единорог, частенько бывал в окрестных землях и был желанным гостем в нашем доме. Гаучо всегда был рад видеть его, а Каса относилась к нему, как к родному брату. Меня терзали смутные подозрения, что они с Касой когда-то были близки, но, как и во многое из её богатого прошлого, я не пытался совать туда нос. Усталый, я присел на скамью, гордясь тем, что смог доставить домой так много костей. Я хорошо потрудился в этот день, пусть даже мне и была оказана некоторая помощь.

Я обернулся к Шарм. Она уже успела расправиться со своей тарелкой и теперь доедала остатки моей порции. Очевидно ее отец, или кем бы он ей ни был, плохо кормил ее. Хотя, возможно, что причина и в ее возрасте — она была молодой кобылкой, подростком. Войдя в гостиную, она присела рядом со мной. Я решил, что сейчас самое время ознакомить ее с местными правилами.

— Все мы здесь — семья, — начал я. — Мы вместе работаем, вместе живем и молимся. Это наши правила. Если ты хочешь остаться, то должна уметь делать что-нибудь, приносящее пользу.

Шарм печально смотрела в пол, будто мои слова сломили её дух. Или, быть может, она просто не понимала, о чем я говорил. Возможно, из-за своей усталости я неправильно понял то, что она подразумевала. Я показал ей её комнату, а сам направился в свою. Я почти надеялся, что она решит уйти этой ночью.

Моя комната была обставлена довольно скудно. Всё окружение состояло из кровати, манекена для брони и маленького коврика, на котором я проводил свои вечерние молитвы. Я быстро проделал все свои вечерние ритуалы, чуть менее благочестиво и преданно, чем обычно, стараясь опередить наваливающуюся на меня усталость. Сбросив свой доспех, я с радостью лёг на кровать и погрузился в сладкие объятия сна. Стоило мне задремать, как я почувствовал, что моя кровать прогнулась под тяжестью чьего-то веса. Я открыл глаза и увидел Шарм, ползущую по ней. Ее глаза были полны слез.

— Что ты делаешь, юная леди? — спросил я.

— Сэр сказал, что мне необходимо найти свое призвание, чтобы остаться, — сквозь слезы пролепетала она. Развернувшись, она выпятила свой круп. — Пожалуйста, будьте нежней. Я постараюсь не плакать.

Я свалился с кровати и попятился прочь от нее, изо всех сил стараясь не споткнуться и упасть на пол

— Нет, нет, нет! — возразил я. — Может быть, я не ясно выразился о том, что хотел донести до тебя. Я совершенно не имел в виду то, о чем ты подумала!

Ее голова поникла, слезы катились по щекам, падая на мою подушку.

— Разве не за этим Сэр привёл меня сюда? — она плакала. — Разве не поэтому пони подбирают молодых кобылок в Пустоши?

— Ты, кажется, путаешь меня с каким-то другим пони, — сказал я. — Ты здесь потому, что мне заплатили за то, чтобы я тебя забрал. Ты ведь сама сказала это, помнишь?

— Тогда для чего я здесь? — спросила Шарм. — Если это не то, чем я могу отплатить вам, то что я могу сделать для вас?

— Ты ведь единорог, не так ли? Ты наверняка владеешь несколькими заклинаниями. Они могут быть весьма полезны. Ну а если с магией у тебя проблемы, то я могу обучить тебя работать копытами, как я. Это тяжело, но…

Она взглянула на меня, слезы по-прежнему стояли в ее темно-фиолетовых глазах. Я закрыл глаза и сделал глубокий вздох.

— Больше никогда не предлагай мне подобного, ясно?

Она печально кивнула.

— Если хочешь остаться, тебе придется принять наши правила. Мы — семья, и мы не трахаем друг друга. Ни в спальне, ни в пустоши.

Снаружи раздался интенсивный скрип и восхищенные стоны. Каса и Гаучо будто нарочно пытались выставить меня лжецом. Я прижал копыто к лицу, тихо вздохнув.

— Если ты снова явишься в мою комнату, я вышвырну тебя из дома. Мы можем обеспечить тебя всем, чем сможем, но только если ты готова к честному труду. Проституция — не честный труд. Я ясно выразился?

Она опять кивнула, закусив губу.

— Возвращайся в постель. Завтра рано вставать, и тебе предстоит многому научиться.

Шарм слезла с моей кровати и направилась к двери. Выходя, она обернулась и посмотрела на меня.

— Спокойной ночи, сэр, — сказала она.

— Моё имя — Садовник, — поправил я её.

— Спокойной ночи, сэр, — повторила она, закрыв за собой дверь.