Маргарет. Знаю, Вы просили не писать Вам больше, но я достаточно взрослая для того, чтобы не всегда делать то

Эдинбург

Среда, 14 августа 1940 года

Дорогой дядя Финли!

Знаю, Вы просили не писать Вам больше, но я достаточно взрослая для того, чтобы не всегда делать то, о чем меня просят.

Я получила от мамы письмо. Она в Лондоне. Если бы мне сказали такое месяц назад, я бы не поверила. Ни разу на моей памяти она не покидала Эдинбург. Но с тех пор, как я начала узнавать о ее жизни на Скае, готова поверить всему.

Мама рассказала мне о Дэвиде — об «американце», которого так любила. Она не искала той любви, но и жить без нее не могла и, судя по тому, с каким лицом собирала с пола рассыпавшиеся письма, до сих пор не может. Но я рада поведать Вам, что тем не менее она как-то жила без нее. За прошедшие два десятка лет, кроме меня, у моей матери не было никого. Пока я не увидела ее в тот вечер, когда упала бомба (в тот вечер, когда война вновь пронзила ее сердце), я бы ни за что не догадалась. Не узнала бы, как она одинока. Никогда не узнала бы, что она потеряла.

Она никогда не говорила о том, что ее любили, или о том, что ее бросили. Мама никогда не рассказывала мне о моем отце. Что случилось с Дэвидом? Что произошло четверть века назад?

Эдинбург

Среда, 14 августа 1940 года

Милый Пол!

Ты не поверишь: моя мать в Лондоне. Охотится за воспоминаниями. А я здесь, пытаюсь задать правильные вопросы своему нелюбезному дяде в погоне все за тем же.

Она наконец-то написала мне и дала кое-какие объяснения. Пол, та девушка Сью и есть моя мать. Те письма — они все посланы ей. У нее был большущий роман посреди прошлой войны. С американцем! Не представляю, как мама умудрилась познакомиться с американцем, пока жила на острове. Что бы ни случилось потом между ними, это привело к отъезду ее брата.

Когда я взяла ручку, чтобы ответить маме и задать все возникшие у меня вопросы, то поняла, что она не указала обратного адреса. Только «Лондон». Даже если я разошлю письма во все гостиницы Лондона, все равно могу не найти ее. У меня есть подозрение, что если бы я узнала, где она бывала раньше, то это послужило бы подсказкой к тому, где она сейчас.

Пол, может, я не права, копаясь в маминой жизни? Не оставить ли ее в покое, как она просит? Как просит мой дядя?

16 августа 1940 года

Милая Мэйзи!

Все эти ночные вылазки научили меня тому, что прошлое не помогает нам в трудной ситуации. Воспоминания хороши и приятны, их хочется хранить вечно, но идти вперед меня заставляют только новые приключения, которые создают новые воспоминания.

Я тебе не говорил, но над Францией меня подбили, буквально перед самой эвакуацией. Если бы я признался тебе в этом в Плимуте, ты бы слишком встревожилась и не пустила бы меня обратно. Все было не так ужасно: я успел выпрыгнуть до того, как самолет ударился о землю, и в целом был практически невредим, как ты сама видела. Потом вместе со всеми отступал к пляжам Дюнкерка. И там я не видел ни одного нашего самолета. Только проклятые «люфтваффе» мешали парням добраться до кораблей.

Что бы ни говорили, мы — британские воздушные силы — летали над всей Францией, не только над пляжами. Мы были и в глубине материка, пытаясь остановить фрицев задолго до побережья. Но те солдаты, что под обстрелом ожидали эвакуации, не знали этого. Я тоже ждал вместе с ними на берегу, в форме ВВС, и пытался не замечать яростных взглядов и вопросов: «Где же наши самолеты?»

Если бы я вспоминал, каково было падать на землю при обстреле, когда между мной и пулями нет ничего, кроме шлема и сплетенных на затылке рук; каково было брести милю за милей по песку и видеть, как ребята перед тобой натыкаются на мины; каково было корчиться в темноте, не зная, в меня летит с воем следующая бомба или нет; каково было слышать, как отпускают злые замечания в мой адрес парни, не знающие, что я был в небе и выполнял свой долг, — тогда я никогда бы не смог пойти вперед. Я просто повторяю себе все время, что очень скоро вернусь к тебе. Это все, что я могу.

Но если мне приходится задвигать прошлое назад, чтобы оно не мешало идти, то для тебя все иначе. У тебя больше вопросов, чем воспоминаний, больше загадок, чем откровений. Ты должна оглядываться. Настоящее и будущее построены на прошлом. Знаю, ты хочешь узнать, откуда ты пришла, чтобы понять, куда идти.

Моя девочка, не сдавайся. Нелюбезные дяди? Они тебе не помеха.

Люблю,

Эдинбург

Понедельник, 19 августа 1940 года

Дорогой дядя Финли!

Мама упомянула Вас в том письме, которое прислала из Лондона.

Она написала, что была счастлива с Дэвидом, была безумно влюблена, но что из-за своей любви потеряла брата. Что Вы покинули Скай и что она этого не хотела.

Мама не назвала причин, почему так случилось, и я не буду спрашивать. Конечно, мне любопытно, но кому было бы неинтересно узнать о семейном расколе, о котором говорят только шепотом? Однако я понимаю, что это не мое дело.

Вы неодобрительно относились к американцам? Или к романам во время войны?

Я только надеюсь, причины случившегося были достаточно серьезны, грозны и долговечны, чтобы оправдать Ваш уход из семьи на десятки лет. Но знайте: каковы бы ни были мамины чувства относительно сделанного ею тогда выбора, она жалеет о том, что потеряла Вас. Если бы мама узнала раньше, как Вас найти, то сама бы Вам об этом сказала. Она уже потеряла одного брата; Вы же не думаете, что ей легко было лишиться второго?

Глазго

20 августа

Маргарет!

Она говорит Вам правду. Элспет любила американца. Более того — превратила эту любовь в сказку. Случайное письмо положило начало многолетней переписке, где каждое слово было напитано любовью. Возникшее чувство зависело от почты так же, как приливы зависят от луны, но даже война не смогла задушить его.

Она не солгала Вам ни об американце, ни о своих чувствах. Но это было плохое время для подобных чувств. Это было плохое время для того, чтобы влюбляться.

Когда Элспет начала переписываться с американцем, она уже была замужем.

Эдинбург

Среда, 21 августа 1940 года

Дорогой дядя Финли!

Вокруг столько женщин, перед именем которых стоит «миссис», но мужа при этом нет. Стоящая на каминной полке фотография с почерневшими краями, запечатлевшая мужчину в военной форме, намекает на событие, о котором лучше забыть. Поскольку моя мать всегда отказывалась отвечать на мои вопросы, я предположила, что ее история была такой же — печальная летопись молодой семьи, оборвавшаяся где-то на поле боя со смертью мужа. В последнее время я стала думать, не был ли им Дэвид. Но теперь… Она уже была замужем?

Кто мой отец? Пожалуйста, дядя Финли, я должна знать! Какие у меня корни?

Лондон, Англия

6 августа 1940 года

Уважаемый сэр, мадам!

Много лет назад по этому адресу проживала семья по фамилии Грэм. Мне неизвестно, живут ли они здесь по-прежнему или уехали из Чикаго, и я буду признательна за любую информацию, которой Вы сможете поделиться. Я давно потеряла связь с этой семьей, но хотела бы возобновить отношения. Если Вы располагаете сведениями об их местонахождении или если Вы являетесь членом семьи Грэм, прошу Вас связаться со мной. В настоящее время я остановилась в гостинице «Лэнгхэм» в Лондоне. Заранее благодарю Вас.

Искренне Ваша,