ПРИНЕСИТЕ МНЕ МОЛОТОК И ГВОЗДЬ, ЧТОБЫ Я МОГ ПОВЕСИТЬ НА СТЕНУ ФОТОГРАФИЮ ШКОЛЫ, КОТОРУЮ Я ПОСТРОИЛ В ПАКИСТАНЕ», — СКАЗАЛ ЭРНИ.

Сестра вернулась через мгновение с большим степлером. «Это самый тяжелый предмет, какой мне удалось найти», — сказала она.

«Снимите это со стены, — указал Эрни на акварель с изображением двух котят, играющих с клубком шерсти, — и повесьте фотографию».

Мортенсон снял акварель с крюка, вытащил из ее рамы гвоздь и прибил к стене степлером фотографию школы в Корфе. С каждым ударом с потолка сыпалась штукатурка.

Когда он повернулся к Эрни, увидел, что тот снова набирает телефонный номер. Ученый вызвал оператора международной связи и велел соединить его со Швейцарией. Он звонил своему давнему другу из Женевы. «C'est moi, Jean, — сказал он. — Я построил школу в Каракоруме. А что ты делал последние пятьдесят лет?»

* * *

У Эрни были дома в Швейцарии и в городе Сан-Вэлли в Айдахо. Но он предпочел умереть в Сиэтле. К Рождеству его перевезли в больницу Вирджинии Мейсон. В ясную погоду из окна своей палаты он мог видеть залив Эллиот и острые пики Олимпийского полуострова. Здоровье Жана стремительно ухудшалось. Большую часть времени он проводил за изучением юридических документов, которые скапливались на маленьком столике возле его кровати.

«В последние дни своей жизни Жан пересматривал свое завещание, — рассказывает Мортенсон. — Если он был на кого-то зол (а он вечно на кого-то злился), то брал черный маркер и вычеркивал этих людей из завещания. Он вызывал своего адвоката, Франклина Монтгомери, в любое время дня и ночи и требовал, чтобы тот составлял новый текст».

Грег оставил жену с дочерью в Монтане и круглосуточно дежурил у постели Эрни. Он купал его, занимался его туалетом, ставил катетеры и капельницы. И был рад, что может хоть чем-то отплатить этому человеку, сделав его последние дни максимально комфортными.

Над постелью больного он снова повесил большую фотографию школы в Корфе. Перед последней поездкой Грега в Пакистан Эрни дал ему видеокамеру. Теперь Мортенсон подключил ее к телевизору и показывал, как живет деревня Корфе. «Жан не мог смириться со смертью. Она его раздражала, — вспоминает Мортенсон. — Но, лежа в постели и глядя на жизнь деревни Корфе, видя, как пакистанские дети распевают „У Мэри был барашек“ на ломаном английском языке, он немного успокаивался».

Однажды вечером Эрни сжал руку Грега с необычной для умирающего силой. «Он сказал мне: „Я люблю тебя, как сына“, — вспоминает Мортенсон. — В его дыхании я почувствовал сладковатый кетоновый запах и понял, что ему осталось совсем недолго».

«Жана ценили за научные достижения, — говорит его вдова Дженнифер Уилсон. — Но, думаю, сам он превыше всего ценил эту маленькую школу в Корфе. Считал ее самым важным, что оставил после себя людям».

Эрни хотел убедить мир в том, что Институт Центральной Азии является столь же материальным, как и школа в Корфе. Прежде чем лечь в больницу, он оставил этой организации миллион долларов.