БОИНГ-747» ДОЛЖЕН БЫЛ УНЕСТИ АМЕРИКАНЦЕВ ИЗ РЕГИОНА, КОТОРЫЙ ВОТ ВОТ МОГ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ЗОНУ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ.

«Вспоминая те дни, — говорит Маккаун, — могу сказать, что в Пакистане к нам относились прекрасно. Я страшно беспокоился о том, что может случиться со мной в этой страшной исламской стране. Но ничего не произошло. Все плохое началось после моего отлета».

Следующую неделю Маккаун провел в роскошном отеле «Раффлз» в Сингапуре, мучаясь животом. Он ухитрился отравиться чем-то в первом классе самолета сингапурских авиалиний!

* * *

Мортенсон вернулся на север, в Корфе к Хаджи Али. Военный транспортный самолет доставил его в Скарду, откуда на «лендкрузере» он отправился в долины Шигар и Бралду. Всю дорогу проспал. Машину вел Хусейн, а сон американца охранял Байг.

На высокой скале в Бралду собралась огромная толпа. Но что-то было не так. Переходя реку по мосту, Мортенсон почувствовал, что у него перехватило горло. Он внимательно смотрел на дальний берег реки, но высокая скала, на которой всегда стоял Хаджи Али, мощный и неколебимый, как здешние горы, была пуста. На берегу Мортенсона встретил Туаа, который и сообщил Грегу печальное известие: Хаджи Али умер.

После смерти отца в знак траура Туаа побрил голову и отрастил бороду…

Еще прошлой осенью, когда Грег пил чай с Хаджи Али, он заметил, что старый вождь Корфе стал выглядеть хуже. Незадолго до этого его жена Сакина тяжело захворала: ее мучили боли в животе. Она относилась к ним стоически, как и подобает женщине балти. И умерла, отказавшись отправиться в больницу.

Вместе с Хаджи Али Мортенсон отправился на кладбище Корфе, которое располагалось в поле, неподалеку от школы. Вождь шел медленно. На кладбище он опустился на колени и прикоснулся к простому надгробию, установленному над могилой Сакины. Камень стоял лицевой стороной к Мекке. Когда Хаджи Али поднялся, глаза его были влажными. «Без нее я никто, — сказал он Грегу. — Совершенно никто».

ПОСЛЕ СМЕРТИ ХАДЖИ АЛИ В ЗНАК ТРАУРА ТУАА ПОБРИЛ ГОЛОВУ И ОТРАСТИЛ БОРОДУ…

«Я не мог представить, чтобы консервативный мусульманин-шиит произнес подобные слова, — вспоминает Мортенсон. — Многие мужчины относятся к своим женам с такой любовью. Но лишь немногие решаются в этом признаться».

Хаджи Али положил руку на плечо Мортенсона. Рука дрожала, и Грег подумал, что старик все еще плачет.

«Очень скоро ты приедешь ко мне и найдешь меня в этой же земле», — сказал он.

«Мысль о том, что Хаджи Али может умереть, не показалась мне пустой», — вспоминает Мортенсон. Голос его дрожит, хотя после смерти вождя Корфе прошло несколько лет. Хаджи Али был для него наставником, который научил своего американского сына очень многому…

В тот день Грег задал старшему другу один вопрос. «Что я должен сделать, когда этот день настанет?» — спросил он.

Хаджи Али посмотрел на ледяной пик К2 и ответил: «Послушай ветер»…

ХАДЖИ АЛИ БЫЛ ДЛЯ ГРЕГА НАСТАВНИКОМ, КОТОРЫЙ НАУЧИЛ СВОЕГО АМЕРИКАНСКОГО СЫНА ОЧЕНЬ МНОГОМУ…

Мортенсон и Туаа преклонили колени перед свежей могилой, чтобы отдать дань уважения ушедшему вождю Корфе. Сердце Хаджи Али перестало биться, когда ему было около восьмидесяти лет. «Ничто не длится вечно…» — подумал Грег.

Сердце его собственного отца остановилось в сорок восемь лет; он не успел задать ему вопросы, ответы на которые пришлось искать всю жизнь. А теперь ушел и старый балти, который сумел заполнить эту пустоту, который преподал ему столько уроков…

Мортенсон поднялся, пытаясь представить, что сказал бы в такой печальный момент Хаджи Али. И с поразительной ясностью услышал слова, сказанные вождем в прошлом году.

«Послушай ветер»…

И он прислушался к ветру. Услышал, как в ущелье Бралду свистит вихрь. Он нес с собой снег и предвещал конец лета. Но через завывание ветра, который стремился смести людей с маленькой скальной площадки в Гималаях, вдруг услышал детские голоса и смех. Дети играли во дворе местной школы. Мортенсон понял, что старый балти преподал ему свой последний урок. Он вытер глаза ладонью.

«Думай о них, — подумал он. — Всегда думай о них».

Глава 20

Чай с талибами

Взрывай всех — Аллах разберется.

Наклейка на грузовике в Боузмене, штат Монтана

«Давай сходим в цирк», — предложил Сулейман.

Мортенсон сидел на заднем сиденье белой «тойоты-короллы», которую ИЦА купил для таксиста из Равалпинди. Голова его покоилась на кружевной салфетке — Сулейман любовно украшал свою машину и закрепил такие салфетки на всех подголовниках. Рядом сидел Фейсал Байг, вооруженный автоматом. Сулейман встретил их в аэропорту. Грег и Фейсал прилетели из Скарду на военном самолете. В конце сентября 2001 года коммерческие рейсы в Пакистане были запрещены точно так же, как в Америке.

«Что?» — удивленно спросил Мортенсон.

«Тебе понравится», — ухмыляясь, ответил Сулейман. Он мастерски пробирался среди медленно двигавшихся машин. Они ехали в Исламабад. Водитель крутил руль одной рукой, а второй набирал номер на мобильном телефоне «Сони» размером со спичечный коробок. Таксист страшно гордился таким приобретением. Сулейман звонил управляющему гостиницей «Дом, милый дом» в столице — предупредить, чтобы тот готовил номер, хотя сахиб приедет поздно.

Сулейман неохотно остановил машину, чтобы предъявить документы на полицейском посту перед въездом в современный дипломатический квартал Исламабада — Голубую зону. Здесь находились правительственные учреждения, посольства, отели для бизнесменов. Широкие бульвары пересекались под прямым углом.

Мортенсон выглянул в окно, чтобы полицейские увидели иностранца. Газоны Исламабада были немыслимо зелеными, а деревья — пышными. Такая зелень в самом сердце выжженной земли доказывала, что у страны достаточно сил даже для того, чтобы противостоять силам самой природы. Увидев Мортенсона, полицейские отдали честь.