Действие первое

Леонид Филатов

ТРИ МУШКЕТЕРА

Сценический фарс в двух частях

Песня мушкетеров

Запев

Покуда вертится Земля –

Который уж год!-

У мушкетеров короля

Хватает забот.

Если где-то беда…

Дайте знать, господа,

Что, где, когда…

Словом, если беда –

Мы поможем всегда!...

Покуда вертится Земля –

В жару и в мороз! –

На му

Действие первое

В тишине возникает отчетливое цоканье копыт, чуть позд­нее в ритмический рисунок этого цоканья вплетается неза­тейливый голосок сельской дудочки; постепенно мелодия обрастает все новыми голосами и оттенками — так возникает оркестровый лейтмотив спектакля — «тема Д' Артаньяна».

Лёгкой синью вспыхивает небо, и на его фоне мы видим две ясно очерченные контражуром мужские фигуры: одна — высокая, стройная, подтянутая, другая - грузная, приземистая, мешковатая. Эта пара, знакомая нам с детства, словно бы продолжает собой длинную вереницу хрестоматийных об­разов, навсегда отпечатавшихся в нашей памяти —Дон Кихот и Санчо Панса, Дон Жуан и Лепорелло, Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак.

/Песня Д, Артаньяна и Планше по дороге из Гаскони в Париж, в которой каждый из наших героев излагает свою точку зрения на это путешествие. Д, Дртаньян, как и полагается молодому, честолюбивому, и к тому же вполне начитанному провинциалу, строит весьма дерзкие планы относительно своей будущности в столице, Планше, как и полагается «че­ловеку из народа», сыплет в адрес хозяина укоризненными афоризмами, из коих следует, что: а)— выше головы не прыгнешь, б) — в гостях хорошо, а дома лучше, в.— ох, уж эта молодёжь! —и так далее.../

Финал песни переходит в музыку дворцового бала, из чего нетрудно догадаться, что наши друзья наконец достигли цели своего путешествия. Меркнет вечернее небо, зажигаются дворцовые окна, за шторами скользят неясные тени танцующих.

Вот в таком интригующем освещении и предстаёт перед нашими героями долгожданный Париж. Ошеломленный Д'Артаньян, кажется, уже несколько пришёл в себя и теперь с любопытством и удовольствием наблюдает проис­ходящее, зато Планше чувствует себя явно не в своей тарелке...

Д'Артаньян. Черт возьми, ты только посмотри, Планше, какой бал закатил его величество по случаю нашего приезда! Просто глазам своим не верю, неужели мы наконец в Париже?..

Планше. Судя по тому, что минуту назад у меня сперли кошелёк, — не остается ни малейшего сомнения, сударь, что мы попали именно в Париж!..

Д 'Артаньян. Как бы там ни было, старый ворчун, но согласись, что жить в Париже всё-таки значительно веселее, чем проводить время в обществе гасконских коров!

Планше. Может, оно и так, сударь, но осмелюсь заметить, что эти самые гасконские коровы, о которых вы изволили отозваться с таким презрением, не имеют противной привычки лазать по чужим карманам...

Д'Артаньян. Да будет тебе оплакивать свой жал­кий кошелёк, дружище! Он удостоился чести быть укра­денным именно в Париже, а Париж вполне заслуживает того, чтобы можно было потерять в нём целое состоя­ние!

Планше. Послушать вас, сударь, — так у нас карма­ны прямо лопаются от денег. А между тем у нас их так мало, что если я подпрыгну пять раз кряду, то вы лишь на пятый раз услышите звон.

Д'Артаньян. Что за беда, приятель! ...Была бы голова на плечах — будут и деньги. Через неделю-другую я поступлю на королевскую службу, и уж тогда-то мы с то­бой станем настоящими богачами.

Планше. Охотно верю, сударь, но боюсь, что до той поры нам придется ночевать в придорожной канаве. Судите сами, какой же хозяин впустит нас к себе на ночь глядя, да ещё задаром?..

Д 'Артаньян. Гм...Верно...Признаться, об этом я не подумал!.А, впрочем это и к лучшему. В самом деле, что может быть приятнее для усталого путешественника, чем ночлег под открытым небом?

Планше. Как, сударь! Неужели вы намереваетесь расположиться прямо здесь, в королевском саду, в двух шагах от дворца его величества?.. Сразу видно, что вам никогда не приходилось сиживать за решёткой, иначе бы вам и в голову не могла прийти столь безрассудная идея!

Д'Артаньян. Э-э, полно, старина! Я чувствую себя настолько утомленным с дороги, что у меня нет ни малейшего желания искать более подходящее место для ночлега. А что касается королевского дворца, то он мне ничуть не мешает...

Планше. Как вам будет угодно, сударь, да только сердце мне подсказывает, что нам следует держаться подальше от этого места ибо там, где дворец, — там и власть, где власть — там и полиция, где полиция — там и тюрьма, а где тюрьма — там нам с вами делать нечего.

Д 'Артаньян. Честное слово, меня начинает му­тить от твоих поучений, Планше! Достаточно того, что я терпеливо выслушивал тебя от Гаскони до самого Парижа! Или ты полагаешь, что твой хозяин настолько глуп, что не в состоянии распорядиться своей судьбой сам?..

Планше. Одному только Богу известно, как мне обидно слышать такие слова, сударь! Разве вы не помни­те, что накануне отъезда в Париж, ваш батюшка наказы­вал мне беречь вас от дурных поступков…

Д'Артаньян. Боюсь, как бы тебе в скором времени не пришлось искать себе другого подопечного, милейший! Я, как ты уже успел заметить, не из робкого десятка, а трусость—малоподходящий советчик для того, кто привык смело смотреть в глаза судьбе.

Планше. Трусость? Помилуй бог, да какая же это трусость? Осторожность, сударь, исключительно осто­рожность! А осторожность, надо вам сказать, в иных де­лах приносит куда больше пользы, чем слепая отвага...

(Замечает яростный взгляд Д'Артаньяна.) Молчу, сударь, молчу, молчу, молчу...

План ш е благоразумно умолкает и, кстати сказать, весь­ма вовремя, ибо в следующую секунду в освещенном проёме одного из дворцовых окон появляется влюблённая пара, в которой всякий хоть сколько-нибудь посвященный в нашу историю без труда узнает Королеву и герцога Б э к и н г к м а. Между ними происходит бурное объяснение, невольными свидете­лями которого становятся наши доблестные герои.

Королева.Будьте же благоразумны, герцог, и подумайте, наконец, о той опасности, которой вы под­вергаете и себя и меня, оставаясь здесь ещё хотя бы на минуту! Если господин кардинал узнает о вашем пребы­вании в Париже...

Бэкингем.О королева, я уже не впервые слышу от вас имя его преосвященства, и всякий раз, когда вы его произносите, я замечаю в ваших глазах некое подо­бие тревоги...

Королева.Я боюсь этого человека, герцог! Не стану от вас скрывать.что его преосвященство проявля­ет ко мне значительно больший интерес, чем это прили-чиствует его сану и положению...

Бэкингем. Вот как! Однако у этого святоши до­вольно странные представления о любви, если он надеется завоевать ваши симпатии, тем что держит вас в по­стоянном страхе.

Королева.О, его преосвященству нельзя отказать в сообразительности. Он вовремя понял, что ему никогда не добиться моего благорасположения, и поэтому единственно, что им теперь движет,—это желание отом­стить.

Бэкингем.Какая низость! Этот негодяй намере­вается отомстить женщине, чья вина состоит только в том, что она отвергла домогательства назойливого поклонника!

Королева. Теперь вы знаете всё, и поэтому вам нетрудно представить себе весь ужас моего положения, если господину кардиналу станет известно о нашем свидании, герцог...

Бэкингем. Будь вы самая обыкновенная горожан­ка—я бы мог вас похитить, и никто — даже сам карди­нал! — не сумел бы мне в этом помешать, но, к моему великому несчастью, вы—королева Франции, и поэтому моя шпага бессильна вам помочь!

Королева. Самое большее, что вы можете для меня сделать, герцог, — это как можно скорее покинуть Париж! Ручаюсь, что моё отсутствие на балу не ускольз­нуло от зорких глаз его преосвященства, и он уже послал за мной своих соглядатаев...

Бэкингем. О, королева! Если бы речь шла толь­ко о моей ничтожной жизни,—я бы не тронулся с места, но на карту поставлена ваша честь, и я повинуюсь голо­су рассудка!..

Королева. Торопитесь же, герцог, именем нашей любви я заклинаю вас, торопитесь! Через несколько минут стража закроет городские ворота, и вам не удастся выбраться из города незамеченным...

Бэкингем. Я покидаю вас, моя королева! Однако, прежде, чем отправиться в обратный путь, я поз­волю себе дерзость попросить вас какую-нибудь безде­лушку... какой-нибудь пустячок...словом, какой-нибудь предмет, который мог бы послужить залогом нашей будущей встречи...

Королева. Право же, я не знаю, что подарить вам, герцог! Если бы вы сказали мне об этом заранее...Разве вот эти алмазные подвески... Это, пожалуй, единствен­ное, чем я могу распорядиться по своему усмотрению.

Бэкиигем. Алмазные подвески! Я увезу их с собой в Лондон, и они ежедневно... нет, ежечасно... нет, еже­минутно будут пробуждать во мне воспоминания о слад­ких и недолговечных мгновениях, проведенных мною возле вас, моя королева!

/Дуэт Королевы и Бэкиигема о любви преодолевающей го­сударственные границы и расстояния, а также об алмазных подвесках, которым суждено отправиться в Лондон./

Кое-кому со стороны может показаться, что любовное сви­дание Королевы и Бэкингема идёт к благополучному концу, но в том-то и дело, что именно с этой роковой минуты, по существу, и начинаются настоящие неприятности. В некую злосчастную минуту алмазные подвески выскальзывают из рук влюбленных и с тихим мелодичным звоном падают на дорожку дворцового сада.«О боже!» — только и произносит Королева: «Ах, дьявол!» —восклицает ошеломлённый Бэкингем, и тотчас же вслед за этим окно погружается во мрак. К месту, куда только что упали подвески, устремляются Д'Артаньян и Планше.

Д'Артаньян. Клянусь моей шпагой, Планше, это приключение стоит того, чтобы мы приняли в нём участие! Знаешь ли ты, кого тебе только что посчастливи­лось увидеть?..

Планше. Как не знать, сударь! Та, которая дама, — наша добрая королева, а тот, который мужчина, — её кавалер! Только я никак не возьму в толк, что же вы те­перь намерены делать, сударь?

Д'Артаньян. Прежде всего разыскать алмазные подвески. Кто знает, может быть, мне удастся вернуть их тому, кому они принадлежат!.. А, вот они... (поднимает подвески)

Планше. Не нравиться мне вся эта история, сударь! По всему видать, что эти побрякушки стоят немалых денег, и если полиция найдет их у вас — вам не поздоро­вится...

Д'Артаньян. Что же ты предлагаешь? Оставить подвески на этом самом месте и ждать, пока за ними не явятся шпионы господина кардинала?

Планше. Могу вам сказать только одно, сударь. Здесь дело пахнет политикой, а от политики следует дер­жаться подальше, уж это я вам точно говорю.

Д'Артаньян. С какой политике ты мне толкуешь, любезный, если речь идет ни больше- ни меньше, как о соединении двух любящих сердец?

Планше. Видите ли, сударь, когда трубочист соблазняет прачку — это ещё может сойти за любовь, но когда на ваших глазах наставляют рога королю Фран­ции — это уже чистая политика!

Д'Артаньян.Ну, довольно, приятель! Если ты так малодушен, что готов принять собственную тень за привидение, то можешь отправляться обратно в Гасконь, а уж мне предоставь делать то что сочту необходимым.

Планше. Воля ваша, сударь, да только малодушие тут ни при чём. Какое же это малодушие, ежели это не малодушие, а осторожность? Осторожность, сударь, ис­ключительно осторожность! А осторожность, надо вам сказать... Ну молчу, сударь, молчу, молчу, молчу...

И на этот раз Планше умолкает как нельзя более кстати, ибо в одном из дворцовых окон появляется новая пара, ко­торую, судя по последующему диалогу, вряд ли связывают интимные отношения.Это начальник тайной полиции граф де Рошфор и его ближайшая помощница Миледи. Как мы убедимся в последствии, эти двоим будет суждено сыг­рать далеко не последнюю роль в нашей истории.

Рошфор.Тысяча чертей! Кажется, мы их упустили, Миледи! А ведь ещё минуту назад мои люди видели, как они преспокойно любезничали у окна...

Миледи.(Саркстически.) Минуту назад!.. Я заме­чаю, граф, последнее время тайная полиция имеет обык­новение появляться на месте происшествия ровно через минуту после того, как оттуда уходит последний зевака...

Рошфор.Миледи, если вы намерены меня отчиты­вать, то я решительно не советую вам этого делать. Я уже не первый год занимаю пост начальника тайной поли­ции, и мои заслуги избавляют меня от необходимости выслушивать нарекания подчинённых.

Миледи.У меня и в мыслях не было вас отчиты­вать, граф! Я только передала вам слова его преосвящен­ства, который высказывает крайнее недовольство вашей работой!

Рошфор.(В замешательстве.) Не может быть!.. Я де­лаю всё возможное... Но кто бы мог предположить, что этот сумасшедший Бэкингем осмелиться тайно проник­нуть в Париж, да ещё заявиться в покои её величества!

Миледи. Вы меня удивляете, граф! Начальнику тайной полиции следовало бы проявлять большую сообразительность в подобных делах! Бэкингем влюблен, а любовь делает человека безрассудным...

Рошфор. Ах, черт! Ну ничего, ещё не всё потеряно! Я сейчас же прикажу перекрыть все городские ворота, а вслед за этим мои люди перевернут весь Париж вверх дном. Ручаюсь, что этот англичанин ещё до исхода суток будет водворён в Бастилию!..

Миледи . И вы полагаете, что арест Бэкингема обрадует господина кардинала? Нет, любезный граф, дело обстоит не так-то просто! Его преосвященство ин­тересует не Бэкингем, а...королева!.. Необходимо раздо­быть доказательства того, что между англичанином и Королевой... ну, вы понимаете!

Рошфор. Легко сказать, раздобыть доказательства! Надо думать, Бэкингем не такой олух, чтобы оставить башмак в спальне её величества! Да и Королева в доста­точной степени дорожит своим добрым именем, чтобы...

Миледи. А что бы вы сказали, граф, если бы вдруг узнали, что Королева только что подарила Бакингему свои алмазные подвески? Да-да, те самые подвески, которые ей подарил его величество! И что бы вы сказа­ли, если бы узнали, что подвески выскользнули из рук Бэкингема и упали на дворцовую дорожку? Да-да, прямо на садовую дорожку под окнами дворца! И, наконец, что бы вы сказали, если бы узнали, что пресловутые подвес­ки находятся там и по сию пору?..

Рошфор. Черт возьми, это было бы замечательно! Итак, если я вас правильно понял, желанная улика у нас в руках. Стоит только распорядиться, чтобы подвески были доставлены его преосвященству, и...

Миледи. И его преосвященство отправит вас под арест! Судите сами, разве не могло случиться так, что Королева, совершая прогулку по саду, случайно — обратите внимание, граф, случайно! — обронила подвес­ки на садовую дорожку?..

Рошфор. Проклятье! У меня просто голова идёт кругом... Какого же дьявола вы морочите мне голову с этими подвесками, если от них столько же проку, сколь­ко от пастушьего колокольчика!

Миледи. Немного фантазии, граф! Право же, в ва­шем положении совсем не вредно чуточку пофантази­ровать!.. Если Бэкингем потерял подвески, подаренные ему Королевой, то разве не разумно будет предположить, что он попытается исправить свою ошибку?

Рошфор. То есть вернётся за подвесками? Что ж, это мысль!..В таком случае, я знаю, что мне делать. Я сию же минуту вызову отряд гвардейцев и устрою в кустах засаду...

Миледи. (С умилением.) Просто поразительно, как вы до этого додумались, граф! Мне бы такое и в голову не пришло! Не сомневаюсь, что его преосвященство представит вас к заслуженной награде.

Рошфор. (Самодовольно.) Я не устаю вам повторять, Миледи, что нет на свете такой тайны, которая продол­жала бы оставаться тайной после того, как ею заинтере­совалась тайная полиция! Итак, вперёд!..

/Куплеты "злодеев" из тайной полиции, из которых следует, что была бы тайная полиция, а тайны к ней приложатся потом./

Окно, в котором мы видели только что Рошфора и Миледи, гаснет и наши герои используют временную передышку, чтобы обменяться кое-какими соображениями по этому поводу.

Д'Артаньян. Ты слышал, Планше, они хотят пой­мать герцога Бэкингема с поличным! Но клянусь моей шпагой, прежде чем они успеют это сделать, им придётся иметь дело со мной!

Планше. Господь с вами, что это вы такое говорите, сударь! Да ведь их же набьётся тут видимо-невидимо... Шутка сказать, целый отряд...

Д'Артаньян. Что делать, дружище! Если уж судь­бе было угодно назначить мне такое испытание, я должен выдержать его с честью, как это подобает насто­ящему гасконцу!

Планше. Помяните моё слово, сударь, добром это не кончится. Или нас продырявят шпагой, или мы уго­дим на плаху! А между тем, ежели вы помните, сударь, у нас были совсем другие планы...

Д'Артаньян. Значит, по-твоему, самое разумное, что нам остаётся, — это удрать? Удрать в тот самый момент, когда благородный Бэкингем подвергается наи­большей опасности? Нет, приятель, я вижу ты от страха совсем потерял голову...

Планше. Не совсем, сударь, не совсем!.. Сегодня я ещё могу позволить себе почесать собственную макушку, а вот завтра палач может лишить меня этого удовольст­вия. И если это случится, то исключительно благодаря вашей милости...

Д ' Артаньян. Ну вот что, любезный... Я так устал от твоего бесконечного нытья, что готов отпустить тебя на все четыре стороны. К тому же мне не хотелось бы иметь рядом с собой человека, который может спасовать в самую решительную минуту!

Планше. Опять вы упрекаете меня бог знает, в чём, сударь! А ведь я пекусь только о вашем благе... Может, иногда и скажу, что не так, но ведь это от доброго сердца.

Вы, сударь, человек горячий, а в таких делах нужна осто­рожность. Осторожность, сударь, исключительно, остро... ну молчу, сударь, молчу, молчу, молчу!..

Планше умолкает в ту самую минуту, когда в одном из дворцовых окон появляются встревоженная Королева и её очаро­вательная кастелянша Констанция Бонасье.

Королева. Это случилось так неожиданно, что в первую секунду ни я, ни герцог даже не сообразили, что, произошло...И только донесшийся снизу мелодич­ный звон объяснил нам, какую мы совершили оплош­ность!

Констанция. Ах, ваше величество, стоит ли уби­ваться из-за такого пустяка. Да я хоть сейчас готова спус­титься в сад и разыскать эти подвески!.. А если ко мне сунутся гвардейцы его преосвященства, я найду, что им сказать, будьте уверены!..

Королева. О, подвески не главная причина мое­го беспокойства, дитя моё!.. Судьба герцога—вот что сей­час волнует меня больше всего на свете. Ведь он не покинет Париж раньше, чем подвески снова не окажут­ся у него в руках...

Констанция. Так, значит, герцог попытается проникнуть в сад?.. Но ведь ему должно быть известно, что тайная полиция только и ищет случая, чтобы его арестовать!..

Королева. Вот этогскго и нельзя допустить ни в коем случае, дитя моё!.. Если бы вам удалось увидеться с герцогом и уговорить его немедленно исчезнуть из Па­рижа, я была бы вам искренне признательна...

Констанция. Нет другого поручения, ваше вели­чество, которое я выполнила бы с большим удовольстви­ем. Ах, как вы, должно быть, счастливы, что вас любит такой благородный, отважный и добрый рыцарь, как герцог Бэкингем!

Королева. Счастлива ли я?.. Вот, уж не знаю... Наверное, всё-таки счастлива. Ибо, хотя и принято счи­тать, что любовь приносит одни несчастья, но мир без этих несчастий был бы невыносим!

/Дуэт Королевы и Констанции, из которого следует, что любовь беспощадна как к Королевам, так и к их кастеляншам./

Окно гаснет, иД'Артаньян сПланше снова затева­ют очередной обмен мнениями. Что и говорить, Париж по­истине неиссякаемый источник для впечатлений...

Д'Артаньян. Ты видел, Планше? Нет, я тебя спрашиваю, ты видел это очаровательное создание? Клянусь моей шпагой, эта женщина прекрасней чем сама Королева!

Планше. Просто не знаю, что вы в ней нашли, су­дарь... На первый взгляд она, может, и ничего, а ежели вглядеться, так ничего особенного. У нас в Гаскони, встречаются и получше...

Д'Артаньян. Ах, да что ты смыслишь в таких делах, приятель! Готов отдать голову на отсечение, что она — лучшее из того, что Господь когда-либо создавал на этой земле!

Планше. Да вы никак и вправду влюбились, сударь? Мало вам других хлопот, так теперь подавай ещё и любовь! Мой вам совет, сударь, ежели хотите дожить хотя бы до моих лет, не подпускайте к себе женщину ближе, чем на полмили...

Д'Артаньян. Чёрт возьми, да я сделаю всё воз­можное, чтобы расстояние между нами не превышало и полдюйма! И разрази меня гром, если я не добьюсь своего!

Планше. Поступайте, как знаете, сударь, да только помните, что во всяком деле требуется осторожность. Осторожность, сударь, исключительно осторожность... Ну, молчу, сударь, молчу, молчу, молчу...

В наступившей тишине слышен вкрадчивый шорох садово­го гравия, и вот на фоне смутно белеющей во мраке дворцо­вой стены вырастает фигура герцога БэкингЕМА.Вту же секунду рядом с ним появляется еще одна фигура, закутан­ная в плащ, в которой мы узнаем Констанцию.

Констанция. О, умоляю вас, только не хватай­тесь за шпагу, милорд! Это вызовет излишний шум и не принесет вам ничего, кроме неприятностей.

Бэкингем. Констанция? Что вы здесь делаете в столь позднее время?.. Я полагал, что во дворце все уже спят, и я смогу пробраться в сад, не привлекая к себе не­нужного внимания.

Констанция. О, здешняя тишина зачастую бы­вает обманчива, милорд. И если говорить напрямик, то я пришла сюда как раз для того, чтобы напомнить вам об этом.

Бэкингем. Весьма признателен вам за вашу тро­гательную опеку, милая Констанция, но я уже давно вы­шел из того нежного возраста, когда мужчина еще испытывает нужду в опекунах.

Констанция. Я высоко ценю вашу отвагу, ми­лорд, однако, согласитесь, что даже столь отчаянному храбрецу, как ваша милость, не стоит рисковать жизнью там, где в этом нет никакой необходимости!..

Бэкингем. Право же, вам не стоит тратить время на бесплодные уговоры, Констанция. Яне уйду отсюда до тех пор, пока не разыщу подвески ее величества! Это долг моей чести, а я не привык оставаться должником.

В это время из своего укрытия появляются Д'Артаньян и Планше.

Д'Артаньян. Если я вас правильно понял, вы ищите алмазные подвески, милорд? В таком случае соблаговолите взглянуть вот сюда. Как знать, может быть, это как раз то, что вам подойдет?.. (Протягивает Бэкингему подвески.)

Бэкингем. Подвески Королевы? Гм, действитель­но... Нет никакого сомнения, что это они! Однако, позвольте полюбопытствовать, каким образом они попали к вам в руки, юноша?

Д'Артаньян. Честно говоря; довольно стран­ным, милорд! Думаю, что не очень погрешу против ис­тины, если скажу, что эти подвески свалились прямо с неба...

Бэкингем. Назовите же ваше имя, юноша, дабы я мог знать, кому я обязан спасением своей чести и кого мне следует благодарить.

Д 'Артаньян. Д' Артаньян, с вашего позволения. Я охотно прибавил бы к этому какой-нибудь титул, но, к сожалению, ничего подходящего не приходит мне наум!

Констанция слабо вскрикивает, и перед нашими доб­лестными героями словно из-под земли вырастает отряд гвардейцев.

Нач.от ряда. Герцог Бэкингем! Я имею личный приказ его преосвященства господина кардинала взять вас под арест! Предлагаю вам сдать оружие и следовать за мной!

Бэкингем. До сих пор еще ни одному человеку не удавалось арестовать первого министра Англии!

Не думаю; чтобы вы представляли собой счастливое ис­ключение, капитан!

Нач.отряда. Считаю своим долгом предупре­дить вас, милорд, что в случав вашего сопротивления мы будем вынуждены применить оружие!

Бэкингем. Если ваша правота нуждается в такого рода подкреплении, то прошу вас, не стесняйтесь, капи­тан! Моя шпага всегда к вашим услугам!..

Гвардейцы обнажают шпаги и в ту же секунду оказываются лицом к лицу с неизвестно откуда взявшимися мушкетерами его величества. Не нужно обладать особой проницательно­стью, чтобы догадаться, что перед нами — Атос, Портос и Арамис.

Атос. Именем короля, я требую, капитан, чтобы вы объяснили мне, что здесь происходит!.. Я жду ответа, капитан, вы слышите, черт возьми, я жду, а между тем это вовсе не входит в мои привычки!

Нач.от ряда. Я подчиняюсь только его преосвя­щенству господину кардиналу, сударь, и не понимаю, с какой стати я должен давать вам какие-либо объяснения.

Портос.На худой конец, мы как-нибудь обойдем­ся и без твоих объяснений, дружок, но я бы посоветовал тебе держаться чуточку поскромнее, когда ты разгова­риваешь с мушкетерами его величества!..

Нач.отряд А. Я нахожусь при исполнении служеб­ных обязанностей, сударь, и честь моего мундира не по­зволяет мне отвечать на вопросы, касающиеся моей

службы!

Арамис. О, разумеется, господин капитан, разуме­ется! Но согласитесь что там, где шестеро выступают против одного, всякие разговоры о чести мундира лопают­ся, как мыльные пузыри...

Нач.отряда. Как бы там ни было, господа, но со­гласно приказу его преосвященства я обязан препрово­дить этого господина /указывает на Бэкингема/ в Бастилию. Надеюсь, вы не воспрепятствуете мне испол­нить то, что является моим непосредственным долгом?

Атос. Воспрепятствуем, капитан, и еще как вос­препятствуем. Можете передать его преосвященству, чтобы он спрятал подальше ту самую награду, к которой собирался вас представить не далее, как завтра утром.

Портос. Жаль, конечно, малыш, что сегодняшняя неудача основательно подорвет твою карьеру...Ну, да тут уж ничего не поделаешь. Самое главное, постарайся не угодить на мою шпагу, а все остальное — сущие пустяки...

Арамис. Очень сожалею, господин капитан, что наше знакомство случилось при столь огорчительных для вас обстоятельствах, но ведь справедливость превы­ше всего, не так ли?..

Нач. отряда. Это... это... это беззаконие, госпо­да! Я обещаю вам, что вы жестоко поплатитесь за оскорб­ление гвардейского мундира! Мой отряд будет иметь честь атаковать вас! И немедленно!

Атос. Милости просим, капитан! И пусть вас шес­теро, а нас всего только трое, мы призываем вас не стес­няться и вести себя так, как если бы было наоборот!

Нач.отряда. Жребий брошен, господа! Уж если вы не озабочены тем, что вас насчитывается всего трое, то мне и вовсе не следует горевать, если вас станет на троих меньше!

Д'Артаньян. Гм...Простите, что я вмешиваюсь, капитан, но я в таких случаях тоже имею обыкновениепроветривать свою шпагу. Так что пусть вас не удивляет, если при более внимательном подсчете вы обнаружите, что нас не трое, а четверо.

Нач.отряда. Поздравляю с пополнением, госпо­да! Вас стало несколько больше, но это отнюдь не зна­чит; что в связи с этим у нас прибавилось забот. Ведь четверо это еще не шестеро, не так ли, господа?

Б э к и н г е м. Да, но пятеро это уже не четверо, ка­питан! Я имею честь быть как раз пятым. Так что если вы хотите составить наиболее полную картину проис­ходящего, потрудитесь пересчитать нас еще раз!

Нач.отряда. Итак, вас уже пятеро. Тем лучше! По крайней мере, теперь уже никто не посмеет обвинить нас в легкой победе. Ведь пятеро это уже почти шестеро!

Планше. Не почти шестеро, капитан, а ровно шес­теро. Так-то оно будет вернее. Неркто же вы думаете, что я буду стоять в сторонке и глядеть, как вы станете лупить этаких славных ребятишек?..

Д'Артаньян. Браво, Планше! Ну вот мы уравня­лись в правах, капитан! А теперь, если вы не против, то мы готовы преподать вам урок хороших манер. Шпаги наголо, мушкетеры!..

Между мушкетерами и гвардейцами завязывается отчаянная схватка, в которой мушкетеры одерживают победу, а посрамленные гвардейцы отступают.

Бэкингем. Благодарю вас, друзья мои! Если бы не ваша помощь, я бы весь остаток сегодняшней ночи занимался тем, что отпугивал крыс в одном из самых глу­боких подвалов Бастилии.

Атос. О, это не стоило нам ни малейшего труда, ми­лорд! Подобные стычки с гвардейцами для нас не редкость, и сегодня мы лишь использовали удобный слу­чай, чтобы задать им очередную трепку.

Портос. У нас с ними старые счеты, милорд, и вся­кий раз, когда нам удается застать их за неблаговидным делом, мы, как говорится, сполна отводим душу.

Арамис. Вы ведь сами имели возможность убедить­ся, милорд, что эти люди не отличаются избытком бла­городства, так что нам приходится время от времени напоминать им правила хорошего тона.

Бэкингем. Во всяком случае, вы спасли мне жизнь, и она, смею надеяться, чего-нибудь да стоит! (замечает Д'Артанъяна) Вам я обязан вдвойне, храбрый юноша! К сожалению; обстоятельства вынуждают меня немедленно покинуть Париж, и я не имею возможности отблагодарить вас так; как вы того заслуживаете, но на­деюсь, что наша первая встреча окажется не последней!..

Атос. (Д' Артаньяну) Не кажется ли вам, сударь, что мы вправе поинтересоваться, кто вы такой? Судя по одежде, вы в Париже недавно, но ваше умение владеть оружием сделало бы честь любому парижанину.

Д'Артаньян. Я родом из Гаскони, господа, и приехал в Париж в надежде поступить на королевскую службу. Однако я не имею никакого рекомендательного письма, и это, вероятно, очень затруднит дело.

Портос. Черт возьми, разве сегодняшний бой не самая лучшая рекомендация? Ручаюсь, что господин де Тревиль охотно зачислит вас в мушкетеры его величест­ва! И будь я проклят, если этого не случится завтра же!..

Д'Артаньян. Это было бы превосходно, госпо­да! Хотя я никогда не имел счастья носить мушкетерский плащ, но в душе я уже давно считаю себя мушкетером его величества!

Арамис. Я и мои друзья готовы оказать вам всяче­ское содействие, но прежде, чем мы станем ходатайст­вовать за вас перед капитаном королевских мушкетеров, нам бы хотелось услышать ваше имя.

Д 'Артаньян. Д' Артаньян, господа! А т о с. (Кланяясь.) Атос! Портос. (Кланяясь.) Портос! Арамис. (Кланяясь.) Арамис!

/Песня мушкетеров, из которой следует, что три мушкете­ра — хорошо, а четыре — еще лучше./

Затихает мушкетерская песня и мы переносимся в дом Кон­станции Бонасье. Слышны чьи-то оживленные голоса, и в следующую секунду на сцене появляется Констанция. За ее спиной мы видим Д'Артаньяна и Планше.

Констанция. Добро пожаловать, господа! Смею надеяться, что здесь вы будете чувствовать себя как дома!..(Слышен сварливый голос господина Бонасье «Констанция! Это ты, Констанция?») Мой муж не очень охотно принимает постояльцев, но думаю, что для вас он сделает исключение!

Появляется средних лет толстяк с круглой благодушной фи­зиономией. Очевидно, это и есть господин Бонасье.

Позвольте представить вам моего мужа, господа!

Бонасье. (важно) Мое имя — Бонасье. Я являюсь мужем этой дамы и хозяином лучшей галантерейной лав­ки в Париже.

Д'Артаньян. Меня зовут Д' Артаньян, сударь. Я также являюсь обладателем кучи всяких достоинств, перечисление которых заняло бы слишком много времени.

Планше. (Кланясь) Планше, к вашим услугам. Я имею честь быть личным секретарем господина Д' Артаньяна.

Констанция. Мне остается добавить, что эти доблестные рыцари только что спасли меня от верной гибели.

Бонасье. Вот как! На тебя напали разбойники? Что же ты мне сразу этого не сказала? (Д' Артанъяну и Планше.) Отныне я ваш должник, господа, и потому готов сделать для вас все, что будет в моих силах!

Д'Артаньян. Дело в том, сударь, что мы только сегодня прибыли в Париж..

Планше. ... и не успели облюбовать себе местечко на каком-нибудь постоялом дворе...

Бонасье. Ни слова больше! Я понял вас, господа! С этой минуты вы — гости этого дома! А чтобы не пока­заться вам голословным, я сейчас же спущусь в подвал и захвачу оттуда несколько бутылочек превосходного божанси.

Планше. Вот это дело, господин Бонасье! Я, пожа­луй, отправлюсь с вами. Может быть, вам придет в голо­ву захватить с собой что-нибудь еще, а ведь у вас только две руки, не правда ли?

Бонасье. (Тускло.) Вы очень любезны, сударь!

Планше и господин Бонасье уходят, Кон­станция и Д'Артаньян остаются одни.

Констлниия. Ах, как мне благодарить вас за то, что вы для меня сделали!

Д'Артаньян. Это я должен благодарить судьбу за то, что она послала мне встречу с вами!

Констанция. Да будет вам, сударь! Ведь вы же меня совсем не знаете! За время нашего знакомства мы не успели сказать друг другу и трех слов!

Д'Артаньян. С той минуты, как я вас увидел, только эти три слова и вертятся у меня на языке, сударыня!

Констанция. В таком случае, отчего бы вам не сказать их сейчас? Говорите же, я слушаю!

В ту самую минуту, когда Д'Артаньян, казалось, уже со­брался с духом, чтобы произнести заветные слова, появля­ются Планше и господин Бонлсье, нагруженные бутылками и всяческой снедью. Сообразительный Планше вовремя замечает, что кое-кому их шумное появление пришлось некстати.

Планше. (хлопает себя полбу) Дьявол! Бонасье. Что вы имеете в виду, любезный? Планше. Сыр! Бонасье. Сыр?

Планше. Сыр! Ну, конечно же, сыр! Чудесный лимбургский сыр мягкий, как воск, и желтенький, как июль­ское солнышко!

Бонасье. Не хотите ли вы сказать, любезный, что нам придется еще раз спуститься в г1п™ал?

Планше. Именно это я и хочу сказать, господин Бонасье! Судите сами, ну какой же приличный ужин об­ходится без лимбургского сыра!

Планше и Бонасье уходят.

Констанция. Так на чем мы остановились, су­дарь! Помнится, вы обещали сказать мне три таинствен­ных слова...

Д'Артаньян. (в смущении) Често говоря, со шпа­гой я управляюсь куда легче, чем со словами...

Констанция. Итак, насколько я понимаю, вы передумали выполнить обещанное?

Д'Артаньян. Я имел честь родиться в Гасконии, сударыня, а гасконцы, как известно, не бросают слов на ветер.

Констанция. Так говорите же я слушаю!..

Едва Д'Артаньян, поборов свое смущение, открывает рот, чтобы произнести требуемые слова, как снова появляются Планше и Бонасье; в руках у последнего тяжеленный круг лимбургского сыра, смахивающий на здоровенный мельничный жернов.

Планше. (Снова хлопает себя по лбу) Дьявол!

Бонассе. (Опасливо.) На что это вы намекаете, лю­безный?

П л а н ш е. На каплуна, господин Бонасье! На того самого розового каплуна, которого мы оставили зябнуть в подвале! Бедняга, надо думать, весь покрылся пупы­рышками.

Бонасье. Означает ли это, что мы с вами должны опять вернуться в подвал?

Планше. (Твердо.) Означает, господин Бонасье, означает! Необходимо сейчас же доставить окоченевше­го бедолагу на стол! Право же, здесь ему будет веселее...

уходят.

Планше и Бонасье снова

Констанция. Ну так где же ваши три слова, су­дарь? О, да я вижу, вы просто струсили!

Д'Артаньян. Если бы вы были мужчиной, сударыня, я бы вам доказал, что гасконцам незнакомо чувство страха!

Констанция. Но я не мужчина, и потому вам придется воздержаться от подобных доказательств, су­дарь!

Д'Артаньян. Честное слово, я не хотел вас оби­деть, я только хотел сказать...

Констанция. ...Три слова, не так ли? Д'Артаньян. Именно так, сударыня!

/Дуэт Констанции и Д, Артаньяна о любви с первого взгля­да и о трех словах, без которых в любви, видимо, никак не обойтись./

Появляются Планше иБонасье, галантерейщик, отдуваясь, тащит огромного каплуна. Планше замечает, что разго­вор между Д'Артаньяном и Констанцией достиг кульмина­ционной точки, и поэтому тут же незамедлительно хлопает себя по лбу.

Планше. Дьявол!

Боиасье. (Агрессивно.) Что это вы зарядили трес­кать себя по лбу,., любезный?

Планше. Гусиная печенка, господин Бонасье! Совсем выпала из головы эта гусиная печенка! А она такая славненькая, такая пряная, такая душистая, что без нее никакая закуска не полезет в горло!

Оба быстро уходят.

Констанция. (Неожиданно вскрикивает.) О Боже мой!

Д'Артаньян. Что с вами, сударыня?

Констанция. Я совсем забыла о моей бедной королеве! А ведь она ждет не дождется известий о Бэ-кингеме и о подвесках. Прошу меня простить, сударь, но мне необходимо сию же минуту отправиться во дворец.

Д'Артаньян. (Галантно.) Позвольте мне прово­дить вас! Я полагаю, что столь поздняя прогулка по Па­рижу для женщины с вашей внешностью небезопасна!

Констанция. О, не беспокойтесь, сударь! Это ведь совсем недалеко, как вы имели возможность убе­диться! А кроме того, если бы мы исчезли из дома вдво­ем, муж стал бы ревновать меня к вам!

Д'Артаньян.... И имел бы на это все основания, сударыня!

Констанция. Baшa. комната наверх)'. Чистое белье и полотенца вы найдете в шкафу. До встречи, сударь!

Констанция исчезает, и Д'Артаньян остается один.

Д'Артаньян. Вот он, настоящий Париж! Сюда, искатели приключений! За одну ночь в Париже вы сумеете пережить столько неожиданностей, сколько вам не выпадет за всю вашу жизнь!

/Куплеты Д' Дртаньяна о том, что такое настоящий Париж в представлении настоящего мужчины./

Ого! Сюда идут! Оказывается, мы с Планше еще не самые поздние гости в этом уютном гнездышке! Терпеть не могу подслушивать чужие разговоры, но, видно, в Париже так уж принято.

Д'Артаньян прячется за портьеру; секундой позже в гостиной появляются Рошфор и Миледи.

Миледи. Странно!.. Мне казалось, здесь только что кто-то был! Во всяком случае, я заметила, как за окном мелькнула чьята тень!

Рошфор. Стоит ли обращать внимания на пустяки, Миледи! Сейчас необходимо как можно скорее аресто­вать эту интриганку Бонасье и узнать, где она прячет подвески!

Миледи. Т-с-с!.. Я слышу чьи-то голоса... Полагаю, будет лучше, если мы спрячемся за портьеру... Иначе мы рискуем спугнуть канарейку прежде, чем захлопнется клетка!..

Миледи и Р о ш ф о р прячутся за портьеру; входят Планше и Бонасье.

Бонасье. (Отдуваясь.) Предупреждаю вас, любез­ный, если вы еще раз надумаете хлопнуть себя по лбу, то делайте это так, чтобы я не видел!..

Планше. Дьявол!(С размаху хлопает полбу господина Боиасъе.)

Бонасье. (Оторопев.) Это как же вас понимать, лю­безный?

Планше. (Деловито.) Комар, господин Бонасье! Здо­ровущий комар! Вот уж никогда бы не подумал, что в Париже такая тьма комаров!.

Бонасье затравленно озирается по сторонам и вдруг за­мечает, что в гостиной нет ни Д' Артаньяна, ни Констанции.

Бонасье. Эгей, любезный! А вы, я вижу, парень не промах!.. Решили обвести вокруг пальца старого добря­ка Бонасье, не правда ли?..

Планше. О чем это вы толкуете, сударь, ума не приложу...

Бонасье.Да полно вам прикидываться простач­ком! Покамест я без устали таскал вам из подвала всякую снедь, ваш хозяин преспокойно любезничал с моей же­ной!..

Планше.Э-э, вы плохо знаете моего хозяина, гос­подин Бонасье! Для него женщина все равно что касторка! Бывало, как увидит какую-нибудь красотку, так его прямо с души воротит!..

Бонасье. Это от моей то жены его с души воро­тит? Да знаете ли вы, любезный, что моя жена входит в первую десятку красавиц Парижа!

Планше. Уж не знаю, как у вас в Париже, господин Бонасье, а у нас в Гаскони, на такую и смотреть бы никто не стал!

Бонасье.(Задыхаясь от возмущения.) Ах. вот как, лю­безный, значит, вашему хозяину моя жена не пара? Ему подавай торговку с парижского рынка!.. Позвольте вам заметить, любезный, что у вашего хозяина испорченный вкус!..

Планше.Напрасно стараетесь, господин Бонасье! Как вы ни расхваливайте свою жену, а все равно не ви­дать ей моего хозяина, как своих ушей!

Бонасье. Ну, это мы еще посмотрим! Ручаюсь, не пройдет и недели, как он влюбится в нее без памяти! Уж вы мне поверьте, любезный, мы и не таких обламывали!

/Куплеты Планше и Бонасье, из которых следует, что ино­гда семейный престиж бывает дороже супружеской чести/

Бонасье замечает, что портьера, за которой спрятались Рошфор и Миледи, колеблется, и это наводит его на некоторые размышления.

Бонасье.(Торжествующе.) Ага! Взгляните-ка сюда, любезный! Что я вам говорил! Вот они где, голубчики!..

Планше. (Торопливо.) Да будет вам горячиться, сударь! Это всего-навсего ветер, а вам уж привиделось бог знает что!..

Бонасье.(Победно распахивает портьеру.) Ветер? Как бы не так! Вот она, эта милая парочка!

Из-за портьеры появляются Рошфор и Миледи. Планше, как видно, ошарашен ничуть не менее господина Бонасье; оба в растерянности отступают.

Бонасье.(Наконец приходит в себя.) Я не имею чести вас знать, господа! Кто вы такие и что вам нужно в моем доме?

Рошфор.Не будь таким любознательным, при­ятель. Тебе это не идет..

Миледи.Дождись, пока с тобой захотят познако­миться...

Бонасье. Я заранее приношу вам свои извинения, господа, но если вы грабители, то я буду вынужден обра­титься в полицию.

Рошфор.Не затрудняйся, приятель. Полиция уже здесь.

Миледи. (Любезно.) Другими словами, мы и есть по­лиция.

Бонасье.Но я не понимаю, что вас привело ко мне, господа. Я — честный торговец и верный слуга короля, а моя жена, как вам, наверное, известно служит кастеляншей у самой королевы...

Рошфор.Вот она-то нас и интересует!.. Миледи. Покажи-ка нам свою голубку, приятель!

Бонасье. Моя жена...Констанция... честное слово господа, она только что была здесь...

Рошфор. Ах, значит, ее уже нет?... Миледи. Держу пари, что она у королевы!

Бонасье.Возможно, господа, возможно!.. Моя жена целыми днями проводит во дворце. Королева без нее и шагу ступить не может!

Рошфор.Скажи, приятель, а не упоминала ли твоя жена о... о подвесках?

Миледи.Может быть, ты знаешь, куда она их спря­тала?

Бонасье.(Солидно откашливаясь.) С этого и надо было начинать, господа! Что подвязки — это по моей части. Я ведь, как известно, галантерейщик.

Планше. (Желая вступить в разговор.) Это уж точ­но, господа! Что касается подвязок — тут с господином Бонасье никто не может сравниться!..

Миледи.Это что еще за болван?

Пленше. Если вам нетрудно, называйте меня про­сто Планше, сударыня. Я, видите ли, только сегодня при­был из Гаскони и еще не привык к местному жаргону.

Рошфор. Незачем тратить время на разговоры с этими болванами, Миледи! Нас ждут дела поважнее!..

Миледи. Вы правы, Рошфор! Подвески должны оказаться в наших руках еще до наступления рассвета!

Миледи и Рошфор исчезают так же неслышно, как и появились: в следующую секунду из-за портьеры выскакива­ет Д'Артаньян.

Бонасье. О, Господи! Что это вы все затеяли иг­рать в моем доме в прятки?..

Д'Артаньян.Простите меня, господин Бонасье, за то что я воспользовался вашей портьерой, но меня вынудили к этому чрезвычайные обстоятельства!

Планше.Если судить по вашему виду, сударь, то вздремнуть нам сегодня не придется?

Д'Артаньян. Да и поужинать, видно, тоже! Ты слышал, они хотят арестовать Констанцию!..

Планше.Что толку из того, что им удастся ее арестовать? Ведь подвески-то уже уплыли за границу!..

Д'Артаньян. В том-то и дело, что тайной поли­ции об этом ничего не известно! Они наивно полагают, что подвески все еще в Париже!..

Планше. Черт возьми, если бы вы знали, как мне хочется соваться в это дело, сударь!

Д'Артаньян. Теперь это наш святой долг, дружи­ще, а долг надо выполнять! Итак, во дворец!

Д'Артаньян и Пллнше уходят.

Бонасье. (Кричит им вслед.) Насколько я понимаю, ужин откладывается на утро, господа? (Раздумчиво чешет затылок.) Значит, подвески уплыли за границу, а тайной полиции об этом ничего не известно?.. Хм.. А ведь на этом можно неплохо заработать!.. А ну-ка, Бонасье, доставай из сундука свой выходной костюм и топай в тайную по­лицию! Поторапливайся, старина, пока новость еще не протухла!.. Завтра на парижском рынке за нее не дадут и медного гроша!..

И снова — дворцовый сад. Те же портьеры, что и в доме Бонасье, на сей раз призваны создавать атмосферу дворцовой роско­ши - ширмы, альковы, потайные двери — это тот фон, на ко­тором разворачиваются дальнейшие события нашей истории. Появляются Рошфор и Милкд и в сопровождении отряда гвардейцев.

Миледи. Галантерийщица еще не выходила из спальни королевы?

Рошфор. Неужели она собирается пробыть там до утра?

Миледи. Это исключено, граф. Королева придер­живается строгого распорядка дня. Не позже полуночи она отправляется в постель!..

Рошфор. (Насмешливо.) Я склонен предполагать, что сегодняшней ночью ей вряд ли удастся уснуть...

Миледи.(Так же насмешливо.) Вы плохо знаете жен­щин, граф! В самых скверных ситуациях женщина думает прежде всего о хорошем цвете лица... (Появляется запы­хавшийся Бонасье.)

Бонасье.Господа! Я имею сообщение чрезвычай­ной важности!

Рошфор. Смотрите-ка, да это наш старый знако­мый!..

Миледи. Кажется, теперь все члены семьи в сборе?..

Бонасье.(Напыщенно.) Я намерен оказать вам не­которые услуги, господа. Разумеется, за определенную мзду!..

Миледи. Выкладывай и поскорей!

Бонасье.Хе-хе, так не пойдет, сударыня! Сначала выкладывайте денежки!.. Я ведь добывал эти сведения, можно сказать, рискуя собственной жизнью!..

Миледи.Советую тебе не торговаться с нами, при­ятель!

Рошфор.Если не хочешь получить хорошую трепку!

Бонасье.(Решительно.) В таком случае, я буду нем, как могила, господа! Я ничего не видел и ничего не слы­шал. К тому же я с детства страдаю полной потерей па­мяти...

Миледи.Этот дурень еще смеет издеваться над нами!

Рошфор. (Одному из гвардейцев.) Дай-ка ему хороше­го пинка, капитан! Говорят, что это самое действенное средство против склероза!..

Гвардеец молча отвешивает Бонасье здоровенного тумака; Бонасье взвизгивает и оседает наземь, как куль с песком.

Миледи. (Участливо.) Тебе уже лучше, приятель? Рошфор. Или, может быть, добавить еще ложечку?

Миледи. Лекарство, правда, несколько горьковато...

Рошфор. Но зато снимает любое недомогание, как рукой.

Бонасье. Я вспомнил, господа! Честное слово, я вспомнил! Если я правильно понимаю сложившуюся ситуацию, вас интересуют подвязки?..

Миледи. Подвязки нас мало интересуют...

Рошфор. Но нас могли бы заинтересовать подвески...

Бонасье. Подвязки это или подвески — это вам лучше знать, а я знаю только что эти штуки уплыли за границу, а полиции об этом ничего не известно...

Рошфор. (В бешенстве.) О черт! Что теперь скажет его преосвященство?

Миледи. Как бы там ни было, но мы должны сроч­но сообщить ему о случившемся!..

Миледи и Рошфор в сопровождении гвардейцев ухо­дят; Бонасье остается один.

Бонасье. Вот она, благодарность! Нет, как хоти­те, господа, а я умываю руки!..

/Куплеты Бонасье о том, как трудно в наши дни сохранить добропорядочность./

Бонасье уходит. Загорается балкон, и в дверном проеме появляются фигуры Королевы и Констанции.

Королева. О, как жестоко я вынуждена расплачи­ваться за свое легкомыслие! Если к понедельнику подвески не вернутся в Париж, я погибла!.

Констанция. Почему именно к понедельнику, ваше величество?

Королева. А потому, дитя мое, что в понедельник во дворце предполагается бал; на котором я должна поя­виться в алмазных подвесках. Таково было личное рас­поряжение его величества, и мне не оставалось ничего другого, как дать свое согласие...

Констанция. Насколько мне помнится, до сих пор его величество не проявлял столь дотошного вни­мания к тонкостям вашего туалета...

Королева. Ах, Констанция, неужели вам не понят­но, что устроительство бала и странная просьба его ве­личества—все дело рук господина кардинала?.. Досье его соглядатаев, и он намерен поймать меня с поличным!

Констанция. Право же, я не знаю, ваше величе­ство, удастся ли мне вам помочь, но зато твердо знаю, что безвыходных ситуаций не бывает.

Королева. Вы очень любезны, Констанция, но в моем сегодняшнем положении мне неоткуда ждать по­мощи.

Констанция. Но там, где не пролезет кошка, может прошмыгнуть мышь, ваше величество! И то, чего не сделает король, может сделать простой мушкетер!..

/Куплеты Королевы и Констанции о преимуществах мыши перед кошкой./

Балкон гаснет, и в саду появляются Рошфор и Миледи.

Рошфор. Судя по всему, нам предстоит довольно хлопотное путешествие, Миледи!...

Миледи. Что и говорить, его преосвященство за­дал нам нелегкую задачу!..

Рошфор. Если мы хотим вернуться в Париж к на­значенному сроку, нам необходимо сегодня же отпра­виться в путь!..

Миледи. Ну что же, не станем мешкать, граф! Распорядитесь, чтобы нам приготовили надежных лошадей, а я тем временем переоденусь в дорожное платье!

Рошфр и Миледи уходят. В дворцовом саду появля­ются Д'Aртаньян, Атос, Порто с и Арам и с; сле­дом за ними, как всегда, семенит верный Планше.

Д'Артаньян.Простите, что доставляю вам столько досадных хлопот, друзья, но, боюсь, что в этой истории мне без вас не обойтись!..

Атос.Да полно, Д' Артаньян! Какой же мушкетер откажется от блестящей возможности проучить кучку негодяев из тайной полиции?..

Арамис.И какой же мушкетер позволит своей шпа­ге оставаться в ножнах, если речь идет о спасении жиз­ни прекрасной дамы?..

Портос.И, наконец, какой мушкетер пропустит случай принять участие в хорошей потасовке!..

Появляется Констанция.

Констанция.Д' Артаньян! Какая удача, что вы уже здесь! Значит, вам все известно?

Д'Артаньян. Нам известно только то, что шпио­ны из тайной полиции собираются вас арестовать. Эта новость и заставила нас поспешить во дворец!..

Констанция.Благодарю вас за участие в моей судьбе, господа, но обстоятельства, круто изменились.

В данную минуту опасность угрожает не мне, а ее величе­ству королеве Франции!..

Атос.Если я вас правильно понял, сударыня, то наша предполагаемая встреча с ребятишками из тайной полиции отменяется?..

Арамис.Следовательно, мы будем лишены удоволь­ствия преподать им урок хороших манер!..

Портос.Черт возьми, если так пойдет и дальше, то нам придется приспособить наши шпаги под зубочи­стки!

Констанция.У вас нет ни малейшего повода для огорчений, господа! Стоит ли размениваться на пустяч­ные стычки с мелкими сошками из тайной полиции, если судьба предлагает вам вступить в схватку с самим его преосвященством господином кардиналом!..

/Дуэт Констанции и Д' Артаньяна о необходимости срочно доставить подвески в Париж./

Атос.Черт возьми, это дело мне по душе!

Портос.Честно говоря, я давно мечтал побывать за границей! ..

Арамис.Ты можешь рассчитывать на нашу под­держку, Д' Артаньян!

Д'Артаньян.Спасибо, друзья!

Плнше.Час от часу не легче! Мало ему хлопот в Париже, так еще подавай Англию!.. Говорил же я, не надо было трогать эти подвески!