ЗОНЫ ЛИЧНОЙ СТАБИЛЬНОСТИ

На уровень текучести нашей жизни могут влиять, напри­мер, сознательно принятые решения. Мы можем уменьшить изменение и возбуждение, сознательно поддерживать длитель­ные отношения с различными элементами нашей физичес­кой среды. Так, мы можем не приобретать выбрасываемые на рынок продукты. Мы можем еще один сезон цепляться за старую куртку; можем упорно отказываться следовать послед­нему течению в моде; мы можем сопротивляться, когда торго­вец уговаривает нас сменить автомобиль. Таким образом мы уменьшаем потребность устанавливать и разрывать связи с окружающими нас физическими объектами.

Мы можем применять ту же тактику по отношению к людям и другим параметрам опыта. Бывают времена, когда

даже самый общительный человек чувствует себя некон­тактным и отказывается от приглашений на вечеринки и другие мероприятия, которые требуют социального взаи­модействия. Мы сознательно избегаем контактов. Мы мо­жем свести к минимуму поездки. Мы можем сопротивляться бессмысленным реорганизациям в своей компании, прихо­де, братстве или общине. Принимая важные решения, мы можем сознательно взвешивать скрытые издержки перемен, сравнивая их с выгодами.

Однако это не значит, что перемены можно или нужно остановить. Нет ничего менее разумного, чем рекоменда­ция герцога Кембриджа, который, как говорят, безответ­ственно заявил: «Любое изменение в любое время по любой причине не следует одобрять». Теория адаптивных преде­лов предполагает, что, несмотря на физические издержки, некоторый уровень изменения так же жизненно важен для здоровья, как вредно слишком большое изменение.

Некоторые люди по до сих пор неясным причинам на­строены на гораздо более высокий уровень раздражителей, чем другие. Кажется, что они страстно жаждут изменений, даже когда другие отшатываются от них. Новый дом, новая машина, еще одна поездка, еще один кризис с работой, больше гостей в доме, выходов, финансовых авантюр и не­удач — кажется, что они принимают все это и еще многое без очевидных болезненных последствий.

Однако пристальный анализ таких людей часто выявля­ет то, что можно было бы назвать «зонами стабильности» в их жизни — определенные длительные отношения, кото­рые тщательно поддерживаются, несмотря на все виды иных изменений.

Один мой знакомый прошел через ряд любовных ис­торий, развод и новый брак за очень короткий отрезок времени. Он преуспевает в переменах, наслаждается пу­тешествиями, новыми блюдами, новыми идеями, новы­ми фильмами, пьесами и книгами. Он обладает высоким интеллектом и низким «порогом надоедливости», его раз­дражают традиции, он неустанно стремится к новизне. На первый взгляд, он ходячий образец изменчивости.

Однако пристальный взгляд обнаружит, что он десять лет работает на одной и той же работе. Он ездит на потре­панном автомобиле, которому семь лет, носит одежду, дав­но вышедшую из моды. Его ближайшие друзья — это -коллеги, с которыми он связан уже долгое время, и несколько старых приятелей еще по колледжу.

Другой случай: человек меняет места работы со скорос­тью, не укладывающейся в уме, перевозит свою семью с места на место 13 раз за 18 лет, очень много путешествует, берет машины напрокат, пользуется товарами, купленны­ми на распродажах, гордится тем, что убедил соседей ис­пробовать новые приспособления; кажется, он живет в беспокойном вихре новизны и разнообразия. Однако снова пристальный взгляд обнаружит в его жизни значимые зоны стабильности: хорошие, прочные отношения с женой в те­чение 19 лет, постоянные связи с родителями, старыми дру­зьями по колледжу, отношения с новыми людьми на уровне «знакомств».

Другой формой зоны стабильности является привычный образец, который постоянно остается с человеком, вне за­висимости от того, каким другим изменениям подвергается его жизнь. Профессор, переезжавший с места на место семь раз за десять лет, постоянно ездящий в Соединенные Шта­ты, Южную Америку, Европу и Африку, то и дело меняю­щий работу, придерживается одного и того же режима дня, где бы ни оказался. Он читает с восьми до девяти утра, в обеденное время тратит 45 минут на физические упражне­ния, а затем урывает полчаса сна до работы, которой зани­мается до десяти вечера.

Поэтому проблема не в том, чтобы сдерживать измене­ние — это сделать невозможно, — а в том, чтобы управлять им. Выбирая быстрое изменение в определенных секторах жизни, можно сознательно устраивать зоны стабильности в других местах. Наверное, сразу после развода не следует менять работу. Поскольку рождение ребенка изменяет все человеческие связи внутри семьи, вероятно, не нужно сразу же менять место жительства, постольку это влечет за собой огромную реорганизацию человеческих связей за предела-

ми семьи. Недавно овдовевшей женщине, наверное, не сле­дует тотчас продавать свой дом.

Однако чтобы создать действующие зоны стабильности, изменить более широкие паттерны жизни, нам нужны го­раздо более мощные инструменты. Прежде всего нам нуж­на радикально новая ориентация на будущее.

В конечном счете, чтобы управлять изменением, мы должны принять его. Однако идее, что личное будущее до некоторой степени можно принять, противостоит стойкое человеческое предубеждение. В глубине души многие люди верят, что будущее — это неизвестность. Тем не менее правда в том, что мы можем навязывать возможности переменам, которые хранятся для нас про запас, особенно определен­ным крупным структурным изменениям, и есть способы использовать наши знания в создании личных зон стабиль­ности.

Например, мы можем с определенностью предсказать, что, если преждевременная смерть не оборвет нашу жизнь, мы станем старше; наши дети, наши родственники и дру­зья тоже станут старше; с определенного момента наше здо­ровье начнет ухудшаться. Результат такого простого умозаключения очевиден: мы способны в значительной мере делать прогнозы относительно своей жизни на год, пять или десять лет, предвидеть изменения, которые с нами про­изойдут в этот промежуток времени.

Мало индивидуумов и семей систематически планиру­ют будущее. Когда строятся планы, они обычно связаны с бюджетом. Однако мы можем так же, как предсказываем денежные траты, предсказывать свой расход времени и эмо­ций. Таким образом можно приоткрыть наше будущее и оценить общий уровень перемен, ждущих впереди, перио­дически составляя «Прогноз времени и эмоций». Это по­пытка оценить процент времени и энергии, вкладываемых в различные важные аспекты жизни, и увидеть, как этот процент может измениться с годами.

Можно, например, записать в столбик названия тех сек­торов жизни, которые кажутся нам наиболее важными: здо­ровье, профессия, досуг, супружеские отношения, отношения

с родителями, сыновьями или дочерьми и т. д. Затем можно записать в каждой строке «предположительную оценку» вре­мени, которое мы в настоящее время уделяем каждому данно­му сектору. В качестве иллюстрации: работа с девяти до пяти, получасовая дорога и обычные отпуска и праздники. Человек, применив этот метод, выяснит, что тратит на работу пример­но 25% своего времени. Можно также, хотя это, конечно, на­много труднее, сделать субъективную оценку процента своей эмоциональной энергии, вкладываемой в работу. Если работа скучная и спокойная, он вкладывает в нее немного, то произ­водить корреляцию между потраченным временем и эмоция­ми не нужно.

Если он выполнит такое упражнение для каждого зна­чимого сектора своей жизни, заставит себя написать про­центы, даже используя самую приблизительную оценку, и суммирует цифры, чтобы удостовериться, что они не пре­вышают 100%, он будет вознагражден — он проникнет в суть удивительных вещей. Ведь способ, каким он распреде­ляет свое время и эмоциональную энергию, — это непос­редственный ключ к его системе ценностей и его личности.

Однако расплата за участие в данном процессе по-на­стоящему начинается, когда он мысленно переносится впе­ред, честно и подробно спрашивая себя, как его работа, брак, отношения с детьми и родителями будут развиваться в пред­стоящие годы.

Если, например, он сорокалетний средний менеджер с двумя сыновьями-подростками, еще живы двое его родите­лей или родители жены, а у него самого начинается дуоде­нальная язва, он может предположить, что лет через пять его мальчики поступят в колледж или будут жить отдельно. Время, уделяемое родительским заботам, вероятно, умень­шится. Следовательно, уменьшится эмоциональная энер­гия, которой требует его родительская роль. Поскольку его собственные родители и родители жены станут старше, ве­роятно, что его сыновние обязанности увеличатся. Если они заболеют, ему, возможно, придется посвящать больше вре­мени и сил уходу за ними. Если статистически вероятно, что в изучаемый период они умрут, ему нужно смотреть в

лицо этому факту. Он говорит, что может ожидать крупного изменения своих обязательств. В то же время его собствен­ное здоровье нисколько не улучшится. Таким же образом он может осмелиться сделать некоторые предположения о своей работе — шансы на повышение, вероятности реорга­низации, переподготовки и т. п.

Все это трудно и не дает «знания будущего». Это скорее помогает ему сделать эксплицитными некоторые из его пред­положений относительно будущего. По мере того как он будет продвигаться вперед, заполняя прогноз на нынешний год, будущий год, пятый или десятый год, начнут появлять­ся паттерны изменения. Он увидит, что в определенные годы нужно ожидать большего количества перемен и перерас­пределений, чем в другие. Одни годы более беспокойны, больше наполнены переменами, другие — меньше. Тогда он может на основании этих систематических допущений решить серьезные проблемы в настоящем.

Следует ли семье переезжать в будущем году или и без того будет достаточно суеты и перемен? Следует ли ему ухо­дить с работы? Покупать новую машину? Ехать в дорого­стоящий отпуск? Отправить пожилого тестя в дом для престарелых? Завести роман? Может ли он позволить себе нарушить семейные обязательства или переменить про­фессию? Следует ли ему пытаться сохранить неизменны­ми определенные уровни обязательств? Эти техники — чрезвычайно грубые инструменты личного планирования. Может быть, психологи и социальные психологи разрабо­тают более точные инструменты, более чувствительные к различиям вероятности, тонкие, пробуждающие интуицию. Однако если нам нужны скорее ключи, чем определенность, даже такие примитивные методы могут помочь нам уме­рить или направить поток изменения в нашей жизни. Ведь помогая нам идентифицировать зоны быстрого изменения, они также помогают нам идентифицировать — или изобре­сти — зоны стабильности, образцы относительного посто­янства в непреодолимом и непрерывном движении. Они уменьшают противоречия в стремлении человека управлять изменением.

Стремление подавить или ограничить изменение нельзя назвать чисто негативным процессом. Проблема для любо­го индивидуума, пытающегося справиться с быстрым изме­нением, в том, как удержаться в пределах границ адаптивности, а помимо этого, как найти ту совершенную оптимальную точку, в которой он живет с максимальной эффективностью. Д-р Джон Л. Фуллер, научный сотрудник Лаборатории Джексона, биомедицинского исследователь­ского центра в Бар Харборе, штат Мэн, проводит экспери­менты по воздействию эмпирического лишения и перегрузки. «Некоторые люди, — говорит он, — достигают определенного чувства безмятежности даже среди суеты не потому, что они невосприимчивы к эмоциям, но потому, что они нашли способы воспринимать только «правильное» количество изменений в своей жизни»³. Стремление к это­му оптимуму может быть тем, с чем соотносится понятие «погоня за счастьем».

На время пойманные в ловушку ограниченной нервной и эндокринной системой, данной нам эволюцией, мы дол­жны разработать новые тактики, помогающие нам регули­ровать возбуждение, которому мы подвергаемся.