Предсказания «конца света» и глобальных катастроф

Подобный эпидемии, страх перед «концом света» несколько раз охватывал страны и народы. Наиболее выдающимся был тот, что обуял христианский мир примерно в середине десятого века. В то время во Франции, Германии и Италии появилось множество фанатиков, провозглашавших, что тысячелетие, отведенное Апокалипсисом человеческому роду, близится к концу, и что сын человеческий появится в облаках, чтобы судить праведников и грешников. Церковь, согласно имеющимся данным, пыталась развеять сие заблуждение, но оно тем не менее быстро распространилось среди людей.

Ожидалось, что Страшный суд будет проходить в Иерусалиме. Число паломников, отправившихся в 999 году на восток, чтобы ждать второго пришествия в этом городе, было настолько велико, что их сравнивали с опустошительной армией. Большинство тех, кто с этой целью покинул Европу, продали перед этим все свое добро и жили в священной земле на вырученные деньги. Ветшавшие и разрушавшиеся постройки никто не ремонтировал, ибо столь скорое светопреставление делало это занятие бессмысленным. Многие превосходные здания были намеренно снесены. Даже церкви, обычно столь ухоженные, пребывали в запустении. Рыцари, горожане и крепостные, взявшие с собой жен и детей, нескончаемым потоком двигались на восток. В пути они распевали псалмы и с благоговейным страхом взирали на небеса, ожидая, что те вот-вот разверзнутся и сын Божий во всем своем великолепии спустится на грешную Землю.

В тысячном году число пилигримов возросло. Они в большинстве своем были охвачены ужасом, словно чумой. Каждое природное явление вселяло в них тревогу. Застигнутые в пути грозой, они все как один становились на колени. Они верили, что гром — это глас Господень, объявляющий наступление Судного дня, и, заслышав его раскаты, полагали, что Земля вскоре разверзнется и выпустит наружу своих мертвецов. Любой метеор, увиденный жителями Иерусалима, заставлял всех христиан этого города выходить на улицы, где они плакали и молились. Находившиеся в пути пилигримы испытывали не меньшую тревогу:

«Lorsque, pendant la nuit, un globe de lumière

S'échappa quelquefois de la voûte des cieux,

Et traça dans sa chûte un long sillon de feux,

La troupe suspendit sa marche solitaire.». [202][203]

Фанатичные проповедники подливали масла в огонь. Любая падающая звезда служила поводом для проповеди, лейтмотивом которой была величественность близящегося Судного дня.

В прошлом появление комет часто считали предвестием скорой гибели этого мира. Эта вера существует в меньших масштабах и в наши дни, однако теперь кометы считаются не знамениями, а орудиями уничтожения. Не далее как в 1832 году вся материковая Европа, особенно Германия, с величайшей тревогой ожидала возможного уничтожения Земли в результате столкновения с кометой, появление которой тогда предсказывали астрономы. К этой угрозе относились всерьез. В том году многие люди воздерживались от какой бы то ни было деловой активности единственно из опасения, что сия ужасная комета разнесет вдребезги нас и нашу планету.

Во времена наиболее массовых эпидемий люди часто верили пророчествам сумасшедших фанатиков, предрекавших близость конца света. В периоды бедствий легковерие всегда достигает кульминации. Во время опустошившей всю Европу эпидемии бубонной чумы 1345 1350 гг. подавляющее большинство европейцев считало, что конец света не за горами. Во всех крупнейших городах Германии, Франции и Италии можно было встретить самозванных пророков, предрекавших, что не позднее чем через десять лет зазвучит архангельская труба и в облаках появится Спаситель, дабы призвать население Земли на последнее судилище.

В 1736 г. Лондон пришел в ужас от пророчества знаменитого Уистона о гибели мира 13 октября сего года. В этот день толпы людей отправились в Ислингтон, Хэмпстед и находящиеся между ними поля, чтобы наблюдать оттуда уничтожение Лондона, которое должно было стать «началом конца». В третьем томе «Альманаха» Свифта есть сатирический отчет об этом безрассудстве, озаглавленный «Правдивый и заслуживающий доверия рассказ о том, что произошло в Лондоне в связи со слухом о Судном дне». Достоверное изложение фактов было бы, бесспорно, интересным, но на сие напыщенное острословие в духе Попа и Гея полагаться нельзя.

В 1761 году лондонцы были взбудоражены двумя подземными толчками и предсказанием третьего, который должен был превратить город в руины. Первое землетрясение имело место 8 февраля и снесло несколько дымоходов неподалеку от Лаймхауса и Поплара; второе произошло 8 марта и ощущалось главным образом на севере Лондона и к югу от Хэмпстеда и Хайгейта. Вскоре объектом всеобщего внимания стало то обстоятельство, что интервал между землетрясениями составляет ровно месяц; и один недоумок по фамилии Белл, лейб-гвардеец, настолько утвердился в мысли, что еще через месяц произойдет третье, что свихнулся окончательно и бегал по улицам, провозглашая, что 5 апреля Лондон будет полностью разрушен. Большинство людей считало, что для этого больше подходит первое число, однако нашлись тысячи тех, кто принял это предсказание за чистую монету и вместе с семьями покинул место скорого бедствия. По мере приближения злополучного дня возбуждение усиливалось, и несметные полчища легковерных отправлялись во все селения, расположенные на расстоянии двадцати миль от Лондона, где намеревались переждать его гибель. Ислингтон, Хайгейт, Хэмпстед, Харроу и Блэкхит заполнялись охваченными паникой беженцами, платившими домоправительницам сих безопасных пристанищ непомерные суммы за стол и ночлег. Те же из них, кому проживание в каком бы то ни было из этих мест было не по карману, оставались в Лондоне до 1 или 2 апреля, а затем разбивали стоянки в окрестных полях, дабы остаться в живых после страшного подземного толчка, коему было суждено превратить столицу в сплошные развалины. Как и во время похожей паники, имевшей место при Генрихе VIII, страх оказался заразительным, и сотни тех, кто еще неделю назад смеялся над предсказанием, паковали свои вещи, следуя примеру других, и спешили прочь. Местом повышенной безопасности считалась Темза, и все стоявшие в порту корабли заполнялись людьми, которые провели ночь с 4 на 5 апреля на борту, готовые в любую секунду увидеть, как собор св. Павла и башни Вестминстерского аббатства зашатаются и рухнут в облаках пыли. Большинство беженцев на следующий день вернулись домой, убедившись, что пророк оказался лжепророком, но многие сочли более благоразумным доверить Лондону свои драгоценные тела лишь через неделю. Вскоре Беллу не верил уже никто, и даже самые доверчивые считали его обычным безумцем. Он сделал еще несколько предсказаний, но они никого не обманули, и несколько месяцев спустя его поместили в сумасшедший дом.

В 1806 году панический страх перед концом света охватил славных жителей Лидса и его окрестностей. Причиной тому послужило следующее. В одной из близлежащих деревень курица откладывала яйца, на которых было написано: «Ждите второго пришествия». Деревня стала местом паломничества любопытных, которые после осмотра сих необычайных яиц утверждались во мнении, что Судный день вот-вот наступит. Словно моряки, застигнутые штормом и готовые в любой момент пойти ко дну, люди внезапно обращали свои помыслы к Всевышнему, истово молились и тешили себя надеждой на искупление грехов. Но вскоре, поняв, что их одурачили самым примитивным образом, они успокоились, и от их набожности не осталось и следа. Несколько джентльменов, прослышав о феномене, отправились однажды утром в курятник и застали бедную курицу за откладыванием одного из чудо-яиц. Они довольно быстро пришли к выводу, что яйцо было надписано едкими чернилами и безжалостно засунуто обратно в тело птицы. Узнав об этом, недавние богомольцы посмеялись, и жизнь вошла в свое обычное русло.

Когда в 1630 г. Милан охватила эпидемия бубонной чумы, столь впечатляюще описанная Рипамонте в его интересном труде «De Peste Mediolani», жители этого города жадно внимали пророчествам астрологов и прочих самозванцев. Следует отметить, что эпидемия была предсказана за год до того, как она разразилась. Когда в 1628 г. была замечена крупная комета, мнения астрологов относительно нее разделились. Одни настаивали на том, что она является предвестием кровопролитной войны, другие утверждали, что она знаменует великий голод, но большинство, основывая свое суждение на ее тусклом цвете, считало, что она предвещает эпидемию чумы. Когда предсказание сбылось, и в городе свирепствовала чума, их репутация резко возросла.

Всеобщее внимание приковывали и другие пророчества, которые, как утверждали, были сделаны столетиями ранее. Они самым пагубным образом влияли на сознание простолюдинов, поскольку вселяли в них веру в скорую неминуемую смерть. Лишая больных надежды на выздоровление сего целительнейшего бальзама при любом недуге они троекратно усиливали разрушительное действие болезни. Одно необычное предсказание чуть не свело несчастных людей с ума. Древнее рифмованное двустишие, передаваемое из поколения в поколение, предвещало, что в 1630 году дьявол заразит весь Милан. Однажды ранним апрельским утром, когда чума еще не приобрела характер эпидемии, прохожие были поражены, увидев, что все двери домов на главных улицах города испачканы странной пористой обмазкой с вкраплениями гнойного содержимого чумных язв. Все миланцы поспешили увидеть необычайное явление собственными глазами, и город охватило величайшее смятение. Были приняты все возможные меры, чтобы найти преступников, но тщетно. Наконец в памяти людей всплыло древнее пророчество, и во всех церквях зазвучали молитвы, коими прихожане призывали Всевышнего помочь им справиться с кознями дьявола. Многие придерживались мнения, что зар азу в го ро де распространяют иностранные эмиссары, но подавляющее большинство миланцев было убеждено, что происходящее является результатом адского сговора и что чуму разносят сверхъестественные силы. Тем временем количество заболевших ею возрастало с угрожающей быстротой, и всеми овладели недоверие и страх. Считалось, что сатана заразил воду в колодцах и водоемах, хлеб на корню, плоды на деревьях и все, с чем человек соприкасается за пределами зданий, включая стены домов, тротуары улиц и даже дверные ручки. Население города было доведено до неуправляемого неистовства. Велось кропотливое выслеживание эмиссаров дьявола, и любому человеку, желавшему избавиться от врага, было достаточно сказать, что он видел, как тот пачкал какую-либо дверь мазью, и несчастного ждала верная смерть от рук разъяренной толпы. Один более чем восьмидесятилетний старик, ежедневно посещавший церковь Сант-Антонио, был однажды замечен за тем, что, поднявшись с колен, вытирал подолом плаща скамью, на которую собирался сесть. Немедленно поднялся крик, что он натирает скамью заразной мазью. Несколько женщин, которых в церкви было очень много, схватили немощного старика и, выкрикивая ужасающие проклятия, выволокли его за волосы наружу. Его означенным способом протащили по грязи до дома муниципального судьи, чтобы он мог быть вздернут на дыбу и принужден выдать сообщников, но старик по дороге скончался. Жертвами массовой ярости стали и многие другие люди. Некий Мора, который по имеющимся сведениям был химиком и цирюльником, был обвинен в сговоре с дьяволом с целью заражения Милана. Его дом окружили и обнаружили в нем некоторое количество химических препаратов. Бедняга утверждал, что они предназначены для профилактики чумы, но врачи, которым они были представлены для изучения, заявили, что это заразные зелья. Мора был вздернут на дыбу, где долгое время настаивал на своей невиновности. В конце концов, когда его мужество было сломлено пыткой, он признался, что вступил в сговор с нечистым и иностранными недругами, чтобы заразить целый город, и что он мазал двери заразной мазью и заражал источники воды. Он назвал нескольких человек своими соучастниками, после чего их арестовали и подвергли той же пытке. Все они были признаны виновными и казнены. Дом Моры сравняли с землей и установили на его месте колонну с надписью, призванной служить напоминанием о его преступлениях.

Пока общественное сознание занимали эти необыкновенные события, эпидемия разрасталась. Люди, собиравшиеся в толпы, дабы посмотреть на казни, заражались друг от друга. Однако неистовство их страстей и степень их легковерия не отставали от набиравшей обороты эпидемии, и они верили любым удивительным и вздорным слухам. Один из них занимал их мысли особенно долго. Был замечен сам дьявол. Он снял один из миланских домов, в коем изготовлял свои заразные мази и снабжал ими своих агентов-распространителей. Один человек размышлял над подобными россказнями до тех пор, пока не отождествил причудливый полет своей фантазии с реальностью. Он пришел на рыночную площадь Милана и поведал собравшейся вокруг него толпе следующую историю. Когда однажды поздно вечером он стоял у двери кафедрального собора и вокруг не было ни души, он увидел, как рядом остановился темный фаэтон, запряженный шестеркой молочно-белых лошадей. За фаэтоном следовала многочисленная свита слуг в темных ливреях, ехавших на темных лошадях. В фаэтоне сидел высокий незнакомец величавого вида, его длинные черные волосы развевались на ветру, большие черные глаза горели огнем, а губы кривились в невыразимо презрительной улыбке. Незнакомец взглянул на очевидца своего прибытия столь надменно, что тот задрожал от страха. Незнакомец был гораздо смуглее всех тех людей, которых этот человек когда-либо видел, а окружавший его воздух был жарким и душным. Он тотчас же осознал, что видит перед собой существо из потустороннего мира. Незнакомец, видя его тревогу, любезно, но властно попросил его занять место рядом с ним. Будучи не в силах отказаться и не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, он сел в фаэтон. Во время безумной скачки со скоростью ветра, завершившейся у одного из домов на главной улице Милана, незнакомец не проронил ни слова. На улице было полно людей, но к превеликому удивлению автора данного повествования никто из них, казалось, не замечал необычного экипажа и его многочисленной свиты. Из этого он заключил, что они являются невидимыми. Дом, возле которого они остановились, снаружи походил на лавку, однако внутри напоминал громадный полуразрушенный дворец. Миланец и его таинственный провожатый прошли через несколько больших и тускло освещенных комнат. В одной из них, обрамленной огромными мраморными колоннами, заседал совет призраков, занятых обсуждением прогрессирующей эпидемии чумы. Другие части здания были погружены в кромешную тьму, которую время от времени озаряли всполохи молний, что позволило миланцу разглядеть некоторое количество тараторивших и гремевших костями скелетов, одни из которых бегали взад и вперед, гоняясь друг за другом, а другие играли в чехарду. Позади дворца находился невозделанный участок земли, посреди которого возвышалась черная скала. С нее со страшным шумом стекал стремительный поток зачумленной воды, которая, впитываясь в почву, попадала во все городские родники и делала их непригодными для использования. После того, как миланец увидел все вышеперечисленное, незнакомец привел его в еще одну большую комнату, заполненную золотом и драгоценными камнями, которые он ему предложил при условии, что тот преклонит колени, назовет его своим богом и согласится вымазать двери и стены домов Милана заразной мазью, которую он ему протянул. Теперь миланец знал, что перед ним сам сатана, и в момент искушения вознес молитву Всевышнему, чтобы тот дал ему силу сопротивляться соблазну. Его молитва была услышана — он отказался от взятки. Незнакомец бросил на него полный ненависти взгляд, после чего тот услышал оглушительный удар грома, увидел яркую вспышку молнии и мгновением позже очутился в полном одиночестве на крыльце кафедрального собора. Он повторял эту странную историю день за днем и без малейших отклонений, и все население города в конце концов поверило в ее правдивость. Неоднократные попытки найти загадочный дом результатов не дали. Рассказчик указал на несколько домов, похожих, по его словам, на искомый; полиция их обыскала, но не обнаружила в них ни демона чумы, ни зала с призраками, ни зловещей скалы. Но эта история так сильно повлияла на сознание людей, что появилось множество «свидетелей», полусумасшедших от болезни, клявшихся, что они тоже видели дьяволоподобного незнакомца и слышали, как в полночь его фаэтон, запряженный молочно-белыми лошадьми, проносился по улицам города с грохотом, заглушавшим раскаты грома.

Невероятно велико число тех, кто признался в распространении болезни по наущению сатаны. Миланцев словно охватила эпидемия безумия, не менее заразного, нежели чума. Их воображение находилось в таком же расстройстве, как и их тела, и полку добровольно раскаявшихся «эмиссаров дьявола» прибывало день ото дня. Они обычно имели на теле отметины болезни, и некоторые умирали прямо во время признания.

Во время великой бубонной чумы в Лондоне, случившейся в 1665 г., люди столь же жадно внимали предсказаниям мошенников и фанатиков. Дефо пишет, что в то время люди были более падкими до пророчеств, астрологических прогнозов, вещих снов и бабьих сплетен, чем когда-либо прежде или впоследствии. Астрологические календари и содержавшиеся в них предсказания приводили их в смертельный испуг. Как раз за год до эпидемии их сильно встревожила замеченная тогда комета, которая, по их мнению, являлась знамением голода, моровой язвы или пожара. Как только появились первые заболевшие, по улицам города забегали исступленные фанатики, предвещая, что через несколько дней Лондон вымрет.

Еще более необычный пример веры в предсказания имел место в Лондоне в 1524 году. В ту пору город кишел астрологами и прочими провидцами, к которым ежедневно обращались люди всякого звания и достатка, желавшие заглянуть в будущее.

Еще в июне 1523 г. некоторые из них совместно предсказали, что 1 февраля 1524 г. уровень Темзы поднимется настолько, что река затопит весь Лондон и смоет десять тысяч домов.

Это пророчество было без колебаний принято на веру и посеяло панику среди жителей города. За несколько месяцев она усилилась настолько, что многие семьи собрали свои пожитки и отбыли в графства Кент и Эссекс. Чем меньше оставалось времени до наводнения, тем больше было число переселенцев. В январе можно было наблюдать, как толпы мастеровых в сопровождении жен и детей пешком плелись в деревни, расположенные на расстоянии пятнадцати-двадцати миль от Лондона, чтобы переждать в них катастрофу. Люди более высокого социального статуса проделывали тот же путь в фургонах и других перевозочных средствах. К середине января обреченный город покинули как минимум двадцать тысяч человек, не оставивших из своего имущества ничего, кроме голых стен домов, которые должны были пасть под натиском грядущего наводнения. Многие из тех, кто был побогаче, селились на возвышенностях Хайгейта, Хэмпстеда и Блэкхита, а некоторые ставили шатры аж возле Уолтемского аббатства к северу и Кройдона к югу от Темзы. Болтон, настоятель монастыря св. Варфоломея, был так напуган, что за очень большие деньги построил в Харроу-он-зе-Хилл своего рода крепость, в которую завез двухмесячный запас провизии. 24 января, за неделю до ужасного дня уничтожения Лондона, он удалился туда вместе с монахами, послушниками и всей своей челядью. Погруженные в фургоны, в крепость были доставлены лодки, туда же прибыло множество опытных гребцов. Эта мера предосторожности была принята с тем, чтобы обитатели крепости могли отправиться на поиски нового пристанища в случае затопления Харроу. В крепость хотели попасть многие состоятельные горожане, но благоразумный и предусмотрительный настоятель впустил только своих друзей и тех, кто имел с собой запасы съестного.

И вот наконец пришел «роковой» для Лондона рассвет. Толпы оставшихся в городе любопытных были с утра на ногах, дабы следить за подъемом уровня воды. Было предсказано, что он будет постепенным, а не внезапным, и люди рассчитывали, что у них будет достаточно времени, чтобы спастись бегством после того, как старушка Темза начнет выходить из берегов. Но большинство было слишком напугано, чтобы этому верить, и сочло за благо заранее удалиться от реки на десять-двадцать миль. Темза, не обращая внимания на толпы глупцов, собравшиеся на ее берегах, несла свои воды столь же плавно, как и прежде. В свой обычный час наступил отлив, затем его сменил прилив до обычного уровня, после чего вновь наступил отлив[204], будто двадцать астрологов и не предсказывали обратное. Близился вечер, и их недоумение росло. Все более озадаченными становились и горожане, начавшие понимать, какими дураками они оказались. Наступила ночь, а упрямая река ни в какую не желала выходить из берегов и сносить хоть один дом из десяти тысяч. Люди тем не менее боялись ложиться спать. Многие сотни оставались на ногах до прихода следующего дня, чтобы потоп не застал их врасплох как тать в нощи.

На следующий день лондонцы всерьез обсуждали целесообразность утопления лжепророков в реке. Последние, к счастью для себя, придумали уловку, успокоившую массовую ярость. Они заявили, что в результате арифметической ошибки (весьма незначительной) назначенная ими дата сего ужасного наводнения отстает от истинной на целое столетие, и что правда в конце концов оказалась на стороне звезд, а они, простые смертные, ошибались. Нынешнее поколение горожан могло спать спокойно, ибо Лондону предстояло быть смытым с лица Земли не в 1524, а в 1624 г. Узнав эту благую весть, настоятель Болтон снес свою крепость, и все утомленные беженцы вернулись домой.

В отчете одного из очевидцев великого пожара в Лондоне, хранящемся среди харлейских манускриптов Британского музея и опубликованном в протоколах Королевского общества антикваров, приводится другой пример легковерия лондонцев. Автор, день за днем сопровождавший герцога Йоркского по району, находящемуся между Флит-стрит и Темзой, утверждает, что их попыткам сдержать распространение огня очень мешало людское суеверие. Матушка Шиптон в одном из своих пророчеств сказала, что Лондон сгорит дотла, и теперь лондонцы отказывались предпринимать какие бы то ни было усилия, чтобы это предотвратить.[205]Сын знаменитого сэра Кенелма Дигби, также приписывавшего себе дар ясновидения, убеждал их в том, что никакая сила на Земле не может помешать исполнению этого предсказания, потому что в великой книге судьбы написано, что Лондон ждет неминуемое уничтожение. Сотни тех, кто мог бы оказать значительную помощь при тушении пожара и уберечь от огня целые приходы, наблюдали за разбушевавшейся стихией сложа руки, в то время как намного большее число лондонцев с еще меньшим сожалением предавалось разграблению города, спасти который было невозможно. [206]

В пророчества матушки Шиптон все еще верят во многих сельских районах Англии. Ее чтят в крестьянских домах и помещичьих усадьбах. Она имеет самую высокую репутацию из всех британских пророков среди необразованных и полуобразованных селян. Принято считать, что она родилась в Нейрсборо в царствование Генриха VII и продала душу дьяволу за способность предсказывать будущее. Несмотря на то, что при жизни ее считали ведьмой, она избежала участи ведьмы и, дожив до глубокой старости, тихо умерла в своей постели неподалеку от Клифтона в графстве Йоркшир. Утверждают, что на ее могиле, вырытой на тамошнем церковном кладбище, установлен мемориальный камень со следующей эпитафией:

«Here lies she who never lied;

Whose skill often has been tried:

Her prophecies shall still survive,

And ever keep her name alive.» [207]

«He проходило и дня, гласит ее биография, дошедшая до нас усилиями многих поколений, чтобы она не сообщала чегото удивительного и требующего самого серьезного внимания. Народ стекался к ней отовсюду настолько велика была ее слава. Самые разные люди стремились узнать будущее: старые и молодые, богатые и бедные, а чаще всего юные девицы; и все они возвращались домой весьма довольные ее ответами на вопросы». Среди прочих ее посетил аббат Беверлийский, коему она предсказала секуляризацию[208]монастырей Генрихом VIII, женитьбу последнего на Анне Болейн, сожжение еретиков в Смитфилде и казнь Марии Стюарт, королевы Шотландии. Кроме того, она предсказала вступление на английский престол Иакова I, сына Марии Стюарт, добавив, что вместе с этим королем

«From the cold North

Every evil shall come forth.» [209]

Во время одного из его последующих визитов она произнесла еще одно пророчество, которое, по мнению ее почитателей, еще не исполнилось, но, возможно, исполнится в текущем столетии:

«The time shall come when seas of blood

Shall mingle with a greater flood.

Great noise there shall be heard — great shouts and cries,

And seas shall thunder louder than the skies;

Then shall three lions fight with three and bring

Joy to a people, honour to a king.

That fiery year as soon as o'er,

Peace shall then be as before;

Plenty shall every where be found,

And men with swords shall plough the ground.» [210]

Но самым знаменитым из всех ее пророчеств является то, что относится к Лондону. Тысячи людей до сих пор содрогаются от одной мысли о тех бедствиях, которым суждено поразить их несчастное королевство в случае соединения Лондона и Хайгейта одной непрерывной цепочкой домов. Это соединение, которое в случае продолжения застройки окрестностей прежними темпами обещает быть вскоре доведенным до конца, было предсказано ею незадолго до смерти. Согласно ее словам, оно повлечет за собой революции свержение могущественных монархов и обильное кровопролитие. При этом даже ангелы, доведенные до отчаяния нашими невзгодами, отвернутся от нас и будут оплакивать злополучную Британию.

Однако при всей своей славе матушка Шиптон занимает лишь второе место в «табели о рангах» британских пророков.

Мерлин, могущественный Мерлин, на голову выше всех остальных первый и непревзойденный. Старик Дрейтон в своем «Полиольбионе» воспевает его следующим образом:

«Of Merlin and his skill what region doth not hear?

The world shall still be full of Merlin every year.

A thousand lingering years his prophecies have run,

And scarcely shall have end till time itself be done.» [211]

Спенсер[212]в своей божественной поэме дает яркое описание сего прославленного провидца:

«who had in magic more insight

Than ever him before, or after, living wight.

For he by words could call out of the sky

Both sun and moon, and make them him obey;

The land to sea, and sea to mainland dry,

And darksome night he eke could turn to day—

Huge hosts of men he could, alone, dismay.

And hosts of men and meanest things could frame,

Whenso him list his enemies to fray,

That to this day, for terror of his name,

The fiends do quake, when any him to them does name.

And soothe men say that he was not the sonne

Of mortal sire or other living wighte,

But wondrously begotten and begoune

By false illusion of a guileful sprite

On a faire ladye nun.» [213]

В этих стихах поэт передал бытовавшие тогда представления о Мерлине, которого принято считать современником Вортигерна. Нет единого мнения относительно того, жил ли этот человек на самом деле или он всего лишь персонификация природных явлений, людских добродетелей и богословских тезисов, рожденная поэтичным воображением легковерных людей. Представляется наиболее вероятным, что такой человек действительно существовал, и что, благодаря познаниям, настолько превосходившим понимание его современников, насколько эрудиция монаха Бэкона была недостижима для современников последнего, изумленная толпа наделяла его сверхъестественными атрибутами, перечисленными Спенсером.

Джеффри Монмутский перевел поэтические оды (пророчества) Мерлина на латинскую прозу. Мерлина чтили и другие летописцы древности. В книге Томаса Хейвуда «Жизнь Мерлина; его пророчества и предсказания, истолкованные и подтвержденные английскими летописцами», изданной в царствование Карла! есть некоторые из приписываемых ему пророчеств. Все они тем не менее кажутся написанными самим Хейвудом. Они слишком недвусмысленны и точны, чтобы усомниться в том, что они сочинены ex post facto. О Ричарде I он пишет:

«The Lion's heart will 'gainst the Saracen rise,

And purchase from him many a glorious prize;

The rose and lily shall at first unite,

But, parting of the prey prove opposite. * * *

But while abroad these great acts shall be done,

All things at home shall to disorder run.

Cooped up and caged then shall the Lion be,

But, after sufferance, ransomed and set free.» [214]

Далее простодушный Томас Хейвуд серьезно сообщает нам, что все эти события действительно произошли. Он столь же конкретен в отношении Ричарда III. Он пишет:

«A hunch-backed monster, who with teeth is born,

The mockery of art and nature's scorn;

Who from the womb preposterously is hurled,

And, with feet forward, thrust into the world,

Shall, from the lower earth on which he stood,

Wade, every step he mounts, knee-deep in blood.

He shall to th' height of all his hopes aspire,

And, clothed in state, his ugly shape admire;

But, when he thinks himself most safe to stand,

From foreign parts a native whelp shall land.» [215]

Еще одно из этих предсказаний, относящееся к более позднему периоду, гласит, что Генрих VIII отнимет у Папы Римского духовную власть и «перенесет ее домой, в Британию»; что он «искоренит в стране католичество» и не пощадит «ни мужчину в своей ярости, ни женщину в своей похоти»; и что во время правления второго после него короля «многих сожгут заживо и посадят на кол». Находчивый Хейвуд приводит в своей книге лишь те пророчества Мерлина, что охватывают период, предшествующий моменту ее написания, без малейшего намека на то, что уготовано Англии в будущем. Он пишет, что помимо процитированных пророчеств, которые точно реализовались, в его время имели хождение и многие другие пророчества Мерлина, трактовка которых неочевидна. Он дает своим читателям вкусить одно-единственное:

«When hempe is ripe and ready to pull,

Then, Englishman, beware thy skull.» [216]

Это пророчество, которое на первый взгляд должно было напомнить ему о виселице, бывшей в то время обычным уделом лжепророков, он истолковал следующим образом: «В слове НЕМРЕ[217]пять букв. Если обратить внимание на пять сменивших друг друга монархов, начиная с Генриха VIII, то сие пророчество легко объяснимо: Н означает вышеназванного короля Генриха; Е Эдуарда VI, его сына; М правившую вслед за ним Марию Тюдор; Р будущего Филиппа II Испанского, который, женившись на означенной Марии, какое-то время делил с ней бразды правления Англией, и, наконец, Е королеву Елизавету,[218]после смерти которой люди страшились возможной борьбы за корону и массовых волнений.» Поскольку этого не произошло, Хейвуд, который был в известном смысле хитрым жуликом, вышел из затруднительного положения, написав: «Однако это предсказание не исполнилось до конца, потому что мирное вступление на престол короля Иакова сопровождалось высокой смертностью от болезней, причем не только в Лондоне, но и во всем королевстве, от которой нация не вполне оправилась даже через семь лет.»

Это похоже на отговорку Питера Понтефрактского, который, предсказав дату завершения правления короля Иоанна, был повешен этим монархом за свои труды. Весьма красочный и увлекательный рассказ об этом лжепророке есть в книге Графтона «Английские летописи». [219]«Тем временем, пишет он, священнослужители Англии получили на свою голову лжепророка по имени Питер Уэйкфилд. Этот йоркширец был праздношатающимся болтуном. Сегодня, стремясь обелить сего Питера и очернить короля и его приближенных, разные глупцы утверждают, что ему дважды, в Йорке и Понтефракте, являлся Христос, принявший обличье младенца на руках у священника. Дескать, сын Божий три раза сказал ему: «Мир, мир, мир» и научил его многим вещам, кои тот вскоре объявил епископам и под влиянием которых призывал людей избавиться от пороков. Уверовав в его святость, они заявляют, что он созерцал радости рая и горести ада, ибо говорил, что во всем королевстве по-христиански живут максимум три человека.

Этот лжепророк заявил, что, согласно услышанному им божественному откровению, последним днем правления короля Иоанна станет следующий праздник Вознесения, пришедшийся на 1211 год от рождества Христоватринадцатый год со дня его коронации. Его спросили, явится ли сие результатом убийства или свержения с престола, или же король добровольно откажется от власти. Он ответил, что не знает этого, но выразил уверенность в том, что ни сам король, ни кто-либо из его рода не будет после этого дня управлять страной.

Узнав эту новость, король счел ее вздором и долго смеялся.

«Тьфу! сказал он. Да он просто идиот и пустомеля». Но когда безрассудный предсказатель избежал таким образом немилости короля, он решил, что ему ничто не угрожает, и, будучи самым что ни на есть бездельником и бродягой, не склонным держать язык за зубами, принялся повторять свое предсказание всем кому ни попадя. Это явилось причиной его скорого ареста как преступника и заточения в тюрьму усилиями сторонников короля, действовавших без его ведома.

Вскоре молва о странном провидце облетела все королевство. Упав на благодатную почву человеческой глупости, она в сочетании с известием о его аресте дала обильные всходы: его имя произносилось все чаще, слух становился все цветистее, поступки людей все бессмысленнее, а их досужие разговоры и прочие праздные занятия все продолжительнее. С этого времени, как это часто бывает, поползла бесконечная вереница пересудов, придумывались новые небылицы, басни добавлялись к басням, и ложь громоздилась на ложь. Не проходило и дня без появления новых нелицеприятных историй о короле, ни одна из которых не была правдой. Слухи плодились, богохульства распространялись, враги короля радовались, а священники произносили изменнические проповеди; при этом все домыслы и коварные деяния оправдывались тем, что «так сказал Питер Уэйкфилд», «это предсказано им» и «так все и произойдет», хотя он ничего подобного не говорил. Когда настал злополучный праздник Вознесения, король Иоанн приказал поставить в открытом поле королевский шатер и провел этот день в окружении советников и других титулованных особ. Он выглядел необычайно серьезным и находил утешение в песнях и игре на музыкальных инструментах, большую часть времени в поле зрения своих верных друзей. Когда сей день благополучно завершился, его враги испытали замешательство и поспешили придать пророчеству аллегоричность, говоря: «Он больше не король, ибо правит Папа, а не он.» (В то время король Иоанн был отлучен от церкви.)

После этого советники убедили короля в том, что лжепророк баламутил королевство, развращал умы людей и настраивал против него простой народ, что его речи с помощью прелатов пересекли море и достигли ушей французского короля, дав тому великолепный повод напасть на Англию. К счастью, им он пока еще не воспользовался. Тогда король приказал повесить его вместе с сыном, дабы избежать появления новых лжепророков их потомков».

Хейвуд, который яростно отстаивал истинность всевозможных пророчеств, представляет Питера Понтефрактского, чью участь он, по всей вероятности, разделил бы, имей несчастье быть его современником, в гораздо более выгодном свете. Он пишет, что Питер, который был не только провидцем, но и бардом, предсказал различные невзгоды короля Иоанна, которые действительно имели место. Будучи обвиненным в лжепророчестве на основании предсказания свержения короля с престола на четырнадцатом году правления, он смело ответил королю, что его пророчество сущая правда, так как в силу того, что последний отлучен от церкви Папой и платит ему ежегодную дань, правит Папа, а не он. Хейвуд счел сие объяснение вполне удовлетворительным, а правдивость пророка доказанной раз и навсегда.

Но вернемся к Мерлину. О нем даже сегодня можно сказать словами, которые Берне адресовал другой известной персоне:

«Great was his power and great his fame;

Far kenned and noted is his name.» [220]

Мерлин известен не только у себя на родине, но и в большинстве европейских стран. В 1498 г. в Париже была издана довольно любопытная книга «Мерлин: жизнь, пророчества и чудеса», написанная, предположительно, Робером де Вороном. В ней сказано, что его отцом был сам дьявол и что говорить он начал сразу после рождения, заверив свою мать, весьма добродетельную молодую женщину, что вопреки прогнозам ее злобных соседей эти роды не приведут к ее смерти. Окружной судья, прослышав о столь удивительном событии, вызвал к себе и мать, и дитя, которые явились в тот же день. Чтобы подвергнуть мудрость юного пророка наиболее эффективному испытанию, судья спросил его, знает ли он, кто его отец. На это младенец Мерлин внятно и громко ответил: «Да, мой отец сам дьявол, я наделен его могуществом и знаю все о прошлом, настоящем и будущем». Его милость в изумлении хлопнул в ладоши и принял благоразумное решение более не досаждать ни столь грозному дитяти, ни его матери.

Древнее предание относит строительство Стонхенджа[221]на счет сверхъестественных способностей Мерлина. Люди верили, что эти огромные каменные глыбы по его велению перенеслись по воздуху из Ирландии на равнину Солсбери и обрели существующие форму и взаимное расположение, дабы служить вечным напоминанием о трагической участи трехсот вождей бриттов, зверски убитых на этом месте саксами.

В местечке Абергвилли близ Кармартена все еще можно увидеть пещеру пророка и место, где он произносил свои заклинания. Как же замечательно описал их Спенсер в своей «Королеве фей»! Повторение этих строк в данной книге не нуждается в объяснении, да и любой другой рассказ о великом пророке Британии был бы без них неполным:

«There the wise Merlin, whilom wont (they say,)

To make his wonne low underneath the ground,

In a deep delve far from the view of day,

That of no living wight he mote be found,

Whenso he counselled with his sprites encompassed round.

And if thou ever happen that same way

To travel, go to see that dreadful place;

It is a hideous, hollow cave, they say,

Under a rock that lies a little space

From the swift Barry, tumbling down apace

Amongst the woody hills of Dynevoure;

But dare thou not, I charge, in any case,

To enter into that same baleful bower,

For fear the cruel fiendes should thee unwares devour!

But, standing high aloft, low lay thine eare,

And there such ghastly noise of iron chaines,

And brazen caudrons thou shalt rombling heare,

Which thousand sprites, with long-enduring paines,

Doe tosse, that it will stun thy feeble braines;

And often times great groans and grievous stownds,

When too huge toile and labour them constraines;

And often times loud strokes and ringing sounds

From under that deep rock most horribly rebounds.

The cause, they say, is this. A little while

Before that Merlin died, he did intend

A brazen wall in compass, to compile

About Cayr Merdin, and did it commend

Unto these sprites to bring to perfect end;

During which work the Lady of the Lake,

Whom long he loved, for him in haste did send,

Who thereby forced his workmen to forsake,

Them bound till his return their labour not to slake.

In the mean time, through that false ladie's traine,

He was surprised, and buried under biere,

Ne ever to his work returned again;

Natheless these fiendes may not their work forbeare,

So greatly his commandement they fear,

But there doe toile and travaile day and night,

Until that brazen wall they up doe reare.» [222][223]

Среди других английских пророков, вера в дар которых еще не полностью изжила себя на фоне текущего прогресса, можно выделить Роберта Никсона, чеширского юродивого, современника матушки Шиптон. Притча гласит, что он родился в бедной семье неподалеку от Вейл-Ройал, на опушке Деламерского леса. Его учили пахать землю, но он был настолько невежествен и глуп, что пользы от него было немного. Все считали его полным идиотом и не обращали внимания на его странные и бессвязные изречения. Считается, что таким образом люди пропустили многие его пророчества мимо ушей. Они, однако, игнорировались не всегда. Один случай привлек к нему внимание и прославил его как первостатейного провидца. Когда однажды он шел за плугом, то вдруг прервал свое занятие и с диким взглядом и странным жестом воскликнул: «Давай, Дик! Ну же, Гарри! Ах, незадача, Дик! О, здорово, Гарри! Сегодня победил Гарри!» Другие находившиеся в поле пахари не знали, как реагировать на услышанное, но на следующий день все стало ясно. Согласно вести, поспешно принесенной гонцом, в ту самую минуту, когда Никсон выкрикивал свои сентенции, Ричард III был убит в сражении при Босворте, и Генрих VII был провозглашен королем Англии.

Вскоре молва о новом прорицателе достигла ушей короля, который изъявил желание встретиться и поговорить с ним. Был отправлен гонец с наказом доставить его ко двору, но задолго до того, как он достиг графства Чешир, Никсон знал об ожидавших его почестях и страшился их. Действительно, утверждали, что как раз в тот момент, когда король выразил свое желание, Никсон сверхъестественным образом узнал об этом, и что он бегал в великом смятении по городку Овер, выкрикивая как сумасшедший, что Генрих послал за ним, и что ему суждено отправиться ко двору, где его заставят замолчать, уморив голодом. Этот крик души вызвал немалое удивление, но на третий день после этого прибыл гонец и забрал его с собой, утвердив добрых чеширцев во мнении, что их пророк один из величайших за всю историю. По его прибытии ко двору король Генрих казался чрезвычайно встревоженным пропажей дорогого алмаза и спросил Никсона, не знает ли тот, где искать камень. Генрих сам спрятал алмаз для того, чтобы испытать способности прорицателя. Велико же было его удивление, когда Никсон ответил ему словами старинной пословицы: «Найдет тот, кто прячет.» С этого момента король безоговорочно уверовал в то, что тот наделен даром ясновидения, и приказал записывать все его слова.

Все то время, что Никсон провел при дворе, он постоянно боялся умереть голодной смертью и неоднократно говорил королю, что таков будет его удел, если тот не позволит ему покинуть дворец и вернуться на родину. Генрих не отпустил его, но строго приказал всем своим чиновникам и поварам давать ему столько еды, сколько тот захочет. Ему жилось так хорошо, что некоторое время спустя он стал похож на дворянского мажордома и растолстел как олдермен. Однажды, когда король уезжал на охоту, Никсон прибежал к дворцовым воротам и на коленях умолял Генриха не обрекать его своим отъездом на голодную смерть. Король рассмеялся и, подозвав одного сановника, велел ему тщательно заботиться о провидце во время его отсутствия, после чего уехал в лес. После его отъезда дворцовые слуги принялись высмеивать и оскорблять Никсона, с которым, по их мнению, обращались лучше, чем он того заслуживал. Никсон пожаловался своему попечителю, и тот, чтобы защитить его от дальнейших нападок, запер его в личных апартаментах короля и регулярно приносил ему четырех разовое питание. Но вышло так, что к этому сановнику прибыл королевский посыльный, потребовавший его неотложного отъезда в Уинчестер по жизненно важному делу. Он так спешил подчиниться приказу короля, что уселся на лошадь позади гонца и ускакал, совсем забыв про бедного Никсона. Когда три дня спустя он вернулся и наконец вспомнил о провидце, то отправился в королевские апартаменты и обнаружил, что тот лежит на полу, умерев от голода согласно собственному предсказанию.

Среди его пророчеств, которые считаются сбывшимися, есть следующие, относящиеся ко временам Карла Эдуарда Претендента:

«Великий человек придет в Англию,

Но сын короля

Вырвет у него победу.»

«Вороны будут пить кровь многих дворян,

И Север поднимется против Юга.»

«Северному петуху придется спасаться бегством,

И он, ощипанный и униженный,

Едва не проклянет день своего рождения.»

Все они, как утверждают его почитатели, ясны как божий день. Первое означает поражение принца Карла Эдуарда в битве при Каллодене, нанесенное ему герцогом Камберлендским; второе казнь лордов Дервентуотера, Бальмерино и Ловата; а третье — поспешное отплытие Карла Эдуарда-Претендента от британских берегов. Среди еще не исполнившихся пророчеств есть следующие:

«Between seven, eight, and nine,

In England wonders shall be seen;

Between nine and thirteen

All sorrow shall be done.!» [224]

«Through our own money and our men

Shall a dreadful war begin.

Between the sickle and the suck

All England shall have a pluck,» [225]

«Англию оккупируют иноземцы в заснеженных касках, которые принесут в подолах своих одежд чуму, голод и убийство».

«Город Нантуич будет смыт наводнением».

Истолковать первые два пророчества еще не пытался никто, но то или иное событие будет, несомненно, под них подогнано. Третье, относящееся к захвату Англии чужеземцами в покрытых снегом касках, старушки считают очевиднейшим предвестием будущей войны с Россией. Что касается последнего, то в вышеупомянутом городе многие искренне верят, что сие произойдет. Их успокаивает то, что прорицатель не назвал год ужасного бедствия, и они думают, что, возможно, это случится через два столетия.

Народные биографы Никсона завершают свой рассказ о нем следующими словами: «Есть люди, считающие его пророчества вздором, но при сопоставлении их с имевшими место событиями кажется совершенно очевидным, что большинство из них сбылось или сбудется. Исходя из этого, нам в любой ситуации следовало бы не только использовать все наше могущество для борьбы с врагами, но и воздерживаться от распутства и безбожия, неустанно моля Всевышнего о покровительстве и защите». На это, хотя и поп sequitur [226], в заключение любой воскликнет: «Аминь!»

Помимо пророков, в Европе жили составители астрологических календарей: Лилли, Бедный Робин, Партридж и врач Фрэнсис Мур-в Англии, а Матье Ланбер (Laensbergh) — во Франции и в Бельгии. Но сколь бы ни были велики их притязания, они были сама скромность по сравнению с Мерлином, Шиптон и Никсоном, которые сосредоточивали свои помыслы на более масштабных вещах, чем погода, и не ограничивали свои пророчества временными рамками в один год. После таких прорицателей составители астрологических календарей едва ли заслуживают упоминания (не является исключением и знаменитый Партридж, чьи предсказания в 1708 г. возбудили любопытство всей Англии, и чью смерть, несмотря на то, что он был все еще жив, столь славной удовлетворительно засвидетельствовал Айзек Бикерстафф). Несоразмерность была бы чересчур очевидной, поэтому они и их деяния недостойны внимания читателя.

[1]Краут — пренебрежительное прозвище немцев в англоязычных странах, соответствующее русским словам «немчура», «фриц», «ганс» и т. п. Прим. перев.

[2]В английском языке слова «крауты» («krauts») и «толпы» («crowds») произносятся почти одинаково. Прим. перев.

[3]Промышленный индекс Доу-Джонса (Dow Jones Industrial Average) — среднее значение курсов акций 30 крупнейших промышленных корпораций США, на базе которого в настоящее время в совокупности с И. Д.-Д. для железнодорожных компаний (20 крупнейших фирм) и И. Д.-Д. для коммунальных компаний (15 крупнейших фирм) определяется общий И. Д.-Д., являющийся оценкой текущей экономической ситуации в США. Прим. перев.

[4]«Философский камень» — вещество, которое, по представлениям алхимиков, могло обращать неблагородные металлы в золото и серебро, а также, было важнейшим составляющим эликсира бессмертия. Прим. перев.

[5]Некоторые люди объединяются в нелегальные предприятия, создают новые компании, чтобы торговать воздухом, обманывают людей пустыми обещания- ми и вывесками, за которыми ничего нет, создавая кредитные схемы, которые впоследствии рушатся, выпускают ничем не обеспеченные акции и завлекают толпу манной небесной. — Дефо. Прим. перев.

[6]Мисс Элизабет Вильерс, впоследствии графиня Оркнейская. Прим. автора.

[7]Суд королевской скамьи (Court of the King's Bench) — одно из старейших судебных учреждений в Великобритании. Прим. перев.

[8]Остряки того времени называли его песчаным банком, который приведет государство к краху. Прим. автора.

[9]Этот эпизод, изложенный в одном из писем мадам де Бавье, герцогини Орлеанской и матери регента, опровергает лорд Джон Рассел в его «Истории ведущих государств Европы после Утрехтского мирного договора», но бездоказательно. Не подлежит сомнению, что Ло предложил свой план Демаре и что Людовик отказался даже слышать об этом. Причина отказа вполне согласуется с характером этого нетерпимого и деспотичного монарха. Прим. автора.

[10]Генеральные штаты — здесь: высшее сословно-представительское учреждение во Франции в 1302–1789 гг., состоявшее из депутатов от духовенства, дворянства и третьего сословия. Прим. перев.

[11]Во Франции того периода действовала т. н. «откупная система», которая заключалась в том, что государство передавало право сбора местных налогов частным лицам (как правило, банкирам или крупным местным торговцам). Люди, уполномоченные собирать налоги, назывались генеральными откупщиками и налоговыми агентами. Прим. ред.

[12]От слова mattote, незаконно взимаемый налог. Прим. автора.

[13]Этот эпизод описал месье де ла Од в труде «Жизнь Филиппа Орлеанского». Он заслуживал бы большего доверия, если бы автор назвал имена бесчестного налогового агента и еще более бесчестного министра. Но книге месье де ла Од присущ тот же недостаток, что и большинству французских мемуаров того и последующих периодов. В большинстве из них автору достаточно, чтобы какой-либо эпизод был красочным, достоверность же для него вторична. Прим. автора.

[14]Французы произносили его фамилию на свой манер, дабы избежать чуждого галлам звука «aw» (долгий звук «о» в английском языке). После провала его плана шутники говорили, что страна была lasse de lui, и предлагали впредь называть его месье Helas! Прим. автора.

Helas (фр.) — увы! ах! к сожалению! Прим. перев.

[15]Государственные билеты (фр.) — французские государственные облигации. Прим. перев.

[16]Канцлер — во Франции того времени государственный канцлер выполнял функции министра юстиции и хранителя печати. Прим. перев.

[17]Заседание парламента с участием короля (фр.). Прим. перев.

[18]Palais Royal — дворец короля Франции. Прим. перев.

[19]Плутос — бог богатства в греческой мифологии. Прим. перев.

[20]Биржевых игроков (фр.). Прим. перев.

[21]Насильно (фр.) — Прим. перев.

[22]Любопытный читатель может отыскать один такой эпизод о страстном желании французских женщин удержать Ло в их компании, которые заставляли его то краснеть, то улыбаться в зависимости от того, насколько откровенными были их намеки. Он изложен в «Записках мадам Шарлотты Элизабет де Бавье, герцогини Орлеанской», том II, стр. 274. Прим. автора.

[23]Преступление влечет за собой позор, а не эшафот (фр.). Прим. перев.

[24]В связи с этим событием имела хождение следующая эпиграмма:

Foin de ton zele seraphique,

Malheureux Abbe de Tencin,

Depuis que Law est Catolique,

Tout le royaume est Capucin!

Она в какой-то степени вольно и парафрастично воспроизводится Жюстансоном в его переводе «Мемуаров Людовика XV»:

Tencin, a curse on thy seraphic zeal,

Which by persuasion hath contrived the means

To make the Scotchman at our altars kneel,

Since which we all are poor as Capucines!

(«Тенсен, будь проклято твое ангельское рвение, которое, поддавшись уговорам, ухитрилось найти способ заставить шотландца преклонить колени у нашего алтаря, и с той поры мы все бедны, как капуцины!») Прим. автора

[25]Карточная игра. Прим. перев.

[26]Герцог де ля Форс нажил значительные суммы не только биржевой игрой, но и сделками с фарфором, специями и т. д. Долгое время в парижском парламен- те обсуждался вопрос, не потерял ли он, как торговец пряностями, право на звание пэра. Вопрос был решен отрицательно. Была нарисована карикатура, на которой он, одетый как уличный носильщик, тащит большой тюк с пряностями, на ко тором написан о «Admirez La Force».*) Прим. автора.

*) Admirez la Force — полюбуйтесь на силу (фр.) (в карикатуре обыгрывается имя герцога де ля Форса, которое переводится как «сила»). Прим. перев.

[27]Сорт слив. Прим. перев.

[28]32,4 г. Прим. перев.

[29]Государство в Индии в XVI–XVII вв., славившееся добычей алмазов. Прим. перев.

[30]Дюкло, "Memomires Secrets de la Regence" Прим. автора

[31]Обмен производился в соответствии со строгой шкалой. Коэффициент обмена зависел от источника получения банкнот. Например, те, кто получил банкноты в качестве ежегодной ренты, обменивал их 1:1, а те, кто не мог указать источник получения банкнот, терял 95 % стоимости. Прим. перев.

[32]Герцогиня Орлеанская рассказывает эту историю по-другому, но кто бы ни был прав, проявление подобных чувств в законодательном собрании нельзя считать особенно похвальным. Она пишет, что председатель настолько не помнил себя от радости, что его посетил поэтический дар и он крикнул сидящим в зале парламентариям:

(Messieurs! Messieurs! bonne nouvelle! Le carosse de Lass est reduit en cannelle!»

(«Господа! Господа! Хорошая новость! Карету Ласса разбили вдребезги»). Прим. автора.

[33]В свободном переводе это звучит так:

Тотчас, как приехал Ласе

В городок наш добрый,

Регент уверял всех нас,

Что будет он полезен скоро

И лучше станет жить народ.

Вот так! Вот-вот!

Станем мы все богаты,

Азартный игрок!

Мой друг, он к нам, как варвар, жесток!

Этот безбожник, чтоб выманить

Все Франции деньги,

Думал сначала получить всеобщее доверье.

Отречься от всего сумел он быстро,

Вот так! Вот-вот!

Но деньги мошенник пустить в оборот все же смог

Азартный игрок!

Мой друг, он к нам, как варвар, жесток!

Ласе, старший сын сатаны,

Нас всех пустил по миру ты,

Забрал все деньги,

Ничего не отдал.

Но есть добрый и честный Регент,

Вот так! Вот-вот!

Возврати нам в срок все, что он взял!

Азартный игрок!

Мой Друг, он к нам, как варвар, жесток! Прим. перев.

[34]В понедельник я акции купил,

Во вторник миллион по ним получил,

В среду дома в порядок привел антураж,

В четверг заказал себе экипаж,

В пятницу решил поехать на бал,

Ну а в субботу в больницу попал. Прим. перев.

[35]Психбольница. Прим. перев.

[36]Больница. Прим. перев.

[37]Приют для бездомных. Прим. перев.

[38]Здесь погребен шотландец известный, По мастерству расчета беспрецедентный, При помощи алгебры он правил И Францию в больницу всю отправил. Прим. перев.

[39]В конце концов продажность, как наводнение, затопила все; и алчность расползлась повсюду, растеклась, как отвратительный туман, и закрыла солнце. Государственные деятели и патриоты спекулировали на бирже, леди и дворецкий делили доходы; судьи барышничали, епископы воровали. Могущественные герцоги собирали карты в колоду за полкроны: Британию захлестнула презренная жажда наживы. — Поп. Прим. перев.

[40]Рожают горы, а рождается смешная мышь (лат.). Прим. перев.

[41]Министр финансов Англии. Прим. перев.

[42]Exchange Alley (англ.) — название улицы, которое можно перевести как «аллея менял». Прим. перев.

[43]Оловорудное (с серебром) месторождение в Боливии. Прим. перев.

[44]«Баллада о Компании южных морей, или Веселые заметки о дутых предприятиях на Иксчейндж-эли». В сочетании с новой мелодией называется «Великий эликсир, или Философский камень найден». Прим. автора.

[45]Тогда знаменитости и орденоносцы смешались с презренной чернью; иудеи и христиане расталкивали друг друга, чтобы купить и продать, увидеть и услышать. Благороднейшие леди приходили туда и ежедневно приезжали в колесницах или закладывали свои драгоценности, чтобы попытать счастья на Аллее. Прим. перев.

[46]Видения слитков танцевали у них перед глазами. Прим. перев.

[47]Подробную информацию об этом можно найти в книге Кокса «Уолпол» в части, содержащей переписку между г-ном секретарем Крэггзом и графом Стэнхоупом. Прим. автора.

[48]Дильс — еловые или сосновые доски определенного размера. Прим. перев.

[49]Здесь тысячами плавают подписчики, расталкивая и топя друг друга; гребут в своих дырявых лодках, удят золотых рыбок и тонут. То уходя на дно, то поднимаясь к нeбeсам на гребне волны, они качаются и шатаются туда-сюда, не понимая, что к чему, как пьяные, а тем временем, восседая на утесах Гаррауэя, дикое племя, утолившее голод обломками кораблекрушения, ждет, пока утонут новые лодки, и, дождавшись, грабит утопленников. Прим. перев.

[50]Замечательное изобретение для уничтожения толпы дураков доморощенных вместо дураков заграничных. Не бойтесь, друзья мои, этой ужасной машины ранены только те, кто на нее скинулся. Прим. перев.

[51]Безрассудный глупец, который хочет поменять золотые и серебряные монеты на английскую медь, может на Ченндж-эли доказать, что он осел, и отдать драгоценный металл за поддельную латунь. Прим. перев.

[52]Акейдия-прежнее название канадской провинции Новая Шотландия. Прим. перев.

[53]Он, богатый и стремящийся выбросить на ветер кругленькую сумму в Северной Америке, пусть подпишется, опрометчивый акционер, и ослиные уши найдут своего достойного обладателя. Прим. перев.

[54]Имеется в виду существовавшее на территории Германии в 1714–1837 гг. курфюршество, а позднее королевство в унии с Англией. Прим. перев.

[55]Олдермен — член городского управления, член совета графства. Прим. перев.

[56]Глава судебного ведомства и верховный судья Англии, председатель Палаты лордов и одного из отделений верховного суда, хранитель печати. Прим. перев.

[57]В этот бедственный год Гей (поэт) получил в подарок от младшего Крэггза некоторое число акций Компании южных морей и однажды предположил, что у него есть двадцать тысяч фунтов. Друзья убеждали его продать эти акции, но ему, грезившему о титуле и славе, была невыносима сама мысль о том, что что-то может помешать ему стать богатым. Тогда его стали настойчиво упрашивать продать акции на такую сумму, которой бы ему хватило на без- бедную жизнь, «чтобы», как сказал Фентон, «у тебя каждый день была чистая рубашка и баранья лопатка». Этот совет был отклонен, выгода и капитал утрачены, а Гей очутился в столь бедственном положении, что его жизнь оказалась в опасности. — Джонсон, «Биографии поэтов». Прим. автора.

[58]Она была черна, как ночь, свирепа, как десять фурий, ужасна, как ад. Прим. перев.

[59]Смоллетт. Прим. автора.

[60]Существовавшая в 1600–1858 гг. компания английских купцов, созданная в основном для торговли с Ост-Индией. Прим. перев.

[61]29 сентября. Прим. перев.

[62]

«' God cannot love,' says Blunt, with tearless eyes,

'The wretch he starres, and piously denies.'…

Much-injur'd Blunt! why bears he Britain's hate?

A wizard told him in these words our fate:

'At length corruption, like a gen'ral flood,

So long by watchful ministers withstood,

Shall deluge all; and av'rice, creeping on,

Spread like a low-born mist, and blot the sun;

Statesman and patriot ply alike the stocks,

Peeress and butler share alike the box,

And judges job, and bishops bite the Town,

And mighty dukes pack cards for half-a-crown:

See Britain sunk in Lucre's sordid charms

And France reveng'd of Anne's and Edward's arms!'

'Twas no court-badge, great Scriv'ner! fir'd thy brain,

Nor lordly luxury, nor city gain:

No, 'twas thy righteous end, asham'd to see

Senates degen'rate, patriots disagree,

And nobly wishing party-rage to cease,

To buy both sides, and give thy country peace.»

Pope's Epistle to Allen Lord Bathurst.

(«Бог не способен любить несчастных, которых он морит голодом», — изрекает бесчувственный Блант и благочестиво отрекается… Блант оскорблен! Почему Британия его ненавидит? Колдун предсказал ему нашу судьбу так: «В конце концов продажность, как наводнение, так долго сдерживаемое бдительными министрами, затопит все, и алчность расползется повсюду, растечется, как отвратительный туман, и закроет солнце. Государственные деятели и патриоты будут спекулировать на бирже, леди и дворецкий — делить доходы, судьи — барышничать, епископы — воровать, могущественные герцоги — карты в колоду за полкроны собирать. Я вижу, как Британию захлестывает презренная жажда наживы, а Франция мстит за войны Анны и Эдуарда! Великий ростовщик, не будет никаких королевских регалий, которых ты так жаждешь, ни присущей лорду роскоши, ни доходов от горожан. Нет, тебя ждет справедливый финал, и ты со стыдом увидишь вырождающихся парламентариев и ссорящихся патриотов, и тех, кто в своем благородстве стремится погасить пламя раздора, чтобы искупить грехи антагонистов и принести мир твоей стране.» Поп, «Послание Аллану, лорду Батерсту».) Прим. автора.

[63]Барьер, отделяющий места членов палаты. Прим. перев.

[64]Выслушайте другую сторону (лат.). Прим. перев.

[65]Компания южных морей до 1845 г. оставалась ярчайшим примером слепой тяг