КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 45. Перед нами стояла стена одетых в кожу телохранителей — крысолюдов, гиенолаков, леопардов, — и потому не было видно
Перед нами стояла стена одетых в кожу телохранителей — крысолюдов, гиенолаков, леопардов, — и потому не было видно, кто это там кричит высоко и жалобно. — Дайте пройти, — сказала я. Никто не обратил внимания. — Эй, люди, дайте пройти! — гаркнул Мерль, и стена расступилась, как воды кожаного океана. Кричал Стивен. Он прижимался к дальней стене, будто хотел влезть в нее и вылезти с другой стороны. Перед ним стояла Валентина. Она ничего такого с ним не делала, что я видела бы или хотя бы ощущала. Но стояла она очень близко, и крохотная ручка висела в воздухе перед Стивеном. Грегори прижался к стене в другом месте. Перед ним стоял Бартоломе, и на юном лице было выражение почти экстаза. Я сосредоточилась на нем и ощутила, что он кормится, кормится от страха Грегори. Я знала одного вампира, который умел вызывать в других страх и этим страхом питаться. Я только не знала, что эту же способность несла в себе линия Белль Морт. Стивен вскрикнул, и этот звук хлестнул меня, заставив обернуться. Я увидела, что Валентина положила ручку на его голый живот. Она не кормилась его страхом. Она не причиняла ему вреда каким-либо заметным для меня образом. Стивен закрыл лицо руками, длинные белокурые локоны упали на тщательно загримированное лицо, голая спина вдавилась в камень стены, будто он хотел в ней исчезнуть. Валентина скользнула ручкой ниже, к поясу, к бедрам белых кожаных штанов, и тогда из горла Стивена вырвался еще один вопль. Я вдруг поняла, отчего близнецы так испугались этих детей. Ко мне протолкался Бобби Ли: — Анита, телохранителю полагается идти первым, а не вторым. Я не обратила внимания на его гнев — я знала, что он это от досады. Мы велели охранникам ни при каких обстоятельствах не применять насилия первыми, до того, как Мюзетт или ее команда нарушит перемирие. Как по мне, то, что сейчас делалось, было нарушением. Я направилась к Стивену, и мне загородил путь незнакомый вампир. Вдруг я поняла, почему наши охранники просто стоят, держа руки в пресловутых карманах. Этот вампир не был высок, но был грузен и состоял не только из мышц. Что-то такое было в его ссутуленных плечах. И какая-то не такая была у него форма головы. Ничего конкретного я не могла бы назвать, только его отметка на радаре показывала: не человек. И не в том смысле не человек, что другие вампиры. И притом один из немногих чернокожих вампиров которых мне приходилось видеть. Есть теории, что те же генетические особенности, которые создают у людей африканского происхождения иммунитет к малярии, снижают для них вероятность стать вампирами. Он стоял, глядя на меня, и темная кожа как-то странно бледнела, как шоколадная слоновая кость. Глаза у него были золотисто-желтые, и когда я в них глянула, в памяти всплыли снова слова: «не человек». Воздух разодрал новый вопль. Не важно, что стоит передо мной, — все равно. Я попыталась обойти его, но вампир снова заступил мне путь — не угрожая, но и не давая пройти. В комнате вдруг наступила тишина — полная тишина. И в ней прозвучал голос Грегори, неестественно громко: — Не надо! Не заставляйте меня! Не надо, Господи! Жан-Клод что-то тихо говорил Мюзетт, и до меня донесся ее голос — несколько слов по-французски. Что-то насчет того, что это маленькое развлечение перемирия не нарушает. Я ощутила, как расслабляются у меня мышцы плеч, ощутила, как зреет во мне решение. Я уставилась на вампира: — Ты — трус. Грязный трус-педофил. Вампир не среагировал, не обратил внимания, и я не думаю, что это была выдержка телохранителя. Я высказала еще несколько оскорблений, описывающих все — от его происхождения на свет и до внешнего вида, но он только моргал. Он не говорил по-английски. Так, хорошо. — Бобби Ли! — позвала я. Он наклонился ко мне, пытаясь не оказаться между мной и страшным злым вампиром. — Да, мэм. — Свалите его числом. — Резать его можно? — Нет. — Тогда мы надолго его не свалим. — Мне нужна только минута. Он чуть кивнул: — Минуту я из этой неразберихи смогу выжать. Я поглядела ему в глаза: — Тогда давай. — Есть, мэм! Он подал знак рукой, и все крысолюды двинулись одновременно. Я шагнула в сторону от массы черной кожи и быстро подошла к Валентине и Стивену. Говорить я начала уже на ходу — времени было мало. Рядом со мной появился Мика. Мерль и Ной, его второй телохранитель, шли за ним буквально по пятам. Своих телохранителей я постаралась всех занять вампиром. Если дело обернется плохо, то не знаю, будут ли меня защищать Мерль или Ной, если это будет грозить опасностью Мике. Ладно, черт с ним. — Стивена в детстве обижали и использовали. Его собственный отец продавал его мужчинам для секса, — сказала я, продвигаясь вперед. Я помнила слова Жан-Клода — что Валентина терпеть не может совращение малолетних из-за своего прошлого. Она повернула ко мне личико в форме сердечка, а ее ручка продолжала гладить Стивена по плечу. Он свалился на пол, свернулся почти в зародышевой позе. Я уже была рядом, а шум позади нарастал. Скоро начнется драка, и грубая. — Я клянусь тебе, что говорю правду. Посмотри на него, глянь, какой ужас вызывает твое прикосновение. Стивен ни на кого из нас не смотрел. Он крепко зажмурился, и слезы размазали тушь для ресниц дорожками по лицу. Он крепко обхватывал себя руками, закрывшись от всего, что происходит, как будто был еще ребенком. Валентина глянула на него, и что-то вроде ужаса стало проявляться на ее лице. Она таращилась на собственную ручку, будто что-то страшное появилось на ее конце. Она стала качать головой, приговаривая «Non, non» и еще что-то по-французски, чего я не поняла. — Он идет, — сказал Мерль, и я ощутила, как они с Ноем подобрались. Я тронула Валентину за рукав, и она подняла ко мне остекленевшие от шока глаза. — Отзови Бартоломе, объясни, почему Грегори его боится. Я ощутила толчок врезавшегося в Мерля и Ноя вампира, и они нажали вперед, отодвинув схватку от нас на несколько футов. Мика стоял передо мной, готовясь. Он мог бы перекинуться и пустить в ход когти, но чтобы остановить этого вампира, в нем просто не хватило бы массы. Голос Валентины пронесся над шумом схватки, отдался эхом в комнате, и я поняла, что она использует вампирскую силу, чтобы ее услышали. — Мы первыми нарушили перемирие. Первая кровь на наших руках. — Валентина! — завопила Мюзетт. Валентина повторила свои слова по-французски. Схватка замедлилась и стала затихать. Валентина обернулась к Мюзетт, одетой во все белое и потому похожей на невесту. — Мюзетт, это правда. Мы злоупотребили гостеприимством, обидев этих двоих. Я это прекращаю. — Валентина, он так меня боялся, так приятно было на нем кормиться, а ты все испортила, — сказал Бартоломе. Изящная мальчишеская фигурка, одетая в почти сплошь золотую ткань, старомодную, очень в духе семнадцатого века, искрилась при каждом движении. Валентина заговорила тихо и быстро по-французски. Бартоломе не побледнел, но посмотрел на Грегори. Потом он повернулся ко мне. — Это правда? Их собственный отец? Я кивнула. В наступившей тишине слышались только громкие всхлипы Грегори. — Брать ребенка силой — это зло, — сказал Бартоломе. — Использовать собственных детей... Он сплюнул на пол и сказал слово, кажется, испанское, но его значения я не поняла. — Я их привезла сегодня сюда, чтобы они были под моей защитой. Их отец недавно вернулся и пытается снова с ними встретиться. Здесь ему их не найти. О вас двоих я не подумала. — Мы бы этого не сделали, если бы нас предупредили, — сказал Бартоломе. — Мюзетт была предупреждена. — Напряжение переполняло голос Жан-Клода, как вода чашку. Мы все повернулись к нему. Он стоял чуть поодаль, возле массы телохранителей, которые схватили второго вампира вроде того, что не пускал меня к Стивену. — Я рассказал ей о прошлом Грегори и Стивена, потому что в тот же миг, как Стивен увидел Валентину и Бартоломе, он сказал, что их кормить не может. Что ему не вынести воспоминаний, которые при этом возникнут. Все это я рассказал Мюзетт. Если бы я ее не предупредил, то никогда бы не позволил Стивену и Грегори находиться здесь без моей или Аниты охраны. Все мы повернулись к Мюзетт. Она была без парика, но завила волосы длинными локонами и была похожа на фарфоровую куколку с красными губами, тщательно подведенными глазами, бледной кожей и в белом платье семнадцатого века с пелериной. Внешней красоты у нее не отнять никак, но красота — еще недостаточная компенсация за садизм. — Это правда? — спросила Валентина. — Ну, ma poulet, разве могла бы я так поступить? — Ты — могла бы, — ответила Валентина. Двое детей-вампиров смотрели в упор на Мюзетт, не говоря ни слова, и она отвернулась первой, она первой моргнула большими синими глазами. На миг я увидела то, чего раньше и не думала, что это может быть. Мюзетт смутилась. — Бобби Ли, возьми-ка ее. — Ma petite, что ты делаешь? — Я знаю правила, Жан-Клод. Они нарушили условия безопасного пребывания на нашей территории. Это значит, что мы вправе посадить ее под домашний арест до отбытия ее дружной компании. — Но мы не можем причинить ей вреда, она слишком важна для Белль. — Конечно, — согласилась я и глянула на Бобби Ли. — Сопроводи ее в ее комнату и привесь крест на дверь. Он посмотрел на меня, на Жан-Клода: — Значит, вот так? Мы теперь можем их хватать и сажать под замок? Я кивнула. Он вздохнул: — Хорошо бы, если бы у оборотней тоже можно было так. — Иногда цивилизованность вампиров бывает очень кстати. Бобби Ли улыбнулся, и он, Клодия и еще с полдюжины крысолюдов двинулись к Мюзетт. Анхелито встал перед ней, загородив собой. Хотя ее не было видно, но голос ее прозвенел отчетливо: — Не страшись, Анхелито. Эти крысолюды меня не тронут. Бобби Ли и Клодия стояли лицом к лицу с Анхелито, и оба казались рядом с ним маленькими. — Можем по-хорошему, можем по-плохому, — предложил Бобби Ли. — Отойди — и все тихо разойдемся по комнатам. Стой — и мы вас отделаем, а потом растащим по комнатам за шиворот. В его голосе звучал энтузиазм, показывающий, что он совсем не против драки. Как и все они. Им никому не понравилось стоять и смотреть, как терзают Стивена и Грегори. — Отойди, Анхелито, — велела Мюзетт. — Немедленно. Анхелито отодвинулся — очень неохотно. Меня удивило, что Мюзетт так идет навстречу. Я бы поставила на то, что ее придется тащить, а она будет вопить и лягаться. Бобби Ли протянул руку к Мюзетт. — Не прикасайся, — сказала она. Он остановился на полпути, будто рука застыла в воздухе. — Хватай ее, Бобби Ли, — велела я. — Не могу, — ответил он, и в его голосе я услышала совершенно новую для него вещь. Страх. — То есть как — не можешь? Он убрал руку, придерживая ее у груди, будто она болит. — Она велела мне к ней не прикасаться, и я не могу. — Клодия! — позвала я. Великанша покачала головой: — Не могу. Первым намеком на то, как все плохо, была настоящая крыса, подбежавшая обнюхивать юбки Мюзетт. Потом она подняла бусинки глазок. Я смотрела на Мюзетт. Ее синие глаза стали сплошь синими, как у фарфоровой куклы. Лицо лучилось триумфом. — Крыса — твой подвластный зверь, — сказала я. — Разве Жан-Клод тебе не говорил? Она рассмеялась звонко и громко — знала, что он не говорил. — Он забыл упомянуть. — Я не знал, — ответил Жан-Клод. — Два века назад единственным ее подвластным зверем была летучая мышь. Его спокойный голос скрывал все чувства, которые у него могли быть. — Она приобрела крыс как подвластных зверей лишь пятьдесят лет назад, — сообщил Ашер. Я глянула на него: — С твоей стороны было бы мило нас об этом предупредить. Он пожал плечами: — Мне в голову не пришло, что кто-нибудь может захотеть взять Мюзетт под стражу. Я повернулась к упомянутой вампирше: — А почему ты своей новой силой раньше не избавилась от крысолюдов? — Хотела преподнести сюрприз, — сказала она и улыбнулась так широко, что показала клыки. Она была до ужаса собой довольна. — Ладно, — сказала я. — Все телохранители-оборотни, кроме крысолюдов, — взять ее! — Убейте их, — произнесла она, и я поняла, что она обращается к Бобби Ли. Вот этого я не предусмотрела, блин. Но Бобби Ли и Клодия только мотали головами и отступали прочь. — Ты нам можешь приказать тебя не трогать, но напасть на других не можешь заставить. Не та у тебя еще сила, девушка. Все крысолюды пятились, смущенные и встревоженные. Из дальней пещеры ползли еще крысы. Когда используешь полости, созданные природой, есть одна проблема — природа приходит к тебе. А она не всегда красива и доброжелательна. В основном вперед двинулись гиенолаки. Из леопардов только двое были телохранителями, и они держались рядом с Микой. Остальные наши леопарды были просто едой, а еда не дерется, она только кровь дает. До меня дошло наконец, что здесь нет вервольфов, кроме Стивена. Куда же делась стража вервольфов? Мюзетт что-то сказала, и не по-французски. Это вообще не был никакой язык, который я могла бы хоть предположительно угадать. Два вампира с желтовато-серой кожей и золотистыми глазами встали перед ней. — Отзови наших, ma petite, — сказал Жан-Клод. — Я не хочу их терять. — Но их же только двое, Жан-Клод. — Но они не те, кем кажутся. Я отозвала всех и повернулась к Жан-Клоду: — Что ты говоришь? На мой вопрос ответила вышедшая вперед Валентина. — Есть комната, где спят слуги Милосердной Тьмы. Члены Совета иногда туда заходят и пытаются их призвать к себе на службу. Я глянула на двух вампиров, потом на Валентину. — Эти двое проснулись. — Больше, — сказала она. — Наша госпожа призвала шестерых. Она считает это знаком роста своей силы. Мы с Валентиной переглянулись. — Мать Всей Тьмы пробуждается, и слуги пробуждаются раньше нее. Эти слова я сказала шепотом, но даже шепот трепетал и наполнял комнату танцующим эхом. — Я тоже так думаю, — сказала Валентина. — Наша госпожа сильнее всех других. Слуги нашей Милосердной Матери идут на зов Белль Морт. Это знак величия нашей госпожи. Голос Мюзетт провозгласил это как истину, звеня от гордости. — Мюзетт, ты дура. Просыпается тьма. И то, что они здесь стоят, — тому доказательство. Они будут повиноваться Белль Морт, пока не пробудится их истинная госпожа, а тогда смилуйся Господь над всеми вами. Мюзетт в буквальном смысле топнула на меня ножкой. — Ты мне не испортишь потеху. Ты меня не сможешь тронуть, они тебе не позволят. Я посмотрела на них, наморщила лоб. — Это же не просто вампиры? — В каком смысле, ma petite? Я ощущала их, ощущала некую сущность, которой не должно было быть. — Они ощущаются как оборотни. Вампиры не могут быть оборотнями. Уже произнося эти слова, я поняла, что не права. Мать Всей Тьмы была и оборотнем, и вампиром. Я это ощущала. — Я думала, что Милейшая Мамочка была первым вампиром, тем, который создал вас всех. — Oui, ma petite. — Есть ли в Совете вампиры, происходящие непосредственно от нее? Жан-Клод на миг задумался. — Мы все от нее происходим. — Это не то, о чем я спросила. Мне ответил Ашер: — Нет ни одного, кто мог бы заявить, что происходит от ее линии, но это она основала Совет вампиров. Она создала нашу цивилизацию, дала нам правила, чтобы мы перестали быть одинокими зверьми, убивающими друг друга на месте. — Так что она родоначальница вашей культуры, но не вас самих. — Кто это может сказать наверное, ma petite? Она — начало всего, чем мы сегодня стали. Она наша Мать во всех смыслах, которые только имеют значение. Я покачала головой: — Не во всех смыслах. — Отступив в сторону, я сказала: — Кто-нибудь, кто говорит на этом их языке, будьте у меня переводчиком. — Они теперь понимают по-французски, — подала голос Валентина. — Отлично. Жан-Клод! — Я здесь, ma petite. — Скажи им, что Мюзетт нарушила условия договора и мы должны поместить ее под арест. Ей не будет причинен вред, ей только не дадут вредить другим. Жан-Клод заговорил по-французски, медленно, так что я многое поняла. За эти годы я поднахваталась, но быстрая речь еще от меня ускользала. — Я им сказал. — Тогда скажи им еще вот что: если они не отойдут с дороги, чтобы мы могли ее арестовать, тогда в рамках правил, установленных Матерью Тьмы, мы имеем право убить их за неподчинение этим правилам. Жан-Клод смотрел на меня с сомнением. — Ты просто повтори, — сказала я и отошла чуть в сторону найти Бобби Ли. Он покрылся испариной, и вид у него был не очень. — Прости, Анита. Мы подвели тебя. Я покачала головой: — Пока еще нет. Он посмотрел озадаченно: — Распахни куртку пошире. Он выполнил мою просьбу. Я взяла пистолет у него из наплечной кобуры, заметив при этом второй, за поясом. По правилам, вооружены могли быть только телохранители. Направив ствол в землю, я отщелкнула предохранитель. У Бобби Ли глаза раскрылись слишком широко. Я не была уверена на самом деле, что он позволит мне взять пистолет. Но он не препятствовал, и я осторожно прошла сквозь толпу в передние ряды. Пистолет был невидим — я его спрятала в складках широкой юбки. — Что они сказали, Жан-Клод? — Они не верят, что им кто-нибудь что-нибудь может сделать. Они говорят, что они непобедимы. — Сколько времени они спали? Жан-Клод спросил у них. — Они точно не знают. — Откуда им известно, что они непобедимы? Он спросил, и они выхватили мечи из-под белых камзолов. Короткие мечи, выкованные из чего-то потемнее и потяжелее стали. Бронза? Не знаю. Знаю только, что не сталь. Мы все отступили от обнаженных клинков, из чего бы они ни были сделаны. — Они говорят, что ни одно оружие, сотворенное человеком, им не страшно, — сказал Жан-Клод. Мюзетт рассмеялась: — Это лучшие воины из всех, кто когда-либо был создан. И вы не тронете меня, пока я под их защитой. Я шагнула назад, встала в равновесную стойку, насколько это позволяли каблуки, и подняла пистолет. Целила я в голову, туда и попала. Череп вампира разлетелся фонтаном крови и мозгов. Эхо выстрела длилось, кажется, вечно, и я не слышала вопля, сорвавшегося с губ второго воина, когда он бросился на меня. Его голова взорвалась точно так же. Никакое умение вести рукопашный бой не поможет, если твой враг слишком далеко, чтобы этим умением воспользоваться. Мюзетт стояла и моргала — слишком потрясенная, чтобы двигаться, очевидно. Ее забрызгало кровью и чем погуще. Белокурые волосы и бледное лицо превратились в красную маску, из которой моргали голубые глаза. Белое платье стало наполовину алым. Я нацелила ствол в это пораженное лицо. Я об этом думала, видит Бог, я думала. Но не испуганные слова Жан-Клода: «Ма petite, ради нас всех, не надо, прошу тебя», — заставили меня остановиться. Я не могла убить Мюзетт из-за того, что сделает Белль Морт в отместку. Но я дала Мюзетт увидеть в моих глазах, в лице, в теле, что я убила бы ее, что мне хочется убить ее и что ради этого я могу при достаточном поводе забыть о мести Белль на ту секунду, что нужна для нажатия на спусковой крючок. В глазах Мюзетт заблестели слезы. Она была дура, но не настолько, чтобы не понять. Тем не менее мне надо было увериться, что таких недоразумений больше не будет. — Что ты видишь у меня в глазах, Мюзетт? — спросила я тихо, почти шепотом, потому что боялась того, что может сделать моя рука, если я крикну. Она сделала глотательное движение, и ее слова громко отдались в моих звенящих ушах: — Я вижу свою смерть. — Да, — сказала я. — Твою смерть. И никогда не забывай этой минуты, Мюзетт, потому что, если она повторится, она будет твоей последней минутой. Она выдохнула прерывисто: — Я поняла. — Надеюсь, Мюзетт. Очень надеюсь, что поняла. — И я медленно опустила пистолет. — А теперь, Мерль, не мог бы ты проводить Мюзетт и Анхелито к ним в комнаты? Мерль шагнул вперед, и небольшая армия гиенолаков двинулась за ним. — Моя Нимир-Ра говорит, и я повинуюсь. Я слыхала, как он говорит нечто подобное Мике, но ко мне он так обратился впервые — по крайней мере на полном серьезе. Мерль перешагнул через трупы убитых вампиров, чтобы взять Мюзетт за локоть. Гиенолаки были бледны, но явно довольны. Довольны были все телохранители в этом зале, потому что я все теперь упростила. Если они снова заведут ссору, мы их можем убить. Но я увидела выражение лица Жан-Клода, и он не был доволен. Я упростила работу солдатам, но не политикам. Да, с политической точки зрения я, наверное, адски все усложнила. Мерль не слишком бережно перевел Мюзетт через тела. Она споткнулась, и лишь толпа гиенолаков не дала Анхелито ее подхватить. Мюзетт восстановила равновесие, и тут в комнате вдруг запахло розами. Я подумала, что задохнусь от пульса в горле, когда Мюзетт подняла голову и посмотрела на нас глазами цвета темного меда.
|