Глава 38. Мир уже завернулся в синюю полумглу, когда мы приехали к больнице

Мир уже завернулся в синюю полумглу, когда мы приехали к больнице. Сумерки сгустились, и в них, как в плотную ткань, можно было завернуть руки или надеть их на себя, как платье. Я позвонила до того по сотовому телефону Рамиреса. Как вообще доказать, что кто-то по-настоящему мертв? Я видела этих "выживших". Они дышали. Полагаю, что у них и сердце билось, иначе бы врачи это заметили. Глаза смотрели, будто сознавая что-то. Они реагировали на боль. Они были живы.

А что, если нет? Что, если они - только сосуды для такой силы, по сравнению с которой и Бако, и я - просто уличные шарлатаны? Могло существовать заклинание, которое позволило бы это доказать, но результаты заклинания не понесешь в суд, чтобы получить разрешение сжечь тела. А именно это я и хотела сделать.

В конце концов я решила остановиться на электроэнцефалограмме. Тут я готова была ручаться, что высшие нервные функции отсутствуют. Больше я ничего не могла придумать, чтобы показать еще что-то неладное у этих выживших, помимо содранной кожи и отсутствующих частей тела.

К сожалению, доктор Эванс и компания давно уже следили за электроэнцефалограммой. Высшие нервные функции присутствовали. Вот тебе и моя блестящая идея. Доктор Эванс хотел общаться с нами в комнате отдыха врачей, но я настояла, чтобы разговор был поближе к палате выживших. И мы стали беседовать на пониженных тонах в коридоре. Он бы не позволил мне утверждать в присутствии выживших, что они мертвы. Потому что, если я ошиблась, это могло бы их расстроить. Что ж, в этом был смысл. Но я не думала, что ошибаюсь.

Выжившие, уже находящиеся в больнице, возбудились и стали агрессивны, щелкая зубами на персонал, как цепные псы. Никто не пострадал, но по времени это совпало с последними убийствами. Почему освежеванные стали более агрессивны? Дело в заклинании, которое выгнало из дому ту тварь? Повысились ставки за вход в игру? Или что-то напугало ту тварь, которую мы ловим? Я понятия не имела.

Я только знала, что темнота сжимается, как ладонь, готовая нас всех раздавить. В воздухе повисала тяжесть, как перед грозой, но еще хуже и теснее, и в ней невыносимо было продохнуть. Что-то плохое надвигалось на нас, и это плохое было связано с темнотой. Уговорить доктора Эванса, что его пациенты мертвы, я не смогла, но моя настойчивость, очевидно, оказалась убедительной, потому что он разрешил двум полисменам, уже дежурящим в больнице, нести вахту в палате, а не снаружи. Присутствие копов в палате подтверждала только шляпа на стуле в холле.

Я хотела и сама войти в палату, но пока меня облачили бы в халат и маску, настала бы уже полная темнота. Она уже звенела рядом, как натянутая струна. Так что я осталась в холле, притворяясь, что это вполне меня устраивает, поскольку ничего другого сделать было нельзя.

Ригби и Бернардо как новичкам прочли стандартную лекцию о том, что в кислородной атмосфере стрелять нельзя. Худо будет, хотя обойдется без взрыва, а я-то этого вначале не знала. Будет вспышка огня - всем вспышкам вспышка, и она превратит палату в нижний круг ада на те секунды, что кислород будет пожирать все горючие предметы. Но взрыва с дождем стекла и штукатурки не произойдет - ничего такого театрального, просто смертельно.

Ригби спросил:

- А если они попытаются нас сожрать, то что нам делать? Отплевываться от них?

- Не знаю, - ответил Эванс. - Я могу только сказать, чего не делать. Не стрелять в кислородной атмосфере.

Бернардо вытащил откуда-то нож. К ботинку он не нагибался, значит, у него был и другой нож, который не заметил в баре вервольф. Он поднял нож к свету, поиграл бликом.

- Резать будем.

Темнота пала свинцовым занавесом, у меня в голове отдался лязг, как раскат грома. Я ждала, что сейчас распахнется дверь палаты, раздастся вопль. Но ничего не случилось. И давление, нараставшее часами, вдруг исчезло. Будто кто-то взял и проглотил его. Вдруг оказалось, что я стою в холле, и мне лучше, легче. Этой перемены я не поняла, а я не люблю того, чего не понимаю.

Несколько натянутых мгновений все мы ждали, потом я не смогла выдержать. Выпустив нож и придерживая его в ладони, я пошла к двери. Она распахнулась, и я отпрыгнула. Тот медбрат, с которым я сегодня говорила, нерешительно застыл на пороге, глядя на обнаженный клинок у меня в руке.

И не отрывая глаз от лезвия, он обратился не ко мне, а к Эвансу:

- Доктор, пациенты успокоились. Они более смирные, чем были весь день. Полисмены спрашивают, можно ли им выйти из палаты ненадолго.

- Выжившие стали спокойнее, чем были весь день? - спросила я.

Медбрат Бен кивнул:

- Да, мэм.

Я отступила от двери на два шага и расслабилась, сделав долгий выдох.

- Так как, миз Блейк? - спросил Эванс. - Могут полисмены выйти?

Я пожала плечами и глянула на Рамиреса:

- Спросите у него. Он здесь старший по званию. Я лично думаю, что можно. То, что я чувствовала, вроде испарилось с наступлением темноты. Мне это непонятно. - Я сунула нож в ножны. - Думаю, что драки не будет.

- Вроде ты разочарована, - сказал Бернардо. Нож его исчез так же незаметно, как появился.

Я покачала головой:

- Не разочарована, просто сбита с толку. Я чувствовала силу, нараставшую по часам, и она вдруг исчезла. Такое количество силы не исчезает. Она куда-то девалась. Очевидно, что она не проникла в этих пациентов, но где-то она сейчас есть и что-то делает.

- Есть предположения, где и что? - спросил Рамирес.

Я покачала головой:

- Нет.

Он повернулся к доктору:

- Скажите им, пусть выходят.

Медбрат Бен повернулся к Эвансу за подтверждением. Эванс кивнул. Медбрат нырнул обратно, и дверь за ним медленно закрылась.

Эванс повернулся ко мне.

- Так что, миз Блейк, похоже, что вы зря спешили.

Я пожала плечами:

- Мне казалось, что сейчас мы будем завалены трупами-каннибалами. - Я улыбнулась. - Иногда очень приятно бывает ошибиться.

Мы все переглянулись, улыбаясь. Напряжение покинуло каждого. Бернардо засмеялся нервным смехом, который иногда бывает, когда минет близкая опасность или пуля пролетит мимо.

- Я очень рад, что вы на этот раз ошиблись, миз Блейк, - сказал Эванс.

- Я тоже рада, - согласилась я.

- Присоединяюсь, - сказал Бернардо.

- И я тоже доволен, - произнес Рамирес, - но разочарован, что ты тоже, оказывается, не идеальна.

- Если за сорок восемь часов работы со мной на расследовании ты еще не понял, что я не идеальна, значит, смотрел невнимательно.

- Я очень внимательно смотрел, - сказал Рамирес. - Более чем внимательно.

От его испытующего взгляда и весомых слов мне захотелось поежиться. Преодолевая это желание, я увидела глаза Бернардо. Он улыбался мне - ему было приятно, что меня смутили. Хорошо, хоть кому-то это доставило удовольствие.

- Если вы ошиблись в этом, то могли ошибиться, и назвав их мертвыми, - сказал Эванс.

Я кивнула:

- Вполне возможно.

- Вы так легко признаете, что были не правы? - Эванс не мог скрыть удивления.

- Доктор Эванс, это магия, а не математика. Жестких правил здесь очень и очень мало. А в том, чем я занимаюсь, их еще меньше. Иногда мне кажется, что дважды два пять, и я оказываюсь права. Иногда получается не больше четырех. Если это снижает счет трупов, я согласна быть неправой.

Открылась дверь, и вышли двое в мундирах альбукеркской полиции. Они направились к двери, как только медбрат Бен им сказал, что можно. Я их понимаю.

У них перед глазами еще плыли ужасные картины. Высокий блондин был сложен из одних квадратов, широкоплечий, с мощным корпусом, тяжелыми ногами - не толстыми, а просто массивными и сильными. Его напарник был пониже и почти лыс, если не считать венчика каштановых волос. Очевидно, это его шляпа лежала на стуле у двери.

- Извините, - сказал доктор Эванс, обходя их на пути в палату.

Низкорослый сказал:

- Пусть себе идет.

А блондин посмотрел на меня, прищурившись, не слишком дружелюбно.

- А вот это и есть та самая ведьма со среднего запада, из-за которой мы там целый час просидели.

Я его не узнала, а он, очевидно, знал меня в лицо.

- Да, это я предложила.

Он шагнул ближе, подавляя меня своими размерами - по крайней мере пытаясь подавить. Размеры - вещь далеко не столь внушительная, как многие мужчины думают.

- А ведь прав был Маркс насчет тебя.

Ага. Наверное, он был с Марксом, когда Маркс меня выставил. Я почувствовала, что Рамирес пошел к нам - наверное, хотел разнять. Я положила ему руку на плечо:

- Ничего, все в порядке.

Рамирес не шагнул назад, но хотя бы не двинулся вперед. Лучшего я от него вряд ли добилась бы. Зато я оказалась между двумя мужчинами. Блондин покосился на стоящего за мной Рамиреса. По лицу его все было ясно - ему хотелось ссоры, а с кем - не важно.

Сейчас он уставился на Рамиреса, и просто физически можно было ощутить, как лезет вверх уровень тестостерона по обе стороны от меня. Его хватило бы, чтобы полисмен нажил себе неприятностей, даже был отстранен от работы, хотя все, что ему нужно, - это выпустить пар. Он пытался стряхнуть с себя виденные в палате ужасы.

И напарник блондина, и Бернардо остались позади. Не знаю, как напарник, а Бернардо явно наслаждался представлением.

- Вы, значит, были с теми, кто помогал Марксу меня вышибить вон, - сказала я, глядя на него снизу вверх, а он смотрел поверх меня, на Рамиреса.

Секунда у него ушла, чтобы мигнуть и перевести взгляд на меня. Состроил хмурую морду, и очень профессионально. От такой морды почти любой плохой парень сбежит как черт от ладана.

Напарник подошел и встал позади него.

- Да, мы с Джарменом там были. - Он говорил спокойно, но, очевидно, тревожился за напарника. Хороший партнер беспокоится не только о твоей физической сохранности.

- А вас зовут? - спросила я таким тоном, будто Джармен и не был готов в любую секунду сцепиться с кем угодно.

- Джейкс, - представился он тоже так, будто все вокруг было нормально.

- Джармен и Джейкс? - уточнила я.

Он кивнул и улыбнулся:

- Джей и Джей, к вашим услугам.

Я почувствовала, как стоящего передо мной верзилу отпускает напряжение. Трудно продолжать беситься, если никто не обращает внимания, а все остальные ведут себя нормально. Я толкнула Рамиреса спиной, чтобы он отошел. Он понял намек и отодвинулся.

Вприпрыжку вернулся от машины Ригби, держа в руках электроразрядник "тазер". Эта штука посылает сквозь тело противника разряд от 30 000 до 60 000 вольт. Считается, что она обездвиживает человека, не создавая риска для его жизни. Кроме редких несчастных совпадений - например, когда у преступника вживлен ритмоводитель.

Рамирес только помотал головой.

- Зачем это?

Ригби глянул на "тазер".

- Из пистолета стрелять нельзя, так я взял вот это.

- Ригби! - сказал Джармен. - "Тазер" дает искру.

- И что? - спросил недоумевающий Ригби.

- Если искра от пистолетного выстрела подожжет кислород, то и искра от "тазера" тоже, - пояснил Рамирес.

- Пойди к машине и найди еще что-нибудь, - предложил Джармен.

Мы с Джейксом отодвинулись, предоставив Рамиресу и Джармену песочить стажера. Уже больше никто не бесился. Они были снисходительны, но не злы. Когда Ригби исчез за дверью в дальнем конце холла, Джармен повернулся к Рамиресу:

- Маркс дал вам в поддержку одного этого Ригби - и все?

Рамирес кивнул и пожал плечами:

- Он еще научится.

- А пока он будет учиться, люди будут гробиться, - сказал Джармен.

Джейкс, улыбаясь, протянул руку ладонью вверх. Я хлопнула его по ладони, тоже улыбаясь. Не потому, что его напарник не полез в драку с детективом, а потому, что мои опасения не оправдались. Свою норму трупов я на этот день уже повидала. Даже, черт побери, на этот год.

Бернардо стоял, прислонившись спиной к стене, и несколько был озадачен моим обращением с копами. Мысль, что с ними можно общаться по-человечески, была, очевидно, для него совершенно новой.

У ребят в форме были заткнуты за пояс дубинки. А у Рамиреса, кроме пистолета, другого оружия видно не было.

- Эрнандо, а где твоя дубинка?

- О, Эрнандо! - заметил Джейкс.

- Ага, Эрнандо, - повторил Джармен, перекатывая имя по языку. - Где же твоя дубинка?

Они дразнили Рамиреса так, что было ясно: при нормальной ситуации они бы поладили. У враждебного поддразнивания оттенок другой. Примерно такой, как они общались с Ригби - не считая его еще до конца своим.

Рамирес из заднего кармана достал металлический стерженек, резко махнул кистью, и стерженек раздвинулся телескопически примерно на два фута.

- Змейка? - удивилась я. - А я у тебя ее не заметила. Обычно я оружие вижу.

Он схлопнул змейку обратно в короткий стерженек.

- Ее почти не видно, когда убираешь. А почему ты решила, что у меня ее быть не может?

Я раскрыла рот - и закрыла, глядя на него. Он ухмылялся до ушей. Я про себя подумала: проглотить наживку или сделать вид, что не поняла. Да ладно, самый веселый момент за весь день.

- Ты намекаешь, что я смотрела на твои штаны?

- А как иначе ты могла бы решить, что у меня в заднем кармане нет предмета размером с авторучку?

Глаза его сверкали весельем.

Я пожала плечами:

- Я только смотрела, нет ли оружия.

- Все вы так говорите.

- А на мне не хочешь поискать оружие? - спросил Джармен.

Я повернулась к нему:

- Твое оружие я и отсюда вижу.

Он выпятил грудь, будто величественно шагнул вперед, не сдвигая ноги с места.

- Оружие моего размера трудно не заметить.

Я оглядела всех собравшихся мужчин и с трудом подавила желание задержать взгляд на Бернардо. Хотелось мне поспорить, что у него "оружие" самое большое в этой компании.

- Ну, Джармен, не знаю. Сам слышал поговорку, что дело не в размере, а в таланте.

И снова пришлось пересилить себя и не смотреть на Бернардо.

Джармен довольно осклабился:

- Поверь мне, крошка, у меня и то, и другое есть.

- Хвастаться легко, когда знаешь, что доказывать не придется, - сказала я, действительно его провоцируя.

Джармен скинул шляпу и посмотрел на меня - вроде как взглядом пытаясь сказать "подойди поближе". Пугающая гримаса у него получалась лучше соблазнительного взгляда - ну, ему наверняка чаще приходилось ее практиковать.

- Давай найдем, где нам мешать не будут, лапонька, и я готов доказывать.

Я покачала головой, улыбаясь:

- А что твоя жена скажет насчет нашего испытательного пробега? Кстати, очень симпатичное кольцо.

Он рассмеялся добродушно и низко. За него ответил Джейк:

- Его жена поднесет ему его собственный на вертеле.

Джармен кивнул, еще не до конца отсмеявшись:

- Ага. Она такая, моя Брен. - Он говорил мечтательно, будто ценил в своей жене это качество. Потом посмотрел на меня. - Она бы Маркса двинула по яйцам, а не поцеловала бы.

- Я об этом думала, - ответила я.

- А почему не двинула? - спросил Рамирес, но уже серьезнее, хотя в глазах все еще сверкали искорки смеха. Кажется, он хотел получить не шутливый ответ, а по существу.

- Он этого ждал. Может быть, даже хотел. Тогда он бы меня обвинил в нападении на сотрудника полиции и засадил бы на время за решетку.

Я ожидала, что хоть кто-то из троих скажет, что Маркс бы так не сделал, но все промолчали. Я оглядела вдруг ставшие серьезными лица.

- И никто не вступится за честь лейтенанта? Не возразит, что он не способен на такой неблагородный поступок?

- Никто, - сказал Джармен.

- Неблагородный, - повторил Джейкс. - Очень пристойные слова для поклоняющейся дьяволу наемной убийцы.

Я моргнула:

- Объясни, пожалуйста. И помедленнее.

Джейкс кивнул:

- Как сказал лейтенант, ты подозреваешься в исчезновении нескольких граждан, а также в танцах голой при луне с самим дьяволом лично.

- Последнего Маркс не говорил.

Джейкс осклабился:

- Но нам очень хотелось бы, чтобы он это сказал. - И Джейкс шевельнул бровью.

Я засмеялась, и они тоже. Всем было хорошо. Кроме Бернардо, который стоял у стены в стороне от этого благодушия и смотрел на меня так, будто впервые видит. Я еще раз его удивила.

- Маркс хотел тебя арестовать за злоупотребление магией - такие слухи ходили, - сказал Джармен.

Я резко к нему обернулась. Злоупотребление магией могло означать смертный приговор. Повернулась к Рамиресу.

- А ты знал, что он пытался это сделать?

Он взял меня за локоть, и мы отошли в другой конец коридора под раскаты веселого мужского смеха. Полисмены продолжали весело балагурить, и, судя по характеру смеха, речь шла обо мне и говорилось что-то такое, чего бы мне слышать не хотелось. В добродушных шутках ни в коем случае не следует нарушать чувства меры. Мне хотелось иметь репутацию девки - своего парня, а не доступной девки. Очень трудно иногда провести эту грань.

Лучше было бы отойти и ничего не слышать, но именно сейчас мне не хотелось быть наедине с Рамиресом. Мне не нравилось, что он не передал мне слова Маркса. В общем, он для меня человек чужой и ничем мне не обязан, но я стала думать о нем несколько хуже.

Мимо нас прошла чернокожая сестра и скрылась в палате. Поскольку я здесь все видела в первый раз, то не могла узнать, та ли это сестра, что мелькнула здесь раньше. Она была примерно того же роста, но что можно разглядеть под хирургической маской?

Мужчины замолчали, когда она проходила. Как только за ней закрылась дверь, жеребячье ржание возобновилось.

Рамирес посмотрел на меня честными глазами, и только морщинка меж бровей выдавала, что ему неловко. Он, когда хмурился, выглядел даже еще моложе.

- Тебе это не мешает? - спросил он.

- Что?

Он глянул туда, где остались двое полисменов. Они продолжали лыбиться.

- Джейкс и Джармен.

- В смысле, их подначки?

Он кивнул.

- Когда я залепила Марксу поцелуй у них на глазах, я вроде как спровоцировала их на небольшие подначки. К тому же я сама начала, точнее, ты начал. - Я пожала плечами. - Это помогает спустить пар, что нам всем сейчас и надо.

- Мало кто из женщин смотрит на это так, - заметил Рамирес.

- А я и есть мало кто. Но если честно, то женщины не любят таких подначек, потому что мало кто из мужчин знает грань, где кончаются подначки и начинается приставание. Если бы я каждый день работала с мужчинами, я бы тоже была поосторожнее. Но это, слава Богу, не так, и я могу себе позволить иногда подойти к краю.

- И где у тебя край, Анита?

- Я всегда даю это понять, если кто за него заступит. На этот счет не волнуйся.

Я шагнула назад, оставив между нами дистанцию, которую мне хотелось сохранить.

- Ты на меня злишься? - удивился он.

Я улыбнулась краями губ:

- Поверьте мне, детектив, когда я на вас разозлюсь, у вас не останется никаких сомнений на этот счет.

- Детектив. Даже не Рамирес. Теперь я знаю, что чем-то тебя огорчил. Чем?

Я смотрела на него, в честное, открытое лицо.

- Почему ты мне не сказал, что Маркс обо мне говорил? Что говорил другим копам? Это же могло значить смертный приговор.

- Маркс никогда бы это не протолкнул, Анита.

- И все равно ты должен был мне сказать.

Он скорчил недоуменную гримасу, пожал плечами:

- Я понятия не имел, что это мой долг.

Я нахмурилась.

- Да, вряд ли это был твой долг. - И все равно его ответ мне не понравился.

Он снова тронул меня за руку, чуть-чуть.

- Я считал, что Марксу не добиться твоего ареста. И был прав. Разве этого мало?

- Мало.

Он опустил руку:

- И что хорошего было бы, если бы я тебе сказал? Ты бы зря беспокоилась.

- Мне не надо, чтобы ты защищал мои чувства. Мне нужно чувство, что я могу тебе доверять.

- И ты не доверяешь мне только потому, что я не передал тебе все, что говорил Маркс?

- Доверяю меньше, чем раньше.

Его лицо стало жестче от нарастающей в нем злости.

- А ты рассказала мне все, что случилось в "Лос дуэндос"? И ничего не утаила из беседы с Ники Бако?

Это уже не были добрые глаза. Это были глаза копа, холодные и проницательные.

Я потупилась, но заставила себя поднять глаза и выдержать его взгляд, хотя мне хотелось, понурив голову, сказать: да, блин, тут ты меня подловил. Когда меня загоняют в угол, я обычно злюсь. Но сейчас, глядя в его глубокие карие глаза, я не могла вызвать в себе праведного негодования. Может, мне стало недоставать моральных устоев. Да, наверное.

- Я никого там не убила, если ты об этом. - Обычный мой комментарий, но я особо на него не напирала.

- Я не об этом, и ты это знаешь, Анита. Что-то было свойское, почти интимное, в этом разговоре. Мы всего два дня как знакомы, но ведем себя так, будто знаем друг друга уже давно. И это меня нервировало. Обычно я так быстро не схожусь ни с людьми, ни с монстрами.

Но если бы даже передо мной стоял мой давнишний друг из полиции сержант Рудольф Сторр, я бы все равно соврала. Стоит Ники Бако учуять запах копов, он тут же уйдет в скорлупу и больше мне верить не будет. Такие люди не рискуют, когда речь идет о полиции.

- Бако знал, что вы с Ригби ждете у бара, Эрнандо. У него вся округа начинена магическими... - я пошевелила пальцами, подыскивая слово, - ...заклинаниями, оградами. Он знает, что происходит на улице. Если я вернусь с полицейской поддержкой, как бы далеко она ни осталась, он нам помогать не будет.

- А ты уверена, что он вообще будет помогать? - спросил Рамирес. - Может, он тебе голову морочит, хочет вытянуть из тебя, что тебе известно.

- Он боится, Эрнандо. Бако боится. А у меня такое чувство, что его трудно напугать.

- Только что ты мне сказала, что скрываешь информацию от сотрудников, расследующих убийства.

- Если ты на меня повесишь микрофон или будешь настаивать, чтобы со мной пошло прикрытие, Бако мы потеряем. И ты знаешь, что я права.

- Бако мы, может, и потеряем, но ты не права.

Было видно, что он снова злится. Я видала это злобное недовольство у других мужчин, которых знала дольше и ближе. Они злятся, что я не могу просто быть хорошей девочкой и играть по их правилам, быть такой, какой им хочется. И очень грустно было слышать эту нотку в голосе Рамиреса на третий день знакомства.

- Для меня сейчас самое важное - это прекратить убийства. Вот моя цель. Моя единственная цель. - Услышав свои слова, я тут же добавила: - И остаться в живых. Но помимо этого, у меня на уме ничего нет. Остановить преступников и уцелеть самой. Это очень упрощает жизнь, Эрнандо.

- Ты мне раньше говорила, что хочешь изменить свою жизнь, чтобы она вся не состояла из крови и ужаса. Если хочешь ее переменить, Анита, придется ее усложнять. И придется снова начать верить людям, действительно верить.

Я покачала головой:

- Спасибо, что использовал против меня минуты моей слабости. Я теперь вспомнила, почему не доверяю незнакомым.

Наконец-то я разозлилась сама. Приятное ощущение, потому что привычное. Если я смогу злиться и дальше, то не буду тогда так смущаться.

Он схватил меня за локоть, и на этот раз не вежливо. Не было больно, но я почувствовала его стискивающие пальцы. Впервые с момента нашего знакомства он позволил себе показать мне, что под мягкой оболочкой кроется жесткое ядро. Такую сердцевину нужно иметь или приобрести, чтобы служить в полиции. Без нее ты можешь работать, но не будешь преуспевать.

Я улыбнулась:

- А что дальше? Резиновые шланги и свет в глаза?

Хотелось перевести все в шутку, но непринужденных ноток в моем голосе не было. Мы теперь оба злились. Под улыбками и манерами скрывался характер каждого из нас. Посмотрим-ка, чей крепче.

Он заговорил тихо, тщательно подбирая слова - так делаю я, когда мне хочется сорваться и заорать.

- Я мог бы просто сказать Марксу о вашей встрече. И о том, как ты утаиваешь от нас информацию.

- Отлично, - сказала я. - Так и поступи. Маркс прикажет его арестовать и обыскать бар. Может быть, даже найдет достаточно магических параферналии, чтобы закатать его в тюрьму по подозрению в злоупотреблении магией. И куда это нас приведет, детектив? Бако за решеткой, а через несколько дней - новые трупы. Выпотрошенные. - Я подалась поближе к нему и шепнула: - И после этого ты будешь спокойно спать, Эрнандо?

Он отпустил меня так резко, что я покачнулась.

- А ты знаешь, ты настоящая стерва.

Я кивнула:

- Когда того требуют обстоятельства - можешь не сомневаться.

Он покачал головой, потер плечи ладонями.

- Если я это утаю и дело обернется плохо, конец моей карьере.

- Скажешь, что не знал.

Он покачал головой:

- Слишком многие знают, что я - твой эскорт от полиции. - Он сумел произнести последние слова со смачной иронией. - У тебя назначена с ним вторая встреча?

Я попыталась скрыть удивление, но тут уж непроницаемая мина лица меня выдала. Как если тебя спрашивают, спишь ли ты с таким-то, а ты отказываешься отвечать. Молчание - знак согласия.

Он заходил от стены к стене:

- Черт побери, Анита, я не имею права это утаивать!

Я поняла, что он говорит всерьез. Встала у него на дороге, чтобы ему пришлось остановиться и посмотреть на меня.

- Марксу об этом говорить нельзя. Он все испортит. Если про меня он думает, что я танцую с дьяволом, то при виде Ники Бако он впадет в истерику.

Злость больше не искажала лица Эрнандо.

- А когда встреча?

Я покачала головой:

- Сначала обещай, что не скажешь Марксу.

- Он руководит расследованием. Если я ему не скажу, а он узнает, я могу ему сразу отдать бляху.

- Похоже, его здесь мало кто любит.

- Все равно он старше меня по званию.

- Он тебе начальник, - сказала я. - И ни в коем случае не старше по званию.

На это он улыбнулся:

- Лесть тебе ничего не даст.

- Это не лесть, Эрнандо, это правда.

Он замолчал, глядя на меня. Лицо его приняло обычное выражение - то, какое я считала обычным. Может, он в свободное время режет щенков. Ладно, это, конечно, не так, но все равно я его не знала. Мы чужие, и все время мне приходилось себе об этом напоминать. А мне все равно хотелось относиться к нему как к другу или лучше. Что со мной творится?

- Когда у вас встреча, Анита?

- Если я не скажу, то что будет?

Снова тень решительности появилась у него в глазах.

- Тогда я скажу Марксу, что ты скрываешь информацию.

- А если скажу?

- Тогда я пойду с тобой.

- Не выйдет.

- Я тебе обещаю, что не буду выглядеть как коп.

Я оглядела его - от начищенных туфель до коротко стриженных аккуратных волос.

- И в какой это альтернативной реальности ты будешь НЕ ВЫГЛЯДЕТЬ как коп?

За спиной послышался звук открываемой двери, но мы не обернулись. Пожалуй, мы увлеклись игрой в гляделки.

- Рамирес! - заорал Джармен.

И на этот крик мы повернулись оба. Доктор Эванс стоял, прислонившись к стене, держа руку вверх. Запястье блестело, как алый браслет.

Мы с Рамиресом оба бросились через холл так, будто дверь была за милю от нас, а добежать следовало за секунду. Джармен и Джейкс уже скрылись за дверью, Бернардо замешкался, и пока дверь была открыта, вопли прорезали больничную тишину. Низкие, бессловесные, исполненные дикого страха, и я знала непонятно откуда, что это вопль человека. Я уже была возле двери, возле Бернардо, и Рамирес бежал за мной как тень.

- Неудачная мысль, - сказал Бернардо, но исчез за дверью на миг раньше, чем мы успели до нее добежать.

Господи, как я ненавижу каждый раз оказываться правой!